Босс нашего биатлона раскрылся в этом интервью: контракт с немецким Сбером (в марках!), страх на Камчатке и абсурдная история с заграном из 90-х
23 июня в нашем биатлоне выберут босса: действующий глава СБР Виктор Майгуров в борьбе с вице-президентом Алексеем Нуждовым. Борьба крайне острая, победителя не предугадать (и это редкость для СБР последних десятилетий – как правило, все понятно заранее).
Виктор Майгуров (слева) и Алексей Нуждов
Мы дали слово обоим кандидатам – несколько дней назад на Sports.ru вышло большое интервью Нуждова. Теперь очередь Майгурова. Оба интервью – не вполне предвыборные: мы показываем соперников далекими от нынешних дел, такими, какими вы их не знали/не застали.
Майгуров – прекрасный биатлонист из 90-х и нулевых: он сменил Беларусь на Россию, чтобы прогрессировать, взял первое в истории золото ЧМ в преследовании (формате, без которого уже не представляется современный биатлон), до сих пор в тонусе – обожает катание на Камчатке и велосипед, недавно преодолел 300 км в Альпах! И еще – регулярно навещает первых тренеров, которые в чем-то заменили ему родителей.
Если вам все же интереснее про биатлон, то ключевые тезисы кандидата Майгурова – сразу после ностальгии.
***
В 90-х выучил иностранный язык по книгам и получил контракт с немецким Сбербанком
– Владимир Барнашов как-то очень точно передал дух 80-х фразой «мы упаковывали в лыжные чехлы водку и возили ее за границу». Как вы пережили голодные 90-е?
– Небогато, но весело. Мы, по сути, занимались всем – и лыжи тестировали, и смазки подбирали. Я помню, что уже на юниорском первенстве мира-1989 помогали тренерам готовиться к гонкам – чистили вместе с ними лыжи, клали базовый парафин. Сейчас, учитывая все структуры и диапазон выбора, заморочек больше. А раньше 8 пар перед сезоном получаешь, 6 продаешь – и уже можно жить!
По сути, обходились двумя парами – одной теплой, другой холодной. Ну и еще старая пара для разминки. Это, конечно, я немного утрирую, но точно у нас не было по 20-30 пар и еще личного сервисера в придачу.
С вечера смотрели погоду (опять-таки не в интернете, а распечатки организаторов!), прикидывали парафин, тренеры наносили порошок, если требовалось. И дальше уже какие-то штрихи с утра (ускорители, накатка), потому что в сборной на любых соревнованиях время четко распланировано – подъем, зарядка в 7:00, завтрак и дальше уже пристрелки и подготовка к гонке. Надо отдать должное тому поколению тренеров – они разбирались не только в лыжной технике и стрелковой подготовке, но и понимали, как работать с инвентарем и подвести его в лучшей форме.
Первый чемпион мира в гонке преследования
– На каких лыжах ездили?
– В основном Fischer и Atomic, Madshus почти не использовали. Я сам под конец карьеры перешел на Rossignol – и заканчивал на «французах». Меня в какой-то момент перестали устраивать Fischer, без обид разошлись – я вернул все лыжи, полученные за последние 3 года по контракту. У меня до сих пор отличные отношения с австрийцами – я поступил максимально честно и корректно, заранее уведомил о переходе, ничего не скрывал.
До сих пор некоторые спортсмены не хотят возвращать лыжи или деньги – начинаются споры и выяснения отношений. Мало кто читает контракты – но по условиям все лыжи являются собственностью компании Fischer; они могут тебе их оставить, а могут попросить их сдать. До сих пор такие условия – мы недавно разговаривали с менеджерами, они по-прежнему готовы с нами сотрудничать, но когда вернемся в международный календарь.
– Я слышал, что в 90-е вы возили с собой самоучители немецкого, чтобы подтянуть язык для общения с иностранцами и по возможности заполучить хоть какой-то контракт.
– Так и было. Забавно, что у нас в поселке Черемухово, где я родился, преподавали немецкий в школе, но я его не даже не воспринимал – зачем мне он, если я, думал, никогда не поеду за границу? А когда уже стали кататься по Австрии, Германии, северной Италии, то понял – там все говорят по-немецки. Все спонсоры – немецкие.
