25 мин.

Борис Гельфанд. Победивший время

Он вошел в клуб избранных, нескольких человек, которые, казалось, почти почувствовали вкус победы в матче на первенство мира, но в последний момент так и не смогли сделать тот последний и решительный шаг, который отличает чемпиона мира от претендента.

Уникальность ситуации Бориса Гельфанда в том, что он, в отличие от Камского, Карякина или Каруаны, которые добрались до главной встречи в своей жизни в самом расцвете сил, когда им было 20 с небольшим, достиг потолка достижений, когда ему стукнуло 44 года, и многие уже поспешили списать его в утиль. Но в том, что именно гроссмейстер из Израиля оказался соперником Ананда в Москве-2012 не было никакой случайности. Перед тем как выйти на матч, он сокрушил всю молодежь – на Кубке мира, а потом в претендентах.

Удивительно символично, что в том матче Гельфанд встретился с другим «ветераном» – их пара с Анандом даже стала самой старой в истории, Стейниц с Ласкером или Ботвинник с Талем в сумме были моложе. Ведь именно эти двое, а еще Иванчук и… примкнувший к ним Крамник, активней остальных двигали шахматы вперед, – начиная в конце 1980-х еще как «дети информаторов», освоили и обогатили свою игру с появлением компьютеров, и стали предтечей для нового поколению игроков, которые уже не знают жизни без искусственного интеллекта и верят оценке компьютера больше, чем своим шахматным инстинктам.

Впрочем, перед эти много воды утекло… Борис родился в советской Беларуси, в Минске 24 июня 1968 года. Его родители были инженерами, и как всякие советские интеллигенты, не были чужды шахматам. Но вряд ли они могли предполагать, когда подарили своему 4-летнему сыну замечательную книжку Авербаха «Путешествие в шахматное королевство», что та полностью перевернет его мир. Малыш освоил ее за несколько месяцев, после чего потребовал продолжения банкета. Гельфанду не терпелось использовать свои знания уже на практике. Так в шесть лет он оказался в кружке «дома пионеров» у Эдуарда Зелькинда, ну а позже, начиная с 11 лет, попал к другому сильному педагогу – Тамаре Головей.

Каким был Боря в то время? Ярким, нестандартным, удивительно жадным до знаний – этот мальчик помнил всё и вся… Он быстро выделился своим ярким комбинационным талантом и интересом к эндшпилю. Гельфанд чем-то напоминал юного Каспарова, и когда ему было всего-то 9, оказался одним из самых заинтересованных зрителей мемориала Сокольского в Минске – турнира, с которого и началась «взрослая» карьера 14-летнего Гарика.

Уже очень скоро «взрослая» карьера началась и у самого Гельфанда. С момента, когда он попал в поле зрения блестящего педагога Альберта Капенгута. Тот уже много лет работал с белорусским «классиком» Исааком Болеславским, и по его меткому выражению Бориса в какой-то степени можно считать его «шахматным внуком». Что же это значило?

Это значило, что Гельфанд знал о шахматах всё. Имел классическую постановку партии и был на переднем фронте теоретических знаний, причем не только потреблял шахматный контент, но и производил его, то есть был отличным аналитиком. Альберт, у которого была одна из лучших шахматных библиотек в Союзе, приучил Бориса критически относиться ко всему, что тот узнает, проверять, уточнять – и не успокаиваться до тех пор, пока истина по любому вопросу не будет установлена. А видя его невероятную тягу к знаниям, изучать не только обожаемый им дебют, но и эндшпиль, и миттельшпиль, – постоянно подсовывая ему в качестве заданий сложнейшие примеры, требующие от него напряжения всех сил.

«Сначала мы занимались с Борей 3-4 раза в неделю по 4 часа, но очень скоро увеличили нагрузку, – вспоминал Капенгут. – Причем, помимо той гигантской работы, которую мы с ним проделывали у меня дома, Борис набирал еще кучу заданий домой. Так он с раннего детства привык, во-первых, к большому объему работы, а во-вторых, к обработке больших массивов информации. Раскладывались они у него в голове просто замечательно, строгая система «полочек» была с пеленок. Он был таким в 12 лет и остался таким сейчас».

