4 мин.

Валуев – Холифилд: Дыра в сердце

399

Эвандер Холифилд в черных тренировочных штанах и белой футболке стоял, прислонившись к стене. Стена была белой, голова Холифилда черной. Фигура живой легенды находилась в скульптурной неподвижности, тяжелый взгляд медленно шарил по стене напротив. Чемпион чего-то ждал.

Холифид год назад приезжал на бой с Ибрагимовым в Москву уже не в статусе чемпиона мира. Прошло уже 8 лет с тех пор, как он в последний раз владел поясом – и был этот раз довольно скоротечным. Выиграв первый бой у Джона Руиса, он уступил ему в реванше и добился лишь ничьей в третьем поединке. Это был уже один из финальных аккордов большой карьеры, каким стала победа над Хасимом Рахманом в 2002 году. Тогда Эвандеру было уже 40 лет. Молодого Холифилда я, в общем-то, и не застал. О трех боях с Риддиком Боу я узнал задним числом, уже после боев против Майка Тайсона, которые не могли пройти незамеченными даже у нас. Магия имени Тайсона была велика, результат боя стал шоком, но, в общем, Эвандер бил уже боксера на спаде, неустойчивого психологически, «не того Майка». Но другого-то не было, да и этот тоже был страшен. Наверное, дело в том, что я не очень-то болел за Холифилда. Мне куда больше импонировали Майкл Мурер, Джон Руис, Джеймс Тони. Даже, вспоминая первый тяжелый вес, Дуайт Мухаммед Кави.

Но 20 декабря болеть за Валуева я не могу. Никогда не мог. Я супертяжей-то в принципе не слишком жалую, а тут такое… Победа Холифилда сделает его пятикратным чемпионом мира в супертяжелом весе, величина в принципе недосягаемая, плюс он сделает его в 46-летнем возрасте. Плюс сделает это в Швейцарии, на арене в Цюрихе, где дрался (и победил) Мухаммед Али. Что для этого необходимо сделать? То, что он делал и раньше, то, что получалось. Я не говорю о второй половине 80-х, когда Холифилд вполне был способен физически задавить любого чемпиона и претендента в «круизерах», чем регулярно и занимался. Десять лет спустя он уже боксировал в совсем другой манере – более экономно, размеренно, и только изредка позволял себе взрываться, выигрывая эпизоды и пытаясь, ошеломив оппонента, переломить ход встречи. Для этого нужна воля, а с этим компонентом у старика всегда был порядок.

В автобиографической книге Becoming Holyfield, изданной в прошлом году в США, чемпион пишет, вспоминая свой любительский бой в 1978 году в Атланте, где его засудили: «Я простоял там несколько секунд, пытаясь не показать никому, как мне больно и как я унижен, и отправился в свой угол, чтобы сняли перчатки. Стиви Кирквуд был белый, а каждый черный боксер рано узнает, что на юге белого можно победить только чистым нокаутом. Потом те, кто писал обо мне, не раз отмечали мою вежливую манеру, как я с честью принимал поражения и победы. Я не злился, когда происходили такие вещи, и не особо показывал свой норов, даже когда побеждал. Не потому что я такой праведный – Бог знает, что я не такой – просто так меня воспитали, я не мог вести себя по-другому. А учили меня три вещи: моя мама, мой тренер по боксу Картер Морган и старый добрый южный расизм».

Смирение и покорность избавили Эвандера от многих проблем. Ему прощались разводы и романы на стороне, включая кучу внебрачных детишек, прощались довольно частые в бою удары головой. Мы оставим на его совести заигрывания с верой и религией, место которым в сердце бойца, но никак не на спине халата и боксерских трусах. Кстати, о сердце. В 1994 году врачи обнаружили у Эвандера сердечную недостаточность, вызванную, судя по всему, морфием, который вводили как обезболивающее во время лечения плечевого сустава. Морфий замедлял работу сердца и вызывал еще несколько побочных эффектов, которые смутили медиков, но был ли это только «безобидный» морфий? Холифилд шалил с допингом, факт злоупотребления пару лет доказали, но обошлось без шума – а боксер отрицает, что занимался этим раньше. Почему-то, люди ему верят.

Эвандер Холифилд персонаж сложный, харизматичный, подаривший великие бои и делавший великие глупости. Бывших чемпионов не бывает, дыру в сердце не залечишь распевая псалмы, а Валуева не победить, опираясь на одну только несгибаемую волю и пару взрывных комбинаций. 12 октября прошлого года он стоял, прислонившись спиной к белой стене, блики играли на его лысой голове, а он задумчиво смотрел перед собой. Холифилд дал за свою жизнь столько интервью, что ждать открытий и неожиданных откровений было бы странно. Я подошел, и спросил единственное, что меня в тот момент интересовало: «Здравствуй, чемпион. О чем ты сейчас думаешь?»

Холифилд поднял голову, широко улыбнулся и пожал плечами: «Сейчас – только об ужине. Есть очень хочется. И домой».