18 мин.

Как Анатолий Карпов спас корону чемпиона мира от «злодея» Виктора Корчного!

20

Каждый любитель шахмат со стажем помнит эмоциональную фразу, сказанную генсеком Брежневым чемпиону мира Карпову: «Взял корону – держи!» Но мало кто, спустя сорок с лишним лет помнит те подробности, что едва не довели до инфаркта Леонида Ильича.

Матч на первенство мира 1978 года оказался самым политизированным и скандальным в истории шахмат. Он легко переплюнул накал страстей, бушевавший в поединке Спасский – Фишер, когда советы впервые в истории отдали титул в руки ненавистным американцам. Далеко до него было и многолетнему противостоянию Карпов – Каспаров, в котором… оба соперника, хоть и представляли крайние точки в советском обществе, сохраняли внешний нейтралитет – их выдавали лишь взгляды, которыми они были готовы убить друг друга.

Здесь же сошлось всё! И достигшая своего пика холодная война между СССР и остальным миром, всего через год прорвавшаяся вводом советских войск в Афганистан и взаимными бойкотами двух подряд олимпиад 1980-го в Москве и 1984-го в Лос-Анджелесе. И особая роль Карпова в советских шахматах, который пускай и не сел за доску с Фишером, вернул корону на родину, а затем – устроил беспримерный марафон от победы к победе, борясь с обидным титулом «бумажного чемпиона мира». И статус «невозвращенца», врага народа Корчного, посмевшего нарушить гегемонию советских шахматистов, – которого надо было не просто обыграть, но уничтожить, стереть с лица земли, чтобы он знал свое место!

По-настоящему противостояние Корчной – Карпов началось еще в 1973 году. Оба в ту пору жили в Ленинграде, где Корчной после отъезда Спасского в Москву был настоящий царь и бог. При своем «скверном характере» и откровенном нелюбви к начальству, Виктор был в городе безусловным первым номером со всеми вытекающими. И тут в 1971 году в город на Неве «заниматься с Фурманом» приехал Карпов. 19-летний чемпион мира среди юношей всегда был любимцем сперва у комсомольского, а потом и у партийного начальства.

В июне 1973 года как раз в Ленинграде состоялся первый из двух межзональных турниров, открывавших цикл первенства мира. Если Виктор считался его главным фаворитом и стал первым, мало кто ожидал увидеть в числе победителей Карпова. Анатолий был со своими 2545 только 12-м по рейтингу, да и фраза о том, что это «не его цикл», брошенная в одном из интервью, стала лейтмотивом его выступления. Тем не менее именно два ленинградца оказались во главе таблицы, на очко опередив ставшего 3-м американца Бирна, и на 2,5 – всех остальных. Партия между ними завершилась короткой ничьей, но то, что Корчной был неприятно удивлен близостью к нему Карпова, он скрывать совершенно не собирался.

А потом два «К» неожиданно сошлись в финале претендентского цикла! Корчной на пути к нему одолел Мекинга и Петросяна, Карпов – Полугаевского и экс-чемпиона Спасского… И во время их матча, который проходил в Москве в сентябре–ноябре 1974 года, уже не было никаких сомнений о том, на чьей стороне были симпатии шахматного начальства.

Корчного начали прессинговать по всем направлениям – лишали тренеров и искусственно удаляли от него игроков старшего поколения вроде Смыслова или Бронштейна, которые не прочь были помочь Виктору. Не давали выступать в прессе и встречаться с любителями, от которых он много лет черпал энергию. А Карпов, которого откровенно «вели на Фишера», получал всё что хотел. У него были все лучшие специалисты, причем не только шахматные, перед ним в СССР были открыты все двери, его побед ждали и откровенно хотели.

Да, Корчной сам приложил руку к тому, чтобы противостояние с Карповым было как можно более напряженным. Перед началом матча он обошел всех общих знакомых в Ленинграде, и предложил им выбрать, за кого из них болеть! К удивлению Виктора далеко не все из них остались его верными поклонниками. За его молодым соперником было будущее.