«Мой стиль игры сформировался под воздействием Болеславского, – считает Гельфанд. – Это серьезная дебютная подготовка, да сам выбор агрессивных дебютов с сицилианской и староиндийской защитами за черных, многие основные линии в других дебютах... Лично с ним я никогда не работал, это происходило через Капенгута, который повлиял не только на меня, но и на других шахматистов моего поколения – на Смирина и Шульмана…»

Невероятно полезной – еще и с точки зрения прикосновения к сакральному, стало участие Гельфанда в нескольких сессиях в «школе Петросяна», в которых участвовал сам Тигран, к тому моменту уже сильно больной, но готовый делиться своими знаниями с ребятами… Его влияние на Бориса очень невозможно переоценить: «Помню, Петросян сказал мне, чтобы я не делал ни одного хода, не имея идеи: «Даже играя в блиц — всегда думай!» Эта мысль сыграла огромную роль для всего дальнейшего формирования моего образа игры».

Третьим – книжным! – учителем минчанина стал знаменитый Акиба Рубинштейн. «Основы моего позиционного понимания шахмат заложил именно он», – отмечал Борис. Много взял он у Ефима Геллера – еще одного рыцаря и адепта староиндийской и сицилианской защит, тоже настоящего классика… «Динамическим решениям за доской я учился у Рубинштейна с Петросяном, а вот позиционным – у Геллера, Таля, Спасского, – уточнял он. – А, впрочем, эти лучшие представители шахмат всегда были мастерами во всех элементах игры».

И примерно в тот же момент формирования Гельфанд пытался сделать для себя вывод: кто он – шахматист счетный или интуитивный? Человек, который пытается просчитать все «до конца» в любой позиции или действует по наитию, повинуясь внутреннему инстинкту, вере в свои представления об игре… Кажется, он так до конца не сделал для себя этого выбора, а в его лучших партиях примерно поровну можно найти и того и другого, причем Борис не раз демонстрировал соперникам свою «звериную интуицию», и делал ходы, ни объяснить, ни просчитать которых было решительно невозможно! Не будь их, Гельфанд, наверное, так и остался бы сильным и уверенным в себе, прекрасно обученным игроком, которых не так-то мало, способным показывать качественную игру. Но именно эта «искра божья» ввела в круг избранных, сделала его игроком, который сумел подняться над шаблоном, – и узнал о шахматах что-то такое, что навсегда останется под замком для большинства других.

Ведь ни тогда в годы своей шахматной юности, ни даже в годы расцвета, он не производил впечатление шахматной машины, и в нем не было той тотальной уверенности в себе, какая исходила от того же Карпова, Каспарова, Ананда или Крамника. Казалось, что он всегда и во всем сомневается, не уверен, ему нужно время «включиться» и понять… И только в этот момент, когда Борис весь отрешившись, часто зажмурившись, приподняв очки и впившись пальцами в переносицу, находил решение, – которое часто оказывалось глубже и точнее того, что предлагали другие. Порой он целиком уходил в этот «параллельный мир», мир шахмат, – и часто в юности производил впечатление человека не от мира сего.

В самом начале, когда Борису было 12-13 лет он частенько мандражировал перед игрой и ему надо было как-то себя завести… Потом, когда турниры и занятия стали неотъемлемой частью его жизни, это ушло, но нет-нет, а напряжение от игры начинало сказываться.

А, впрочем «записывать» в шахматные вундеркинды Гельфанда не торопились… Особенно учитывая, что параллельным с ним курсом, и даже чуть опережая, несмотря на то, что был на год моложе его, шел другой мальчик – Вася Иванчук. И какой бы высокий результат ни показывал белорус, его тут же невольно сравнивали с достижениями украинца. И, с одной стороны – нет ничего лучше прямой конкуренции особенно когда ты молод и честолюбив. А с другой – в СССР первым мог быть только один, и не круши ты всех подряд, не приноси побед, грамот и медалей в копилку советской шахматной школы, твой рост легко могли и приостановить… До поры до времени для Бориса это не играло никакой роли, но с какого-то момента это уже не могло не превратиться в своего рода «борьбу за выживание».

