«Марлен носит мои майки, ее брат - мои брюки, а весь остров – мои свитера». Глава 16. Ибица
Перед "финишным рывком" Ники Лауда приотворяет для читателей двери испанского дома, знакомя их с членами семьи и своей жизнью на острове.
Предпоследняя глава
Моя жена ведет безмятежный образ жизни и предоставляет мне свободу, в которой я так нуждаюсь. Так как мы часто подолгу друг друга не видим, а она по природе своей терпима и спокойна, я склонен полагать, что наша совместная жизнь вполне приятна – мой эгоцентризм остается в разумных рамках и я вправе настолько серьезно относиться к себе. Я постоянно увлечен работой, различными проектами и идеями, и все мое внимание направлено на меня самого. Марлен не относится к тому типу женщин, которые каждый день закатывают скандалы. Полгода в ней закипает гнев, а в один прекрасный день, совершенно неожиданно, он выплескивается наружу.
Марлен Лауда. Гран-при Франции 1976 г.
Достаточно крохотной искорки. Определенно, по утрам Марлен пребывает не в лучшем настроении и за завтраком может завестись из-за какой-нибудь неудачной шутки. В это время дня она не воспринимает остроты, поэтому весьма высока вероятность того, что мармеладница, пролетев мимо моей головы, разобьется об стену позади меня. Стены нашего дома на Ибице, как и во многих испанских домах, окрашены в белый цвет. Стекающий по ним мармелад выглядит довольно эффектно.
Как только я повышаю голос, Марлен спокойно подходит к холодильнику и принимается бить ногой по дверце, пока та не начинает безнадежно болтаться на петлях.
- Хочешь еще? – спросит она, подойдет к буфету и станет разбрасывать тарелки.
Утюг тоже может попасть под горячую руку. Все это жутко злит меня. Мысль о том, что на этот раз я не буду платить за ущерб, первая, что приходит мне в голову.
- Оплатишь ремонт деньгами из хозбюджета! Слышишь меня?!
Конечно, Марлен ничего не смыслит в финансовых вопросах. Я мог бы выделить ей на хозяйственные расходы десять тысяч или миллион шиллингов, разницы никакой не будет. В любом случае, к 25 числу месяца от этой суммы ничего не останется, а она не будет знать, на что ее потратила. Подобный подход к денежным вопросам до смешного противоречит моему педантичному, дисциплинированному образу жизни. В то же время нельзя сказать, что Марлен тратит деньги на предметы роскоши. У нее нет времени на меха и драгоценности. Вместо этого у детей вдруг оказываются десять новых радиоприемников. Неудивительно, что уничтожение бытовых предметов задевает такого как я за живое. Я тут же прикидываю, сколько придется заплатить за ремонт или покупку нового прибора. А у Марлен все по-другому – она живет в совершенно иной реальности.
Как только определенный участок дома к удовлетворению Марлен разрушен, воцаряется спокойствие. Инцидент будет обсуждаться еще в течение нескольких дней, как правило, в моменты моего раннего отхода ко сну, т.к. на следующий день мне предстоит ранний вылет. Посреди ночи, я, все еще полусонный, слышу, что «так больше продолжаться не может». Я заставляю себя уснуть: «Тебе нужно выспаться, нужно хорошо отдохнуть». Но внезапно оказывается, что ее аргументы настолько точны, настолько разумны, что в итоге я встряхиваюсь и сосредотачиваюсь на ее словах.
Этот переход от летающих мармеладниц к сжатому анализу восхищает меня. Теперь я полностью проснулся. Но тем не менее я могу оспорить только треть ее аргументов. В остальном должен признать, что она права.
Неизбежно поднимается тема моего эгоцентризма, моей черствости, недостатка внимания. Я тут же сдаюсь, выбрасываю белый флаг и искренне обещаю в будущем исправиться. После этого на протяжении часов, дней, недель и месяцев я думаю о том, как же мне измениться в лучшую сторону. И для этого я делаю все возможное.
В этом заключается еще одно явное различие между мной и Марлен: я способен относиться к себе критически, а она упряма. Если она когда-нибудь врежется в дерево, то до конца своих дней будет винить в аварии его. Любая попытка с моей стороны доказать невиновность дерева окончится провалом.
