Трагедия на матче «Спартак» - «Харлем»: как это было
2007 год. Москва. Лужники. У памятника "Погибшим на стадионах". Фото Александр ФЕДОРОВ, "СЭ"
20 октября 1982 года в Лужниках произошла трагедия, вошедшая в список самых кошмарных катастроф на стадионах мира. В ужасной давке после матча Кубка УЕФА "Спартак" – "Харлем" произошла трагедия: погибли, по официальным данным, 66 человек. В числе зрителей того матча был и Александр Просветов, ныне – обозреватель "СЭ". Несколько лет назад он рассказал правду о той истории, поговорив с родителями погибших.
СНЕЖКИ КАК ОРУДИЕ ПРОТЕСТА
Мы вполне могли бы быть на их месте. Мы – это трое 26-летних друзей, которые пошли 20 октября 1982 года на матч "Спартак" – "Харлем". 1 ноября автор этих строк улетал на работу корреспондентом ТАСС в Бенин, и это был прощальный для меня поход на футбол вместе с Артемом и Михаилом. Человеческая память хранит не все детали. Но многое из того вечера запало в нее навсегда.
Почти всех зрителей разместили на Восточной трибуне, которая впоследствии стала трибуной С. Сидеть было тесновато, зато милиции не надо было распылять силы. Раздвижные решетки при входе на сектор вдруг закрыли, оставив небольшой проем размером с калитку. Это "рационализаторство" облегчало блюстителям порядка проверку паспортов у молодых людей. Несовершеннолетних без сопровождения взрослых тогда на вечерние мероприятия не допускали, а в такую щель разве что мышь проскочит. Кричать на стадионе возбранялось. С трибуны за всякие возгласы выводили то одного, то другого. В ответ, благо как раз выпал мокрый снег, в милиционеров полетели снежки. Сначала были робкие одиночные попытки, но постепенно обстрел усилился. Милиция еще не перешла на зимнюю форму одежды, так что ее служащие были в фуражках. После метких бросков с разных сторон они слетали с голов под радостный смех.
– Милиция по-настоящему растерялась – и произошло немыслимое: она ретировалась с трибуны, – уточнил Артем Петров, работающий в Америке ученый. – Народ принялся праздновать победу над тиранами. Но главное, помню, что после финального свистка я убеждал вас с Мишей: "Не надо спешить, пусть толпа рассосется". Когда мы в конце концов спустились в подтрибунный коридор, ты возмутился, что милиционер схватил за шарф подростка. Он в ответ: "Да вы посмотрите, что там творится!" А пацана почему-то отпустил.
Этого я, честно говоря, не помню. Зато не забыл, как два милиционера несли солдата, который безжизненно провис в шинели, как в гамаке.
– Нас вернули на трибуну, где мы просидели еще четверть часа, а потом вышли на улицу через другой сектор, – продолжил Артем. – Издали увидели, что на поручнях лестницы лежали, перегнувшись телами, люди. И мы поняли: они мертвы. В газетах на следующий день ничего не сообщалось. Узнали потом, что произошло, по "вражеским голосам", от разных знакомых.
– Погода была мерзкой, а игра в целом понурой, – сказал Михаил Снятковский, бизнесмен. – Все замерзли. Некоторые зрители тайком выпивали – тогда пронести с собой было гораздо проще, чем теперь. В милиционеров швыряли даже ледышками. Второй гол в ворота "Харлема", забитый на последней минуте Швецовым, вызвал неимоверное ликование. Всех охватила эйфория. Люди, уже покинувшие сектор, кинулись назад, чтобы узнать, что произошло, а, может быть, если повезет, то и посмотреть повтор на световом табло.
Сергей Швецов рассказал мне, что узнал о трагедии на следующий день после матча от Николая Петровича Старостина. Вместе с тем автор знаменитой фразы: "Лучше бы я тот гол не забивал", – признался, что возвращаться мысленно к тому дню ему неприятно.
– Почему не спрашивают, как я четыре гола "Нефтчи" забил? Нет, всех интересует "роковой гол". У меня такая работа была – голы забивать. А осадок тем не менее на всю жизнь остался.
– Выйдя со стадиона, мы увидели кошмарное зрелище: на перилах висели бездыханные тела, а рядом была только одна карета "Скорой помощи", – уточнил Снятковский.
– Потом по дороге к "Спортивной" мы встретили целую колонну медицинских машин...
– Вот этого я не помню. Но мы точно были потрясены. Ехали в метро молча – про матч вообще забыли. А приехав домой, стали созваниваться и спрашивать: "Ну ты как, отошел?" Состояние было жуткое. До сих пор страшно вспоминать. А ведь мы, собственно, и не попали в тот ад.