Тем более, что Гельфанду наследством от Капенгута досталась нелюбовь со стороны всех спортивных чиновников. Если его чего-то могли лишить – лишали, не дать – не давали. Ему надо было быть на голову сильнее остальных, чтобы просто получать положенное…

Это сформировало его довольно мощную силу воли, желание преодолеть обстоятельства, чего бы это ему ни стоило. Важная школа, которая помогла ему выживать как профи.

Шахматный же рост Гельфанда шел «семимильными шагами». Первым большим успехом – как и у Каспарова, – для него стала победа в мемориале Сокольского. 15-летний Борис выиграл мастерский турнир без единого поражения, обогнав в нем 12 мастеров и аж двух гроссмейстеров, на 2,5 очка перевыполнил норму мастера. В том же году он в первый раз сыграл во взрослом чемпионате Белоруссии, не шибко удачно. Зато со второй попытки, в 1984-м уже уверенно выиграл его! «Контуры» нынешнего Гельфанда начали проступать, когда ему было уже лет 15-16, что при его фантастической работоспособности было и не удивительно. «Его приходилось буквально за уши оттаскивать от шахмат, он был готов заниматься ими буквально 24 часа в сутки!» – вспоминал о тех временах Капенгут.

В 1985 году Гельфанд выиграл чемпионат СССР среди юношей, который сразу же изменил и его статус в системе, переведя из разряда «надежд» в тех, на кого стоит делать ставку в будущем. Кстати, в 1986-м чемпионом СССР стал Иванчук, получив тот же статус.

Конкуренция была просто сумасшедшей, и на чемпионат мира среди юношей 1986 года от СССР поехал Бареев, а в 1987-м – Акопян и Серпер. До Гельфанда «очередь» дошла лишь в 1988-м, и ему не хватило какой-то малости, чтобы получить важнейший статус, который до него получали чемпионы Юсупов, Долматов, а вслед за ними и Соколов. Борис поделил с Лотье 1-2-е место, но золотая медаль, к сожалению, отправилась во Францию. А тут еще и Иванчук с блеском выигравший «Европу» и оглушительно победивший в NY Open!

В «золотой» копилке Гельфанда к тому моменту была лишь победа на первенстве Европы «до 20» 1987/88 – важном, но далеко не таком статусном для чиновников турнире.

В том же 1988 году Василий попал в звездный чемпионат СССР, а вслед за ним в сборную СССР, стал с ней олимпийским чемпионом… А Борис, несмотря на то, что котировался уже на уровне ведущих шахматистов страны, всего этого был пока лишен. Он сумел пробиться в высшую лигу чемпионата только годом позже, – с первой же попытки вошел в дележ 2-5-го мест и получив «бронзу», всего-то на пол-очка отстав от чемпиона Ваганяна, обыграв, к тому же, его в личной встрече. А сложись иначе его партии с Соколовым и Маланюком, – Гельфанд вполне вероятно мог бы завершить тот турнир в Одессе и победителем…

Тот год вообще стал настоящим прорывом для Гельфанда… Как в чисто шахматном, так и в спортивном отношении. Он окончательно повзрослел, сформировался, – и успех буквально следовал один за другим. Главным из них стала победа в гроссмейстерской швейцарке на Пальме-де-Мальорке, считавшейся отборочным турниром для второго Кубка мира.

Гельфанд не просто стал первым в компании 184 соперников, он буквально разорвал этот турнир – начал 6,5 из 7, только на финише сделав две относительно короткие ничьи (он их терпеть не мог!). На пол-очка отстали Камский и Майлс, на очко – Ананд, Дреев, Гуревич, Хансен и Ко. После этого рейтинг Бориса взлетел до 2673, – и он попал в мировую десятку. Но цифры цифрами… важно было как Борис играл! Свежо, смело, в любой партии и против любого соперника идя на все самые острые и сложные позиции, переигрывая соперников, оставляя чувство какого-то тотального превосходства… Он не просил ему уступить дорогу, – он смело таранил любого соперника и с удовольствием отправлял того в кювет.

