Каманцев о почте для тайных сведений о судьях: «Готовы даже заплатить за информацию – у WADA такое было, например. Интересуют доказательства, сомнений и так достаточно»
Глава Судейского комитета РФС Павел Каманцев объяснил, как работает институт для тайных сведений о подозрительных действиях судей в России.
В июне 35-летний арбитр Максим Перезва сообщил, что руководители «Торпедо» пытались его подкупить. Назывались три матча и две суммы (1,5 млн и 3 млн за результат). Позже Перезва попал в расширенный список арбитров РПЛ.
Было возбуждено дело в отношении владельца клуба Леонида Соболева и директора Валерия Скородумова. Еще один арбитр – Богдан Головко, работавший на одной из трех подозрительных игр «Торпедо», – помещен под домашний арест. «Торпедо» исключили из Мир РПЛ, но оставили в Pari Первой лиге.
– Пообщался с людьми из мира судейства – разных уровней и позиций. Усредненная версия попадания Перезвы в список РПЛ: он согласился сотрудничать и участвовать в системе доносов. Судей на судей, судей на команды.
– Системы доносов не существует. Ни одного арбитра не просили сказать что-то плохое про другого. Происходит на самом деле так: если у нас возникают вопросы к качеству судейства конкретного человека, мы общаемся со всей бригадой. Естественно, когда ты отвечаешь что-то о себе, то отвечаешь и о других. Потому что матч – взаимодействие.
Далее запускается расследование, мы изучаем набор матчей конкретного судьи, где просим других участников тоже что-то объяснить. Условно, ассистент может сказать: «Я передал главному – там красная, он посчитал, что желтая». То есть ассистент объясняет свое решение, при этом не оговаривая главного, а именно объясняя. Ну, окей.
Дальше мы смотрим дебрифинги. Если все бьется с тем, что главный (и его бригада) сказали нам на разборе, тогда ситуация становится более-менее понятной. Мы видим: человек плюс-минус честный. Но если ты в самоанализе слышишь одно, на дебрифинге – второе, в общении с бригадой – третье, а человек продолжает юлить, возникают вопросы. Если слова главного и ассистента расходятся, у нас есть другие источники, как проверить информацию, чтобы выяснить, кто прав.
Поэтому никаких оговоров нет. Есть детальный разбор. Я понимаю, откуда эта тема идет, но не считаю, что мы делаем что-то неправильное. Да, в ходе разбирательств может проявиться негативная информация, кто-то окажется прав, другой – неправ. Но нет такого, что мы просим: «Расскажи нам про других, что они там делают?» Это не наша дорога.
– Вы сказали: «Я понимаю, откуда эта тема идет». Откуда?
– Судьи же общаются между собой. Говорят: «Там спрашивали про наш старый матч». И начинается недоверие. «А что ты им рассказал?» – «То-то и так-то». Товарищ начинает думать: а точно ли он так все сказал? От этого идет, будто людей просят рассказать про какие-то проколы. Но я к этому нормально отношусь.
Больше скажу: у международных общественных организаций есть система оплаты доносителям. Потому что это действенный институт (так же, как секретные свидетели) расследования общественных организаций. Ты пришел, принес доказательства, получил деньги. Например, у WADA такое было. И в уголовном праве он тоже присутствует. Если помогаешь раскрыть преступление, тоже получаешь определенное преимущество в виде снижения срока, наказания, меры пресечения.
Понятно, что с человеческой точки зрения – доносительство. Но с точки зрения организации – справедливость. Поэтому, именно как юрист я в этом вообще никакой проблемы не вижу.
– Вы могли бы представить такую систему в нашем футболе? Если она действительно будет выжигать негативное.
– А именно поэтому мы с этим [слухами] не боремся. Я знаю об этих разговорах – и отношусь к ним абсолютно безразлично. Но если это [разговоры] каких-то людей отодвигает от сомнительных предложений – для меня в плюс.
– Например, тайные свидетели – по примеру WADA? С поощрениями в случае ценных сведений.
– В первую очередь институт тайных свидетелей – юридическая техника, которая дает возможность не раскрывать источник осведомленности. Это есть и в уголовном кодексе, когда людей допрашивают в затемненной комнате с измененным голосом. При этом тайные свидетели несут уголовную ответственность за ложный донос.
Это международная практика, которую мы хотели имплементировать. Мы не очень верим, что она будет работать, сразу скажу. Не думаю, что если будет вознаграждение, то к нам привезут какую-то существенную информацию. Но как мера профилактики – да. И если ценную информацию все же принесут, у нас будет механизм и инструмент вознаграждать людей.
Мы заинтересованы, чтобы все было максимально честно, прозрачно, чисто. Если у кого-то есть информация, мы даже готовы за нее заплатить.
– То есть любой человек может принести определенные данные? Необязательно судья?
– Главное, чтобы это были не только слова. У нас же есть [почтовый] ящик, куда присылают [информацию]. Он напрямую замкнут на меня. Но за все время…
– Ничего не присылали пока?
– Разного рода доносы в таком формате: те плохие, се плохие. Нас же интересуют доказательства. Сомнений у нас самих больше, чем достаточно. У нас больше 100 матчей за выходные, а если взять футзал, то еще больше. И мы за всеми следим, – сказал Каманцев в большом интервью Спортсу”.
