Лестница в небеса. К годовщине страшной трагедии в «Лужниках»
20 октября 1982‑го после матча «Спартак» – «Хаарлем» в «Лужниках» случилась трагедия – в давке погибли десятки болельщиков. Известный журналист Сергей Микулик в прошлую годовщину вспомнил, как «Советский спорт», несмотря на ожесточенное сопротивление, все-таки рассказал правду о произошедшем. Текст, который уместно показать и сегодня.
В 1989‑м, спустя семь лет после трагедии матча «Спартак» – «Хаарлем», появилась возможность рассказать о ней на страницах «Советского спорта». Тогда, во времена самого расцвета «перестройки и гласности», на неведомом нам «верху» была дана команда снять гриф секретности с некоторых материалов.
Я был в «Лужниках» 20 октября 1982‑го. Играл в баскетбол за свой институтский филфак. И уходил за два часа до начала футбола, как раз когда из машин посыпались первые солдатики на оцепление. В день игры выпал первый снег, а к вечеру, когда температура упала вдруг до минус десяти, закрепился. Я к «Спартаку» всегда дышал параллельно, в гости приехали не «Бавария» и не «Реал», так что никакого желания померзнуть на трибунах не возникло.
О случившемся узнал утром – приятель из медицинского подрабатывал на «скорой». А «скорых» в тот вечер понадобилось много…
Мы готовили публикацию вдвоем с Сергеем Топоровым – на нем лежала милицейская часть. Но ему долго не давали почитать материалы дела, ссылаясь на какие-то внутренние запреты – мало ли что там Горбачев говорит, у нас тут свои правила, – и мне пришлось на какой-то момент свернуть беседы с родителями погибших и переключиться на людей в погонах.
Уголовное дело вел Александр Шпеер, старший следователь по особо важным делам. Для начала он собирался уделить мне несколько минут в своем кабинете – и искренне изумился, что я не знаю, где находится генпрокуратура. В ответ я спросил, в курсе ли он, где размещается наша редакция, – и счет сравнялся. Я мягко настаивал на встрече на нейтральной территории, Шпеер в той же любезной манере объяснял, что за родной забор он никаких бумаг вынести не сможет.
В итоге первый раз увиделись все же в кафе на «Новокузнецкой». Шпеер сразу дал понять, что дело закрыто навсегда – виновные не виноваты, поскольку все попали под амнистию к 60‑летию образования СССР. «Я особенно переживал за милицейского майора, командира оцепления – а вдруг у него никакой медальки не окажется? Но нашлась – к столетию Ленина. Вот и амнистировали». Реально осудили, как это у нас часто бывает, самого невиновного – коменданта Большой арены Панчихина, устроившегося на работу два месяца назад и специально взявшего в тот день выходной, чтобы поболеть за любимый «Спартак». Был на трибуне и не обеспечил безопасность. Получил за это полтора года.
Не подлежало пересмотру и количество погибших. Когда на место страшных событий прибыл столичный первый секретарь товарищ Гришин и ему доложили, что на территории стадиона на данный момент насчитывается 66 тел, последовало распоряжение этой цифрой и ограничиться. Кто умирал потом в машинах либо больницах, считались поступившими не с той злополучной лестницы трибуны С, лестницы смерти. Не случайно же их всех потом рассеивали по разным кладбищам.
И все же мы тогда, считаю, многого добились.
Постарались максимально правдиво восстановить картину происшедшего – когда она окончательно сложилась, стало дико от того, насколько беззащитны могут быть люди, пришедшие просто посмотреть футбол. Да еще на главный стадион страны.
Разбили основную версию властей – о том, что погибла в основном группа хулиганов, «спровоцировавших массовые беспорядки». Это потому что они за час до гибели безобидно поиграли в снежки.
И идея о памятном знаке – она впервые возникла 25 лет назад. И тогда же – отложилась на неопределенное позже. Но потом все равно пробилась – потому что главным было – начать.