А своеобразной «вишенкой на торте», подтвердившей его изменившийся статус стало его приглашение и в состав сборной СССР, с которой он стал чемпионом Европы-1989.

Но… каким бы судьбоносным ни был тот год, следующий 1990-й, стал еще лучше!

Началось с того, что Гельфанда пригласили, не могли не пригласить в крупнейший турнир тех лет, в Линарес. И в первом же туре он встретился с Каспаровым. Борис мечтал об этой встрече уже давно, – и сразу же показал товар лицом. Ах, что это была за партия!

Белыми в невероятно жесткой, счетной игре от ножа новичок чуть не уничтожил чемпиона мира, заставив его мобилизовать все свои внутренние резервы. Это была тотальная игра по всей доске, где под обстрелом был каждый квадрат, а оба короля ходили по проволоке. В какой-то момент пресс-центр, в котором тогда еще не было волшебной оценки машины, бросало то в жар, то в холод: «Гельфанд выигрывает», «ах, нет – Каспаров выигрывает» и так до бесконечности, пока соперники к 45-му ходу, буквально исчерпав ресурсы борьбы, не подписали мир на полупустой доске. Это было настоящее «боевое крещение».

После такой яростной схватки за победу, никого уже и не удивило, что именно эти двое до последнего тура узурпировали борьбу за 1-е место. Каспаров сумел набрать на пол-очка больше – 8 из 11. Гельфанд стал вторым, оставив позади Салова, Иванчука, Шорта, Гулько, Юсупова, Белявского, Спасского, Портиша и Любоевича. Показалось – это начало «нового шахматного диалога», как когда-то сказали и о первой встрече двух великих «К».

Гельфанд со своей стороны сделал все, чтобы укрепить свой статус новой мировой звезды – спустя несколько месяцев он вместе с Иванчуком разделил 1-е место на межзональном в Маниле. Кроме того, Борис оказался единственным, кто прошел турнир без поражений, ни в один момент не заставив засомневаться в том, что место в претендентах – его.

Завершился же год первой и единственной для Гельфанда золотой медалью олимпиады – в Нови-Сад, где он играл на 2-й доске сборной СССР. Первую доверили Иванчуку, который в тот момент и рейтинг имел чуть больше и, сколь бы ярко не выглядел Борис последние два года, котировался советским спортивным начальством чуть выше… Как бы то ни было, оба с задачами справились. Василий «удержал доску», ну а Борис наколотил «+5».

В рейтинг-листе ФИДЕ на 1 января 1991 года Гельфанд занимал 3-ю строчку – сразу после Каспарова и Карпова, и на 5 пунктов выше Иванчука. При этом он имел – 2700, став всего лишь пятым шахматистом в истории, которому удалось достигнуть этой отметки!

У Гельфанда был чистый классический стиль с постоянным стремлением к инициативе и с желанием победить в каждой партии вне зависимости от цвета фигур, силы соперника. У него был постоянный «шахматный голод», утолить который могли только новые победы и постоянные творческие успехи. И, что немаловажно, ему шел всего лишь 22-й год.

И здесь… когда казалось, что кривая успехов Гельфанда будет продолжать стремительное движение вверх, последовал первый, необъяснимый провал в Линаресе-1991. Этот турнир стал победным для Иванчука. А его главный конкурент в борьбе за трон Каспарова, ухнул на 12-е место – 5,5 из 13 при шести поражениях! Ключевой же партией, как и годом ранее стала встреча с Гарри во 2-м туре. Чемпион, разозленный поражением от Иванчука в 1-м туре, пер на него как танк, Борису же померещилась победная атака, и он пожертвовал целую ладью в придачу к коню, которого у него уже не хватало. Но мата не нашлось… Гельфанд с остервенением кинулся в погоню – обыграл Салова, Камского, но споткнулся о Карпова, – и откровенно «поплыл». Попытка же вернуться в гонку после пары побед закончилось для Бориса нокаутом и тяжелым «грогги» после поражения от Иванчука – в 18 ходов.