Возникла необходимость хоть как-то говорить, тем более наши тренеры тоже были без языка. Так я стал возить с собой учебники, подтянул грамматику, постепенно расширил словарный запас, а практика, к счастью, была регулярной.
Более-менее серьезный контракт у меня случился на стыке 90-х и 00-х с немецким Сбербанком Sparkasse – после известной истории, когда во время эстафеты на этапе Кубка мира я отдал свою лыжу Франку Люку (у немца, уходящего со стадиона, были проблемы с креплением, Германия лидировала, опережая сборную России, но Майгуров, уже финишировавший на первом этапе, без сомнений отдал свою лыжу главному сопернику – его поступок в духе fair play широко обсуждался – Sports.ru).
До этого мы рекламировали баварские высококачественные двери – с нами через Вольфганга Пихлера связался их менеджер и предложил около 50 марок за гонку. «Наклеите?» – «Без проблем». Нам тогда не надо было ни с кем советоваться – ни с тренерами, ни с руководством. Да, это были не полноценные контракты, а личные договоренности, но тогда 100 долларов – почти месячный семейный бюджет.
Менеджер adidas Ханс Хоби помогал нам с поиском разовых спонсоров – на чемпионат мира или немецкие этапы Кубка мира. И все это благодаря общению и знанию немецкого.
Я точно не говорю в совершенстве, но спокойно пишу, читаю, звоню. Не стеснялся, когда чего-то не понимал, подходил к немцам, спрашивал, как правильно произносить тот или иной оборот речи. В обычной жизни они говорят не по правилам: у баварцев свой акцент, у швейцарских немцев – другой. У меня акцент в сторону Австрии – все-таки в Рамзау прожили очень много времени.
То же самое английский – параллельно проскакивал, а подтянул я его уже, когда работал первым вице-президентом IBU. Там все совещания были на английском. Пришлось даже пройти пару курсов по линии ОКР в МГИМО.
– Где вообще раньше проходили сборы?
– Все по классике: вкатка в Терсколе с 1 по 10 мая, там я, в общем-то, и встал на горные лыжи, перелетали в Абхазию – там был стрелковый сбор в Эшере, а дальше – Раубичи, Бельмекен, Вуокатти или Отепя, в августе – Рамзау, в сентябре – чемпионаты СССР в Минске. Дома почти не бывали – иногда Семинский перевал, Тёи, Цахкадзор или Бакуриани. Сейчас в России гораздо больше объектов: Ханты, Камчатка, Сахалин, Сочи, Питер, Чайковский, Тюмень, Заводоуковск, Уват.
4 года выступал за Беларусь, служил там в войсках КГБ, а потом вернулся в Россию. Его не хотели отпускать
– Вы родились в 500 км от Екатеринбурга – как перешли в Беларусь и выступали за нее вплоть до Олимпиады-94 в Лиллехаммере?
– 1989 год, юниорский возраст заканчивался, мы выиграли золотые медали на первенстве мира, а в этот же период за сборную СССР от Свердловской области выступали Александр Попов, Юрий Кашкаров, Сергей Чепиков, Николай Харитонов … Наши юниорские достижения были мало кому интересны, и мой тренер – Владимир Капшуков – предложил перебраться в Минск. Там обещали квартиры, хорошую зарплату.
Майгуров в детстве (слева)
Ну а чего терять – мы же тогда жили в Советском Союзе, никто не думал, что страна распадется. Тренеру и Попову, который с нами переехал, дали квартиру в Минске, мне – в Молодечно, 70 км от Минска. И там мы спокойно тренировались до распада СССР. Ну как спокойно – в октябре 1990-го на сборе в Рамзау я заболел гепатитом, 40 дней пролежал в больнице, сезон пропустил и дальше остро встал вопрос – можно ли вообще заниматься биатлоном? Гепатит поражает печень, и 99 процентов спортсменов после такой болячки заканчивают.
