«Московский Спартак. История народной команды в стране рабочих» / Часть 50-я: как вытанцовывался спартаковский футбол
О том как спартаковский футбол и танцы раскрепостили советскую молодежь 50-х - в новой главке из книги Боба Эдельмана.
В то трудное время, в разгул ксенофобии, был ли спартаковский выбор в пользу «социалистического интернационализма» или даже космополитизма осознанным? Тогда никто не говорил об этом, говорить так было бы равносильно самоубийству. Тем не менее, разница между «Спартаком» и его московскими оппонентами была совершенно очевидной. Спартаковцы были мельче, быстрее – Парамонов, Симонян, Ильин, и те, что подлиннее и пограциознее – Сальников и Нетто, играли в другой футбол, меньше ориентированный на физическую силу. Это было демонстрацией другого типа телесной культуры. Никто из них не выглядел как архетипичный русский мужик, образ которого в футболе олицетворял Всеволод Бобров. «Спартак» не играл жестко, не играл в длинный пас и «бей-беги», как это было принято со времен викторианской Англии, с ее традицией «рационально устроенного досуга». Другие советские команды играли именно так.
Неявной моделью для того «Спартака» может служить креольский футбол в исполнении «Ривер Плейт». Именно такой футбол подарила миру Аргентина и Уругвай в 20-е и 30-е годы. Это был футбол, доведенный до совершенства миллионами испанских и итальянских иммигрантов в Латинской Америке, искусный и хитрый, чувственный и артистический. Те же мужчины, в компании со своими женщинами, подарили миру другую экзотическую культурную форму – страстное и сексуальное танго. Для них футбол и танго были тесно связаны, как практики, способные дать возможность телу выразить то, что разум выразить не способен.
Спартаковские игроки тоже танцевали, на поле и вне его, и не избегали прочих телесных удовольствий, к которым приводили их танцы. И болельщики могли танцевать вместе с ними. В 2001-м Симонян рассказывал мне:
«Мы не были изолированы от других. У нас не было телохранителей и охраны. В те времена [после 1949-го] ворота в Тарасовку были открыты. Люди приходили смотреть, как мы тренируемся. Они смотрели двусторонки между основным составом и дублем. Они приходили разговаривать с нами. Это было совершенно свободно и открыто, особенно для болельщиков. В Тарасовке был павильон для танцев, где играл джаз-бэнд. Люди приезжали из Москвы, чтобы потанцевать. Сюда приходили красивые девчонки. Игра могла быть завтра или вчера, однако мужчины пользовались преимуществами сложившейся ситуации. Нас никто не контролировал. Контролировали московское «Динамо»».
Друг Симоняна, Алексей Парамонов в своем интервью подтверждал все сказанное. Держа в голове вполне оруэлловскую картину советской действительности времен позднего сталинизма, в которой не было особенного места для танцев, я спросил Симоняна (в юности игравшего на трубе), что он имеет ввиду под словом «джаз». Он ответил, что речь идет о фокстротах, Гленне Миллере и танго. Нам годами рассказывали о том, что в СССР начала 50-х саксофон был запрещен. В ответ на это Симонян посмотрел на меня так, словно я окончательно двинулся головой: «Ну конечно у них БЫЛИ саксофоны. Они же играли джаз».
К 1949-му году роскошные рестораны в центре Москвы больше не рекламировали и не давали выступлений джаз-бэндам (несмотря на это, кое-где джаз все же продолжали исполнять). Последние исследования говорят о том, что советская молодежь страдала своей собственной танцевальной лихорадкой, распространившейся от тысяч деревень до хипового танцпола в Парке Горького. Как и футбол, танцы были развлечением, к которому легко было вернуться после войны, и среди мелодий преобладали те, что возбуждали молодежь еще сильнее, чем джаз. Джулиан Ферст пишет, что активность такого рода не была тайной или секретной: «По любому случаю и в любом месте молодежь устраивала танцы и проводила время за вальсами, фокстротами и танго. Послевоенная танцевальная лихорадка сотрясала все слои общества». Футбол ли или танцы, так или иначе, все развлечения того времени были частью глобального человеческого устремления, «побега от серьезности войны». Качество музыки на спартаковской базе могло быть и получше многих других танцполов: самому Утесову и другим звездам случалось здесь выступать. Наверняка настроение в тысячах других мест и команд было схожим.
Для любого, кто изучает мировую историю футбола, не должно быть новостью, что футбол, танцы и красивые женщины часто могут быть связаны между собой. Впрочем, интересно, что СССР между 1949-м и 1953-м не был исключением из этого мирового правила, а «Спартак» был в авангарде движения. Стильного красавца Сальникова чаще других упрекали в том, что он играет «на девушек». В этой области «Спартак» демонстрировал иной, отличный от других советских команд тип мужественности, более космополитичный. Разумеется, парни из «Динамо» и ЦДКА тоже не отворачивались от женского внимания, которое было следствием их популярности. Великий Бобров был известным плейбоем, участником ночной жизни, однако публичный образ московских команд интересным образом отличался друг от друга. Впрочем, спартаковская культура тела и мужественности не была ни оппозиционной, ни протестной. Поздний сталинизм не предусматривал наличия какой-либо открытой оппозиции, однако честным будет признать, что «Спартак» делал все иначе, чем другие советские футбольные команды и вообще был несколько в стороне от представления о норме, господствовавшем в то время.
Разрешавший своим игрокам секс накануне игры, Дангулов вряд ли может считаться типичным советским тренером. Наоборот, характерная для него идиосинкразия сближала его с другими лидерами команды. Он был немногословным человеком, обращавшимся к своим игрокам исключительно на «вы». Вместе со своим ассистентом, его более разговорчивым альтер-эго Владимиром Гороховым, Дангулов тратил много времени на индивидуальную работу с игроками, занимаясь техникой и встраивая их в свою тактическую систему. Заядлый курильщик, он зажигал сигарету и погружался в альтернативную реальность на время матча, проводя всю игру молча и оживая только после финального свистка. Он понимал, что его команда не сможет играть в его футбол без определенного уровня игровой гармонии. Дангулов организовывал общекомандные встречи, навещал своих игроков у них дома, чтобы познакомиться с их семьями. Так же он вел себя и с прессой, очень подробно разъясняя свои решения журналистам и приглашая репортеров на вечера «кавказского гостеприимства».
в ожидании продолжения
Вся эта "демократия" и вольница для болельщиков закончилась в Тарасовке с приходом девяностых. Построили трёхметровый забор, а калитку знаменитого парадного входа на базу заложили кирпичом.
Когда то я мечтал, чтобы урну с моим пеплом развеяли перед этими Тарасовскими воротами.
Теперь не хочу.
читаю каждую главку и все время хотел задать вопрос, но, видимо, забывал это сделать.
Что за фото в конце каждой главки?
Спасибо за ответ.