Игра невоспетых героев

Куки Лаваджетто в объятиях менеджера «Доджерс» Берта Шоттона

Сегодня, дети мои, я расскажу вам свою любимую сказку. Это случилось, когда ваш дедушка был ещё молодым, до того, как он сам стал отцом. Поэтому меня там, конечно же, не было. Но каждый раз, когда я думаю о сути бейсбола — равенстве возможностей — я оказываюсь там, внутри маленького снежного шара стадиона в Бруклине, поздним вечером 3 октября 1947 года.

Когда-нибудь вы узнаете, что фотография это не просто изображение, а нечто большее. Моряк, целующий женщину на Таймс-сквер. Девушка, плачущая рядом с телом студента, убитого пулей национального гвардейца. Отскок мяча от стены на «Эббетс-филд» во время четвёртого матча Мировой серии 1947 года…

Это была первая Мировая серия, в которой на первой базе «Бруклин Доджерс» против «Янкиз» играл чернокожий, отважный новичок Джеки Робинсон. Это также была первая Мировая серия, которую транслировали по телевидению. В тот день Робинсон был одним из пяти будущих членов Зала славы на поле. Одним из них был великий Ди Маджо, фотография которого висит над твоей кроватью, Адам. Но никто из них не имеет отношения к тому, о чём я вам сейчас расскажу. И это одна из многих причин, по которым бейсбол — самый справедливый вид спорта.

Это была нижняя часть девятого иннинга, и Билл Бевенс, ничем не примечательный правша из «Янкиз» с результатом в 40 побед и 36 поражений, был в одном ауте от первого ноу-хиттера в истории Мировой серии. «Янкиз» вели 2:1. На базах было два игрока, заработавших уоки. Пинч-хиттером в составе «Доджерс» появился Куки Лаваджетто, который в том сезоне выходил на биту всего 69 раз и выбил только четыре экстра-бейс-хита.

«Янкиз» не могли убивать время. Они не могли контролировать мяч. «Доджерс» не могли взять тайм-аут. У них не было возможности придумать розыгрыш и дать мяч в руки лучшему игроку. В самые критические моменты бейсбол выбирает своих героев со случайностью колеса, запущенного рукой ярмарочного зазывалы. Никто не знает, где оно остановится.

Рослый Бевенс отправил свою первую подачу, фастбол, мимо Лаваджетто. Затем, своим 137-м и последним броском, он попробовал другую. Лаваджетто выбил мяч, который отскочил от стены в правом филде и попал в грудь аутфилдеру «Янкиз» Томми Хенриху. Тот подобрал его и серию тщетных попыток доставить его к дому. Когда Эдди Миксис делал победный для «Доджерс» ран, Бевенс уже шёл с поля, донельзя расстроенный тем, что его обыграли всего одним ударом — даблом Лаваджетто.

Полагаю, я должен упомянуть, что «Янкиз» в итоге выиграли те серию в семи матчах. Бевенс, которому тогда было только 30, больше никогда не вышел на поле в Главной лиге бейсбола из-за проблем с рукой. Для Лаваджетто, закончившего играть в 34 года, этот хит тоже был последним в карьере.

Самые разгорячённые бруклинские фанаты после того удара ворвались на поле «Эббетс-филд». Несколько человек разорвали форму прямо на Лаваджетто, один сорвал кепку с его головы. Всякий раз, представляя себя на той игре, я стою вдоль линии первой базы с более благопристойными болельщиками. На многих из них шляпы-федоры из начёсанной шерсти. Мы глядим на стену в правом филде, а с другой стороны доносится счастливый гул «бьюиков» и «фордов» с Бедфорд-авеню. Многие указывают на то место, где мяч отскочил от вывески Burma Shave, футах в 12 над землёй, словно Фома, касающийся ран Иисуса.

Мой взгляд притягивает вывеска чуть ниже. Это реклама фильма с Дэнни Кеем. Я улыбаюсь совершенству её места в композиции. «Тайная жизнь Уолтера Митти». Возможно всё.

Сладких снов, мои мальчики. Сладких снов. 

P. S. Рассказ об этой игре был написан в ответ на просьбу редакции Sports Illustrated принять участие в ретроспективе XX века под названием «Я хотел бы там быть». Том Вердуччи сделал его валентинкой не только в адрес бейсбола, но и для своих сыновей.