Но я восстановился – благодаря диетам, лекарствам и постепенным тренировкам. И даже отбирался на Игры-1992, немного не хватило – был 8-м в Союзе.
– Как решились на обратный переход из Беларуси в Россию? Это редкая история, обычно уезжали от конкуренции в РФ туда, где можно спокойно готовиться к Кубкам мира и не думать о том, попадешь ли в команду, выдержишь ли конкуренцию.
– В плане организации Беларусь 90-х – новая команда, и все было, мягко говоря, не оптимально. Там буквально с нуля занимались поиском спонсоров, экипировщиков – в ручном режиме, каждый спортсмен за себя.
– В России было лучше?
– Конечно. Тут все было отлажено. После Олимпиады-94 меня позвали в Ханты-Мансийск: единственное условие, которое я выдвинул, – готовиться вместе со сборной. Такая договоренность с Анатолием Хованцевым была – ему, видимо, понравилось мое выступление в Лиллехаммере. Я там не феерил, но в индивидуальной гонке финишировал 23-м. Да и по сезону бегал стабильно – Хованцев меня знал с 1988-го, еще по юниорам.
– Белорусы так легко отпустили?
– Нееет, там был крючочек – я служил в войсках правительственной связи КГБ Беларуси. Осенью я оттуда уволился, но перед первым этапом Кубка мира возникла забавная ситуация – меня заявили на гонку и белорусы, и россияне. Рейс-директором тогда работал Янис Водичар – он немного оторопел и выдал, как сейчас помню: «Так, короче, кто мне показывает загранпаспорт, за того он и будет бегать». Россияне показали, белорусы не смогли.
– Получается, тогда не было ни карантина, ни цивилизованного перехода из одной сборной в другую.
– Неа, ха-ха. Конечно, белорусы немного обиделись – они меня приютили, вложились, но я честно отбегал и хотел новый вызов. Я прекрасно понимал, что в России смогу добиться большего.
Бегал первый этап в эстафете и стал первым чемпионом мира в гонке преследования
– Ваш первый серьезный успех: Рупольдинг, ЧМ-96 – серебро в спринте, золото в эстафете, суперформа всей сборной, хотя сейчас наши команды крайне неважно бегают именно в Баварии. Как готовились тогда?
– Мы делали серьезную работу, грамотно сочетали горную и снежную подготовку. Тогда тренеры были для нас авторитетом – мы не парились, выходили и делали все, что они предлагали. Хотя иностранцы уже проявляли самостоятельность и интересовались: «А для чего мы это делаем? Какая польза?». Я уверен, если бы мы спросили, наши тренеры тоже бы все популярно объяснили, но мы не спрашивали. Полное доверие и уважение.
Я помню, когда только пришел в сборную СССР, тренерами были Зимятов и Барнашов. Владимир Михалыч всегда с нами кросс бегал – а кросс как контрольная тренировка. Мне было 19, ему – 39. И он как засаживал, а мы пытались за ним удержаться.
Владимир Барнашов
И вообще каждая тренировка была зарубой – с Барнашовым или без него. Мы конкурировали и брали друг от друга лучшее – я многое почерпнул от Тарасова, Чепикова, Медведцева, Кашкарова, Булыгина, Ждановича. Мне, только-только перешедшему из юниоров, нагрузку давали поменьше, но я видел, как они вваливали. Без пульсометра – кто кого укатает.
– Лактат измеряли?
– В лучшем случае – раз в неделю. Все было на ощущениях. Как сейчас помню тренировки под руководством великого тренера Владимира Иерусалимского, который подходил, брал запястье, считал пульс и говорил: «163, беги!». Вручную, без приборов!
Что касается серебра на ЧМ-1996, то вообще не расстроился. 10 секунд проиграл Володе Драчеву – ну он тогда в прекрасной форме был, Кубок мира взял. Мне больше запомнилась эстафета, где мы финишировали с одним дополнительным патроном. Минуту привезли немцам.
– Вы всегда бегали первый эстафетный этап, который мало кто любит – большая ответственность, толкотня с соперниками. Проиграть гонку там можно, а вот выиграть – нет.