Я изложил наши впечатления, право, не из хвастовства. Это не заслуга – оказаться в эпицентре землетрясения и уцелеть, потому что тяжелые балки и плиты свалились не на тебя. Но перед глазами до сих пор стоит картина: на лестнице лежит груда тел, головами вниз. Некоторые люди с огромным трудом поднимаются и ковыляют, прихрамывая, подальше от этого ужаса...
КОМЕНДАНТ В РОЛИ СТРЕЛОЧНИКА
...Михаила Зазуленко после матча "Спартак" – "Харлем" ждал дома накрытый стол – парню исполнилось восемнадцать.
– В гибели наших детей однозначно повинна милиция, – сказал мне его отец Юрий Леонидович Зазуленко. – Я тогда сам работал в КГБ и имел возможность очень подробно ознакомиться с обстоятельствами дела, видел фотографии с места события. Ключ от решетчатых ворот был у майора, который их запер и ушел. Остался маленький проем. А толпа напирала, да так, что перила толщиной 20 миллиметров под давлением развернулись. Люди буквально спрессовывались. У всех же одинаковый диагноз – асфиксия, то есть удушье. Конечно, 200 – 300 жертв, о которых доводилось слышать, и тогда скрыть было невозможно, но в цифре "66 погибших" я сомневаюсь.
Столько трупов было в трех моргах, а возили их в четыре. Даже если в четвертый попал кто-то один, то уже 67. На суде нашли стрелочника, а милицию обелили. Еще в силе был министр внутренних дел Щелоков. Когда к власти пришел Андропов (ярый противник Щелокова, он был избран генеральным секретарем ЦК 12 ноября 1982 года. – Прим. А.П.), я надеялся, что он раскрутит это дело. Но Андропову было не до нас. С другой стороны, нам надо было написать ему, в этом случае он, может, и занялся бы вплотную нашим делом, но мы не сообразили.
Вопросы остались. Одни говорят о двух столкнувшихся людских потоках, а Владимир Алешин, например, возглавивший споткомплекс "Лужники" в декабре 1982-го, на встрече с журналистами "СЭ" сказал, что милиция хотела вытащить из толпы злоумышленников, швырявшихся снежками, но болельщики крепко взялись за руки. Кто-то на обледеневшей лестнице поскользнулся... Показательно между тем, что все сегодня винят правоохранительные органы, те же остались как бы и ни при чем.
На скамье подсудимых оказались руководители стадиона: директор, его заместитель и комендант. Первые двое приговора избежали (по словам Алешина, заму, ветерану Великой Отечественной, помогли, в частности, боевые награды). За всех отдувался комендант, осужденный на три года, но в связи с амнистией отбывший половину срока.
Этого человека я встретил на приеме в посольстве Нидерландов. Мы побеседовали, хотя он и заметил, что с журналистами-соотечественниками вот уже 25 лет не общался. В разговор решительно вмешалась супруга: "Не хочу, чтобы внуки это читали. Мы и без того настрадались. С отметкой о судимости в паспорте ни на одну ответственную работу не брали". Я обещал фамилию в газете не называть.
– Когда произошла трагедия, милиции на месте не было: ее направили к автобусу голландцев, – сказала жена экс-коменданта. – А козлом отпущения сделали моего мужа, как самого молодого – ему тогда немного за тридцать было.
– Мне предъявили смехотворные обвинения, – подчеркнул бывший комендант. – Один из пунктов гласил, что я не смог установить правильных отношений с правоохранительными органами. На самом деле беда случилась из-за того, что милиция с самого начала нагнетала обстановку, ее сотрудники вели себя нетактично по отношению к болельщикам.
Трудовой коллектив был готов взять меня, как тогда было принято, на поруки, но Алешин отказался подписать письмо.
ЖИЗНЬ ЗА "СПАРТАК"
Примечательно, что родственники погибших не держат зла на коменданта. "Мы, родители, его не виним", – прямо заявила мне Раиса Михайловна Викторова, потерявшая в 1982-м единственного сына и возглавившая неформальный комитет отцов и матерей.
– Когда в первый раз в прокуратуру вызвали, у нас образовалось ядро активистов из пяти человек, – рассказала она. – Позже присоединились другие – стало человек двадцать. Среди пострадавших ведь не только москвичи были, но и жители Куйбышева, Тамбова, Рязани, подмосковных Чехова, Серпухова.
– После того матча я всю ночь искала своего Олега, студента 3-го курса Московского института радиотехники, электроники и автоматики. Ему в августе 20 лет исполнилось. Звонила в больницы, обратилась в милицию. "Да он с какой-нибудь девочкой, а вы волнуетесь", – сказали мне. В морг Олег поступил в шесть утра. Значит, всю ночь пролежал возле памятника Ленину, где трупы сложили штабелями. Я это из материалов дела узнала, с которыми следователь предложил ознакомиться.