В такой неравной обстановке Корчной мучительно уступал: он проиграл 2-ю, 6-ю, а затем белыми, 17-ю. Карпов вел 3-0 в матче на большинство из 24 партий, было даже непонятно, за счет чего 43-летний гроссмейстер вдруг переломит течение борьбы? И здесь, внезапно Виктор начал выигрывать партию за партией: 19-ю, за ней 21-ю в 19 ходов! Последние три встречи превратились для Анатолия в настоящий ад, но… он сумел выстоять и вышел-таки на Фишера, – и посчитал для себя «проблему Корчного» окончательно решенной.

А тот, еще не понимая, что ситуация изменилась, и его шахматная карьера никому в СССР уже не нужна, дал лишний повод обрушиться на себя шахматному и не только шахматному начальству, дав несколько «разоблачительных» интервью, в которых не стесняясь называл методы, какими была достигнута победа Карпова. На год с лишним В.Л. стал невыездным, ему понизили стипендию, лишили иных заработков. У него в Союзе был «добрый гений» в лице Петросяна, когда-то близкого друга, а позже непримиримого врага, который никогда не упускал случая уколоть его. Проанализировав все происходящее вокруг него, Корчной в этот момент отчетливо понял, что единственный шанс для него сохраниться в профессии – бежать! Просто уехать из СССР, даже репатриантом в Израиль, он вряд ли мог бы.

Его побег состоялся в 1976-м. После турнира в Амстердаме Корчной вошел в полицейский участок, – и попросил политического убежища. Мог ли он в тот момент предположить, что его поступок вызовет такую бурю негодования на родине?

Эффект от «предательства» Корчного для шахматистов был едва ли не больше, чем в 1972 году, когда Спасский уступил титул чемпиона Фишеру! С цепи сорвался весь спорткомитет и «общественность». Проморгали. Недосмотрели. Пригрели гадюку на груди. В прессе тут же появились письма ненависти, подписанные всеми ведущими гроссмейстерами страны, его имя было запрещено к употреблению и вымарано из давно изданных книг и журналов. Четырехкратному чемпиону страны, многократному претенденту на шахматный престол в СССР осталось только одно – его теперь именовали исключительно «претендент».

Шахматная федерация СССР пошла дальше: сообщила, что она не будет отправлять своих спортсменов на турниры, организаторы которых посмеют пригласить к себе Корчного. Так она установила «невозвращенцу» тотальный шахматный бойкот. Он длился долгих 7 лет и стоил Виктору участия более чем в 40 крупных турнирах. Разбушевавшиеся бонзы хотели даже лишить его титула гроссмейстер, потом одумались: «Этого мы не давали!»

Можно было понять разочарование советских шахматных чиновников, когда несмотря на все их ухищрения, в розыгрыше первенства мира 1977-78 годов опальный Viktor Korchnoi, у которого не было даже флага – его лишили права играть сперва под голландским, а затем и под швейцарским, – который представлял лишь самого себя, одного за другим выбил из розыгрыша первенства мира своих хороших знакомых из СССР. В Чокко им был повержен Тигран Петросян – 6,5-5,5. В Эвиане на голову разбит Лев Полугаевский – 8,5-4,5. Ну а в Белграде рухнул их последний оплот, экс-чемпион Борис Спасский, который к тому моменту уже жил в Париже – 10,5-7,5. Как ни пытались советские, новой встречи Карпова с Корчным было не избежать. Они тогда постарались как следует подготовиться.

Большой удачей для них стал уже выбор места для поединка-1978. Тендер ФИДЕ выиграл «далекий Багио», что на Филиппинах. Страной тогда рулил диктатор Маркос, а матчем на первенство мира – не последний в его окружении человек, Флоренсио Кампоманес. И этот мастер как по шахматам, так и по интригам, откровенный пройдоха, который буквально во всем искал личную выгоду, быстро нашел общий язык со спорткомитетом СССР. Спустя 4 года он получил достойную награду, при его поддержке став президентом ФИДЕ.