– А я любил первый этап. Задача минимум – много не проиграть, максимум – привезти отрыв. Я редко выигрывал стартовую поляну – старался зацепиться за пятерку, подержать скорость, а потом на подъемчиках или спусках подбирался и уже приходил на стрельбище в общей группе.
Тут что важно – никого не отпустить и подойти к рубежу на своем пульсе. Зная менталитет наших соперников – немцев, норвежцев, французов, они не любят догонять, сразу нервничают и волнуются. Поэтому возникали стычки – нужно было беречься от сломанных палок, лыж, падений. Часто после этапа с конкурентами эмоционально разговаривали – с чехом Петром Гарабиком (он сейчас работает в сервисе сборной США), немцем Рикко Гроссом. Драк, конечно, не было, но могли напихать друг другу. Сейчас со всеми прекрасные отношения.
Вообще, стартер – дефицитная профессия. Но если ты хорошо бегал эстафеты, ты мог ездить с командой хоть весь сезон, несмотря на не самые сильные результаты в личных гонках. Хорошо бегаешь эстафету – ты в команде! Возьмите Леху Волкова – он не показывал сверхсекунд в индивидуальных гонках, но в эстафетах всегда был надежен, стрелял уверенно.
Я, например, почти не валил эстафеты. Конфуз случился только на ЧМ-97 – видимо, после победы в пасьюте почувствовал себя чересчур самоуверенно. Зашел на штрафной круг, мы заняли 8-е место. Было неловко перед командой.
А лучший этап, наверное, олимпийский – в Солт-Лейке-2002. Привез соперникам 13 секунд. Забавно, что я тогда на одни и тех же лыжах Rossignol пробежал индивидуалку в минус 15-17 (бронза) и эстафету в плюс 11. И эти лыжи больше нигде не ехали – только в Америке!
Солт-Лейк-2002: Майгуров – бронзовый призер в индивидуальной гонке
– Вы вспомнили про 1997-й, Осрбли, там вы стали первым чемпионом мира в пасьюте при удивительном раскладе: с 12-го места в спринте, при чистой стрельбе. Расскажите, как вытащили счастливый билет.
– Я даже не думал про медаль. Отрыв после спринта – 45-50 секунд. А там впереди – Бьорндален, Катаринусси, Тарасов, Люк… Ну куда щемиться?! Наверное, задумался о медали только на четвертой стрельбе – пришел туда за лидерами, закрыл все мишени, а все махнули по 1-2 раза. Когда уходил на последний круг, меня догоняли Тарасов (в 6 секундах) и Бьорндален (в 9 секундах). Пришлось чуть потерпеть… Не отдавать же.
– Это лучшая гонка в вашей жизни?
– Одна из лучших – точно. Вторая – наверное, олимпийская индивидуалка в Солт-Лейке, когда я промазал первым же выстрелом и затем попал 19 из 19. Проиграл полсекунды второму месту. Обидно. Но не так, как на Играх-98 в Нагано, когда проиграл финну в борьбе за бронзу.
Первые тренеры заменили родителей. До сих пор Майгуров помогает им и проводит лыжню в родном поселке
– У вас относительно рано умерли родители (сначала отец, потом мама), но вы до сих пор приезжаете в родной поселок и проводите там «Лыжню Лукьяновых» – в честь первых тренеров, которые еще живы и работают.
– Это тренеры, которые поставили меня на лыжи в 1983-м. Их после окончания института распределили в наш поселок Черемухово – они меня по-настоящему увлекли. Да, мы пацанами играли в футбол и хоккей, но там не было полноценных занятий, с нами возился человек после работы в шахте. По сути, и не тренер вовсе. А Лукьяновы мне дали путевку в большой спорт, хотя я тренировался у них всего 1,5 года. Зато многому научился – терпеть, работать, не сдаваться.
У меня отец умер сразу после чемпионата мира-2003 в Ханты-Мансийске. Мама ушла за ним. Сейчас, приезжая в поселок, я останавливаюсь только у них – дома или на даче. Общаемся доверительно и трепетно.
