Раздел Баскетбол. В. А. Гомельский - «Папа. Великий тренер» Глава девятая

Глава 9. ОХ! ПАМЯТЬ, ПАМЯТЬ!

Сейчас я буду рассказывать о том периоде отца и всей нашей семьи, который в моей памяти оказался наиболее сложным для воспроизведения. Потому что за это время с 1974 по 1978 год произошло много событий, которым я до сих пор не могу дать объективную и однозначную оценку. Не могу, сколько об этом ни думаю. Почему? Наверное, вы поймете сами.

После окончания сезона 1973/74 года, как всегда, началась подготовка к следующему. Но уже было понятно, что в конфликте ЦСКА — «Спартак», Гомельский—Кондрашин начался новый виток. У Владимира Петровича Кондрашина то лето 1974 года было очень непростое. Ему пришлось практически заново собирать сборную СССР. Ведь многие игроки были дисквалифицированы и оштрафованы в виде невыезда за границу и, соответственно, не могли участвовать в чемпионате мира. Однако этот чемпионат советская сборная прошла сверхудачно.

Потерпев всего лишь одно поражение от сборной Югославии в групповом турнире, все остальные матчи наши ребята выиграли. Причем с фантастическим разрывом более двадцати очков победили очень сильную сборную США. Напоминаю, что при этом американцы выступали практически дома, так как чемпионат проходил в Пуэрто-Рико. Невероятную игру выдал Александр Сальников. После того как он в этом матче забил тридцать шесть очков, американцы стали называть его не иначе как Трансатлантический Бомбардировщик.

Я не смотрел этот матч, поскольку он не транслировался на Советский Союз. Да и никто не думал, что наши вернутся оттуда чемпионами мира. Но и Иван Едешко, и Александр Болошев о том, как проходила игра, рассказывали фантастические вещи. Саша Сальников получал мяч в углу площадки — это его излюбленная точка, и на первый же его показ головой соперник реагировал. У Саши были очень выразительные глаза, достаточно тяжелая челюсть, и вот только стоило ему челюстью снизу вверх повести, как американцы выпрыгивали аж по двое. И дождавшись, когда они со своих прыжков возвращались на паркет, Саша запускал свои «трансатлантические бомбы». Не было тогда трехочкового броска, но представьте себе, сколько бы он тогда забил! Получается, что даже не тридцать шесть, а пятьдесят два очка, потому что практически все его броски находили цель с расстояния не менее шести метров. Этот «день авиации», который он устроил американцам с первой по сороковую минуту, им запомнился надолго.

Оказалось, что сразу три команды по итогам группового турнира набрали одинаковое количество очков: Югославия, США и СССР. В связи с тем что мы много выиграли у американцев и совсем чуть-чуть уступили югославам, сборная СССР стала чемпионом мира.

За то время, пока сборная была в Пуэрто-Рико, практически все клубные команды начали подготовку внутри страны. Эту предсезонку я помню очень хорошо, потому что сам прошел ее от начала до конца. Следует сказать, что гонял нас отец абсолютно нещадно. К концу июля мы получили такую общефизическую базу, что запаса здоровья хватило бы на два сезона. Так как основной тактической заготовкой на предсезонке был зонный прессинг, с которым папа окончательно определился, стало понятно, что игровые отрезки будут очень-очень интенсивные и ограничены по времени. При подготовке к такому баскетболу пощады не получили ни заслуженные мастера спорта, ни совсем молодые ребята. Столько, сколько километров мы пробежали, сколько килограммов на штанге подняли и сколько метров проплыли в бассейне, честное слово, в том сезоне среди баскетболистов мы могли бы стать чемпионами мира по ОФП.

До сих пор помню, что мы сами в конце сбора, сдавая эти тесты, удивлялись тому, насколько выросли наши результаты. Могу похвастаться, что никогда в жизни, ни до, ни после, я не бегал стометровки быстрее. Сто метров я пробегал за одиннадцать и одну десятую секунды, а двадцать метров — за две секунды. Да и не только я, даже все наши большие показывали подобное время — например, тот же Алжан Жармухамедов, которому в том году стукнуло уже тридцать лет. Жар, подбирая мяч под своим щитом и отдавая его кому-нибудь из нас, из разыгрывающих защитников, легко нас обгонял и оказывался на острие атаки под чужим кольцом при завершении быстрого прорыва. А что уж говорить про тех, которым, как и мне, не было гарантировано место в составе! Эти люди из кожи вон лезли, чтобы доказать свою состоятельность на баскетбольном паркете. Поэтому наши ежедневные подвиги на беговой дорожке, в зале штанги или в бассейне уже и за подвиги-то никто не считал, так как они просто вошли в рутину.

Не могу не отметить возросшее папино мастерство по психологическому настрою на адски тяжелую работу. Да, конечно, ребята ныли и стонали, что отец дает такие огромные объемы тренировок, однако же практически ни один из игроков не пошел жаловаться, что он не может выдержать подобной нагрузки. Особенно хочу отметить Сергея Александровича Белова. Это лето для него тоже было очень непростое в связи с обострившимися болями в колене. Та травма, которую он получил после Олимпиады в Мюнхене, стала сказываться. На внутренней связке наросла киста, и, конечно, лучшим выходом для него была бы операция. Это означало пропустить целый сезон, поэтому было принято решение, что Белов будет проходить терапевтическое лечение, направленное на то, чтобы эта киста рассосалась сама. Надо сказать, что в этом очень помогли зарубежные связи. Лекарство, которое прислали из Колумбии, оказалось наиболее действенным.

Может быть, окончательно боль не была побеждена, но мужественный и настроенный на командную борьбу и победу Сергей Белов за весь сезон ни разу не показал, что ему больно. Он по-прежнему оставался лидером в ЦСКА и, прямо скажу, папиным любимцем. В этом отношении жажда борьбы у тренера команды Гомельского и у ее капитана Белова была на одном уровне. Когда мы выходили на сложные матчи, огонь победы и у папы, и у Белова горел одинаково. Один был лидером на скамейке, а другой на площадке. И претензий по лидерству ни к одному, ни к другому предъявить было нельзя.

Однако работала не только команда ЦСКА. Очень сильный состав вокруг молодого центрового Владимира Ткаченко собрался в киевском «Строителе». Сильная команда образовалась в каунасском «Жальгирисе», где к Модестасу Паулаускасу добавились молодые игроки. В команде появился настоящий лидер среди защитников Линкявичюс — фантастический снайпер и очень техничный баскетболист. Также окончательно сформировалось тбилисское «Динамо», где наряду с олимпийскими чемпионами Зурабом Саканделидзе и Михаилом Коркия появился потенциальный центровой сборной СССР Николай Дерюгин. Отличную тренерскую работу продемонстрировал дуэт Отар Коркия и Леван Мосешвили.

Но самым главным соперником ЦСКА оставался ленинградский «Спартак» Владимира Петровича Кондра-шина. К сезону 1974/75 года та молодежь, которую по всей стране целенаправленно собирал Кондрашин, оформилась в игроков экстра-класса. Рядом с Александром Беловым появились его сверстники: невозмутимый и очень техничный крайний нападающий Андрей Макеев; суперснайпер из Волгограда Владимир Арза-масков. Хорошие большие, такие, как Юра Павлов, которого, к сожалению, с нами уже нет. Вот уж кто был чемпионом по ОФП всего Советского Союза, и сдается мне, что не только среди баскетболистов!

Неожиданный прогресс продемонстрировал центровой Миша Силантьев, который долгое время вызывал насмешки у всех баскетболистов. Как его только ни называли! Ведь кроме роста у него, в общем, для баскетбола никаких данных и не было. Чего стоили только его разминочные упражнения, когда он пытался, не сгибая колен, дотянуться до кончиков пальцев ног, чего у него никогда не получалось. Однако оказалось, что для баскетбола у Миши очень светлая голова и что кроме его крюков и массы у него есть еще и передачи. Поэтому дуэт под кольцом Белов-Селантьев стал самой грозной силой в отечественном баскетболе.

При этом на скамейке еще сидел и Володя Яковлев, и неувядающие ветераны: Большаков, Федоров, Кривощеков, Волчков... Как же здорово и как умело Владимир Петрович использовал резервы своей команды! «Спартак» всегда славился игрой в защите, так вот transition basketball — баскетбол при переходе от обороны к атаке — в исполнении ленинградского «Спартака» был самым прогрессивным не только в Советском Союзе, но и во всей Европе. Тренерское мастерство Кондрашина достигло наибольшего расцвета именно в этот период.

Словом, компания, разыгрывающая комплект наград чемпионата СССР, в том году была очень сильная. Но все же соперничество ЦСКА и «Спартака» вызывало наибольший интерес и у специалистов, и у прессы. Первый круг каждая из этих команд завершила с одним поражением. Причем «Спартак» у ЦСКА в Москве выиграл по разнице забитых и пропущенных во встречах между собой больше, чем проиграл, поэтому возглавил турнирную таблицу. К тому же в середине второго круга у ЦСКА случилась осечка — армейцы на выезде уступили киевскому «Строителю».

Апофеозом этого чемпионата оказались два последних матча между ЦСКА и «Спартаком», которые 31 марта и 1 апреля проходили в ленинградском Дворце спорта «Юбилейный». Ситуация сложилась такая, что для того, чтобы стать чемпионами страны, армейцам нужно было выигрывать оба матча, поэтому к этим встречам была проведена особая подготовка. Небольшое окно в чемпионате позволило наверстать упущенное в общефизической подготовке. Я помню, как однажды вместо того, чтобы идти в баскетбольный зал, папа вывел нас на заснеженную хоккейную коробку рядом с игровым залом ЦСКА, и мы час играли в футбол на снегу. Конечно, ноги в сугробах утомляются гораздо быстрее, чем на ровном паркете, но с точки зрения ОФП это было очень полезно.

В Питер команда ЦСКА приехала в самом оптимальном составе. Естественно, что мы, как никто, очень хотели победить. Первая половина встречи 31 марта сложилась таким образом, что в стартовой пятерке, как ни странно, не выходил Сергей Белов. Еремин—Сальников— Едешко—Жармухамедов и Петраков отыграли настолько здорово, что преимущество к концу первого тайма составляло более десяти очков. А в начале второго зонный прессинг с перехватами Белова и Сальникова позволил увеличить этот отрыв до шестнадцати. Но в этот момент что-то случилось с командой. Тот матч перед моими глазами стоит до сих пор. Я, хоть и вошел в состав игроков, на площадке не провел ни секунды.