В тот момент стало понятно, что гарантированного успеха, когда тебе кажется, что победы приходят сами по себе и вслед за одной обязательно придет следующая, не будет. И дело тут даже не в недостатке собственной работы или в отношении к шахматам. Просто в том, что соперник в данный конкретный момент, здесь и сейчас, может оказаться лучше…

Так, Гельфанд, преодолев первый претендентский барьер в лице Предрага Николича, увы, не смог справиться со вторым по имени «Найджел Шорт». Англичанин ничуть не выглядел лучше в их матче в Брюсселе-1991, но все-таки оказался сильнее – 5-3… Борис воспринял это поражение с горечью и досадой, но все-таки гораздо менее болезненно, чем Иванчук от Юсупова – там-то произошла настоящая трагедия, которая вообще поставила крест на чемпионских амбициях украинца, надорвала его психику. Кроме того, англичанин быстро «оправдался» перед Гельфандом, сняв с пробега Карпова и Тиммана, и сыграв свой матч с Каспаровым. Ретроспективно можно подумать: вот если бы Борис выиграл у Найджела и прошел его путь, – никакого раскола не было бы и история шахмат пошла иначе.

Двумя годами позже, когда шахматный мир разошелся на две линии – Каспарова и ФИДЕ, Гельфанд вновь пошел в претенденты, второй раз подряд выиграв межзональный. Теперь – в Биле 1993, по ветке ФИДЕ, став третьим после Бронштейна и Ларсена, кому это удалось. Важно отметить, что став претендентом однажды, Борис даже и не думал о том, чтобы как большинство других игроков элиты с головой бросится в этот омут двух версий и не поехал на «альтернативный» межзональный в Гронинген, который проводил Каспаров.

Интересно, что как и в год своего первого цикла, Гельфанд снова завалил Линарес… Даже два подряд – в 1993-м он стал 13-м, а в 1994-м только 11-м. Однако когда Борис вышел на охоту в претендентах, это был совершенно другой человек. Полностью сосредоточенный и ясно представляющий, что надо и как этого достичь. Ни рефлексии, ни сомнений.

Своего соперника по 1/8 финала Микки Адамса он раскатал без шансов – 5-3, точно взяв у Англии «реванш» за поражение в предыдущем цикле… Не стал непреодолимой преградой для него и Крамник, которого Борис обыграл, может, и с более скромным счетом – 4,5-3,5, но с не вызывающей сомнений динамикой. Владимир просто не знал, что делать.

Но вот следующий его соперник… Тот розыгрыш первенства мира ФИДЕ был необычным – Анатолий Карпов, который после выхода Каспарова из системы ФИДЕ за здорово живешь получил чемпионский матч с Тимманом, теперь не ожидал противника в золотой клетке, а сам участвовал в отборочном цикле, включившись в него с полуфинала… В тот год Карпов был на очередном подъеме – он с феноменальным результатом 11 из 13 выиграл Линарес, держал форму и в других соревнованиях. Гельфанд, хочешь не хочешь, подходил к матчу с ним не в качестве фаворита, да и играть матчи с шахматистами такого калибра Борису до сих пор не доводилось, а турнирная партия и матч – совершенно разные истории.

Но, вместе с тем, шахматный мир отмечал – если уж кому и суждено снять Карпова в этом цикле, то только ему. В потенциал Камского, несмотря на ряд сверхуверенных побед, мало кто верил, Салова же вообще не воспринимали всерьез. Так что Борис или никто!

Начал он многообещающе. Две стартовые ничьи, затем – тонкая, на нюансах, победа в 3-й партии, ведь он переиграл Карпова там, где тот был особенно силен, в сложном эндшпиле. Здесь бы устоять черными, и продолжить наступление. Но… колесо фортуны закрутилось в другую сторону – 12-й чемпион мира сумел выиграть «на поле соперника в 4-й, в сложной динамической борьбе, на нюансах, да еще и явно превзойдя соперника в анализе.