Мы с Лукьяновым постоянно на связи. В 2000-м они меня попросили сделать на их внутренние соревнования номера, я недолго думал и заказал их в Швейцарии – у менеджера adidas Ханса Хоби, а потом с приятелем Сергеем Баталовым организовали соревнования. Регулярно помогаем – инвентарем, экипировкой. Даже мяч футбольный отправишь – они этому рады. Какая-то забота!
Однажды провели эту лыжню в рамках первенства России. Мы продлеваем мотивацию Лукьяновых на работу – они до сих пор занимаются с детьми. Там порядка 100 человек.
17 лет на Камчатке – почему ему там хорошо?
– Как и кто вас познакомил с Камчаткой, куда вы ездите каждый апрель?
– У Паши Ростовцева, моего хорошего друга, супруга с Камчатки, он меня зазвал туда в 2005-м. И с тех пор это мое место силы и свободы, психологической разгрузки. Уже много лет мы останавливаемся на базе «Родниковая», ей 40 лет руководил заслуженный альпинист Владимир Иваныч Шевцов – он покорил все семитысячники СССР. Замечательный человек, два года назад, увы, ушел из жизни.
Самая первая поездка с Ростовцевым – она же и самая памятная. Мы сразу поехали в экспедицию, попали в пургу, топили снегоходы в термальных озерах, возвращались ночью, и я уже, можно сказать, прощался с жизнью – ничего не было видно, ветрище, но Владимир Иваныч носом чувствовал выходы. Пока мы паниковали, он успокаивал: «Ну чего, выроем пещеру в снегу, посидим несколько дней». В итоге, мы все-таки вернулись в 5 утра, а через 2 часа Паша ногу сломал.
Сейчас все вспоминается забавным, а тогда было не до смеха.
С тех пор я езжу на Камчатку каждый апрель – с разными группами и друзьями. И если раньше в основном были хели-ски – вертолеты, вулканы, горные лыжи, то сейчас простой отдых – походы, лыжи, термальные источники. Мне не нужны лакшери-отели, куда приятнее родная природа и удобства на улице. В этом году там была проблема с термальной водой, ночевали в холодных домиках в спальных мешках. Красота же!
Логистику я замыкаю на себе – закупка продуктов, заброска группы (вертолет, грузовики «Урал», ретрак), что-то привозим из Москвы в плане оптимизации расходов. Однажды у нас в вертолет Ми-8 не поместились вещи, дрова и продукты (берем с собой все – от картошки, сухофруктов, зелени, яблок до воды и хлеба) – а это несколько тонн. Вертолеты стали ужасно дорогими – как вариант добраться на большом «Урале», а дальше до базы – на снегоходах или нартах (специальных узких санях), встречая медведей по дороге.
В прошлом году я пригнал транспортной компанией своей снегоход из Хант на Камчатку – дома я на нем только раз в год езжу, а в этом году за 12 дней накатал 1000 км.
300 км на велике в Альпах, восхождения на вулкан и хоккей
– Как сейчас поддерживаете форму? Слышал, можете легко тридцатку на велике проехать.
– Есть потребность в движении – как минимум вечером иду гулять. А так – три раза в неделю бегаю или кручу педали. В эти выходные проехал 70 км по набережной Москвы, есть у меня свой маршрутик. Зимой играю в хоккей, встаю на горные лыжи по возможности, беговые – не в приоритете. Наверное, накатался уже. На фитнес не хожу – есть много упражнений, которые можно сделать дома и держать себя в форме. Слежу за весом, без диет, но ем не больше 2-3 раз в день. Если поздно обедаю, могу обойтись без ужина – просто поклюю зелень.
С великом у меня, кстати, забавная история была не так давно. Я проехал 300 км через Альпы. Первый раз планировали преодолеть маршрут в 2019-м – поехали впятером в компании с гендиректором Fischer Россия Александром Шахнером. Но так получилось, что на 110-м километре он передо мной упал, я полетел через него и сломал ключицу. На этом мой марафон закончился – в Москве прооперировали, вставили пластину, через год ее достали и я уже покорил марафон за 10,5 часа.