И Корчной, который радовался тому, что будет играть максимально далеко от советских и окажется вне зоны их влияния, на нейтральной территории, – сильно ошибался.

О том, что на Филиппинах сильный «советский дух» стало ясно уже на открытии матча – в момент, когда вместо советского гимна неожиданно заиграл «Интернационал», и весь зал встал в едином порыве. Сидеть остались только двое – Корчной и руководитель делегации претендента, фрау Левеерик, в свое время проведшая 20 лет в сталинских лагерях. Кто-то из команды Карпова бросил Виктору: «Вставай, проклятьем заклейменный!»

Психологическое давление на Корчного начали оказывать задолго до начала этого матча. Оставшись на Западе, гроссмейстер не мог взять с собой семью, и все два года вплоть до Багио боролся за право его жены и сына вслед за ним выехать из СССР. Власти не шли ни на какие уступки, полагая их «заложниками». Нейтральная в этом конфликте ФИДЕ никак не помогла помочь претенденту, за него не могли заступиться ни власти Голландии, ни тем более Швейцарии. В конце концов, Виктор Львович написал открытое письмо Брежневу, он даже зачитал его на пресс-конференции перед началом поединка. Без толку.

У советских вообще было припасено много всяких «штук», которые должны были вывести мнительного Корчного из равновесия. Например, Карпову по ходу партий передавали для поддержания формы особый «кефир», который он залпом выпивал прямо на сцене, после чего, по словам Корчного, начинал играть как просто заведенный. Поскольку после Багио «кефир» больше не появлялся на сцене, химический состав его так и остался неизвестен. А вот «кресло Корчного», которое он, подражая Фишеру, привез на матч, было проверено советскими специалистами на предмет возможного «нехорошего излучения».

Сами же привезли «живой излучатель» – доктора Зухаря! Этот загадочный ученый возник еще в 1974 году и, по мнению Корчного, еще тогда «путал ему мысли» во время игры. Но в том внутреннем матче этого можно было не афишировать, а на этот раз команда Карпова постаралась сделать из его роли настоящее шоу. Официально отрицая его роль, они чуть ли не демонстративно сажали его как можно ближе к сцене, чтобы тот не спускал глаз – в буквальном смысле – с чемпиона и с претендента. И это сработало! Виктор нервничал, он тратил лишние силы на его «нейтрализацию» – вместо того, чтобы думать о подготовке и самой игре. Сейчас, по прошествии стольких лет, сложно сказать, была ли от Зухаря хоть какая-то реальная помощь Карпову, но что он действовал на нервы его сопернику, – факт. По приближению или удалению доктора от сцены, где сидели два «К», можно нарисовать кардиограмму результативных партий в матче. По крайней мере пять из одиннадцати так или иначе были связаны с его возникновениями. Для 32 партий – достаточно.

Не обошлось и без прямых жестов. Так, начиная с 8-й партии, несмотря на то, что пункт об обязательном рукопожатии перед началом и по окончании партии был включен в контракт, – Карпов отказался жать руку Корчному. Причем, он не сообщил этого не заранее, а прямо перед началом игры, когда ничего не понимающий соперник завис с протянутой в пустоту рукой. Надо ли добавлять – эта партия стала первой результативной в матче.

Впрочем, небезгрешен был и Корчной, который никогда не скрывал того, что черпает силы в конфликте, в противостоянии, иногда искусственно «накручивая» себя. Он тоже сыпал в Багио протестами и заявлениями, проводил пресс-конференции и читал открытые письма. Разница заключалась только в одном – ему приходилось заниматься всем этим самому, в то время как у Карпова была мощнейшая поддержка в лице руководителя его делегации и по совместительству полковника КГБ Батуринского, который готов был убить за Толю, а тот мог полностью сосредоточится на шахматах. Это точно сказывалось на счете.