Я то и дело пытаюсь объяснить ей, что в наших ссорах есть и ее вина. Например, она не очень любит заниматься уборкой. И все бы ничего, но эту нелюбовь разделяет и наша экономка. Милла – филиппинка, которая почти не говорит по-английски, немного знает испанский и отлично тагальский. Когда Марлен не в настроении, то и Милла не в состоянии заставить себя приготовить мне завтрак, обед или ужин. И тогда во всем доме будет нечего есть.
Для такого человека как я, вынужденного много путешествовать и по-настоящему страдающего от того, что в ресторанах не готовят блюд, отвечающих требованиям разработанной Вилли Дунглем диеты, особенно тяжело смириться с таким поражением на домашнем фронте.
Особенно я злюсь, когда заканчивается йогурт. Марлен никогда не признается в том, что забыла купить его в магазине. Я бы очень удивился, если бы это когда-нибудь произошло. Вместо этого она скажет мне:
- Йогурта не было, его раскупили. Все магазины были закрыты. Йогурта на Ибице нет. Новых поставок с материка не было. В этом недостаток жизни на острове.
Вилли Дунгль советует следующее: каждое утро спускайся на завтрак в хорошем настроении. Ешь йогурт и клубнику. Так круглый год – ничего кроме йогурта и клубники. Если клубники нет, тогда только йогурт. Иногда по утрам я оставляю крепко спящую Марлен и спускаюсь вниз, чтобы провести описанный выше ритуал. Я в отличном настроении и предвкушаю свой йогурт с клубникой. Прихожу на кухню и что же я обнаруживаю? Дюжину пустых бутылок из-под вина. Мы очень гостеприимные хозяева, а наши испанские друзья достаточно великодушны, чтобы не обижаться, если мы идем спать и оставляем вино им. Помимо бутылок я вижу бесчисленное количество переполненных пепельниц, странного вида засохшую рыбу, тысячи мух и филиппинку с красными бигуди на голове, шлепающую «вьетнамками» по кафелю. На ломаном испанском она говорит мне:
- Йогурта нет.
В один из таких дней я решил, что с этим нужно что-то делать, т.к. мой гнев достиг предела. Я сказал Марлен, что она не способна управлять хозяйством и домработницей, которую придется уволить. Марлен сразу же согласилась. В австрийской газете было размещено объявление: ищем экономку со знанием немецкого языка для работы в прекрасном доме на средиземноморском острове.
Недостатка в желающих не было. Планировалось, что Марлен отправится в Вену, где выберет одну из счастливиц, но буквально перед самым отлетом у нее пропало желание этим заниматься. Она попросила Ренату, свою сестру, жившую в Женеве, быть нашим представителем. Выбор пал на уроженку Каринтии. Вместе со мной она прилетела на Ибицу и начала готовить идеальные блюда по рецепту Вилли Дунгля. К сожалению, с уборкой дела обстояли не так хорошо: дом постепенно наполнялся хрустящим под ногами песком. Когда я в очередной раз летел в Вену, она была пассажиром. Тем временем Марлен нашла потрясающее решение проблемы.
Любой, кто знает Марлен и ее добродушный нрав, без труда догадается, что случилось потом: к нам вернулась Милла. К ее контракту я добавил несколько условий, самым значимым из которых был отказ от «вьетнамок» и бигуди. Эти жесткие требования были приняты, и с той поры дом убирается на 5% лучше.
Одна из проблем состоит в том, что мне постоянно требуются чистые вещи – свитера, рубашки, носки, брюки. Каждые несколько недель я покупаю 5-6 свитеров «Хьюго Босс». Всякий раз, когда я прихожу в бар Альби «Ла Вилла», какой-нибудь мужчина или женщина сидит в моей одежде. Даже свитера «Мальборо», предназначенные исключительно членам команды для ношения на пресс-конференциях, каким-то образом покидают мой шкаф. Марлен носит мои майки, ее брат, Тилли, мои брюки, а вся Ибица – мои свитера.
Рената и двое ее детей обычно живут с нами, поэтому нам не так одиноко с двумя сыновьями, двумя собаками, двумя пони и морскими свинками. Последних нужно тщательно оберегать от нашей собаки Тассо. Любит навещать нас и Тилли, пылкий чилиец тридцати двух лет, прекрасный художник и мастер на все руки. Он обожает лошадей, которых у него три. Ездить верхом он предпочитает по ночам, с фонариком на лбу, как у шахтера. Когда я спросил его, почему он не ездит днем, Тилли пояснил, что температура для лошадей слишком высока.
