25 мин.

Скинхеды, полицейские и тренеры. Джей Ар Холден – о тех, кто осложнял ему жизнь в России

197

Самое важное – за пределами золотого броска и «Финалов четырех».

Оригинал: Джей Ар Холден. Благословенные шаги

Перевод доступен здесь.

О Летней лиге НБА

«В Орландо я прибыл с огромными ожиданиями. Мне предстояло играть за «Новый Орлеан» в Летней лиге, и я очень волновался. Но, познакомившись со всеми, особенно тренером Стивом Сайласом, сразу же понял, что атмосфера там очень расслабленная и безмятежная. Я представлял себе все совсем иначе. Мне казалось, что все игроки будут серьезно готовиться, чтобы показать себя и побороться за место в НБА, и что тренеры покажут образцовую дисциплину и организацию, чтобы их тоже заметили. К моему удивлению, все было иначе. Все выглядели довольными жизнью и наслаждались отдыхом в Орландо. Я не знал, что и думать, и решил подстроиться под общую атмосферу.

После первой тренировки я не знал, чего ожидать от матчей Летней лиги. Тренировка показалась мне подозрительной легкой. В НБА просто не могло быть так легко. Мы поиграли на одно кольцо минут 20, потом тренер показал 2-3 комбинации, провели двусторонку, используя эти комбинации, немного побросали и разошлись по домам. Вы должны понять – я боролся за свою мечту. Я не ждал, что этот путь окажется таким легким. Я-то думал, что десять игроков будут убивать друг друга, чтобы создать приятное впечатление о себе. На самом же деле тренеры уже понимали, что им нужно от этой Летней лиги. Они пытались развивать двух игроков, с которыми команда уже подписала контракты: Жерома Моизо и Кирка Хэстона. Соответственно я был просто пешкой для их приоритетной задачи – для развития игроков «Хорнетс». Но я все равно был намерен громко заявить о себе и без узнаваемого имени и контракта с клубом НБА.

Через неделю Стив Сайлас огласил стартовый состав на первую игру – я в него не попал. У меня все внутри сжалось – кто же тогда в команде лучший разыгрывающий? Я старался особенно не переживать, ведь знал, что я никак исправить эту ситуацию не могу. Я должен быть готов тогда, когда Сайлас все же назовет мое имя – я рассчитывал в любом случае отыграть минут 20-25. Но, к моему удивлению, я вышел лишь на 10 минут и набрал одно очко. Мы уступили «Детройту».

Старт не задался. Я не понимал, почему мне дают так мало игрового времени, но посчитал, что все может измениться. Два игрока из нашей команды не разделяли моего оптимизма и собрали вещи после нескольких первых матчей.

Затем это все же произошло – я получил возможность сыграть! В 3-м матче с «Милуоки» наш стартовый разыгрывающий перебрал замечаний. И Сайлас был вынужден использовать игроков скамейки. Нас было двое, и он, подумав, назвал мое имя. Я сыграл хорошо, набрал 18 очков и помог нам добыть первую победу.

После игры я был в полном восторге и думал, что моя судьба вскоре изменится. Но в следующей же игре я вернулся на скамейку и дальше появлялся эпизодически. Меня постигло разочарование. Я выступал в команде Летней лиге, где было всего 8 человек, и не получал игрового времени. Это было унизительно.

Мы крупно проигрывали «Майами», когда другой защитник, которого тоже редко выпускали, повернулся ко мне и сказал: «Мало того, что мы не выходим на площадку, так еще и команда у нас – самая худшая на турнире. Все, наверное, думают, что мы с тобой два самых слабых игрока в Летней лиге».

Я посмеялся, так как это замечание было очень забавным, но одновременно оно было и болезненным. Мне было тяжело, но так как я никогда не сдаюсь, то я остался там на всю неделю. По большей части я просидел все матчи на скамейке запасных и чувствовал, что со мной обошлись неуважительно. Я сидел и думал, как же быстро я прошел путь от победы в одной из лучших лиг Европы до самого дна – не получал времени в команде из 8 человек, которая всем проигрывала в Летней лиге.

Когда все закончилось, я полетел домой и пообещал себе, что никогда больше не приеду ни в одну Летнюю лигу – НИКОГДА».