Момент перелома, изменения тактики в игре питерского «Спартака», папа пропустил, не придав должного значения появлению на площадке тогда не известного никому Сергея Кузнецова. Причем нельзя сказать, что с первых минут своего выхода на поле Сережа тут же стал забивать. Просто столько раз, сколько он бросил, он столько раз и попал. Интересно, что Владимир Петрович Кондрашин Сереже тогда не очень доверял в защите, считая, что тот не может справиться с сильными баскетболистами ЦСКА. И когда позволяла ситуация, он снимал Кузнецова с игры в обороне и потом вновь выставлял, но в атаке. Получилось так, что «Спартак» догонял, догонял, догонял и практически догнал ЦСКА на последней минуте матча. Мало того, после броска Саши Белова «спартаковцы» даже вышли вперед плюс один. Но времени оставалось больше сорока секунд, и Сергей Белов забил очень сложный мяч, снова выведя свою команду на одно очко вперед. Ленинградцам осталось девятнадцать секунд на то, чтобы провести последнюю атаку. Перед ней оба тренера успели взять по тайм-ауту. Конечно, я не знал, что говорил Кондрашин, но, стоя за спиной Артура Стародубцева, слышал, как разбирал игроков отец, и было понятно, что папа ставил защиту против Александра Белова. Помогать держать Белова Коле Ковыркину должен был Сергей Белов, что он дисциплинированно и сделал. Просто кто ж знал, что Саша Белов не будет разворачиваться к кольцу, а отбросит мяч на дугу! Причем так далеко, что у Сережи Кузнецова, получившего мяч, было время прицелиться. А успеть к нему было уже некому... Сергей Белов, конечно, сделал попытку ускориться, но мяч буквально за две секунды до сирены ушел с руки Кузнецова и мягонько разрезал сетку нашего кольца.

Впервые с 1963 года команда ЦСКА не стала чемпионом СССР. Впервые я увидел почерневшее от обиды и горечи поражения лицо отца. Прозвучала сирена, он уселся на скамейку запасных, спрятал лицо в ладони — я даже испугался, что он заплачет, — и сидел так несколько долгих минут. Потом, когда через несколько лет я спросил его: «Пап, а что за реакция у тебя была?» Он ответил: «Стыдно стало. Стыдно стало за поражение, сынок».

Этот разговор состоялся еще до Олимпиады-80, и я понял, что по психологии отца он победитель, даже не понимающий, что в русском языке вообще существует такое слово, как «поражение». Как же тяжело он переживал эту неудачу, особенно в первые минуты!..

Тем временем складывалась не самая красивая ситуация. Я бы сказал, ситуация травли отца. Ленинградские журналисты сделали из Кондрашина знамя победы, создали вокруг его имени большой ажиотаж, а о папе писали нелицеприятные вещи. Но с этим можно было смириться. Но когда после поражения несколько операторов питерского телевидения попытались прорваться к нашей скамейке и одному из них удалось крупным планом заснять отца, тут уж не выдержал я — встал между камерой и отцом и в достаточно резкой форме потребовал прекратить съемку. Ликования питерских болельщиков в «Юбилейном» не замечал ни я, ни отец. У нас-то горе! Команды сразу отправились по раздевалкам, даже не прокричав традиционное «ура» и не пожав друг другу руки. Но мы были приятно удивлены тем, что человек шесть баскетболистов «Спартака» зашли в нашу раздевалку, чтобы пожать нам руки, проявили редкую корпоративную солидарность.

Игра 1 апреля уже ничего не решала. Не вышли на площадку оба Белова. Но справедливости ради отмечу, что последний матч сезона ЦСКА все-таки выиграл, причем с разрывом больше двадцати очков. Я сам провел на паркете достаточно много времени и выступал довольно хорошо, но вот смыть с души обиду за эту крупнейшую в жизни неудачу мне так и не удалось. Вечером «Красной стрелой» мы возвращались домой. Я ехал в одном купе с отцом. Он вообще человек разговорчивый и достаточно контактный, а тут у него просто не было сил ни поговорить, ни оценить все то, что произошло с командой за эти два дня. Таким подавленным и расстроенным я видел его потом только один раз, но об этом я буду рассказывать позднее.

Так неудачно начался год в спортивном плане. О том, как он продолжился, рассказать необходимо, но уж очень не хочется. В конце мая 1975 года развелись родители, хотя прожили они вместе целую вечность, успев к тому времени даже отметить свою серебряную свадьбу. В чем причина развода? В этой тяжелой жизненной ситуации всегда виноваты оба. У папы к тому моменту, как он решил разорвать свой брак, уже достаточно давно были отношения с другой женщиной. Знала ли мама о том, что отец не хранит ей верность? Я думаю, что она, несомненно, догадывалась об этом. Просто достаточно долгое время она думала, что здесь семья, двое детей... ну куда он денется? А мы выросли. В 1975 году мне шел двадцать второй год, а Сашке исполнилось двадцать. Мы были уже далеко не дети. О взаимоотношениях отца и Лилии Петровны первым из нас узнал Саша.

На тот момент он был единственным представителем фамилии Гомельских, который не занимался баскетболом, отдав предпочтение водному поло. Так вот младший брат Лилии Петровны занимался с Сашкой в одной команде. Таким образом, Сашке стало обо всем известно, и он сообщил об этом и мне. Почему мы ничего не сказали об этом матери?.. Ну, не знали как. Язык не поворачивался сказать: «Мам, ты знаешь, вот у папы есть другая женщина...» В общем, мы промолчали. Наверное, смалодушничали. Но скорее всего, нам просто не хватило жизненного опыта. Все-таки мы были очень молоды и не представляли, как следует себя вести в такой ситуации.

Мы не присутствовали при том разговоре, когда отец предложил маме подать на развод. Как потом выяснилось, папа всей правды ей так и не сообщил. У меня к этому моменту были серьезные отношения с моей девушкой Ольгой. Мы собирались создавать свою собственную семью. В общем, отец сказал маме, что развод нужен из практических соображений. Что Володе, то бишь мне, никакое жилье не предоставят, поскольку он еще студент, и что имеет смысл развестись. А уж полковнику ЦСКА квартиру, хоть однокомнатную, дадут всегда — мол, расстанемся на какое-то время, а потом снова сойдемся.

Мама согласилась, и в конце мая 1975 года они развелись. Мы не узнали об этом в тот же день, но мать почему-то долго не решалась сказать нам об этом.

1975 год был годом Спартакиады народов СССР, которая проходила в Киеве. Отец готовил к этому турниру сборную Москвы. На финал, в котором встречались сборная Москвы и сборная Ленинграда, мы поехали всей семьей, включая маму. Болели, естественно, за папину команду. И папа взял реванш, одержав уверенную победу.

По возвращении в Москву у меня состоялся очень тяжелый и неожиданный разговор с братом. Саша узнал, что Лилия Петровна беременна и вот-вот у нее должен родиться ребенок. Естественно, что ни о каком восстановлении семьи уже речь не шла. Папа готовился к вступлению в новый брак, а 4 сентября 1975 года родился Кирилл. К этому моменту я остро почувствовал, что лицемерить и жить с этой недосказанностью, с сознанием того, что мама об этом ничего не знает, я больше не могу. Мне было очень тяжело находиться дома, и я сам для себя нашел выход, о котором потом никогда не жалел. Просто решающего шага сделать мне так и не дали. Я забрал свои документы с экономического факультета МГУ, по телефону провел переговоры о переходе в другую команду, которая носила название ТГУ (Ташкентский государственный университет). Экономического факультета там не было, но тренер команды Александр Адисман с удовольствием брал меня на роль основного разыгрывающего и, естественно, обещал, что на кафедре политэкономии исторического факультета ТГУ я спокойно закончу свое образование. Чтобы убедиться во всем на месте и сопоставить свои намерения с реальностью, я даже слетал в Ташкент. Сразу после этого состоялась моя свадьба. Поиграть за ТГУ мне довелось лишь несколько раз.

Перед началом учебного года команда должна была участвовать в международном баскетбольном турнире в Кувейте, но не долетела туда по политическим соображениям. А затем я со всей полнотой ощутил на себе волю и характер Александра Гомельского, который жестко заявил, что никакого перехода из ЦСКА не будет, что из заявки ТГУ я вычеркнут и на следующий сезон меня снова заявят за ЦСКА. А также, что я должен тренироваться в его команде и восстанавливаться на экономическом факультете МГУ. Я подчинился его решению и остался в Москве.

Рассказывая о родителях, особенно когда их уже нет в живых, любой ребенок, в каком бы возрасте он ни был, все равно вспоминает их с улыбкой и добротой. Я не исключение, потому что вырос в замечательной семье, окруженный заботой, вниманием и любовью. Понятное дело, что большую часть времени нас с братом воспитывала мама, поскольку у папы на это никогда не хватало времени. Однако же мама и сумела привить нам, во всяком случае мне мысль, что папа занимается самой интересной и самой важной работой на свете и огорчать его нельзя. И поэтому «не огорчать папу» выражалось в том, что я стремился хорошо учиться и хорошо играть, мечтал о том, чтобы выступать в ЦСКА, чего я никогда не скрывал. И даже несмотря на то что однажды папа сказал мне: «Нет, учись, баскетболист из тебя не получится», — я очень горжусь тем, что баскетболист из меня получился и я какое-то время, пусть и недолго, играл за команду ЦСКА под его руководством. До сих пор я считаю, что в спортивном отношении это были самые продуктивные и самые счастливые годы. Ведь мечта сбылась, и я все прибавлял и прибавлял до тех пор, пока не получил травму. Но до этого еще разговор не дошел.

Но, говоря о родителях, обычно вспоминаются те вещи, которые совсем не относятся к трагическим. Мои папа с мамой, объединенные любовью к баскетболу, составляли, на мой взгляд, достаточно гармоничную пару. Другое дело, что в результате травмы свою подвижность мама так до конца и не восстановила, поэтому к тому моменту, когда мы переехали в Москву, она была уже очень полной женщиной. Папа, который всегда за собой следил и поддерживал юношескую стройность фигуры, и такая малоподвижная матрона Ольга Павловна были почти одного роста. Рост папы сто шестьдесят девять сантиметров, а мамы — сто шестьдесят шесть. Но от того, что она была такая грузная, смотрелась гораздо крупнее своего мужа.

Можете себе представить, что у моих родителей был один размер ноги — тридцать девятый. Вы не представляете, что творилось в магазинах женской обуви, особенно в Италии, когда папа мерил женские сапоги для мамы. Тогда, по-моему, слова «гей» еще не существовало, и многие на него смотрели как на извращенца. Ходили по магазинам мы с ним за границей всегда вместе, и я, если честно, в этот момент старался как можно дальше отойти от того отдела, где папа мерил на себя женскую обувь.

Всегда вспоминаю сцену в Риме, как папа покупал для мамы платье. Размер, поскольку она весила под сто килограммов, был огромным. К тому времени я здорово мог общаться по-английски, а вот папа говорил практически на эсперанто. В его лексиконе было какое-то количество иностранных слов, которых он нахватался, путешествуя по разным странам. То есть выразить свою мысль так, чтобы его понял собеседник, папа мог. Но вот слушать это было очень и очень занимательно. Я хочу привести диалог в лавочке, где мы покупали подарки. Так вот маме нужно было купить летнее платье. Папа обращается ко мне с просьбой: «Спроси у него, говорит ли он по-английски?»

Поскольку в Риме мало кто говорил по-английски, я получаю отрицательный ответ и понимаю, что здесь моя роль переводчика умерла, не родившись. С переговорами папа решил разобраться сам. Сначала следует французское слово «ма фам» — то есть «моя женщина» или «моя жена». Дальше итальянское «синьора гранде» — то бишь «синьора большая». «Роб хэв», где «роб» по-французски «платье», а «хэв» английский глагол «иметь». На что хозяин лавки, энергично кивая головой, тут же приносит связку платьев пятидесятого размера. Папа понимает, что пятидесятый размер нам не нужен. Он эту связку небрежно в сторону отодвигает и объясняет: «Ма фам синьора гранде... монумента-ле!» Как он вспомнил это слово в нужный момент, я не представляю! Монументале! И слава богу, мы находимся в Риме, где буквально на каждом перекрестке стоит какой-нибудь памятник, и, показывая рукой на конную фигуру какого-то римского императора, он уже по-русски говорит: «На памятник неси!» Тот, растерянно кивая головой, обращается ко мне. Я беру ручку, бумагу и пишу: «No 50. We need 56». Нашелся и пятьдесят шестой, и пятьдесят восьмой. Платье было куплено, упаковано...