В прошлом за три часа поднялся на Вилючинский вулкан – один, чаю попил, спустился. В этом году пробежал Авачинский марафон – 60 км на лыжах.
Дальше – только про выборы и, конечно, вопрос про зарплату
– Ваш оппонент Алексей Нуждов в предвыборной программе анонсировал призовой фонд внутренних соревнований в 100 млн рублей, а у вас – 40 млн. Не мало?
– Я считаю, бюджет должен быть сбалансированным. И нет необходимости в суперпризовых. Потому что резонный вопрос – а что дальше? Это разовая акция, а когда наши спортсмены вернутся на международные турниры – мы все отменим?
Мы прикинули, сколько зарабатывают наши биатлонисты на Кубках мира и IBU – уровень конкуренции сейчас будет, мягко говоря, другой. Плюс все спортсмены получают заработную плату на местах и в ЦСП – зачем устраивать гонку средств? Лучше увеличить помощь регионам: наша федерация – одна из немногих, кто помогает своим членам. Лыжники этого не делают, например. Да, мы не выделяем сверхсредств, но это все равно помощь и деньги целенаправленно идут на развитие биатлона в стране.
И главный вопрос: что от этих 100 млн получат члены СБР, то есть регионы? Деньги придут спортсменам, что-то перепадет личным тренерам. Ну сколько у нас регионов будут бороться за пьедестал – максимум 10. А остальные 45?
И что меня еще смущает: есть осторожное мнение, что большой призовой фонд побудит горячие головы вернуться к старому способу быстрых результатов – допингу. Сейчас тестирование сокращено, не все спортсмены находятся в пуле. Я вижу риски.
– В 2020-м было единодушие на выборах, и вы шли с Нуждовым в одной команде. Почему, как вам кажется, ваши пути так резко разошлись? В чем антагонизм?
– Это лучше спросить у него.
– Но вам как кажется? Вы же наверняка задавались этим вопросом…
– Наверное, посмотрев на мою работу, он думает, что справится лучше и эффективнее. Я лишь отмечу: у нас между собой не было никаких претензий или разногласий.
А почему разошлись дороги… Алексей Викторович 4 года назад так же поддерживал Драчева, а через 2 года посчитал, что что-то неправильно. Потом поддержал меня, но теперь считает, что опять все идет не так.
Алексей Нуждов тоже пойдет на выборы-2022
– Основная претензия к вам: мало денег на регионы, много – на зарплату аппарата СБР.
– Ну это странно. Когда я пришел, нам досталось наследие минус 30 млн. В первый год выделили на помощь регионам около 6 млн, в этом году – более 15. Что касается зарплат, то буквально сегодня мы считали – если сложить размер заработных плат прежнего руководства СБР и нынешней вертикали, то разница составит 20 тысяч рублей в месяц.
И когда говорят, что мы получаем в разы больше – ну это не так. Да, тогда президент не получал зарплату, но он ее и не мог получать, потому что работал депутатом Государственной Думы. Я ни депутат, ни бизнесмен – занимаюсь только биатлоном.
– Пишут, что ваша зарплата 500 тысяч. Это близко к правде или нет?
– Это далеко не близко к правде. Не знаю, откуда берутся эти цифры. Я не готов публично назвать зарплату, но, поверьте, это далеко не 500 тысяч.
– Еще одна претензия к вам: почему нельзя было провести выборы главы СБР до комплектования сборной на новый сезон?
– Мы планировали в марте внеочередную конференцию, чтобы внести изменения в Устав: в том числе хотели провести упрощение системы выборов. Сейчас для победы требуется 2/3 голосов, а мы предлагали 50 % + 2 голоса. Выборы бы точно состоялись. Сейчас – возможно, придется проводить еще одни выборы, если ни один из кандидатов не наберет эти 2/3.
Плюс у нас есть правление и совет СБР, которые, по сути, дублируют функции. В новой редакции Устава предполагается Исполком СБР, который объединит полномочия двух органов и будет четче соответствовать законодательству РФ. Мы планировали зарегистрировать новый Устав в конце апреля, но теперь должны доработать его в соответствии с пожеланиями Минюста.