О приключениях в Москве

«Два инцидента в первом сезоне определили мое отношение к России.

Первый произошел рядом с моим домом. Гараж, где я оставлял на ночь машину, находился в 5 минутах ходьбы. За несколько недель до этого кто-то снял с машины весь передний бампер вместе с фарами. Я знал, что люди обычно снимают с машин колпаки или эмблемы с капотов, но чтобы унесли весь бампер? С таким я встретился впервые.

Я водил BMW, а потому вполне понял, когда ЦСКА решил арендовать для меня место на ближайшей закрытой стоянке.

Путь от гаража до подъезда проходил через парк в районе спального квартала и мне, как иностранцу, не казался совсем уж безопасным. Я никогда не испытывал чувства страха, но ходить там было не очень приятно. Как-то днем, направляясь к гаражу, я заметил, что в моем направлении идут 5 молодых белых людей. Сначала я не придал этому особенного значения, но когда они подошли, я увидел, что некоторые из них побриты наголо, а один вертел в руках металлическую цепь. Цепь меня напугала – на конце ее был металлический шар с торчащими шипами.

Когда мы столкнулись на середине дороги, они начали что-то говорить по-русски. Не зная языка, я не понимал, о чем они говорили, но внутренний радар дал мне сигнал быть настороже. Их голоса стали громче, и я понял, что меня пытаются окружить.

Я засунул руку в спортивную сумку. Чего они не знали, так это того, что я каждый день носил с собой охотничий нож, длинный  с острым лезвием. БигВик (центровой ЦСКА Виктор Александер – прим. перевод.) посоветовал мне обезопасить себя на случай возможных неприятностей. БигВик всегда говорил: «Ты никогда не знаешь, кого можешь встретить». И частенько добавлял: «Пусть лучше меня судят 12, чем несут 6». Он был прав, и его слова заставили меня всегда иметь при себе нож.

Понимая, что нельзя показывать страх, я сделал две вещи.

Во-первых, вытащил нож, чтобы дать им понять, что я могу ранить как минимум одного из них.

Во-вторых, позвонил по мобильному БигВику.

Казалось, что двое из пятерых не собирались со мной связываться, хотя я не был в этом уверен.

В любом случае я не сводил взгляда с самого шумного из них, вероятно, их вожака, того самого, что вертел цепь.

Как только я начал немного отступать, самый громкий стал раскручивать цепь все быстрее и быстрее и что-то кричал. Я пригнулся, принял футбольную стойку и был готов напасть, но тут они засмеялись и убежали. Убегая, они несколько раз крикнули слово «ниггер». Видимо, на этом их познания в английском исчерпывались. Я вздохнул с облегчением – мне уже было все равно, что они там кричали. Про себя я подумал: «Такое больше не должно повториться».

Не поворачиваясь к ним спиной, я попятился к машине. Тут только я заметил, что у меня вибрирует телефон – БикВик звонил мне уже в третий раз. Я объяснил ему, почему набирал его и что стряслось. Он спросил, все ли со мной в порядке, и сказал: «Чувак, тебе надо быть осторожнее». Я ответил, что меня выручил нож, который у меня был благодаря его советам. Он начал смеяться: «Малыш, я же тебя предупреждал, что нужно быть готовым». Он был прав, и, к счастью, я был готов. Я знал, что в России есть расизм, расизм есть везде по всему миру, но пока не столкнешься с проблемой, ты не понимаешь, насколько это серьезно».

***

 «После второго случая Кущенко настоял на том, чтобы клуб выделил мне личного водителя.

Как-то поздно за полночь я ехал домой из казино – в ночь на воскресенье я смотрел матчи по американскому футболу. Меня остановил полицейский и начал допрашивать на русском. Я ничего не понимал, отдал ему все документы и сразу же позвонил клубному менеджеру.

Когда полицейский вернулся, я протянул ему телефон. Он взял телефон и начал разговаривать с менеджером. Через минуту протянул трубку мне.

Менеджер спросил, выпивал ли я перед тем, как сесть за руль. Я признался, что в течение четырех часов выпил два Bailey’s со льдом. Он сказал, что у меня могут быть проблемы, так что нужно дать полицейскому 50 долларов. Я хотел спросить, зачем это нужно, но не стал – я очень устал и хотел добраться до дома. Я повесил трубку, дал полицейскому 50 долларов, и меня отпустили.