Но плюс к этому мы же еще много чего набрали — подарки, сувениры, поэтому дальше начинается торговля. Вот уж что папа умел делать невероятно талантливо — это торговаться. Там, где это было можно, он торговался без зазрения совести. Я-то это знал с детства. Эти воспоминания связаны с нашими походами на рынок. Когда он приезжал домой после долгого отсутствия, это событие каждый раз отмечалось как самый большой праздник и всегда сопровождалось приглашением большого количества гостей. Чтобы накрыть стол, нужно было купить продукты — конечно, на рынке. Так вот, проходя по рыночным рядам, папа в буквальном смысле портил продавцам существование. Он торговался так долго и так азартно, что ему почти невозможно было противостоять, причем его темперамент значительно превосходил темперамент самих продавцов, которые, кстати, представляли собой сверхэмоциональных по природе лиц кавказской национальности.

Так и здесь, в этой итальянской лавочке, он торговался до умопомрачения. Эта заняло гораздо больше времени, чем сам выбор подарков. Один пишет на листке свою сумму, показывает ее и обязательно подчеркивает: «Ту руссо бандито!» — что значит: «Ты русский бандит, гангстер». На что папа, зачеркивая сумму, написанную владельцем, пишет цифру втрое меньшую и отвечает ему: «А ты — италио мафиозо!» И вот так они, обзывая друг друга, но с улыбками на лицах, все-таки пришли к соглашению. В этом отношении папа был совершенно уникальным человеком. Даже после того, как они с мамой развелись, не было такой поездки, чтобы для мамы или для других членов семьи, включая обеих бабушек, папа не привез бы подарков. Причем будучи достаточно практичным человеком, он знал, что им было необходимо, а также и то, что в какой стране надо покупать. В этом смысле я сам многому от него научился, поэтому спасибо ему за этот житейский опыт, которым теперь обладаю и я.

При советской власти то, что за границу с командой выезжал представитель контролирующих органов, было само собой разумеющимся. А вот переводчика со спортивной командой обычно не посылали. Приезжаем мы в страну, скажем, в Швейцарию, где практически каждый гражданин разговаривает на трех признанных там государственными языках: на немецком, французском и итальянском. А у нас нет переводчика. Алжан Жармухамедов в совершенстве знал немецкий язык. Я говорил по-английски. Но в Швейцарии можно было нарваться на какой-нибудь ресторан или гостиницу, где по-английски не говорил никто. Понятно, что французским и итальянским в нашей команде не владели.

Уж чего-чего, а питаться спортсменам нужно, поэтому командный поход в ресторан был обычным делом. Кто-то из нас должен был заказывать обед. И когда это делал папа, это была симфония... Причем если он мог хоть что-то говорить, то читать-то он, по-моему, даже по-немецки не умел, который изучал в школе и знал лучше всех. Когда он заказывал салат, то обычно произносил «тассе», что означает «чашка». Причем папа все время был уверен, что «тассе» — это «тазик». «Тассе эв-риуан», — говорил папа, показывая на каждого члена делегации. «Суппа» — тоже международное слово, которым папа активно пользовался. И если с салатом было более или менее понятно, то про суп все же спрашивали: какой? В связи с тем что самое легкое слово для нас было «картофелен», то мы слышали: «Картофелен суппа тассе каждому».

Дальше шло любимое папино слово «стейк», а точнее, «биг стейк» или «ля стейк гранд», который он обычно заказывал нам на второе. Непонимание официанта, как правило, требовало какой-нибудь демонстрации. В этом отношении мне навсегда запомнилось, как после «биг стейк» Витя Петраков пояснил: «Покажи ботинок!» Мол, вот с ботинок стейк. А у Вити сорок девятый размер ноги... В связи с тем что заказывали мы много, официанты были довольны, так как рассчитывали на большие чаевые, и стейки нам приносили действительно уникального размера. Но самое удивительное было в папе, по-моему, то, что, казалось, разбуди его среди ночи и спроси, какой десерт он будет заказывать в ресторане, он ответит не задумываясь. Он знал на всех языках, как будет клубника со сливками: «Strawberries with cream и тазик побольше!» Естественно, каждому.

Клубнику любили все, но вот папа... Никогда не забуду, как во Франции два гурмана, Гомельский и Белов, всем заказывали на десерт клубнику со сливками, а себе брали сыр. Это было во вкусе папы, он любил острое жареное мясо и вот эти сыры, которые в СССР продавали крайне редко.

Возвращаясь к разводу родителей, я обязательно должен сказать и про вторую сторону медали. Почему я вначале сказал, что виноваты оба? Оценивая ситуацию сейчас, в зрелом возрасте, когда мне самому уже перевалило за тридцать пять, я понимаю, что виновата и мама. Конечно, ей не хватало внимания отца. Папина работа слишком надолго отрывала его от дома, слишком мало было семейных отношений между ними, отношений мужа и жены. А маме все время хотелось каких-то проявлений внимания и любви, и это вполне естественные желания. Она пыталась дать ему понять, что страдает от этого. В чем это выражалось? Папы нет, он в командировке. Мы с мамой дома. Она замечательно справлялась с работой по дому, мы были и накормлены, и обстираны, и все было в порядке. Но стоило папе вернуться домой, как мама заболевала. Делала ли она это подсознательно или это был сознательный выбор, я сейчас сказать не могу. Но каждый раз, когда отец появлялся дома, на него наваливалась еще и груда бытовых проблем. Мама делала вид или действительно так плохо себя чувствовала, что не вставала с постели.

С одной стороны, мне за это, наверное, нужно ее даже поблагодарить, ведь я научился хорошо готовить. Практически нет такой домашней работы, с которой я бы не мог справиться. Но какому мужчине приятно, когда он возвращается домой и застает жену, которая не может его нормально встретить? Я понимаю, почему через какое-то время папа уже не так стремился домой из своих командировок, как раньше. Осуждать за это маму я не могу и не собираюсь. Для меня она всегда была самой замечательной, заботливой и любящей мамой на свете. А то, что произошло между моими родителями, — это их выбор, их решение, наконец, это их судьба...

В то лето 1975 года произошло еще одно событие, которое связано исключительно со мной. В Варне проходил турнир Спартакиады дружественных армий, которую сборная Вооруженных сил СССР уверенно выиграла, победив в финале сборную Болгарии. Я выступал за сборную Вооруженных сил и по возвращении из Варны получил звание мастера спорта международного класса. Кстати говоря, первым, кто меня поздравил, был отец.

Я пишу эти строки в 2007 году, когда идет чемпионат Европы в Мадриде. Так вот тренер сборной Португалии Валентин Федорович Мельничук тогда как раз тренировал команду киевского СКА и сборную Вооруженных сил. Именно под его руководством команда стала победителем, а я стал МСМК.

Практически из-за того, что лето было заполнено международными соревнованиями, подготовка к сезону 1975/76 года началась только в сентябре, что для меня, студента, было особенно приятно. Игроки сборной после чемпионата Европы вернулись практически разобранными. После чемпионата мира, не выиграв европейское первенство и вернувшись в ЦСКА, они явно выпадали из ансамбля. Это был чисто психологический эффект.

Одновременно с этим в полную силу в ЦСКА заиграли Станислав Еремин и Анатолий Мышкин. Это был год, когда в ЦСКА появился Сергей Коваленко. Столько лет у отца не было доминирующего центра, а тут на тебе. Сережа Коваленко — единственный олимпийский чемпион Мюнхена, кто не получил звание ЗМС. Причем по каким причинам он не был включен в список, мы не знаем. Сам он очень не любил разговаривать на эту тему. Когда он появился в ЦСКА, несмотря на большую разницу в возрасте, пожалуй, вот с кем у меня сложились наиболее дружеские отношения, которые продолжались практически до разделения Советского Союза, когда Сережа остался на Украине, а мы в России. Я знаю, что он находился под большим давлением со стороны тренерского совета, настаивавшего на его переходе в питерский «Спартак».

Но самолюбивый и амбициозный центровой не хотел оказаться просто заменой Саше Белову. В конце сезона 1974/75 года у него произошел конфликт с тренером киевского «Строителя» Клеменко. В результате Сергей получил пожизненную дисквалификацию, не связанную ни с нарушением таможенного режима, ни с каким-нибудь аморальным поступком, то есть для всех было очевидно, что это наказание совершенно не соответствует степени проступка. Киевляне подали ходатайство о его дисквалификации, и оно было удовлетворено. Поскольку у Сергея уже было высшее образование, его тут же призвали в армию. И вот старший лейтенант Коваленко остался без команды. Он сам приехал в Москву и обратился к отцу с просьбой взять его в ЦСКА, правда, при условии, что с него помогут снять эту злосчастную дисквалификацию. Отцу, уж не знаю какими усилиями, это удалось, и Коваленко в сентябре 1975 года влился в состав.

Я не могу сказать, что благодаря Сереже Коваленко состоялся реванш в следующем сезоне, когда ЦСКА обыграл «Спартак». Но уж точно не без его помощи. Сергей удивительно провел первые два сезона в ЦСКА. Это был период расцвета его баскетбольного таланта. Рассказывая о Коваленко, нельзя не сказать, что кроме роста двести семнадцать сантиметров у Сережи был еще один плюс — великолепные снайперские качества. Никто из наших больших не бросал так эффективно со средней дистанции, как Сережа, и использовать его в позиционном нападении было очень легко. Я играл с ним эти два сезона и знаю, что отдать Сергею мяч было проще простого. Умный, высокоинтеллектуальный центровой — это большая редкость в баскетболе. Да, он по своей подвижности в связи с тем, что у него было врожденное заболевание стопы, так называемая куриная стопа, сильно уступал и Андрееву, и Ткаченко, и, уж конечно, Белову. Но КПД его на площадке был необыкновенный. Поэтому можно сказать, что при появлении центрового в позиционном нападении команда ЦСКА расцвела.

Уровень баскетбола в нашей стране рос от года к году, при этом не затухал и конфликт Гомельский—Кондрашин. Плох он был тем, что в него были вовлечены тренеры, которые разбивались на полярные группировки. Как, впрочем, и игроки. Одни хотели попасть к Кондрашину в «Спартак», а потом в сборную, другие же считали, что больше для их роста соответствует манера и школа Гомельского. Вместе с тем эта конкуренция привела к тому, что у нас во второй половине 1970-х годов появилось не только много своеобразных баскетболистов, у нас появилось достаточное количество сверхталантливых игроков, из которых можно было собрать не одну, а две равносильные команды, способные с успехом выступать на любых международных соревнованиях.

Как ни странно, похожая ситуация в это время складывалась и в Югославии. Именно тогда тренеры с мировым именем Мирко Новосел, Ранка Жеравица и Душан Ивкович конкурировали между собой, вследствие чего югославский баскетбол рос как на дрожжах. Противостояние СССР—Югославия в те годы было наиболее острым. Свое мнение об этом высказывали и оба наших мэтра, Кондрашин и Гомельский. Они были убеждены, что, как бы ни играла российская команда, в любом финале СССР—Югославия судьи будут отдавать предпочтение югославам. Они обосновывали это мнение тем, что генеральный секретарь Международной федерации баскетбола Борислав Станкович югослав, что председатель судейской комиссии ФИБА Шаппер тоже югослав и что практически везде наблюдается засилье югославских кадров. Может быть, здесь есть доля истины.