– Моего Володю на футбол одного не пускали – он еще в 8-м классе учился, – поделилась воспоминаниями Светлана Григорьевна Аникина. – Так ему друзья посоветовали: попроси кого-нибудь из взрослых сказать при входе, что ты с ним. Утром я помчалась в "Склиф" и вдруг встретила там Андропова (к тому моменту он был секретарем ЦК КПСС, руководство КГБ Андропов оставил в мае 1982 года. – Прим. А.П.). Он в коридоре с главврачом беседовал. Спросил, что я здесь делаю. Ответила, что слышала, будто сюда привезли погибших детей. Андропов отдал указание помочь. И бросил фразу: "Там очень много трупов".
– Муж, уходя, сказал: "За "Спартак" я жизнь отдам", – поведала Гузель Талиповна Абдулина. – Кто бы мог подумать, что его слова окажутся пророческими. Я осталась с сыном четырех с половиной лет на руках.
– Олег особо футболом не интересовался, – заметила, в свою очередь, Нина Максимовна Борисова. – Он хоккеем занимался. Но в комитете комсомола техникума выдавали билеты на матч с напутствием: "Вы должны поддержать нашу советскую команду". И сын сказал, что не может не пойти. А после из наших детей стали сознательно делать хулиганов.
– Требовали принести характеристики с места учебы, у погибших брали анализ на содержание алкоголя, а мужьям, состоявшим в КПСС, говорили: "Уймите ваших жен", – грозили исключением из партии, придерживали при продвижении по службе, – до сих пор возмущается Нина Алексевна Новоструева, чей сын Михаил тоже был учащимся техникума.
Заседание суда, назначенное поначалу в центре Москвы, перенесли в район станции метро "Молодежная", в то время далекую окраину города. Женщины рассказали, что шли, как преступницы, сквозь длинный строй.
– Власти боялись не нас, а выступления спартаковских болельщиков, – заметила Раиса Викторова. – Меня на суд вообще не пускали, поскольку повестку прислали только на имя мужа. Я скандал закатила. Мне все равно в тот момент было. Времени еще мало прошло, и мы готовы были всю милицию растерзать. Дело состояло из 12 томов. Тем не менее суду хватило одного дня. Пришли к выводу, что произошел просто несчастный случай, и наказали одного коменданта. Много лет спустя следователь по фамилии Шпеер, который занимался нашим делом, тяжело заболел. Его замучила совесть, и он хотел извиниться перед нами, родителями, за то, что пошел на поводу у властей, да не успел. А мы с первого дня знали, что виновата милиция. Когда через год пришли к месту гибели наших ребят, чтобы почтить их память, кругом стояли кагэбэшники с непроницаемыми лицами в черных пиджаках и галстуках. Нам даже цветы не позволили возложить. Мы кидали их через заграждение. Всяческие препятствия чинили почти десять лет. К десятой годовщине в Лужниках был воздвигнут мемориал, и я низко кланяюсь людям, которые обратили на нас внимание, нашли спонсоров.
У Юрия Леонидовича Зазуленко мой вопрос о помощи вызвал бурные эмоции:
– Нам компенсировали только стоимость одежды, которая была на мертвых, а также оплатили похороны. О какой помощи могла идти речь? Алешин не давал нам десять лет поставить памятник. Лужкова ловили, пока он в футбол играл. Тоже отбрыкивался.
ПАМЯТНИК КРЕПКИЙ, КАК ДУБ
В 80-е годы Георгий Сергеевич Луначарский, по образованию архитектор, возглавлял клуб болельщиков "Спартака". Вместе со скульптором Михаилом Сковородиным они и стали авторами монумента в Лужниках.
– Решение о создании памятника приняло наше болельщицкое объединение, – рассказал Луначарский. – Когда я был у Лужкова, то сказал, что мы хотим сделать памятный знак. Тем самым мы усыпили бдительность властей: они подумали, что мы хотим прикрепить мемориальную доску. Подготовили два десятка вариантов. При этом стремились придать памятнику международное звучание. Потому надпись "Погибшим на стадионах мира" сделана на четырех языках.
– На чьи средства изготовлялся памятник?
– Небольшую помощь оказали "Мосхлебпродукт" и "Мослес", но в основном деньги дали частные лица, болельщики "Спартака". Калужский скульптурный завод, с директором которого был знаком Сковородин, выполнил заказ почти бесплатно. В Лужники памятник привезли на двух "КАМАЗах", когда как раз отмечалась 10-я годовщина трагедии. Это же огромная конструкция – памятник на шесть метров уходит под землю, чтобы стоял крепко, как дуб, который нельзя вырвать. Устанавливали его два специалиста и пять-шесть членов клуба болельщиков целый день – с шести утра до шести вечера. Закончив работу, успели на матч Кубка кубков "Спартак" – "Ливерпуль", в котором наша команда уверенно победила – 4:2.
Нельзя прочитать статью не проронив слезу
Вечная память...