Через 5 минут меня остановил другой полицейский. Он подошел к машине и сказал: «50 долларов, пожалуйста». Совпадение? Все было подстроено. Я пытался объяснить, что уже заплатил 50 долларов его другу и больше платить не буду. Также я обратил внимание, что он был один – обычно полицейские работают в паре.

Я ничего не нарушил, почему же я должен платить? Думаю, что он ничего не понял, так как едва я закончил говорить, он снова сказал: «50 долларов, пожалуйста». Я ничего не ответил. Просто сидел в машине. В запале он попытался вытащить ключ из замка зажигания. И тут я рванул с места и едва не оставил его без руки. В ужасе я гнал прямо к гостинице Aerostar. Я знал, что там говорят по-английски и поэтому я буду в относительной безопасности. Когда я подъехал к отелю, полицейский все еще висел у меня на хвосте. Я выпрыгнул и побежал внутрь. Полицейский погнался за мной к центральному входу.

Охранник у дверей спросил меня, в чем дело. Я начал объяснять, что произошло. Он странно на меня посмотрел и направился в сторону полицейского. Тем временем я позвонил клубному менеджеру, надеясь, что он сможет как-то разрулить всю эту ситуацию.

Охранник подошел к полицейскому, но тот не стал с ним разговаривать – он прислонился к моей машине и показывал мне, что будет ждать столько, сколько надо. Охранник вернулся и на ломаном английском сказал мне: «Это плохой человек. Лучше тебе подождать здесь». Я только покачал головой и подумал: «Вот что же я влип?».

Безумные мысли посещали мою голову. Это же был полицейский – кто знает, что он может сделать со мной дальше. Он запомнил мою машину и ее номер. Что-нибудь может произойти всякий раз, когда я буду выходить на улицу. Тут охранник прервал мои размышления: «Скоро все будет в порядке, он уезжает». Я просидел в отеле еще 45 минут, а потом отправился домой. Ну и ночь!

На следующий день Кущенко настоял на том, чтобы остаток сезона я ездил с водителем. Он даже использовал свои связи и пытался найти полицейского, который вымогал у меня деньги. Это много для меня значило».  

***

«Однажды я попал в неприятный переплет. После той истории, произошедшей в одном ночном клубе, я понял, что мне нужно всегда быть осмотрительным и внимательно подходить к тому, с кем я общаюсь. Как-то раз я решил встретиться с 3 американцами из другой команды, с которой мы только сыграли. Двоих из них я знал по предыдущим сезонам, так что я пригласил их поужинать вместе, а затем сходить в один из хип-хоп баров. Это была типичная история – я часто проводил время с американцами из других команд.

В ночном клубе мы с Дэнни (это один из 3 американцев) болтали, попивая газировку, его партнеры находились у барной стойки – просто тусовались. Тут появилась симпатичная женщина, и один из них попытался привлечь ее внимание. Я не видел, за что он ее потрогал, но ее сопровождал молодой человек, которому все это не понравилось. Уверен, что партнер Дэнни не знал, что девушка была не одна, а когда ее парень сказал что-то по-русски, он крикнул: «Fuck you, чувак. Fuck you». Я не понял, зачем он вообще что-то отвечал, ведь никто из нас не говорил по-русски. Мы и понятия не имели, что именно сказал тот человек.

Тот парень ушел, и казалось, что инцидент на этом исчерпан. Мы с Дэнни продолжили разговор. И тут, откуда ни возьмись, появился тот молодой человек и ударил Дэнни по лицу разбитой пивной бутылкой. Никто из нас не предполагал, что так может обернуться, а он бросился на одноклубников Дэнни. Я остался с Дэнни и пытался удостовериться, что с ним все в порядке, и одновременно искал глазами кого-нибудь из моих русских одноклубников, которые тоже были в клубе. Все это время я думал – почему он бросился именно на Дэнни? Почему я не предусмотрел такого? Почему его не заметили партнеры Дэнни? Очевидно, что он сорвал злобу не на том. У Дэнни из лица шла кровь. Нужно было отвезти его в больницу.

Я позвал своих русских одноклубников.