Но с другой стороны, нельзя не отметить и тех звезд, которые отстаивали честь югославской сборной на международной арене: Крешемира Чосича, Зорана Славнича, Драгана Кичановича, Дражена Далипагича, — и мне вспоминается ряд еще как минимум из двадцати фамилий, которые можно было перечислить, просто далеко не все они стали олимпийскими чемпионами в 1980 году. Но это был первый период расцвета югославского баскетбола, который заинтересовал заокеанских специалистов. Так же как Саша Белов, игроки сборной Югославии начиная с Крешемира Чосича заинтересовали скаутов НБА. И если бы не политическое противостояние между соцлагерем и США, может быть, кому-нибудь из них и разрешили бы выступать в Национальной баскетбольной ассоциации. Эти люди первыми вписали бы свои имена в историю международного баскетбола. В этом смысле мне лестно и очень приятно, что среди иностранных тренеров первым в американский зал баскетбольной славы попал мой отец, Александр Гомельский. Так же как, наверное, и в Югославии сейчас гордятся тем, что первым иностранным баскетболистом, увековеченным в зале славы, был Крешемир Чосич.

Однако не все перечисленные мною звезды пользовались уважением и любовью. Мне сложно себе представить баскетболиста, который бы с уважением относился к Зорану Славничу, который на площадке был наибольшим хамом из всех встречавшихся мне игроков. А вот Чосича любили и уважали все, потому что он, напротив, был воплощением джентльменства. Кроме этого, Крешемир был дружелюбным и интеллигентным парнем, с которым всегда было приятно общаться. В нем не было и тени заносчивости. Он абсолютно спокойно относился к своему статусу суперзвезды, и в общении всегда держался на равных с товарищами по команде и с достоинством — с игроками соперников; для каждого баскетболиста у него всегда находилось доброе слово. Я вспоминаю его с огромным уважением.

У меня с папой несколько раз возникали дискуссии по поводу того, кто был сильнейшим баскетболистом в тот или иной период. Я не называю и никогда не буду называть папу ура-патриотом, потому что знаю, что он искренне гордился своей страной. Я хорошо понимал это, когда видел слезы на его глазах во время исполнения гимна в честь команды, победившей под его руководством, и государства, которое она представляла. Папе совершенно бесполезно было доказывать, что Драган Кичанович ну как минимум не хуже, чем Сергей Белов, а Дражен Далипагич намного сильнее любого нашего нападающего. Он считал, что Далипагич слабее Евгения Коваленко. Пожалуй, вот только по поводу Крешемира Чосича он со мной соглашался. Говорил: «Да, у нас были центровые, одаренные от природы более хорошими физическими данными, но такого думающего, такого изобретательного центрового, который вокруг себя и в защите, и в нападении объединял бы команду, у нас не было». Авторитет Крешемира Чосича даже для моего отца был непререкаем, и никогда конфликтных ситуаций именно с этим центровым сборной Югославии у папы не возникало.

На протяжении целых двадцати лет, с 1968 по 1988 год, СССР и Югославия постоянно конкурировали между собой, и эта конкуренция обогатила мировой баскетбол. Я хочу высказать свое мнение, что замкнутые на себе американцы в какой-то момент даже упустили из виду и перестали следить за тем, что происходит в мировом баскетболе, потому что были уверены в своем превосходстве. Победы команд СССР и Югославии над США и в 1972, и в 1980, и в 1988 годах произошли потому, что американские тренеры и скауты не обращали в то время на мировой баскетбол, особенно на европейский, должного внимания. А там рождались и росли суперталанты, которым потом судьба подарила шанс проявить себя и в НБА. Нельзя не вспомнить и Петровича, и Марчюлениса, и Сабониса, и Сашу Волкова, ну и, конечно, то поколение, которое блистает сейчас: того же Дирка Новицкого и Андрея Кириленко.

Сезон 1975/76 года держал в напряжении всю баскетбольную общественность страны. Кубки европейских чемпионов и другие европейские соревнования были закрыты для сборной СССР в связи с предстоящей Олимпиадой-76 в Монреале. Сама подготовка к ней была развернута очень широко. Во-первых, потому что существовала острая конкуренция за каждое место в сборной, и, с моей точки зрения, пошел уже первый шаг в смене поколений. Появление в составе Владимира Ткаченко, которому на момент Олимпийских игр едва исполнилось девятнадцать лет, говорит о том, что в команду стала вливаться свежая кровь. В принципе на место в составе уже тогда могли претендовать и Анатолий Мышкин, и Станислав Еремин, и молодые баскетболисты из тбилисского «Динамо», из каунасского «Жальгириса», из киевского «Строителя». Однако этого не случилось. Но винить в этом Владимира Петровича Кондрашина, наверное, нельзя. Он был вправе рассчитывать на тех баскетболистов, которые уже оправдали его надежды в крупных международных турнирах. То, что перед началом Олимпиады с Александра Белова сняли пожизненную дисквалификацию и он снова мог выступать за сборную, говорит о многом. Команда при подготовке к Олимпиаде не то что была разбита на два лагеря, просто в ней были и игроки, которые пользовались безграничным доверием тренера, и те, которые в матчах сборной СССР еще себя ничем не проявили.

Я хочу сразу опустить все перипетии борьбы между клубами в чемпионате СССР, потому что закончился он убедительной победой ЦСКА. С приходом Сергея Коваленко состав снова стал сбалансированным, вновь за команду разрешили играть Алжану Жармухамедову, с которого тоже была снята дисквалификация, как, впрочем, и со всех троих виновников. Кроме Жара и Белова «вольную» получил и Миша Коркия.

Я не могу сказать, что общее настроение ЦСКА было такое уж реваншистское. На самом деле только два человека в команде больше всего на свете хотели вернуть сборной статус лидера, потерянный в прошлом сезоне. Это были Гомельский и Белов. Прямо скажем, рвения этой пары вполне хватило. ЦСКА «Спартаку» проиграл лишь одну игру, которая состоялась за три тура до окончания чемпионата. Но звание чемпионов команда завоевала досрочно, уже за пять туров до конца сезона.

Возвращаясь к сборной, я хотел бы отметить, что все-таки у нас в стране было много достойных снайперов. Наши дальнобойщики: Сергей Белов, Александр Сальников, Владимир Арзамасков, да и Михаил Коркия, к тому моменту поставивший стабильный дальний бросок, — славились на весь мир. И вот стартовый состав сборной, в котором выходили Александр Белов и Владимир Ткаченко на передней линии, Александр Сальников в роли крайнего нападающего, Владимир Арзамасков как разыгрывающий, Сергей Белов как атакующий защитник — это был состав убийственной огневой мощи. Состав, который мог забросать с дистанции любую команду и одновременно выиграть щит. Потому что такого мощного центрового, как Володя Ткаченко, с ростом двести двадцать сантиметров и сто тридцать пять килограммов живого веса, не было ни в одной команде. Что интересно, несмотря на такие габариты, он не был медлительным. Напротив, за счет силы ног он был высокопрыгучим и очень подвижным. Пусть его техника и не позволяла обыгрывать один на один, но перед ним такая задача и не стояла. От него требовались подборы и забивание мяча из-под самого кольца, с чем он прекрасно справлялся.

Весь баскетбольный мир предполагал, что в финале должны встретиться сборная СССР и сборная США. Все ждали реванша за матч в Мюнхене. Американцы к этой Олимпиаде готовились очень ответственно, и это был первый и последний на моей памяти случай, когда некоторым звездам студенческого баскетбола не позволили подписать профессиональные контракты до Олимпийских игр. Американцы целенаправленно готовились именно к матчу с командой СССР. Собственно, и жеребьевка позволила развести эти две сборные по разным подгруппам.

Не иначе как триумфальное шествие продемонстрировали оба соперника, одержав по семь побед в своих группах. Причем сборная США обыграла очень сильную команду Югославии, я бы даже сказал, не выложившись даже на семьдесят пять процентов своей мощи. В том матче, видимо, сказался недостаточный атлетизм передней линии сборной Югославии. Команде даже с такими умами, как Чосич, было очень сложно бороться в трехсекундной зоне с атлетами, подобными Дэнтли. После того как американцы победили югославов, был составлен дуэт полуфинальных пар.

Летом 2007 года мне довелось побывать в США, где я комментировал чемпионат Америки. Это был август, и именно в это время происходила церемония инаугурации новых членов зала баскетбольной славы, о котором я уже рассказывал. В 2007 году в него был введен тогдашний тренер Югославии Мирко Новосел. Могу сказать, что с огромным уважением отношусь к тренерскому таланту Мирко и с удовольствием и чувством удовлетворения смотрел телевизионный репортаж с этой церемонии. Я всегда подчеркивал, что из югославских тренеров выделяю троих, и Мирко Новосел занимает в этой тройке второе место. Вместе с тем папа с ним никогда не дружил. Если с Жеравицей и Николичем его связывали дружеские отношения, то с Новоселом они враждовали и никогда друг о друге хорошо не отзывались. И вот в своей речи перед введением его в зал баскетбольной славы перед аудиторией, которая на сто процентов состояла из американцев, Мирко Новосел из пятнадцати отведенных ему минут десять говорил о полуфинальном матче Югославия—СССР монреальской Олимпиады. Я сначала был даже удивлен, почему Новосел уделяет такое большое внимание именно этой встрече. С одной стороны, он хотел напомнить американцам, что именно он разрушил американскую мечту о реванше и это его команда обыграла сборную СССР в полуфинале.

А с другой стороны, Новосел как тренер сборной Югославии ярче всего продемонстрировал свой талант всего в двух матчах — это полуфинальный матч в Монреале и другой полуфинал в Москве. Собственно, по большому счету, это те два слона, на которых зиждется весь его международный авторитет. Больше о нем плохого ничего не хочу сказать, но это было действительно величайшее разочарование. Не только американцы ждали реванша в 1976 году. Ждали его и мы. Я был очень расстроен еще и потому, что в 1976 году я планировался как один из переводчиков на монреальскую Олимпиаду, но, к сожалению, мне не повезло и я туда не попал. В Олимпийской деревне все места были заняты, и сборная тяжелой атлетики, с которой я должен был выезжать, обошлась без переводчика. А вот папа там был. Невыезд с него, слава богу, сняли еще в 1975 году, и в Монреаль отец отправился в группе специалистов. Интересно, что это один из немногих случаев, когда в одну группу специалистов входили два родных брата — и Евгений, и Александр. Естественно, что Евгений Яковлевич более пристально следил за женским баскетбольным турниром, в котором сборная под руководством Лидии Владимировны Алексеевой уверенно завоевала золотые медали. А папа в какой-то степени даже умудрялся поработать и комментатором. Во всяком случае, встречу с участием сборной СССР в группе папа комментировал. Потом как специалист об этом матче с югославами он говорил, что нельзя было ту пятерку, которая стартовала в предыдущих семи матчах, выпускать на площадку в полном составе. Если к паре Александр Белов—Ткаченко претензий не было, то к тройке игроков периметра: Сергей Белов—Арзамасков—Сальников у отца были большие вопросы. Причем выразил он их, как всегда, очень лапидарно: «Этим троим одного мяча мало.