Если вам захочется в 2 часа ночи посетить бар Альби, находящийся в центре Санта-Эулалии, вполне возможно, что первым делом вы заметите стоящую снаружи лошадь. Напоминает сцену из фильма «Ровно в полдень». На лошади будет мастерски сделанное чилийское кожаное седло с обмотанным вокруг него белым лассо. За седлом находится свернутое в рулон одеяло, на случай ночевки на открытом воздухе, и вьюки с запасом провизии на три месяца. Все это охраняет собака Тилли.
Сам Тилли сидит в баре. На нем огромное чилийское сомбреро, сапоги для верховой езды и выглядит он как Клинт Иствуд.
- Что делаешь? – спрашиваю я его, и он кивает в сторону барной стойки. Там стоит по меньшей мере тысяча бутылок, и я не уверен, что он пытается этим сказать. Но, приглядевшись, я замечаю заряжающийся налобный фонарь. Спустя полчаса он прикрепляет фонарь к сомбреро, свистом подзывает собаку и лошадь, запрыгивает в седло и растворяется в ночи. Копыта лошади выбивают искры из асфальта, собака держится рядом. Тилли пока не хочется обзаводиться собственным жильем: он ночует то у Альби, то у нас или просто спит под открытым небом.
Когда Маттиасу исполнилось четыре года, Тилли купил ему пони, что было сделано вопреки моей воле, т.к. я, хоть убейте, не представлял, кто о нем будет заботиться. Как бы то ни было, Тилли и я привели пони с другого конца острова. Маттиас был на седьмом небе от счастья, Лукас же сомневался, что в семье должен быть только один пони. Для пони также требовалось приобрести небольшую повозку, но фермер, у которого нашлась подходящая, был готов продать ее только вместе с еще одним пони. Я знал, что второго так или иначе придется завести, поэтому в тот же момент начал задумываться о постройке конюшни.
Рядом с домом располагается огромный луг, который мне неоднократно предлагали купить. Но, поскольку запрашиваемая цена почти в четыре раза превышает рыночную стоимость, я из раза в раз отказывался, хотя Марлен и считает, что такую возможность упускать нельзя. По ходу сезона-1985 Тилли руководил постройкой конюшни, располагавшейся прямо на границе луга. Возвращаясь домой после гонок, я замечал, что с каждым разом стены становились все выше. Наконец, я понял, что конюшня по размерам не будет уступать нашему дому и загородит вид на море. Тилли спроектировал ее таким образом, чтобы в ней помещались пони и, совершенно случайно, трое чистокровных чилийских жеребцов. В один прекрасный день к нам зашел сосед и представил доказательства того, что постройка возведена слишком близко к границам его участка. Он был уверен, что уж теперь-то наверняка сможет продать мне луг за баснословную цену. Но я вновь отказался покупать его. Гигантскую конюшню мы снесли и, в соответствии с моим планом, построили прелестную маленькую, но достаточную по размерам для пони. Она стоит и по сей день и, кажется, все счастливы.
На самом деле любые наши разногласия, ко всеобщему удовольствию, преодолеваются. Даже во время крупных ссор, когда Марлен неистовствует, о разводе никто не говорит. Мы женаты почти десять лет и прекрасно ладим друг с другом. В основе любых споров лежит стремление Марлен изменить меня в лучшую сторону. Удивительно, как двое столь различных по характеру людей уживаются вместе. Себя я считаю расчетливым, эгоистичным, целеустремленным человеком. Марлен прямо мне противоположна. Каждый новый день Марлен проходит по непредсказуемому, но полностью удовлетворяющему ее сценарию. Она не будет заниматься тем, что ей не нравится, ей совершенно не свойственна та самодисциплина, которую я столь успешно выпестовал в себе. Качеств, преобладающих во мне, не достает ей, и наоборот. В результате мы причудливым образом дополняем друг друга.
При этом я не питаю ложных иллюзий: мы бы не смогли непрерывно, день за днем, жить вместе. Я часто путешествую, работаю в Австрии, живу в Испании и такой образ жизни сам по себе не позволяет нам надоесть друг другу настолько, что наши различия в характерах проявятся с особой силой.