После 10 минут суеты они мне объяснили, что этот парень – сын какого-то высокопоставленного московского чиновника. Если кто-нибудь осмелился поднять на него руку, последствия были бы очень серьезными.

Я был в шоке. Что вообще происходит?

Дэнни оставался спокойным, но из его лица шла кровь. Срочно была нужна медицинская помощь.

Мы остановились у первой попавшейся больницы, но она оказалась закрыта. Затем мы поехали в американскую клинику – там сказали, что на смене нет никого, кто мог бы оказать помощь при таком серьезном повреждении. Мы потратили еще минут 20 в поисках другой больницы. Там немедленно отвезли Дэнни в пункт неотложной помощи, и спустя час он появился в образе мумии. Качество обслуживания оставляло желать лучшего. Дэнни понимал это и сказал, что съездит в Америку, чтобы получить более качественное лечение. Я ему сочувствовал, но был благодарен хотя бы за то, что врачи остановили кровотечение.

В итоге на лицо Дэнни наложили примерно 40-50 швов, образовавшие на лице букву “S”. Он этого не заслужил. Он просто оказался в неправильном месте в неправильное время. Он не имел никакого отношения к инциденту, просто стоял рядом.

Мне до сих пор непонятно, почему тот русский решил вернуться и ударить Дэнни. Дэнни примерно моего роста (185), а его партнер – 196 см. У Дэнни волосы заплетены в косички, а у его партнера была обычная стрижка. Они абсолютно не похожи, перепутать их невозможно. Единственное, что было у них общего – цвет кожи. Могу лишь предположить, что тот русский был пьян и ему было все равно, кого он ударил.

Меня пугала мысль, что на месте Дэнни вполне мог оказаться я. Но еще страшнее – то, что парень мог творить такое без каких-либо последствий для себя».      

Об отношениях с Душаном Ивковичем

«Мы не смогли выиграть Кубок России  в том году (2003-м). Это было само по себе разочарованием, но еще хуже было то, как мы это произошло. Мы проиграли в финале, когда Петр Самойленко, который обычно и не бросал никогда, за 15 секунд до конца внезапно выкинул мяч в сторону кольца и попал. Никто такого не ждал, в том числе и я.

Все расстроились, но особенно руководство. Через неделю после игры тренер вызвал меня на встречу с Кущенко. Я редко видел одновременно тренера и вице-президента клуба.

Я сел. Тренер попросил меня прокомментировать решающий момент Кубка и объяснить, почему я не защищался против своего игрока в момент броска. Я ушам своим поверить не мог. У меня в голове только звучало: «Это что еще за вопрос такой?». Он не мог спрашивать это всерьез. Да и вообще, зачем спрашивать это неделю спустя да еще и перед Кущенко? Что его работа под угрозой? Он обвиняет меня в поражении? Такие вот мысли проносились у меня в голове.

Когда я открыл рот, то сказал: «Я хорошо защищался против Петра. Встречал его с поднятыми руками, но не корпусом, чтобы не получить фола. Он за всю игру не попал ни разу».

Я спросил: «На этом все?»

Я был очень зол.

Тренер начал объяснять, что нужно было играть корпусом, когда Петр только получил мяч.

Я улыбнулся: «Как-нибудь в следующий раз».

Душан Ивкович – отличный тренер. Он давал мне много свободы, позволил чувствовать себя более уверенно, но я не понимал, что думать в той ситуации. Все это застало меня врасплох. Но такова жизнь баскетболиста в Европе. Когда ты побеждаешь, вся команда побеждает, но если ты проиграешь, берегись, крайним могут сделать ТЕБЯ.

…

Иногда быть хорошим парнем – это не лучший способ разрешить ситуацию. Иногда ты должен требовать то, чего хочешь, а не довольствоваться чем, что тебе дают.

Например, в предыдущем сезоне вся команда провела рождественские праздники в Сербии. Я не считал нужным оставаться на Рождество в Европе, когда у нас не было официальных матчей, и потому в межсезонье поговорил с Кущенко и попросил, чтобы он отпустил меня на Рождество домой. Он не возражал, но Ивкович не соглашался. Непосредственно перед перерывом я поговорил с ним дополнительно. Он сказал, что найдет время во второй половине сезона, когда все американцы смогут съездить домой. Просто-напросто он не хотел отпускать нас домой всех вместе одновременно – даже на Рождество.

