Посвящается Айртону
О Сенне проще написать, чем не написать. Собрать факты, благо интернет под рукой, переписать даты, победы, достижения, вспомнить чужие истории, приправить собственными впечатлениями и завернуть до кучи еще в какой-нибудь многозначительный вывод. Получится страницы на три убористого текста, а при желании можно раскатать и на тридцать три и на сто тридцать три. Мне же хочется чего-то другого, хочется иного подхода, хочется сказать так, чтобы это было на толику оригинально, чтобы было особенно.
Об Айртоне уже все рассказали, все написали и сняли, ничего нового не придумать. Поэтому я расскажу не о нем, а о себе, именно такой подход, мне представляется, единственно возможным – рассказать о себе, чтобы получилось о нем.
Так уж вышло, что я отмечал другую дату, вспоминая о бразильском волшебнике, дату смерти. Старенький постер с изображением улыбающегося Сенны висит на стене, у компьютера, на нем видны отметки разных лет, повторяющие одну и ту же фразу – уже 8 лет, я помню. Уже 12 лет, я помню. Уже 17… Это был мой способ вспоминать, что-то в духе традиции, к слову, нынешним маем будет восемнадцать лет. Но все мы меняемся, все бредем своими дорогами, становясь чуть другими, глядя на жизнь под новым, слегка измененным, наклоном головы. Вот и я вспоминаю теперь о другой дате.
В жизни людей, сверкнувших яркой, обжигающей, вспышкой на весь мир, часто можно разглядеть множество самых разнообразных символизмов, особенно, если есть такое желание. И, на мой вкус, эта особенность жизни бразильского гонщика выглядит невероятно аллегорично. Айртон родился в начале весны, а умер в конце, по сути, уложившись в один из самых преображающих планету сезонов, сезон цветения.
Сейчас как раз такое время, время перехода от зимней, заснеженной тоски к буйству жизни, к свежему, влюбленному дыханию планеты. Уже тепло, уже нет сковывающих, трескучих морозов, и неважно каким видится небо, светло-серым, рассыпавшимся плотным бесшумным снегопадом, как сегодня или разлившееся голубым, безбрежным океаном, сияющее уже теплыми солнечными лучами и расчерченное белыми линиями авиарейсов, как вчера. Яркий или слегка приглушенный, но всегда чистый, белый свет.
Тот самый свет, что ослеплял на выходе из туннеля в Монако, лишая зрения на входе беспросветной пеленой тьмы, из которой вылетаешь в еще более яркий солнечный океан, выжигающий зрение начисто. И уже нужно сбрасывать скорость, нужно входить в поворот, а ты летишь вслепую на безумной скорости, летишь на инстинктах, из ниоткуда в никуда. А по левую руку солнце играет в воде, совсем рядом у белоснежных бортов яхт. И только рельсы безопасности, точно раскачиваясь на волнах, уходят в сторону и приближаются, раз за разом от одного поворота до другого. Затем трасса выгибается дугой, накрытая тенью, и заканчивается очередной круг. Дальше будет подъем, и солнце замелькает по правую руку, точно прячась за деревьями…
Здесь, на берегу реки, скованной льдом и укрытой мягким снежным покрывалом, спокойно и тихо. Солнце то и дело выглядывает из-за макушек деревьев прямо за спиной, а впереди, на другом берегу, просторное поле. Здесь нет машин, и слава богу, здесь нет рева моторов, нет разрывающего пространство, переливающегося, оглушающего звука. Здесь нет ничего, чтобы напомнило о Формуле-1. Кроме этого света, кроме солнечных лучей, чей блеск неразрывно связан для меня с безумной скоростью, будто летящего невысоко над землей болида.
Думаю, именно это ощущение и было главным, ощущение мгновения. В нем вся красота, в нем весь смыл, в нем все. Именно мгновение, вспышка света, блеск пробившегося, добравшегося до тебя солнечно луча – вечность, свернутая в самый крохотный для восприятия фрагмент. Мгновение отделяет победителя от проигравшего, мечту от реальности, контроль над ситуацией от трагедии. Счастье в мгновении жизни. И не важно, где ты его проживаешь, на скоростном пределе и даже вне его или же за тысячи миль и десятки лет, в иной точке пространства, стоя на месте.
Поверить в себя на уровне подсознания – практически невозможно, пройти этот путь осознанно – безумие. Так случается с каждым, кто покидает пределы обжитой общечеловеческой реальности, его признают безумцем, его вознесут на пьедестал или же проклянут, не принципиально, главное его отлучат от остальных, он будет избранным, не таким, как все, он не будет примером возможной жизни, он станет исключением.
Так же, как бразильский волшебник, вышедший за предел скорости, за предел человеческого понимания и восприятия. Он не мчался по трассе, а летел по туннелю, он видел Бога, и гонки были в его крови, они были его кровью. Но дело не в этом, не в том, что он был сумасшедшим гонщиком, пилотировавшим за пределом допустимого риска, далеко за пределом. Дело в том, что он двигался не вперед, он двигался вглубь, познавая себя вне пределов человеческого стереотипного мышления.
Для этого вовсе не обязательно садиться в кокпит, просто это был его способ, привычный и понятный. Просто мир становится яснее, если летишь с предельной скоростью и даже быстрее. В какой-то момент ты ощутишь себя застывшим на месте, парящим.
Где-то внизу, под снегом и слоем льда неспешно несет жизнь река, точно вена, ветер пролетает по полю и стряхивает искрящийся в солнечных лучах снег с ветвей ивы, растущей на берегу. Солнце проливается теплым приятным водопадом, сверкая миллиардами огней на белоснежной поверхности. Высоко-высоко над головой расчерчивают голубое небо самолеты. Этот мир прекрасен, если остановиться на месте, если застыть и наблюдать. В какой-то момент почувствуешь, что летишь, почувствуешь, как ослепляет тьма, как ныряешь в туннель, а затем выныриваешь в солнечный океан, поворачивая практически вслепую, и летишь дальше. Летишь из ниоткуда в никуда…
Посвящается Айртону, человеку, открывшему мне глаза
Мы помним...
«21 марта 1960 года в 2 часа 35 минут по местному времени в Сан-Паулу в семье известного промышленника да Силва родился мальчик, которому дали имя Айртон...»
http://www.senna.ru/biografiya/