Ибица – это лучшее, что могло с нами случиться. Здесь не такие высокие налоги, Марлен безмерно счастлива в испанской среде, ее мать и Рената живут рядом, дети растут, как на дрожжах. Лукасу шесть, Маттиасу четыре. Они оба открытые, простые, добрые и красивые, словом, маленькие копии своей матери. Кстати, когда речь заходит о воспитании сыновей, беспечность и непоследовательность Марлен исчезают без следа: если дело касается детей, она действует совершенно иным образом.
Младший сын, Маттиас, настоящий сорвиголова, абсолютно бесстрашный и готовый на все. Если он сидит на дереве, то просто крикнет «лови меня» и спрыгнет, уверенный, что все как-нибудь обойдется. Лукас, напротив, проанализирует ситуацию и убедится, что кто-то точно поймает его. Оба растут в двуязычной среде. Лукас ходит в местную школу, а Матиас в детский сад.
Изначально я намеревался вернуться в Австрию, как только дети достигнут школьного возраста, но теперь это исключено, потому что мы все так счастливы на Ибице. К тому же не думаю, что было бы возможно уговорить Марлен во второй раз переехать в Австрию. В Зальцбурге она никогда не чувствовала себя как дома. Местные жители казались ей скучными, по крайней мере, в сравнении с ее испанскими друзьями.
Я наслаждаюсь теми несколькими днями, которые удается выкроить между работой и перелетами. Наш дом расположен недалеко от Санта-Эулалии, на пологой возвышенности, примерно в трех километрах от моря, на которое открывается прекрасный вид. Наш сад мы регулярно поливаем, чтобы поддерживать его зеленым и красивым. Сам дом на момент приобретения ничем не отличался от типичных испанских загородных вилл. Тилли весьма искусно его перестроил, увеличив его площадь. Это светлый, просторный особняк, довольно сильно отличающийся от огромного, строгого в оформлении дома в Хофе, недалеко от Зальцбурга. К вилле на Ибице ведет единственная разбитая, грунтовая дорога, в чем заключается еще одно его преимущество. Фанатам сюда добраться непросто. В Зальцбурге же от них некуда скрыться.
Австрийский дом
Нам очень повезло жить по соседству с Альби (прим. перевод. - Альбрехтом) Клари – дорогим другом и человеком, со дня основания работающим в «Лауда Эйр» (прим. перевод. - глава отдела продаж). В Санта-Эулалии Альби владеет замечательным баром «Ла Вилла», а также рестораном неподалеку от крупнейшего клуба на Ибице – «Пача» (Pacha). Альби всегда в курсе всех событий и развлечений.
Жизнь на Ибице ярче, благодаря присутствию Тилли. Хотя когда-то, лет десять назад, он достиг большого успеха со своими картинами и заработал значительное количество денег, сейчас Тилли уже несколько лет живет на Ибице и почти не рисует. Недавно я спросил его почему, и он ответил:
- Я ничем здесь не занимаюсь и от этого счастлив. Для художника это плохо. Художнику необходимо сталкиваться с реальностью, его должно что-то тревожить, он должен ощущать обеспокоенность. Ты получаешь удовольствие от этого чувства, если можешь выразить его в искусстве. Думаю, в этом смысле пребывание в тюрьме подошло бы мне лучше всего. Но жизнь на Ибице губительна для художника. Здесь все слишком прекрасно, слишком беззаботно и мне здесь слишком хорошо. На Ибице нет художников. Многие сюда переехали, но едва ли кто-то продолжил рисовать.
Кстати, Тилли полагает, что вышесказанное в какой-то мере относится и ко мне:
- Я получаю удовольствие от забот, воплощая их в искусстве. С тобой происходит то же самое, только искусство заменяется гонками. Когда ты будешь всем доволен, уйдешь из спорта.
Перестав рисовать, Тилли работал антикваром, реставратором, а еще механиком и архитектором. Он может заниматься чем угодно. Четыре года назад Тилли посвятил себя лошадям и, как и во всех предыдущих случаях, увлекся этим делом со всей страстью, словно приступив к новой работе. Он узнал о лошадях все необходимое, и теперь столь же хорош в ветеринарной медицине, как в кузнечном деле.
Однако Тилли часто говорит, что истинной его страстью всегда было сельское хозяйство. Я уверен, что однажды он вернется в Чиле и станет фермером. Другими словами, займется тем, в чем в 1950-х потерпел неудачу его отец. Но возьмется за дело совсем иначе, заменив профессионализм восторженным идеализмом.