Я не собирался упускать такую возможность, ведь проиграй мы несколько матчей, никто из нас не получил бы разрешения на такую поездку. Понимая все это, все три американских игрока подошли к тренеру еще раз. В итоге он уступил. Но разрешил нам слетать домой только на 2 дня. Два дня на Рождество – это полный бред. Как бы то ни было, я закрыл рот и подумал про себя: «Как скажете. Я попаду домой, а когда вернусь – это уже мое дело». Я бы не стал вытворять чего-то безумного, но лететь в Америку на 2 дня было нереалистично.

Проведя три дня дома, мы с Маркусом вернулись в Москву. Руководство клуба совершенно спокойно отнеслось к нашему опозданию, а вот тренер был в ярости. Ему казалось, что мы совершили предательство по отношению к нему. БигВик усугубил ситуацию – он приехал еще на 3 дня позже. Я знал, что инцидент быстро забудется, как только мы начнем побеждать после праздников. Однако больше всего тренер сердился на меня, так как считал, что я был зачинщиком или вроде того. После нескольких недель показательного молчания и негодующих взглядов мы с тренером вновь нашли общий язык.

…

Второй год подряд мы не смогли взять Кубок России, и в финале между мной и Ивковичем произошел инцидент, который изменил наши отношения до конца сезона.

Мы играли в гостях против команды маленького, одержимого баскетболом города под названием Пермь. ЦСКА считался фаворитом, но обыграть их на домашней площадке было всегда очень сложно. Мы все никак не могли поймать ритм в нападении, а «Урал-Грейт» оправдывал свое название, «Грейт». Они победили нас в силовой борьбе и в первой половине хорошо попадали. Прямо перед большим перерывом, понимая, что у нас не ладится впереди, я совершил поспешный бросок. Это было совсем необязательно, но лидер должен брать ответственность на себя в такие моменты, чтобы вдохновить команду. Я пошел в обыгрыш один на один, и в случае промаха мне пришлось бы принять на себя гнев тренера – я промахнулся. После первой половины мы отставали на 10 очков.

Тренер ворвался в раздевалку на взводе. Он рвал и метал и наконец решил наброситься на меня из-за последнего броска. Я понимал, что он очень расстроен, поэтому молча слушал его, опустив голову и улыбаясь. Я и раньше оказывался в подобных ситуациях и понимал, что лучше дать тренеру выпустить пар. Мы проигрывали 10 очков не из-за моего броска, но я понимал, что именно тот эпизод был свеж в его памяти, и ему казалось, что если он вставит одному из лидеров, то во второй половине команда заиграет лучше. Я все это понимал.

Что мне не понравилось, так это его реакция на мою улыбку. Когда он высказал все, что хотел, команде, он подошел ко мне и спросил, что кажется мне таким забавным. Я ничего не ответил. Просто покачал головой, как бы отвечая: «Ничего». Но мой ответ его не удовлетворил. Он вплотную подошел ко мне и положил мне руки на плечи, словно собираясь отпихнуть меня. Я вскочил. Я готов был подраться с ним. Я не мог позволить ему распускать руки. Возможно, я слишком остро отреагировал, но по ходу сезона я видел, как он дал пощечину русскому игроку. Со мной такого не могло произойти. Это баскетбол, и я выкладывался. Применять физическую силу было ни к чему. Понимаю, что в пылу борьбы можно податься эмоциям. Но где та грань, которую нельзя переступать? У меня нет ответа, но, слава богу, вмешались мои друзья – Маркус и БигВик.

На вторую половину я даже не хотел выходить. На меня очень повлиял этот момент. Я не хотел, чтобы тренер подумал, будто это он мотивировал меня на исключительное выступление. Я поддался эмоциям и очень разозлился. Когда я немного пришел в себя, БикВик сказал, что не уверен в том, что Ивкович собирался меня бить, но у него совершенно точно не было права трогать меня руками. Несмотря на это, я вышел и «отомстил» тренеру своей игрой – во второй половине я набрал 20 очков и окончил игру с 25 очками, 5 подборами, 3 передачами, 2 перехватами и 2 потерями. Но мы все равно проиграли Кубок России «Урал-Грейту», который был явно слабее. С тренером у меня больше не было никаких столкновений, но наши отношения уже никогда не были прежними.    