Но каковы же были чисто шахматные силы соперников перед матчем?

Карпов подошел к Багио в ореоле непобедимого чемпиона мира. Получив титул чемпиона мира без борьбы, Анатолий изо всех сил хотел заткнуть скептиков и доказать шахматному миру, что носит корону по праву. Он предпринял беспримерное турне, играя в сильнейших турнирах мира, и выигрывая их почти до одного. В этих победах не было блеска Фишера – Карпов не стремился выиграть каждую партию, но делал все необходимое и достаточное, чтобы обеспечить себе первое место, единоличное или в дележе. Он почти не проигрывал, уверенно лидируя в рейтинге, хотя ему было далековато до фишеровских 2785.

В это время Корчной, который из-за бойкота советских практически не имел возможности играть в коммерческих соревнованиях, как никогда много работал над шахматами, почти в 50 лет совершил мощный рывок вверх. Придавало ему сил и чувство собственной правоты… та борьба с ненавистной системой, которую вел. Он всегда черпал силы в противостоянии.

Сравнивать по своей силе бригады, которые работали на Карпова и на Корчного в Багио, даже как-то странно. В советской команде были экс-чемпион мира Михаил Таль (говорят, перед ним был поставлен жесткий выбор: помощь молодому чемпиону в обмен на поездки на турниры), гроссмейстеры Юрий Балашов (по его словам, тот еще в 1973 году он мечтал работать со Спасским, но… звонок от Карпова последовал раньше) и блестящий аналитик Игорь Зайцев, ковавший дебютное оружие чемпионат. Плюс телефону же из Москвы – вся олимпийская сборная СССР во главе с Петросяном, Геллером, Полугаевским. «Злодею» же помогали два британца – сильный теоретик Майкл Стин и «писатель» Рэймонд Кин (он по ходу матча писал книгу о «далеком Багио»), а также «беглый» советский мастер Яков Мурей, странный человек не от мира сего, но при этом талантливый аналитик.

Начало матча прошло с инициативой Корчного. Он прилично давил, должен был выиграть 5-ю партию, но… не дал простой мат в несколько ходов, – и Карпов сохранил равновесие в партии, которая дважды откладывалась, а закончилась патом на 124-м ходу. Мог выиграть он и 7-ю партию, но переволновался, спасаясь от Зухаря, и едва не проиграл.

Следующую, 8-ю партию, перед которой Карпов сообщил судье Шмидту, что он больше не намерен обмениваться с соперником рукопожатиями, Корчной проиграл как ребенок… Но развить инициативу чемпиону не удалось – после 11-й партии счет сравнялся.

А потом случилась трагедия при доигрывании… В один день на него поставили сразу две – 13-ю и 14-ю партии: в первой Корчной боролся за победу, во второй за ничью. Но проиграл обе! Грубым зевком одну и медленным удушением другую. Счет разом стал – 3-1 в пользу Карпова.

«После этого дуплета я не стал сразу форсировать события, и продолжал играть как ни в чем не бывало, уверенный, что поднимающаяся во мне волна… сметет соперника своей логической силой, – вспоминал Карпов. – Это случилось в 17-й партии».

Невероятный зевок Корчного (после прекрасно проведенной партии) тогда обошел чуть ли не все газеты мира – черные кони внезапно загнали белого короля в матовую сеть… Волну, о которой говорил Карпов, вполне мог принять на свой счет Зухарь, который отнял 11 минут у претендента, когда тот, засучив рукава, чуть было лично не прогнал того с его места в 4-м ряду. Расписавшись в бланке, Виктор Львович подошел к демонстрационной доске, пару минут всматривался в нее, пытаясь понять, что же, черт возьми, произошло?!