В 5-й Карпов новинкой убил «белый» цвет Гельфанда, а в 6-й как никто другой на Земле в тот момент сумел погасить инициативу черных в вызывающем волжском гамбите.

А выйдя вперед в счете, Карпов уже не отдал инициативы, дожав противника в оставшихся четырех партиях… Апофеозом матча стал изматывающий 80-ходовый слоновый эндшпиль, завершившийся поражением Гельфанда. Он проиграл и заключительную партию белыми в один момент зевнув целую ладью! Итоговый счет 6-3 в пользу Карпова точно отражает его превосходство в этом поединке. У него был план на все случаи жизни. Борис же, выстроив четкую матчевую стратегию, не сумел справиться с резкой «сменой декораций».

Это поражение само по себе не стало катастрофой для Гельфанда. Можно сказать, что он приобрел необходимый опыт, который можно было бы использовать в следующий раз… Но беда шахмат середины 1990-х заключалась в том, что использовать его было решительно негде! Классического цикла первенства мира с межзональным и матчами претендентов из-за коллапса управления ФИДЕ вскоре не стало, появившийся же стараниями Илюмжинова «нокаут» никак не отражал представления Бориса о борьбе за титул чемпиона.

«Между 1995-м и 2005-м не было вообще никакой формулы. Грубо говоря, у меня не было ни одного шанса побороться за матч на первенство мира», – вспоминает Борис.

С крупными же турнирами была беда! Во-первых, их стало меньше. Во-вторых, Гельфанду было уже 26, и при том, что он сохранил свой высокий статус и рейтинг, организаторам по разным причинам хотелось кого-нибудь новенького. В-третьих, по мнению самого Бориса в отсутствии приглашений сказывались его происхождение. В особенности после того как гроссмейстер сменил Белоруссию на историческую родину и переехал в Израиль.

Несколько раз Биль, Белград, две Поляницы-Здруй, Мальме, Астана, Памплона, Бермуды и Вейк-ан-Зее – вот, пожалуй, едва ли не полный список сильных турниров, в которые Борис Гельфанд получил приглашение за десять с лишним лет, с 1996-го по 2006-й год.

Другой бы, наверное, деградировал или даже подумал о смене профессии. У Гельфанда в связи со сложившейся ситуацией были другие идеи. Он работал. И ждал своего шанса. Не обращая внимания на возраст и на почти полную смену шахматной элиты за десятилетие, прошедшее в ожидании. В конечном итоге он оказался прав и получил свой шанс.

К 2005 году с розыгрышем первенства мира, наконец-то, стала появляться ясность. Канул в лету, превратившись в Кубок мира, «нокаут» и вот-вот должен был нарисоваться единый чемпион мира. В такой обстановке смог «поднять голову» и 35-летний Гельфанд.

«Какой лучший возраст для шахмат? – не раз спрашивали израильтянина. – Наверное, что такой же, как и раньше, что-то между между 20 и 35. Если приглядеться, в элите почти нет шахматистов, которым не исполнилось 20, своего же пика большинство достигали годам к 35. Я скажу без ложной скромности, что мне удалось расширить эти границы и достигнуть своего пика после 40. А глядя на меня, – и другие люди, продлили свои карьеры».

В том году Гельфанд пробился через Кубок мира в претендентский отбор, а выиграв его – он прошел в коротких матчах Касымджанова и Камского – оказался в Мехико, где восемь сильнейших должны были определить нового, уже абсолютного чемпиона мира.

Главным сюрпризом того двухкругового турнира стало то, что единственным конкурентом Ананда в борьбе за первое место оказался не Крамник, Леко или Морозевич, а Гельфанд… Старейший участник играл свежо, напористо, их встреча в 8-м туре, когда Бориса и Виши разделяли лишь пол-очка, и у израильтянина были белые, могла стать ключевой.