…

Именно Ивкович помог мне достичь высот, о которых я мог лишь мечтать, и дал мне почувствовать, каково это – быть в числе лучших команд Европы. Я поблагодарил его за это, но при этом чувствовал, что в каком-то смысле в «Финале четырех» 2005-го я его подвел, так как не смог потащить команду, когда у нас возникли проблемы. Баскетбол – командный вид спорта, но если ты не требуешь с себя по максимуму, как ты можешь достичь чего-то?» 

Об отношениях с Этторе Мессиной

«В 2005-м мы плохо начали сезон, и Мессина передвинул Вантерпула на место разыгрывающего, а меня поставил на край играть без мяча. Иногда нужно жертвовать личными амбициями и делать то, что нужно команде.

Вскоре я заметил, что моя роль в нападении становится все менее значимой. Мне это совершенно не понравилось. Я осознал, что тренер специально передвинул меня с позиции разыгрывающего, так как не доверял мне принимать решения на площадке. Я мог принять смену амплуа, но исключение из атаки – это другое дело. Я выкладывался, как мог, стремясь показать свой лучший баскетбол, но постепенно понимал, что всего этого недостаточно, чтобы удовлетворить Мессину.

…

В 2006-м моя роль еще больше уменьшилась, и моя уверенность испарялась с каждым днем. Впервые в карьере я превратился в 6-ю, 7-ю опцию в нападении. Я считал, что заслуживаю большего, но так и не смог проявить себя в рамках выделенной мне роли. Я не сомневался, что могу играть на высоком уровне, но разочаровался в способности принимать правильные решения на площадке.

Когда мне казалось, что хуже уже и быть не может, Вантерпул получил травму, а Папалукас захотел вернуться к позиции шестого игрока. Ему не нравилось выходить в стартовой пятерке. Мессину это не устраивало, но Папас настоял на своем, и тренер был вынужден вернуть меня в стартовый состав. Что тренер не понимал, так это то, что гораздо приятнее было выходить со скамейки. Он меньше на меня орал, давал мне больше свободы. Так что, когда тренер вернул меня в старт, я почувствовал разочарование. Вместо того чтобы принять роль основного разыгрывающего, я копался в себе и так и не смог обрести свою игру. Играл ли я плохо? Нет, но я не был самим собой. Я старался изо всех сил порадовать тренера и слишком много думал на площадке. Не поймите меня неправильно, это не вина тренера. Он должен был делать так, чтобы команда побеждала, а не ублажать меня и поддерживать во всем.

…

В финале-2007 тренер не включил меня в старт на вторую половину – я бы в шоке, не мог поверить, что это произошло. Я потерял контроль над собой. Впервые в моей профессиональной карьере я был морально раздавлен, впервые я потерял всякое желание бороться и преодолевать себя. Все это опустошение пришлось аккурат на середину важнейшего матча сезона. Я хотел быть там, на паркете, но, на его взгляд, не являлся игроком, который заслуживал доверия.

Скорее всего, решение тренера оказалось верным, так как вторую половину мы начали очень мощно и повели «+2» в концовке третьей четверти. Я изо всех сил поддерживал парней на скамейке, так как хотел победить, но внутри я был в смятении и полностью выключился.

Мне казалось, что игра перешла под наш контроль, но тут Траджан Лэнгдон и Оскар Торрес перебрали персональных замечаний. Каждый раз, когда мы совершали рывок и пытались захватить инициативу, «Панатинаикос» наносил ответный удар и держался рядом.

В четвертой четверти у меня было несколько ситуаций, когда я мог бы принести нам решающие броски. Но я был психологически разобран. Я играл, стараясь не навредить команде, а не пытался выиграть матч. У меня не было внутренней силы, чтобы увидеть, что моя команда нуждается в моей помощи. Казалось, что все психологическое разочарование от сезона навалилось на меня в финале. У меня не было сил чем-то помочь. Я подвел себя, и от это было больнее, чем вы можете представить. Мы упустили шанс взять второй трофей подряд, и я убежден, что это произошло по моей вине. Я набрал тогда 11 очков (4 из 6), 1 перехват и сделал 4 потери. Те 4 потери проистекали из-за того, что я играл слишком пассивно, и они стоили нам победы.