После этого эпизода Корчной взял два тайм-аута подряд, уехал из Багио в Манилу, где тут же дал пресс-конференцию, на которой… потребовал установить между игроками и залом зеркальный экран, препятствующий контакту между игроками и зрителями. А в противном случае он отказывается продолжать матч. Акция прекрасно удалась! Как бы советским ни хотелось получить очко без игры, для Кампоманеса срыв матча означал крах надежд, и он приложил все силы, чтобы представители враждующих команд Батуринский и Кин пришли к «джентльменскому соглашению». Корчной отказывается от экрана и зеркальных очков, в которых он отыграл всю первую половину матча, и которые будто мешали Карпову, но зато доктор Зухарь теперь не покидает места в секторе зала советской делегации.

Решив проблему парапсихолога, Корчной заиграл с удвоенной энергией. Кроме того, ему стали помогать два местных йога, которые учили его своим практикам и поддерживали во время игры, непосредственно в зале. Впрочем, после первого же их визита и медитации, у них усилиями Кампоманеса, тут же начались неприятности: их изгнали из зала, запретили останавливаться в отеле, где жил претендент, а затем, по подозрению в терроризме, вовсе заставили покинуть город… Удалили и других его добровольных помощников.

Корчной ответил непосредственно за доской, выиграв 21-ю партию, пожалуй, свою лучшую в матче. Карпов что есть силы сопротивлялся, но уступил при доигрывании – 4-2.

После этого чаша весов заколебалась. А чуть ли не каждая следующая партия могла стать результативной… Корчной, видя, что игра у Карпова не клеится, а настроения нет, изо всех сил старался «раскачать лодку». Но такая тактика играла в обе стороны, и в 27-й партии, добившись большого перевеса, он в своем очередном цейтноте допустил ряд неточностей, позволил Карпову перехватить инициативу и довести счет до критического. Но… в момент, когда чемпион мира повел 5-2, он окончательно потерял тонус – лишился сна, аппетита да и самого желание играть. Ему страстно захотелось лишь одного – чтобы все это как можно скорее кончилось. Но для этого ему надо было обязательно выиграть еще раз!

«Боги на Олимпе покинули свое дитя и обратили внимание на пасынка. Игра у Карпова не шла, что-то сломалось в его прекрасном шахматном дизеле, – писал об этой части матча журналист Штейн. – Почти классический стиль художника не только потерял свой обычный блеск, – он деформировался под тяжестью того давления, которому его подверг коллектив: отточенная техника отупела, точное прогнозирование сменилось зияющими провалами, и в какой-то момент чемпион начал пожирать себя сам». Он просто «выдохся».

Позади у них остались два с половиной месяца матчевой нервотрепки, дико напряженных партий, вытягивавшим из соперников все силы. Но если Корчной только заводился от всей это обстановки, Карпова она вгоняла в депрессию. Через шесть лет он окажется точно в такой же ситуации в матче с Каспаровым, и тоже после победы в 27-й партии не сможет нанести заключительного, шестого удара. В тот раз «пытка» продолжится до 48-й партии, и он тоже проиграет три партии. В 1978-м для этого ему хватит четырех партий.

Корчной нанес удар уже в следующей, 28-й парти, одержав свою первую победу черными. «Он играл эту партию с большим подъемом», – отметил Таль. Закономерность его победы отметил даже сам полковник Батуринский: «Поражение Карпова было в какой-то степени закономерным, 28-я – одна из лучших сыгранных Корчным партий в матче…»

Но это были только цветочки. Воодушевленный успехом Корчной выиграл следующую, 29-ю партию, поймав соперника на вариант и полностью переиграв его. Более того, он снова заставил чемпиона провести за доской 80 ходов. Дошло до того, что 30-й партии Карпов изменил своему любимому 1.e4, – но не извлек ничего… «Ох, что творилось в тот момент в советском лагере, – с удовольствием вспоминал Корчной. – Высокие официальные лица из СССР, приехавшие на официальный банкет по случаю завершения матча, уже давно здесь, в Багио, а банкета всё нет!» Вместо банкета у них началась чуть ли не паника.