Но не стала. У Бориса случился спад, – и Ананд успел убежать вперед, завоевав корону, а через год подтвердил в поединке с наследником классической линии Крамником.

Для Гельфанда же, несмотря на сравнительную неудачу – мог, но так и не воспользовался своим шансом, – будто бы началась новая жизнь… Он снова стал участником сильнейших круговых турниров, в которых часто бывал наверху, а в редких случаях – первым.

«Как шахматиста меня хоронят уже не одно десятилетие! – со смехом говорил Гельфанд. – Я даже не знаю, что мне надо сделать, чтобы мои успехи стали восприниматься как нечто что-то само собой разумеющееся… Я давно уже все доказал, и мне нет нужды отвечать на пренебрежительные мнения «экспертов». Как они ни стараются, у них есть единственный шанс сделать мне больно: это случится, если надорву живот от смеха над ними».

Всего-то за пару лет между Мехико и Ханты-Мансийском, куда Гельфанд зимой 2009 года приехал на Кубок мира он полностью восстановил свою мотивацию, – он играл в турнире с особым настроением и будто бы на одном дыхании прошел Ободчука, Амонатова, Полгар, Вашье-Лаграва, Яковенко, Карякина, а в финале Пономарева, – и завоевал Кубок.

Но главное – Борис завоевал место в матчах претендентов в Казани в 2011 году!

В том цикле чуть ли не все участники были поражены «ничейным вирусом». Все, но только не Гельфанд! Он приехал делать историю в классику, а не мерится силами в рапид и блиц. Выбил из игры в основное время Мамедьярова – 2,5-1,5. Ну а потом вытянул титанический матч с Камским. После четырех основных, а потом двух быстрых он ужасно проиграл 3-ю, причем белым цветом. Но сумел сперва отыграться, а потом дожать его в блице.

«Не могу объяснить почему, но у меня была какая-то зашкаливающая уверенность в себе, драйв такой, что «прорвемся», – вспоминал Гельфанд. – Сергей Карякин, который позже тоже играл матч на первенство мира, сказал, что для него было невероятным уроком, как я перед решающей партией с Камским сидел и спокойно разговаривал с помощниками, я даже рассказывал им анекдоты. Как меня учили, оставалось просто положился на судьбу. Если будет суждено – выиграешь, а пока не знаешь, надо сделать что сможешь».

Эта железная вера в своих силах сыграла и в финальном матче против Грищука, где все в итоге должна было решиться в 6-й заключительной партии. Не выиграй ее Гельфанд, как и в предыдущих матчах Александра все могло бы дойти до быстрых шахмат и блица. Так же Гельфанд «досрочно» оформил путевку на матч на первенство мира с Анандом.

Бессмысленно обсуждать, «достоин» ли был Гельфанд такой чести, и что было бы, сыграй в Казани Карлсен, снявшийся из-за не устаивавшего его формата. Тем более нелепо было слышать реплику Каспарова, который сказал, что в Москве будет определяться что угодно, но только не сильнейший шахматист в мире. Борис никого не обманул и ни у кого не украл свое право сыграть с Анандом, он выиграл его в честной спортивной борьбе. А что достиг этой вершины, после того как ему исполнилось 44, кто ж тому виной. Может, тот же Гарри, из-за которого розыгрыш первенства мира пошел в разнос больше чем на 10 лет.

Верил ли Гельфанд, что может победить Ананда, с которым соперничал еще в юношах? Ну конечно же! Он всегда верил в свою звезду, – и готовность идти на вы, была у его в крови. Считал ли, что на тот момент сильнее Виши? Очень может быть. Индиец после нескольких лет «бури и натиска», когда он непосредственно сражался за корону, дал себе слабину, и если поединок с Крамником был его пиком, то против Топалова он играл уже похуже, хоть и во второй раз сохранил корону… Попросту, эта победа Гельфанду была нужнее.

Даже организатором матча в Москве, в самом центре, в Третьяковской галерее, выступил его друг и коллега еще по Минскому институту физкультуры Андрей Филатов. Московская публика вся поголовно была за Бориса. Ему оставалось только выиграть встречу.