Понимал, что своей игрой подвел в первую очередь команду, а во вторую – самого себя. Боль, обида и безнадежность, которые я ощутил при звуке финальной сирены, были невыносимы. В тот момент мне показалось, что моя карьера в ЦСКА окончена. Я не мог больше играть у тренера, который не верил ни в мои способности, ни в мой талант. 

Никто не понимает, через что мне пришлось пройти тогда. Я полностью потерял уверенность в себе. Я и сам не понимал, зачем я делаю те или иные вещи. Я совершал ошибку, а потом спрашивал себя – что я вообще делал? Это происходило так часто, что я перестал задавать себе подобные вопросы. Я возненавидел баскетбол и в тот год прятался ото всех – обычно дома.

Выйти из всей это ситуации мне помог мой партнер и хороший друг Траджан Лэнгдон. Тот сезон был худшим в моей карьере, и без него я бы не справился. Каждый раз, когда мне нужно было высказаться, когда мне нужно, чтобы кто-то был честен со мной, он оказывался рядом. Разговоры с ним помогли мне увидеть свет в конце туннеля.

…

В 2007-м, когда из-за травм выпали Шишкаускас, Смодиш и Папалукас, я постарался больше проявлять лидерские качества и больше подбадривать партнеров. Мессина заметил это и поддержал на 110 процентов. Разговоры с партнерами помогли мне прибавить в игре. Тренер предоставил мне большую свободу и позволил играть в предпочитаемый мной скоростной баскетбол. Обретя свободу, я стал действовать лучше, а тренер начал больше мне доверять.

…

По ходу того сезона я впервые почувствовал, что начал соответствовать ожиданиям Мессины. Мне было приятно при мысли, что он стремился вывести меня на новый более высокий уровень. Раньше я не ощущал ничего подобного. Он пел мне дифирамбы во всех интервью, и я очень удивился, когда в Sports Illustrated он рассказал о том, что проникся большим уважением ко мне и очень высоко оценил тяжелую работу, которую я проделывал ради команды. До того как я прочитал ту статью, я и понятия не имел, как он воспринимал меня как игрока. Он также сказал, что за шесть лет, проведенных в ЦСКА, я превратился в лучшего разыгрывающего Европы: «Холден – очень тихий, очень сдержанный человек. Я очень благодарен ему за терпение, так как иногда я уделяю много внимания другим игрокам, а его вклад воспринимаю как нечто само собой разумеющееся. Я отодвинул его на второй план в том, что касается атаки, но он ни разу не показал, что зол на меня или как-то недоволен. Если честно, я очень многому у него научился».

Я лишился дара речи. Я восхищался Мессиной, но никогда не показывал этого, потому что зачастую был разочарован тем, что он не дает мне более важную роль в команде. Я хотел выразить ему свое признание, но не знал, имел ли я право так поступить. Тренер и не подозревал, что ради него я готов на все.  

…

Перед поездкой в Мадрид Мессина рассказал мне, что я не попал в число десяти лучших игроков Евролиги. Он критически отозвался об этом решении и сказал, что я провел лучший для меня сезон и несправедливо обойден вниманием. Тренер добавил, что я – лучший разыгрывающий в Европе и заслужил, чтобы меня включили в символическую пятерку. Я поблагодарил его и заметил, что не стоит переживать. Как по мне, так меня всегда забывали на протяжении всей моей карьеры в Евролиге, и тот сезон не был исключением. Я думал лишь об одном – чтобы в Испании показать свой максимум и выиграть титул, а на любые индивидуальные призы мне было наплевать.

Тренер в том году был полон сюрпризов. Уже второй раз он его добрые слова тронули меня до слез. Я на своем примере знал, как сурово он ведет себя по отношению к игрокам. Он очень жестко вел себя и со мной, но это сделало меня лучше и сильнее. Всегда буду ему за это благодарен».

Фото: REUTERS/Ivan Milutinovic, Sergio Perez, Tatyana Makeyeva; РИА Новости/Юрий Стрелец, Антон Денисов, Владимир Федоренко, Михаил Сербин, Александр Вильф; Global Look Press/Alexander Wilf/Russian Look

logoTurkish Airlines EuroLeague
logoЦСКА
logoДжей Ар Холден
logoЕдиная лига ВТБ