Кто-то должен не бросать по кольцу, а разыгрывать. Кто-то свои амбиции должен спрятать в карман». В матче с Югославией никто из перечисленных мною игроков не захотел спрятать в карман свои амбиции и поработать на команду. И естественно, что тренерский состав был поставлен в достаточно сложное положение еще в первом тайме, когда мяч просто не успевал доходить до наших больших, которые в принципе должны были переигрывать в трехсекундной зоне защиту сборной Югославии. Им просто не давали. Каждый торопился выпустить свою квоту очков. Тактика была поломана еще и в связи с тем, что югославы начали этот матч с очень высоким процентом попадания со средней дистанции и к концу первого тайма вели с преимуществом в двенадцать или тринадцать очков. В общем, игра закончилась поражением сборной СССР, которая из Монреаля вернулась только с бронзовыми медалями.

Настоящего финала не получилось. Как мне показалось, утомленные игрой с советской сборной, югославы особо и не стремились к золотым медалям. Когда в первые пять минут встречи стало ясно, что они не могут соперничать с США, Мирко Новосел опять выбросил белый флаг, и американцы победили с разницей более двадцати очков. Мечта американцев сбылась!

После возвращения команды из Монреаля, как всегда, происходил разбор полетов, на котором отчет тренеров сборной СССР об итогах выступления на Олимпиаде был признан неудовлетворительным. Ни результат, ни его содержательная часть тренерский совет не впечатлили. Состоялась достаточно жаркая дискуссия, в ходе которой тренерам Кондрашину и Башкину было выражено недоверие и их отстранили от работы со сборной. Однако это был достаточно удивительный день, потому что тренеров отстранили, но взамен никого не назначили. То есть сборная СССР оставалась без наставника до середины декабря.

Шел клубный сезон, и теоретически сборной можно было обойтись без тренера. Но в 1977 году предстоял чемпионат Европы в Бельгии, поэтому без подготовки команду было оставить нельзя. Я не могу сказать, что для отца в декабре назначение на должность главного тренера сборной стало сюрпризом. Он хотел работать главным тренером сборной СССР, добивался этой работы, и когда у него была такая возможность, он пытался убедить руководство Спорткомитета СССР в лице его председателя Сергея Павловича Павлова и Валентина Лукича Сыча в том, что он на правильном пути. Причем честно скажу, что какой-то дружбы между этими двумя руководителями и моим отцом в то время не было. Более того, они вообще считали, что, отстранив Гомельского в 1970 году, совершили правильный ход, вследствие чего команда выиграла Олимпийские игры в Мюнхене. Однако другие кандидаты на пост главного тренера сборной выглядели недостаточно авторитетно, и в конце концов в декабре 1976 года папу вновь назначили на эту работу.

Сначала нужно было довести до победы сезон 19761/77 года. Команда ЦСКА под руководством отца провела его очень уверенно. В том сезоне развернулась борьба за Александра Белостенного. Однако призвать Сашу в армию, когда он как раз достиг восемнадцатилетия, не удалось. Белостенный уехал в Ленинград, закончил там школу и там же поступил в Институт имени Лесгафта. Но отношения у Саши с Кондрашиным почему-то не сложились, и еще в начале 1977 года Белостенный переехал в Киев, став игроком «Строителя», так что забрать его в ЦСКА до тех пор, пока он не получил диплом в 1980 году, папе так и не удалось.

Не удавались и другие приобретения. На самом деле было несколько баскетболистов, которых папа хотел бы видеть в своей команде, но которые ответили отказом. Единственный человек, который в 1977 году перешел в ЦСКА, был Владимир Арзамасков из питерского «Спартака». Отношения у Володи в ЦСКА не сложились с первого дня. Существовала обычная практика не только у отца, но и у других тренеров защитников готовить парами. Так вот никто не хотел играть с Арзамасковым в одной паре. Подобрать себе партнера из какой-либо пятерки, с которым бы он смог составить защитную линию, до конца сезона Арзамаскову так не удалось. Пробыв в ЦСКА меньше года, он уехал в Киев.

Тем не менее тактика, заложенная отцом, продолжала приносить плоды. Команды, в которых не было равноценных замен, просто не могли играть против интенсивно защищающейся команды ЦСКА, в которой пара защитников проводила на площадке, ну самое большое, восемь с половиной минуты. Отрабатывая интенсивный отрезок, армейцы защищались настолько агрессивно, что давление на мяч оказывалось не в одну-две, а зачастую и в три, и в четыре руки. Так вот более слабые соперники просто сметались с площадки. Обычно очень выдержанная и академически хорошо подготовленная дружина таллинского «Калева» против ЦСКА во всех четырех матчах, даже дома, уступила с разницей более двадцати очков.

Я хочу привести еще один пример того, как хорошо был подготовлен ЦСКА в том сезоне. Когда сборная СССР еще готовилась к Олимпиаде, летом 1976 года ФИБА в немецком городе Бремерхафане проводила первый экспериментальный межконтинентальный кубок для клубных команд. Для участия в нем было приглашено восемь дружин: три европейские, одна из США, одна из Бразилии, а также по одной из Азии, Африки и Австралии. Европейские — это, естественно, победитель Кубка европейских чемпионов прошлого сезона израильский «Маккаби», ничего не представляющая собой команда из Германии и ЦСКА. Однако в связи с тем, что пять человек из армейской дружины были кандидатами в сборную СССР, они на этот Кубок не поехали. Таким образом, в ФРГ мы прибыли в ослабленном составе. Нас было всего десять человек, из которых двоим — Андрею Лопатову и Александру Ме-лешкину — было по восемнадцать лет.

Все началось со скандала. Жеребьевка проводилась без участия клубов, и мало того что в одну подгруппу попали мы и «Маккаби», так еще и матч между нами выпадал на первый же день турнира. На глаза была явная несправедливость, да и папа посчитал, что стартовать с израильтянами, да еще в ослабленном составе, не имеет смысла. Напрягая свой авторитет, советская делегация добилась того, что прямо в день приезда жеребьевку провели снова, где уже нас с «Маккаби» развели по разным углам. Таким образом, получилось, что первые три матча в подгруппе были пусть и не очень легкие, но команду хозяев, Австралию и Азию мы победили, заняв первое место.

Естественно, что в другой подгруппе победила 3поистине уникальная команда «Маккаби». Во-первых, ее капитаном был Тол Броди, один из лучших разыгрывающих Европы. Кроме него в состав входили два высокорослых: американцы Эрл Уильяме с опытом игры в НБА, один из братьев Джонс, и молодой Миша Беркович.

Мы приехали, когда матч за третье место был в самом разгаре, и папа нам, как всегда, не позволил его смотреть. Команда сидит в раздевалке, а отец и второй тренер Артур Стародубцев в это время находятся в зале и наблюдают за ходом встречи. Идет первый тайм. В этот момент в раздевалку команды ЦСКА вошли два человека в очень хороших серых костюмах и на отличном русском языке стали с нами разговаривать. Ну в том, что они русские, у нас с первого слова сомнений не возникло — это были сотрудники посольства, представители нашего Комитета госбезопасности, выступление которых началось и закончилось в принципе одинаково. Они стали нам объяснять, что этому матчу придается особое политическое значение, что проигрывать евреям мы никак не можем, что если вот мы победим сегодня, то нам даже заплатят премиальные. А вот если проиграем, то кара на наши головы обрушится совершенно необыкновенная, и пожизненно невыездными мы будем, и изменниками родины нас объявят, и так далее. В этот момент в раздевалку входит отец. В матче как раз был перерыв, и он зашел нас проведать. Он сразу понял, с кем имеет дело. А папа в гневе страшен. Наверное, на них даже их начальники не орали с такой силой и такими непарламентскими выражениями, которые употребил Александр Яковлевич. В общем, из раздевалки он их выгнал.

Я не раз подчеркивал, что папино знание психологии игроков — это одна из сильнейших сторон его тренерского дарования. Папино умение настроить команду на борьбу и на тяжелый бой — это тоже было одной из составляющих его таланта. Какие методы он для этого применял? Методы диктовала обстановка. Иногда это был театр одного актера, и мне как сыну, хоть и игроку, не то что была заметна фальшь, но я понимал, что все это говорится ради одной игры и ради одной победы. Но то, что произошло в раздевалке спортивного дворца Бремерхафана на моих глазах в следующие тридцать минут, я театром назвать не могу. Папа попросил внимательно его послушать. Он стал рассказывать нам о Великой Отечественной войне и о любви к Родине. Биографии своих игроков он знал хорошо, в том числе и то, у кого с войны не вернулся дед, а у кого отец, и каждому из нас повторил, что мы продолжатели славной победной традиции Советской армии и не зря носим майки ЦСКА. Эта эмблема, которая сюда дошла на броне своих танков, знамя победное над Рейхстагом водрузила — я цитирую дословно, — «и выгнать нас отсюда никто не может». И если мы сегодня не добьемся победы, то мужчинами и продолжателями победной традиции наших отцов и дедов он нас считать никак не сможет. Причем это было сказано на таком эмоциональном подъеме, с таким зарядом, причем, будучи его сыном, я знал, что отец никогда не воевал и не был на фронте, но даже у меня в глазах зажглось что-то такое, я бы сказал, какая-то ненависть.

Обвинить папу в антисемитизме не может никто, он же сам еврей. Его речь не была агитацией против «Мак-каби» и против Израиля как государства. Это был настрой на победу через победу. Через победу, доставшуюся всему нашему народу неимоверной ценой. Я до сих пор оцениваю свое состояние перед той игрой как близкое к берсерку. Если вы помните, это в скандинавской мифологии отважные воины, приводившие себя в ярость перед важной битвой.

Интересная вещь, что по тактике обе команды основным своим оружием в обороне избрали зонный прессинг. Зонный прессинг ЦСКА играл в чемпионате СССР уже два года, «Маккаби» не знаю, как в чемпионате Израиля, но на Кубках европейских чемпионов уже три года. Причем схема у обеих команд была одинаковая — «один-три-один». На острие агрессивной стрелы, направленной на игрока с мячом, находится разыгрывающий защитник. В команде ЦСКА основным таким разыгрывающим был Станислав Ерёмин. Поскольку не было ни Милосердова, ни Едешко, то заменял Стасика я. В зонном прессинге это особая интенсивная работа, и десять минут провести, добросовестно защищаясь, практически невозможно. В ЦСКА было принято, что игрок стартовой пятерки проводит на площадке семь-восемь минут, потом его заменяет дублер, после чего он снова возвращается на концовку тайма.

Равная игра пошла с самого начала. Команды здорово защищаются и гораздо хуже нападают, но ни одна из них не лидировала с преимуществом в счете более трех очков. Вот пошла восьмая минута, происходит плановая замена, на площадку выхожу я, появляется и мой постоянный партнер — Сергей Ястребов. Мы продолжаем играть зонный прессинг, и в одной из атак кто-то из баскетболистов противника забивает мяч в наше кольцо. По логике вещей против зонного прессинга мяч из-за лицевой линии должен выносить разыгрывающий защитник, то есть я. Причем это делается для того, чтобы как раз запутать переднего игрока команды соперника. Отдаешь мяч поближе к боковой, а сам к противоположной боковой открываешься, чтобы на ходу получить мяч и за спину переднего игрока с дриблингом ворваться и таким образом разбить этот зонный прессинг. Но здесь получилась совершенно обратная ситуация. Я до сих пор помню этот момент и думаю, что, наверное, все-таки папа перед игрой нас «перекачал».