И Гельфанд был близок к этому. Израильтянин владел инициативой, заставлял индийского чемпиона «бегать по дебютам», мучится в сложных окончаниях, юлить… Пожалуй, лишь в 3-й Ананд имел реальные шансы на успех, потом же инициатива в матче прочно перешла в руки Гельфанда. Вплоть до своей победы в 7-й парии он «командовал парадом», был на верном пути… к победе. Не случись рокового просмотра претендента в 8-й партии, когда ему пришлось остановить часы уже на 17-м ходу, после которого Виши смог сравнять счет и перевести дух, – кто знает, чем бы все это закончилось! В любом случае, если кто и двух соперников был близок к победе в «основное время», – так это это был Гельфанд.

Закончилось же – бурным тай-брейком. В прежние времена никто не отваживался идти на соревнование в рапиде с «самым быстрым шахматистом в мире» Анандом. Гельфанд же – рискнул. И едва ли прогадал. Ах, если бы он играл побыстрее во 2-й партии, где только его цейтнот и подталкивал Ананда продолжать игру в явно ничейном окончании. Но пока были ресурсы, он боролся, – и Борис не справился с управлением, и проиграл. Потом просто не смог реализовать большой дебютный перевес сначала в 3-й, а затем в 4-й партиях.

Увы, все случилось как случилось… Ананд победил – 2,5-1,5 и сохранил свой титул.

Гельфанд же вернулся в Израиль настоящим национальным героем. Его встречала толпа в аэропорту Тель-Авива, несколько месяцев его таскали по всевозможным шоу, после чего с удовольствием предъявляли на каждом «олимпийском балу» в столице страны…

«Увы, заниматься профессиональными шахматами в Израиле очень трудно, – в открытую говорит Гельфанд. – Главная проблема – географическая, куда бы ты ни ехал, надо летать. Во-вторых, стоимость жизни, у нас дорогая страна, и за все надо платить, причем много». Ну а третья – с таким-то умным народом очень сложно преподавать шахматы. Даже если ты Борис Гельфанд – настоящая шахматная икона для страны. А поэтому практически все ученики, с которыми работает гроссмейстер – за рубежом: в Европе, США, Индии.

Кстати, хороший вопрос: что делать дальше, когда вам 44 года и только чуть-чуть не взяли корону? Но ответ прост – продолжать жить и играть, как вы жили и играли до этого.

Следующие несколько лет оказались весьма содержательными для Гельфанда. Он так же продолжал гастролировать по миру, причем его турнирные результаты – очевидно, здесь сказывался предматчевый багаж наработок – только возросли… Борис победил на этапе Гран-при в Лондоне в 2012-м, выиграл мемориал Алехина, прошедший между Парижем и Петербургом, мемориал Таля в Москве и этап Гран-при в Париже, прошедшие в 2013-м. В начале того же года принял участие в историческом турнире претендентов в Лондоне, где в гонке Карлсена и Крамника определился будущий последний противник Ананда.

Но где-то в 2014 году, когда Гельфанд разменял 45, – хоть он и не объявлял этого публично, как это сделали Каспаров или Крамник, фактически завершил активную карьеру.

Надо же когда-нибудь пожить и для себя, и для своей семьи. Шахматы никуда не денутся – они, так уж сложилось его жизнь, – однако отныне Борис перестал был «рабом календаря турниров», теперь он сам или его жена Майя, определяют: кода, куда, на сколько.

Впрочем, спрос на знания вице-чемпиона мира столь велик, что у него есть возможности выбирать, и шанс заполучить Бориса в качестве постоянного коуча может позволить себе далеко не каждый… Зато его классные книги и лекции, которые делает Гельфанд, – вполне. Как Болеславский, как Капенгут, как близкий ему взглядами на шахматы Дворецкий, Борис считает себя обязанным делиться своим опытом, знанием. Формулировать, излагать и как он когда-то в минском шахматном кружке, откапывать свой шахматный грааль.