А уж когда после 31-й партии, после серии ошибок Карпова в трудном ладейном эндшпиле счет стал 5-5, многие на советском корабле были готовы прыгнуть за борт. Пока чемпион побеждал, все было отлично, а стоило ему неожиданно оказаться на грани поражения, они просто не знали, что делать. Корчной же, казалось, играл все лучше и лучше.

«Так что же случилось в заключительной части матча? – анализировал по горячим следам сам Корчной. – Карпов, имея колоссальный психологический, спортивный и политический перевес, не только не сумел его использовать, на вообще растерял всё по дороге… За весь матч советская сторона пошла на единственную уступку: убрать своего парапсихолога из пределов моей видимости, но это дорого обошлось чемпиону. Карпов утратил свои лучшие качества, и прежде всего – тонкость психологической оценки позиции! Он отличался этим более чем кто-либо другой, но тут утратил его совершенно… Насколько мощным выглядел чемпион мира в этом плане в 13-й и в первой части 17-й партии и настолько беспомощным – в 29-й и 31-й! Налицо была полная потеря Карповым уверенности в себе».

Но… тут с Корчным сыграло злую шутку желание моментально добить соперника, «ковать железо пока горячо!» Ему бы успокоиться, спокойно взглянуть на течение борьбы, сделать ничью черными в 32-й, после чего чего спокойно рисовать контуры возможной победы. А в то, что победа эта вполне возможна, показывал и тайм-аут Карпова, его попытка хоть как-то развеяться, отправившись в Манилу на баскетбольный матч сборной Союза. На поездку его подбил космонавт Севастьянов, для которого поражение Карпова означало едва ли не автоматическую отставку с поста председателя шахматной федерации СССР.

Пока Карпов смотрел баскетбол в Маниле, в Багио Батуринский и Кампоманес создавали условия для его победного возвращения… Официально выставили йогов Корчного, облили его грязью на пресс-конференции, а в довершении всего расторгли «джентльменское соглашение» насчет Зухаря. Как и в первой части матча он сидел в 4-м ряду.

Так еще и Корчной вместо того чтобы, как его уговаривал Мурей, сыграть сверхнадежную французскую, в которой он не проиграл чемпиону ни разу, пошел на риск и применил в 32-й острую защиту Пирца-Уфимцева, с которой Карпов точно знал, что делать.

«Джентльменское соглашение действует только для джентльменов!» – как ему покажется, «остроумно» скажет Батуринский сразу после этой партии, когда его уличат в этом явном нарушении договоренностей, достигнутых ровно перед началом 18-й партии.

Корчной отложил партию в безнадежной позиции, и сдался без доигрывания, но отказался подписывать официальный бланк из-за того, что она «проходила в незаконных условиях». Он обратился с протестом в ФИДЕ и в знак протеста не явился на закрытие матча. «В этом матче, превращенном в побоище, где при пособничестве жюри были выброшены понятия о честной игре, где бессовестно нарушались правила и соглашения, – в таком соревновании церемония закрытия неизбежно превращается в место казни бесправного…»

Шахматный мир почти целиком встал на сторону Корчного. Большинство зрителей надолго остались под впечатлением этой невероятной борьбы одиночки против советского пресса, в которой тот чуть не взял верх. Сразу же после матча в Багио Корчной возглавил команду Швейцарии на олимпиаде и показал великолепный результат: +7–0=4. Не удивительно, что по окончании года не чемпиону Карпову, а ему вручили «Шахматный Оскар».

На Карпова же в СССР пролился дождь из наград и должностей, и там же вождь Леонид Брежнев произнес исторические: «Взял корону – держи!»

 

logoВиктор Корчной
logoАнатолий Карпов