Я отдаю передачу в левую от себя сторону к боковой Сергею Ястребову и предупреждаю, что у него за правым плечом Броди. То есть если он хочет разворачиваться, то ему нужно разворачиваться только влево. Броди, естественно, был на ходу, ведь по-другому в зонном прессинге и не играют. Я отдаю передачу и автоматически делаю четыре-пять шагов к боковой, с тем чтобы получить сейчас мяч. Повороты у нас были отработаны до автоматизма, но, несмотря на то что я Сергея предупредил, он вдруг поворачивается к защитнику. Сергей отличался неимоверным атлетизмом, при росте сто восемьдесят восемь сантиметров у него было девяносто килограммов мышечной массы. Поворачиваясь к Броди, который был чуть ниже его, он выставил левый локоть, на который Броди и нарвался передними зубами. Как потом выяснилось, Серега выбил ему все четыре передних зуба: два верхних и два нижних. За спиной у Броди в тот момент оказался игрок «Макка-би» по фамилии Перец. Он, кстати, единственный в команде, кто говорил по-русски. У судей не было никаких сомнений в том, кого наказать персональным замечанием: конечно, Броди! Он же был в движении, тогда как Ястребов стоял на месте. Так вот Перец не выдержал. Раздается свисток, подбегают судьи,

Броди лежит на полу, я стою в растерянности, потом подбегает Перец — а у него рост приблизительно двести шесть сантиметров, он гораздо выше Сереги — и наотмашь ладонью бьет Ястребова по лицу. И в этот момент, поскольку выходить со скамейки запасных было нельзя, начинается драка — команда на команду — на площадке. Вот в такой драке я никогда не участвовал, но отступать было некуда, слова, сказанные Гомельским в раздевалке, напрочь засели в голове. В общем, в драке мы победили. Пока нас растаскивали, пока судьи наводили порядок, пока оказывали помощь Броди, прошло минут десять. Дальше начали считать нарушения. Броди дали фол, Перецу технический и удаление с поля, и еще технический кому-то из игроков Израиля, который задел судью. А нам только один технический за удар, который на глазах судьи провел Коля Ковыркин. В этом случае два технических гасятся, и оказывается, что мы бьем шесть штрафных подряд. Это притом что мы к тому моменту проигрывали где-то одно очко. На линию штрафных вышел самый лучший в СССР по пробитию штрафных Евгений Коваленко. Он забил все шесть. Таким образом, ситуация поменялась в корне. Только что проигрывали одно очко, а тут повели сразу пять. Причем и мяч оставался у нас.

После того как Сережа Коваленко забил еще один мяч, баскетбол кончился. Израильтяне почувствовали себя настолько обиженными, причем не на нас, а на несправедливое, с их точки зрения, решение арбитров, что просто перестали играть. До конца первой половины матча они демонстративно ни разу не бросили по нашему кольцу. Переходя на нашу половину поля, они передавали друг другу мячик вдоль центральной линии. Когда истекали положенные тридцать секунд, они укладывали его в центр поля и уходили защищаться. В общем, к концу первого тайма мы вели уже пятнадцать очков.

Игра, понятно, была выиграна. В перерыве отец, видимо, разговаривал с израильским тренером, объясняя ему, что во всем виноваты придурки судьи, а не мы. У папы вообще других слов, кроме как «клоуны» и «придурки», для плохих судей в лексиконе не было. По всей видимости, ему удалось убедить израильского тренера в том, что особого желания драться с его командой у ЦСКА не было, поэтому второй тайм мы уже играли в достаточно приличный и очень корректный баскетбол.

Кончилось все тем, что ЦСКА выиграл первое место. Как жаль, что кубок был переходящий и его нельзя было оставить в Москве. Безумно красивый, он был стилизован под древнеримские кубки с двумя ручками по бокам. К нему тут же выкатили двенадцать бутылок шампанского. Я не знаю, родилась ли эта идея у Александра Яковлевича спонтанно или это все было придумано заранее, но он сказал: «Шампанское открываем и выливаем в кубок!» Ну нам это дело только давай. И все эти двенадцать бутылок мы вылили в кубок, причем он как раз вместил именно это количество. Трофей пошел по рукам, и каждый старался пригубить побольше, ведь все понимали, что все-таки это была историческая победа, и мы стали первыми обладателями межконтинентального кубка. Но вот это пафосное пьянство отец остановил в самом его начале, причем сделал это очень красиво и дипломатично. Он отрядил пару защитников: «Володька и Серега, ну-ка угостите соперника!» Во-лодька — это я, а Серега — Ястребов. И мы через всю площадку мимо судейского столика вдвоем потащили этот кубок с шампанским угощать команду «Маккаби». Я им сказал: «От всей души, ребята, выпейте вместе с нами за нашу победу. Мы ни в коем случае не хотели вас обидеть, мы две лучшие команды в мире».

Речь, видимо, дошла, и израильтяне запустили этот кубок по кругу, после чего он снова вернулся к нам. А потом мы вместе стояли на пьедестале почета...

После окончания встречи в раздевалку зашли все те же «искусствоведы» и начали нас поздравлять. Пожимали руку отцу, говоря, что такого баскетбола они не видели и что из футбольно-хоккейных болельщиков они тут же стали баскетбольными.

Как только они покинули раздевалку, нам вручили конверты, в которых оказалось по тысяче марок! Это были огромные деньги. Таких премиальных мы еще не видели.

Уже вечером в гостинице, где был накрыт праздничный ужин, оказалось, что вместе с нами в одном зале ужинает команда «Маккаби». И вот там папа, несмотря на то что очень не любил нарушителей режима, разрешил нам пиво и сухое вино. Наш совместный вечер закончился тем, что мы побратались с баскетболистами «Маккаби». Именно с 1976 года и, пожалуй, до распада СССР между двумя командами — ЦСКА (Москва) и «Маккаби» (Тель-Авив) — были установлены очень теплые отношения. При любых тренерах и при любых составах эти дружины относились друг к другу с симпатией. Та драка на площадке и ее мирное завершение под руководством Александра Яковлевича Гомельского, по-моему, сильно укрепила дружбу между двумя народами, которые не имели на тот момент дипломатических отношений.

Я достаточно много рассказываю о баскетболе, потому что понятно, что папина жизнь до самого конца неразрывно была связана с этим видом спорта, а с 1966 года и с командой ЦСКА. Практически не было такого момента, чтобы папа не участвовал в жизни команды. Кроме того что был ее тренером, а в последние годы и ее президентом, папа играл большую роль и в большом ЦСКА. Большим ЦСКА я называю Центральный спортивный клуб армии, расположенный по адресу: Ленинградский проспект, дом 39. Папины отношения с начальниками клуба складывались по-разному, потому что на этой должности были разные люди: и выдвиженцы из спорта, которые хорошо понимали специфику работы тренера и старались помочь, и просто администраторы, не представляющие себе, что такое большой спорт. Но надо отдать им должное, те, кто приходил в ЦСКА из войск, прекрасно понимали, что воинскую дисциплину в том значении слова, к которому они привыкли, в ЦСКА поддерживать невозможно. Однако продемонстрировать свою власть и показать свое значение некоторые из них очень любили.

Именно в тот период, в 1976—1977 годах, у папы не складывались отношения с тогдашним руководителем Центрального спортивного клуба армии. Правда, кому может понравиться, что твой подчиненный может попасть на прием к самому большому армейскому начальнику, а тебя министр обороны не примет никогда в жизни. Отец в этом отношении был очень независимым и нарушение субординации объяснял своему начальнику просто: «Вот я приду к тебе и скажу, что мне для успешного выступления команды в следующем сезоне необходимо три квартиры: одна трехкомнатная, одна двухкомнатная и одна однокомнатная, две «Волги» и шесть «Жигулей». Ты их откуда возьмешь? У тебя нет такой возможности. А я пойду в управление тыла и добьюсь, что в итоге на моем рапорте все наложат положительные визы. И после этого команда все это получит. Это значит, что уже можно будет призвать в армию семейного человека, которому будет созданы все условия».

Мало кому из начальников такое объяснение придется по вкусу. О том, что папа «инвалид пятого пункта», знали все. За то, что отец был евреем, его в ЦСКА практически никогда не преследовали. Но то «изобретение», которое в 1977 году пришло в голову руководству командования Центрального спортивного клуба армии, заслуживает того, чтобы его описали отдельно. Отцу решили «пришить аморалку», как говорили в советские времена. Его развод, затем рождение Кирилла и последующий брак не были ни для кого секретом. Новый начальник ЦСКА не постеснялся прийти к маме и предложил ей написать в политотдел ЦСКА заявление, в котором она бы рассказала «всю правду» о ее разбитой семейной жизни, о том, как ее обманывали, и вообще о том, какой отец недостойный человек и что ему нельзя доверять не то что работу с командой, а даже воспитание собственных детей. Удивительно, что меня-то как раз эта история обошла стороной. Понимая, что я все время нахожусь в поле зрения отца, общаюсь с ним каждый день и играю в его команде, то с подобным предложением представитель политотдела ко мне не обращался. Не прошла эта история по той простой причине, что мама отказалась подписывать этот донос, сказав при этом, что в своей семейной жизни она как-нибудь разберется сама.

Когда я об этом узнал, то, конечно же, рассказал все отцу. С одной стороны, не сделать этого я не мог, так как должен был его предупредить. Ведь предупрежден —значит, вооружен. Но с другой стороны, а что в этом случае можно было сделать? Какой бы ни был доступ к вышестоящему командованию, невозможно же взять и уволить полковника с работы, да еще поставленного туда Главным политическим управлением. Отношения между двумя полковниками никогда не были дружескими, и начальнику политотдела нечего было делать на тренировках. Максимум того, чем он мог обозначить свое присутствие, — это наладить воспитательную работу в команде. То есть самому читать политинформацию, до чего начальники сами никогда не снисходили, или в какую-то поездку за рубеж поехать руководителем делегации. Вот, собственно, и вся роль. Но вот неприязнь, которая возникла у командования ЦСКА того периода и отца, продолжалась до тех пор, пока не сменилось руководство ЦСКА. Получилось, что два года работая на двух фронтах — и тренером сборной СССР, и тренером ЦСКА, отец был лишен поддержки непосредственного руководства. Ему это было очень обидно, и, конечно же, он сильно переживал.

Как же он радовался, когда начальником ЦСКА в начале 1980 года, перед самой Олимпиадой, был назначен его приятель, полковник Покусаев Иван Кириллович! И как же он был рад, когда начальником отдела спортивных игр стал его друг, полковник Блудов Юрий Матвеевич. С этими людьми папа работал душа в душу столько, сколько они были при своих должностях в ЦСКА.

Я хочу сказать, что на протяжении всей карьеры папа был лишен полноценной поддержки, хотя прослужил в Вооруженных силах тридцать семь лет, выслужил полную пенсию, уволился в звании полковника и всегда этим гордился. Даже в шутках по поводу папахи и лампасов сквозила гордость за то, чего он добился в армии. И это были не пустые слова. Ни питерский «Спартак», ни рижский СКА, а именно команда ЦСКА была ЕГО командой. И если команде было плохо, он всегда готов был любой ценой сделать так, чтобы ей стало хорошо. Собственно, кто же ждал, что отец бросится на помощь ЦСКА в 1998 году. А ведь если бы не его энергия, мы могли бы потерять самый заслуженный и родной для нас клуб. Кто бы еще стал с такой энергией рьяно искать спонсоров только для того, чтобы эта команда не погибла в период финансового кризиса.