Для себя я не видел проблем комплектования команды – какая разница, кто это будет делать, если решение принимает Правление? У нас не так много тренеров и спортсменов, чтобы устраивать жаркие дискуссии. Тем более сезон, возможно, получится экспериментальным. Какие-то тренеры были поддержаны единогласно, какие-то – нет. Но при этом других предложений от Правления не поступило. До этого я собирал тренерский совет, и формально, и неформально – с ними обсуждал состав.
– Есть сигналы, в том числе от Юрия Каминского, что тренеров поставили перед фактом по поводу комплектования групп. Обсуждали ли с ними? Кому давали приоритет?
– Ну смотрите: Каминский предложил свой состав. Халили выразил желание готовиться самостоятельно, за ним потянулся его друг Серохвостов. Я не стал этому препятствовать – можно, конечно, было жестко сказать: или готовишься с Каминским, или вас не будет в команде. Но учитывая сегодняшнюю действительность, есть время для экспериментов.
Да, я поддержал Истомина – он возглавил одну из групп. Каминский наверняка на это сетует, но я считаю, что Истомин достиг тех компетенций, что ему уже можно доверить полноценную группу.
Юрий Каминский
– Вы разговаривали с Каминским, когда уже стало понятно, что у него, по сути, никого не осталось из топов? Что он вам говорил?
– Мы обсуждали, проходили по каждой кандидатуре. В моем кабинете у него все было хорошо, выходя – он дает другие комментарии.
– Почему в СБР закрытый бюджет?
– В каком понимании?
– Нету цифр в общем доступе – поэтому в том числе непонятно, сколько денег вы тратите на помощь регионам.
– Бюджет открыт для всех членов СБР – любой может с ним ознакомиться. Бюджет утверждает Правление – у нас руководитель федерации Татарстана Нугманов запросил документ, мы ему отправили. И если мы откроем документ для всех, там денег добавится? Я не думаю. Там каждый платеж нужно фиксировать?
– Если есть закрытый бюджет, значит, есть что скрывать.
– Вот сейчас контрольно-ревизионная комиссия поработает, которая должна собираться каждый год, но что-то она все эти годы ни разу не собиралась. А тут перед отчетно-выборной конференцией вдруг активизировалась.
– Думаете, кто-то ее специально направил?
– Не исключал бы. Но нам нечего бояться.
– Кто ваши спонсоры, кроме «Газпрома»?
– Сейчас, конечно, со спонсорами есть проблемы – не только у биатлона. Слава Богу, мы подписали трехлетнее соглашение с «Газпромом», вернули доверие нашего базового спонсора. Есть средства, которые мы получаем от Единого регулятора азартных игр, созданного государством. Туда стекаются все отчисления от букмекеров: затем они в разных пропорциях – в зависимости от результатов – распределяются между федерациями. В прошлом сезоне мы получили примерно 50 млн рублей.
Плюс мы получили от IBU около 500 тысяч евро – но если пропустим следующий сезон, то на эту сумму уже не сможем рассчитывать.
– Что будет, если проиграете выборы?
– (пауза) Буду жить дальше. Хотя мне, конечно, хочется реализовать себя в биатлоне. Меньше двух лет работы – это просто ни о чем, время затыкания дыр, погашения долгов, восстановления реноме перед спонсорами и партнерами. Сборную сплотили – нет внутренних интриг. Только-только вник в региональные проблемы. Последнего слова я точно не сказал.
Фото: РИА Новости/Алексей Филиппов, Ю. Иванов, Юрий Сомов, Нина Зотина; Gettyimages.ru/ Frank Peters, Clive Brunskill, Agence Zoom / Stringer; из личного архива Виктора Майгурова
И очень весомые аргументы по поводу призовых.
Спасибо за интервью!
прошлым.
Майгуров и бывший спортсмен , и в теме ,и с хорошо проведённым сезоном.
Ему нужно дать возможность продолжить
карьеру президента СБР.
Молодцы ребята читаю ваши посты 👍👍👍
Успехов Виктору Майгурову!