Так вот по поводу шуток. Как я уже говорил, с самого первого дня пребывания в Москве у отца складывались замечательные дружеские отношения с Анатолием Владимировичем Тарасовым. И вот когда папа получил звание полковника, что произошло на несколько лет позднее, чем его получил Анатолий Владимирович, он подарил отцу папаху. Причем было видно, она была не шитая, а купленная в магазине. Тарасов не угадал с расцветкой и подарил папаху с голубыми полосами, которые подошли бы полковнику-летчику, а не полковнику-сухопутнику, у которых эти полосы красные. Но ничего, этот подарок тоже занял у отца в шкафу почетное место.

Но вот отца я ни разу в папахе не видел. Папа не был мерзляком, и даже зимой он не особенно берег свои уши, поэтому когда ему приходилось надевать шинель, то все равно он носил фуражку, нарушая приказ о форме одежды. Папаху он надевал, только когда праздновал получение звания полковника, и каждый раз, когда в доме собирались гости, особенно военные, и он хотел подчеркнуть свое отношение к старшему офицерству.

Папаха ему откровенно не шла, и он это понимал. С таким носом, как у папы, этот головной убор смотрелся, мягко говоря, не очень красиво. Полковники Гомельский и Тарасов как-то обсуждали свои перспективы получения генеральского звания, но каждый смотрел на этот вопрос по-своему. У Анатолия Владимировича мечта дослужиться до генерала все-таки была, а вот отец, видимо, понимал, что это бредни и уж генералом он точно никогда не будет. Но вот по поводу лампасов обычно подшучивали друг над другом: мол, лампасы уже скроены, обметаны и где-то в шкафу лежат. А Нина Григорьевна — жена Тарасова — и Ольга Павловна готовы в семь секунд пришить их к любым штанам. Не сложилось. Генералами ни тот, ни другой не стали. Но уж если честно брать по заслугам, то в хоккее даже канадцы признали, что не полковник Тарасов, а фельдмаршал, а то и генералиссимус. И точно так же в баскетбольном мире было общепризнанным мнение, что полковник Гомельский давно уже маршал. Мне как сыну это очень приятно. По своим заслугам и по вкладу в общее дело эти два великих тренера, хоть и гордились званиями полковников, но достигли гораздо большего.

Закончился чемпионат страны 1976/77 года уверенной победой ЦСКА. Началась подготовка к чемпионату Европы-77. Отец после долгого перерыва работы со сборной к этому соревнованию готовился очень тщательно. Сам для себя он поставил задачу выиграть золото. Очень хотел со своим возвращением вернуть сборную СССР на первые позиции. Папа ввел в состав Ткаченко, центрового московского «Динамо» Володю Жудилия, впервые был приглашен Александр Харченков, и было видно, что команда начала обновляться. Первый и последний сезон провел в сборной Валера Милосердов, причем чуть ли не в стартовой пятерке, потому что папа ему безгранично доверял. И тут не надо удивляться. Ведь не удивлялись же мы, когда брал в сборную Большакова Кондрашин, основываясь на доверии к этому баскетболисту. Так и здесь, папа понимал, что Милосердов знаком со всеми его требованиями и на него можно положиться.

В конце лета стартовал чемпионат Европы. В качестве папиного помощника поехал Юрий Викторович Озеров. Сборная СССР и сборная Югославии были разведены по разным подгруппам и до встречи в финале не проиграли ни одного матча. Некоторые победы сборной СССР выглядели сверхубедительно. Если я не ошибаюсь, то в матче со сборной хозяев площадки бельгийцами разрыв в счете достиг шестидесяти очков. Однако финал показал, что сборная СССР по сравнению с Югославией играет в баскетбол вчерашнего дня. Переход от защиты в нападение, передачи на периметр из трехсекундной зоны у югославов уже были в порядке вещей, а у нас нет. То есть с одной стороны, отец, работая с ЦСКА, играл с сильнейшими клубами в Европе, а с другой стороны, определенные тенденции в баскетболе, не работая со сборной страны и не выезжая на крупнейшие международные турниры, он все-таки пропустил. Несмотря на то что наша сборная была составлена из сильнейших баскетболистов, тактика команды в позиционном нападении нуждалась в резком улучшении. Собственно, это был главный урок из того поражения, который отец извлек, возвращаясь из Льежа.

Он первый сказал о том, что, если команда собирается выигрывать Олимпиаду в Москве, мы, несомненно, на какое-то время должны прекратить встречаться с командой Югославии в товарищеских встречах, засекретить свои тактические разработки и как можно больше времени общаться и играть с сильнейшими американскими командами, потому что югославы уступали только американцам, и именно их стиль игры для них был самым неудобным. Вот с такими выводами вернулся в 1977 году из Льежа отец, и именно с этого момента началась научная разработка методик, которые позволили в ближайшее одиннадцать лет на уровне сборной СССР добиться высочайших успехов в его тренерской жизни.

Конечно, возвращаться без золотых медалей было очень обидно. Тем более папа же никогда не скрывал своих амбиций, и если он говорил, что сборная из Льежа вернется победителем, то это же он не мне говорил, не жене своей, он твердил об этом и в прессе, да и руководству заявлял, что едет в Бельгию только за золотом. Поэтому, наверное, его и не удивило, что второе место было признано неуспешным. И выговор за этот «прокол» он получил на уровне руководства Спорткомитета. Однако, пожалуй, он первый публично признал, что мы уступаем югославам в тактике. А с его заявления на тренерском совете, на котором присутствовал Валентин Лукич Сыч — начальник Управления спортивных игр Госкомспорта СССР, началось сближение позиций между руководством Госкомспорта и отцом. С тех пор обоснованные просьбы отца и планы сборной по подготовке к дальнейшим соревнованиям всегда находили поддержку и у Сергея Павлова, и у Валентина Сыча. И вот здесь получилась странная ситуация. Главный тренер Вооруженных сил полковник Гомельский за поддержкой стал обращаться в Госкомспорт, и эту поддержку там находил, тогда как на протяжении предыдущих двадцати лет у папы это никак не получалось. Его поддерживала армия, и, наоборот, всячески прессинговал Госкомспорт. А здесь все получилось с точностью до наоборот. Причем кривая теплоты этих взаимоотношений все время росла. Даже неудача в Москве в 1980 году тоже не стала камнем преткновения с руководством Госкомспорта. Эти люди продолжали верить в отца.

Вторая главная вещь, с которой папа вернулся из Бельгии, — это понимание того, что нельзя больше при подготовке команды и отдельных игроков основываться только на своей собственной интуиции. Должны быть методические разработки. Нельзя сказать, что комплексная научная группа при сборных командах СССР по баскетболу до этого не обслуживала главного тренера, но просто в этот раз были сформированы совместные плановые задания с тренерами. И пожалуй, более детально разработанных моделей для современных баскетболистов с того времени у нас в стране уже больше и не создавалось.

Именно тогда Игорь Николаевич Преображенский — руководитель комплексно-научной группы, предложил отцу работать над докторской диссертацией. Мне до сих пор жаль, что у отца не хватило терпения и времени для того, чтобы закончить этот труд по моделированию в спорте высоких достижений. Хотя та часть работы, которая была сделана, у всех специалистов, которые с ней ознакомились, вызывала восхищение. Это не сухое изложение статистических выкладок, а удивительный симбиоз того, что делают ученые, и того, что тренер хотел бы получить в результате. Описание определенных базовых моделей совпадало с описанием сильнейших баскетболистов мира по амплуа. К примеру, когда смотришь, что и как должен делать четвертый номер в современном баскетболе, то явно проглядывает фигура Карла Мелоуна, хотя тогда-то он еще не был великим баскетболистом и его никто не знал. Поэтому такое опережение времени на десять-двенадцать лет можно называть не иначе как даром предвидения.

Клубный сезон 1977/78 года не запомнился особо напряженной борьбой, потому что ЦСКА по-прежнему выглядел намного сильнее других команд и опять досрочно завоевал звание чемпионов СССР. Лично для меня он запомнился тем, что это был мой последний чемпионат СССР, но к данной книге это не имеет никакого отношения.

После того как отец вернулся из Бельгии с поражением — вторым местом, к чемпионату мира 1978 года, который проходил в столице Филиппин городе Маниле, он готовился уже несколько по-другому. Эта подготовка опиралась на научные разработки. В сборной по-прежнему выступали Сергей Белов и Алжан Жармухамедов, но эта команда по возрасту была самой молодой. Интересно, что баскетболистами, которые были отцеплены, перед тем как ехать в Манилу, стали «возрастные» Сергей Тараканов и Вольдемарас Хомичюс.

Уже ярко проявил себя Андрей Лопатов, и вообще этот чемпионат мира мог бы быть триумфальным возвращением отца на пост главного тренера сборной СССР, если бы не финальный матч. В финале снова встречались сборные СССР и Югославии. Я смотрел этот матч два раза, и можно сколько угодно пенять на судей, но, на мой взгляд, и канадский арбитр, и арбитр из Латинской Америки пытались судить предельно корректно и объективно. Просто они много раз на протяжении матча поддавались на провокации баскетболистов сборной Югославии. Так артистично падать, выпрашивая очередной фол в нападении, как умел Зоран Славнич, и так незаметно бить исподтишка, как бил наших больших Ерков, не умел никто в мире. Но арбитры же не авгуры, и у них ведь не тысяча глаз, а всего два, поэтому они пропускали эти моменты. Умышленно? Скорее всего, нет. Тем не менее югославам в конечном счете все же удалось вывести из себя всю нашу сборную, включая ее тренера Александра Гомельского. Именно потеря душевного равновесия, утрата нити руководства игрой и позволила игрокам из Югославии сначала сравнять счет на последних минутах основного времени, а потом в дополнительной пятиминутке добиться победы. Это поражение для папы было очень обидным. Ведь по своей тактической подготовке, по тому, как провели свои отрезки основные исполнители сборной СССР, команда должна была побеждать. Если бы не вот эта вот нервная обстановка... С другой стороны, странно было бы обвинять югославов в том, что они целенаправленно добивались поставленной задачи. Ведь, собственно, это тоже часть спорта. Если принять, что для достижения цели любые методы хороши, то с их тактикой можно согласиться. Ведь не убили же никого, никого не покалечили, а просто вывели из равновесия тренера и всех лидеров сборной СССР и после этого добились победы — кто скажет, что незаслуженной?!

Но в защиту отца с полной ответственностью заявляю, что проиграть той команде Югославии было незазорно. Она была составлена из хороших баскетболистов, шесть из которых были великими звездами. Один Далипагич чего стоил! Такого игрока в сборной СССР никогда не было Единственный, с кем я могу сравнить Далипагича 1978 года, — это с Андрюшей Кириленко 2007-го. Вот ведь суперзвезда!

Кроме Чосича, Еркова и Славнича на том чемпионате мира здорово смотрелся двадцатитрехлетний Кичанович, превратившись в основного забивалу. И ни одна защита в мире, включая защиту сборной СССР, ничего с ним поделать не могла. Именно тогда стало понятно, что, для того чтобы держать таких выдающихся игроков, нужно растить и выдающихся защитников. Именно поэтому папа так обрадовался появлению в конце 1970-х годов в составе каунасского «Жальгириса» легендарного Сергея Йовайшу. Вот так, как защищался Сергей против Кичановича или Петровича, тогда никто в мире защищаться не мог. Недаром югославы назвали его «Человек-паук».

В этот период между январем 1977 и сентябрем 1978 года папа основательно познакомился с мировыми достижениями в баскетболе и сделал массу выводов. На базе этих умозаключений и тех уроков, которые он извлек из двух обидных поражений подряд, и начался его резкий прогресс. Прогресс во всех областях баскетбола, который был заметен на протяжении следующего десятилетия.

Что же касается чемпионата мира в Маниле, то хочется рассказать две истории, которые случились в столице Филиппин. Манила один из самых больших городов Азии и, наверное, самый большой в Океании, он расположен на нескольких островах Филиппинского архипелага. Там нет такого количества мостов, как в Венеции или Санкт-Петербурге, но когда в горах над Филиппинами идут дожди, Манила превращается в город на воде. Именно перед началом чемпионата мира прошли особенно сильные проливные дожди, и когда шестнадцать сильнейших сборных приехали на соревнования, на город обрушилось фантастическое наводнение. Высокие туристические автобусы, которые обслуживали каждую из команд, по середину колеса утопали в воде. И когда они подвозили баскетболистов к дворцу, где проходили игры, то специально нанятые команды рабочих на руках переносили их от дверей автобуса ко входу, чтобы они не намочили ноги и не простудились. Самым забавным выглядело то, как шестеро маленьких филиппинцев на своих руках и плечах несли нашего огромного Володю Ткаченко. Этот сюжет стал настоящим подарком для фоторепортеров, а снимки обошли газеты всего мира.

Параллельно с баскетбольным чемпионатом на Филиппинах проходил матч за звание чемпиона мира по шахматам между Анатолием Карповым и Виктором Корчным. Команды, подготавливающие этих двух великих шахматистов к финальному матчу, собрались на небольшом филиппинском курорте Багио. Начало турнира для Анатолия Карпова складывалось очень успешно, и он повел со счетом пять-два. Во второй половине встречи удача улыбнулась уже Виктору Корчному, который отыграл две партии, сделав счет пять-четыре. Отношения между этими двумя мэтрами были явно не самыми теплыми, потому что Корчной, который практически сбежал из СССР, преследовался коммунистической пропагандой, обвинявшей его во всех смертных грехах.

Как раз к этому моменту подошел финальный матч чемпионата мира по баскетболу. У папы всегда были хорошие отношения с главным врачом санатория «Архангельское», одновременно председателем шахматной секции Вооруженных сил СССР Николаем Головко. Судья международной категории, международный мастер по шахматам, он был главой делегации Карпова. Естественно, что они с отцом созванивались, и Головко жаловался отцу на угнетенное морально-психологическое состояние Карпова, из которого они не могут его вывести, а без этого нельзя настроить шахматиста на решающую победу. Отец, не долго думая, взял и предложил: «А привозите его на наш матч. Я здесь договорюсь, его пропустят, будет сидеть на нашей скамейке». По его тону и настроению было видно, что он уверен в победе.

На финальный матч с югославами Головко привез Карпова. Причем не только его, но и всю команду, включая тренеров, доктора, массажиста и других участников. Конечно, всем места на скамейке запасных не нашлось, поэтому их рассадили в зале. А сам Анатолий Евгеньевич, как и было обещано, сел рядом со сборной СССР. Папе он не мешал, не отвлекал — это человек воспитанный, молчаливый и даже замкнутый. Но вот того, что случилось после игры, конечно, не ожидал никто. Потерпев обидное поражение от югов, наша команда пошла в раздевалку. У всех настроение препога-ное, кто-то не скрывает злости и разочарования, кто-то готов расплакаться, массажист утирает слезы, и даже Виталий Карчевский, наш неунывающий врач, который всю дорогу пел и танцевал, чтобы ребята были в хорошем настроении, тоже повесил голову. Заходит в раздевалку отец и слышит, кто-то плачет. Он начинает искать. Вроде не свои, потому что своих видно сразу. Пройдя сквозь частокол баскетболистов, он увидел, как в уголке раздевалки всхлипывает Анатолий Евгеньевич Карпов. «Толя, ты что?..» — спрашивает. «Обидно! —  утирая слезы, ответил Карпов. — Украли! Украли же победу!» И его начинают утешать, хотя, казалось бы, в этой ситуации это он должен был подбадривать проигравшую команду.

Таким образом, первую остроту поражения помог пережить Карпов и его слезы. Но представьте себе, что он через два дня от Корчного камня на камне не оставил — это был своего рода реванш за наше поражение в баскетболе. Конечно, наивно было бы думать, что баскетбольный проигрыш повлиял на исход шахматного поединка, но все же на эмоциональное состояние Анатолия Карпова — это, несомненно. Наш неуспех стал своего рода раздражителем, который помог ему вновь обрести звание чемпиона мира.

Заканчивая разговор о чемпионате мира 1978 года, должен рассказать еще одну историю, связанную с этим чемпионатом не впрямую, а косвенно. Матч открытия в Маниле получился печальным по той причине, что он начинался с минуты молчания в память о Саше Белове, который за день до этого скончался в Ленинграде. Саша Белов прошел весь цикл подготовки вместе со сборной СССР, хотя изначально все знали о том, что он на этот чемпионат не поедет. Саша отбывал пожизненную дисквалификацию, с него было снято звание заслуженного мастера спорта. Если честно, возвращением его в активный баскетбол и отец, и Владимир Петрович Кондрашин начали заниматься только после окончания сезона 1977/78 года. В принципе ничего невозможного на свете нет. Однако люди, которые курировали спорт в Комитете госбезопасности, были категорически против того, чтобы Саша снова вернулся в баскетбол. С их точки зрения, те нарушения, за которые он отбывал дисквалификацию, были весьма серьезными. Хотя на самом деле ничего фатального не произошло, и, грубо говоря, в измене родине Саша замечен не был.

Так уж случилось, что, находясь со сборной СССР на сборе по ОФП на олимпийской базе под Сухуми, он заболел сальмонеллезом. Сальмонеллез подхватили несколько игроков, но наиболее тяжелую форму выявили у Александра. Врачи, опасаясь за его жизнь, потребовали немедленной эвакуации его из Сухуми, где не было подходящих больниц. Быстрее всех отреагировала армия, отец вызвал туда военно-транспортный медицинский самолет, на котором Сашу увезли в очень тяжелом состоянии в Питер и поместили в клинику военно-медицинской академии. Там выяснилось, что кроме сальмонеллеза у него больное сердце и что требуется срочная операция. Саша успел попрощаться с родными и близкими и написать завещание, но операцию ему так и не сделали — организм был очень ослаблен. Вот так ушел великий баскетболист, олимпийский чемпион и, несмотря на то что звание с него сняли, настоящий заслуженный мастер спорта Александр Белов.

Почему я это рассказываю? Потому что и сразу после смерти Саши, и потом время от времени всплывала байка о том, что Гомельский Белову поставил ультиматум: «Саша, я помогу тебе снова вернуться на баскетбольную площадку, если ты напишешь заявление в ЦСКА. Перейдешь в ЦСКА — будешь играть в баскетбол. Останешься в «Спартаке», то никто с тебя эту дисквалификацию не снимет». Но основана эта история исключительно на спекуляции. Отец действительно ходатайствовал о том, чтобы с Белова сняли дисквалификацию. Но а уж если бы ее сняли и он снова стал бы выездным, то за какую-нибудь из побед обязательно вернули бы и звание ЗМС. Просто этого заявления о переходе в ЦСКА, которое якобы написал Саша Белов, никто не видел. По-моему, его даже в природе не существовало. Да и отец, когда в компании близких друзей об этом заходила речь, говорил: «Как тренер я, конечно, не возражал бы, чтобы Саша играл за мою команду. Но как человек заставить игрока уезжать из родного города, если он оттуда уезжать не хочет, я бы не посмел. Да как бы мне вообще такое в голову могло прийти?!»

И в принципе вот эта история, на мой взгляд, родившаяся в журналистских кругах Ленинграда, отца задевала гораздо больше, чем когда они вспоминали, что он и «чайник», и «кофейник», и что-то там еще... На обычные оскорбления папа реагировал совершенно спокойно, но эта история его задела за живое. Я, честное слово, сам думаю, что не могло такого произойти! Во-первых, у самого Саши рука бы не поднялась написать подобное заявление, ведь он своей баскетбольной судьбой обязан Владимиру Петровичу Кондрашину И папа из-за своей принципиальности никогда не смог бы совершить такую подлость — взять и так ультимативно потребовать от Белова перехода в ЦСКА. Тем более гарантии того, что с него снимут эту дисквалификацию и снова позволят играть в баскетбол, никто не свете дать не мог. Жила тогда страна при советской власти, когда контрольные органы обладали необыкновенным влиянием на любые процессы, которые в этой стране происходили.

Вот, собственно, и все, что я хотел рассказать вдогонку о чемпионате мира на Филиппинах.

 

Comments

[Антон Чугунов]

Ответ sergeant Pepper

Про Иовайшу хотелось побольше информации. Помню его необычный стиль внешности и игры. Ему скидывали последний бросок и он с ленивым таким видом закидывал.

Спасибо, поишу. Если найду поделюсь

[Антон Чугунов]

Ответ vladimir iv

С планшета тяжко проходят плюсы. Нечаянно попал по минусу. Буду должен. Отличная глава, да и книга в целом. Есть перегруз по небаскетбольным темам, но это дело автора. Ожидал все-таки больше про великих игроков. В этой главе заинтересовал эпизод с Карповым. Иовайша - колоритнейший человек-паук. Спасибо за публикацию.

Я с планшетника, воообще не вижу минусов)) Все в порядке, не волнуйтесь.
Предыдущие посты еще можно оценить;)

[sergeant Pepper]

Про Иовайшу хотелось побольше информации. Помню его необычный стиль внешности и игры. Ему скидывали последний бросок и он с ленивым таким видом закидывал.

[vladimir iv]

С планшета тяжко проходят плюсы. Нечаянно попал по минусу. Буду должен. Отличная глава, да и книга в целом. Есть перегруз по небаскетбольным темам, но это дело автора. Ожидал все-таки больше про великих игроков.
В этой главе заинтересовал эпизод с Карповым. Иовайша - колоритнейший человек-паук. Спасибо за публикацию.

[marishas]

Начинается самое интересное, для меня по крайней мере. Для меня баскетбол начался в 1984 г. Фамилии игроков знакомые пошли, у самой было книги про А. Белова, Владимира Ткаченко, Станислава Еремина и Анатолия Мышкина, не помню как назывались, но иллюстрированы были отменно. ))) И наверное, небаскетбольных тем не коснуться было невозможно. Было бы совсем сухо, да показать как непросто было быть спортсменом в то время. Особенно сборником. Огромные требования, проиграешь-предатель Родины и т. д. А в бытовом плане... Мы девчонками уезжали на соревнования (10-12 лет), нам родители старались побольше дать денег с собой, вдруг в большом городе перепадёт что-нибудь дефицитное. Се ля ви, как говорится.

.