Евгений Свешников. «Вариант»
Он стал едва ли не последним, чье имя, наряду с великими преобразователями шахмат вроде Нимцовича или Алехина, оказалось золотыми буквами вписано в теорию игры. А его вариант сицилианской защиты, который он с потом и кровью продвигал и отстаивал на протяжении 40 лет, в наши дни – один из самых популярных на любом уровне.
Чтобы добиться такого безусловного признания, воистину, надо обладать характером и железной убежденностью в собственной правоте, свойственные Евгению Свешникову – настоящему живому классику. Сам его путь в шахматах, пожалуй, не менее интересен, чем все его откровения, перевернувшие представления о современном дебюте…
Он родился 11 февраля 1950 года в Челябинске в семье советских интеллигентов. Долго ни о каких шахматах и не помышлял, пока однажды, подвижный, любивший спортивные игры мальчик, не сломал ногу, – и оказался надолго прикован к койке. От нечего делать, научился играть в шахматы и полюбил их, причем играл в основном сам с собой.
А кроме игры он еще с увлечением решал шахматные задачи. «Решил их все до единой, просто не мог не решить… – не без гордости рассказывал он. – Ведь я чисто интуитивно действовал путем полного перебора, то есть я смотрел каждый ход в позиции!»
Эта привычка «докапываться до истины», найти все возможные решения, в дальнейшем сослужит ему хорошую службу – как в жизни, так и в шахматах. А всерьез он возьмется за них в 12, когда придет в местный Дворец пионеров, – и окажется у отличного тренера Леонида Гратвола. Кроме Свешникова тот воспитал ряд и других гроссмейстеров – того же Тимощенко, будущего секунданта Каспарова… Тренеру с первых дней их знакомства импонировал упорный, въедливый характер ученика, ведь тот ничто не понимал на веру, до всего хотел докопаться сам. Плюс то, что по жизни он был, конечно, – боец!
Наверное, из всего этого удивительного сплава качеств… и родился «вариант».
«Как-то раз я прочитал книгу Пахмана, где тот критиковал вариант с 5…е5, считая, что черные получают плохую позицию, – вспоминал Свешников. – Я всегда искал ошибки в шахматных книжках! Я никогда не учился у гроссмейстеров, но… пытался опровергнуть их. Обнаружив ошибки в вариантах у Пахмана, я внимательно изучил позицию, которую он считал плохой, – и стал ждать, когда же меня “поймают” на этот вариант?»
Ждать пришлось долго – до 1966 года. Тогда он, в числе других талантливых уральских ребят, среди которых был и Толя Карпов, попал на «Школу Бондаревского». После сессии он оказался на командном чемпионате СССР среди школьников, где стал свидетелем партии Лебедев – Свешников. В ней Евгений, разыграв тот самый вариант, красиво победил соперника ходов в 20… «Фатер», который только что довел Спасского до матча на первенство мира, был просто потрясен такой дебютной оснащенностью 16-летнего парня, опубликовал эту партию, – и нарек весь вариант «Челябинским».
«Не называть же его было именем... никому неизвестного кандидата в мастера, – шутил много лет спустя автор. – А так – не обидно, название родного города останется».
Впрочем, венгры, которые в апреле 1967-го увидели все то же самое в партии Адорьян – Свешников в матче молодежки Венгрии и СССР, сами заинтересовались 5...e5, в плане авторства ничего выдумывать не стали, – назвав весь вариант по имени первопроходца! Так 17-летний Свешников, не успев стать мастером, вписал свое имя в теорию. Обычно известность догоняет человека, – тут же все получилось с точностью до наоборот.
«Важно ли мне, как называется вариант? Моим именем или «челябинским», вариантом Ласкера или Лилиенталя, это не так уж важно, – искренне говорит Евгений. – Мне очень хотелось доказать свою правоту! Вот это было важно… Я начал играть так где-то в 1963 или 1964 году, и у меня сохранились партии, которые были сыграны вариантом задолго до того, как он стал популярен. Мне все говорили: “Да ну, брось не занимайся ты этими глупостями, найди вариант попроще“. А я был настойчив. И вот – получилось. И когда в 1976 году вариант применил сам Ефим Петрович Геллер в партии против Балашова, это было для меня лучшей наградой за мое упорство… Ведь за два года до этого он ставил под сомнение любую мою оценку. Ну, а после той партии так заиграл весь мир!»
Но… мы забежали на несколько лет вперед, хотя Свешников-теоретик всегда опережал Свешникова-практика. Он дебютировал в чемпионате СССР в 17 лет, когда в 1967-м его проводили по швейцарской системе – 7 из 13, на три меньше, чем у победителей Таля и Полугаевского. Но потом был институт, практика и работа инженером-исследователем на кафедре двигателей внутреннего сгорания в родном Челябинске. В 22 года он почти забросил шахматы, лишь изредка играя в командных соревнованиях. Но… все изменил случай: из журнала «64» Евгений узнал, что вот-вот должен начаться турнир молодых мастеров-1973. Попросился в него и чудом, в самый последний момент попал в состав участников, – после чего выиграл его с отрывом в 1,5 очка. А следом за ним – и первую лигу, обеспечив себе путевку в самый звездный и сильный чемпи онат СССР-1973!
Евгений занял в нем предпоследнее место, обогнав только Белявского (во многом из-за болезни и провала на финише), но показал себя игроком, вполне достойным компании… За него говорило не количество очков, хотя он и сыграл вничью с Кересом, Смысловым, Талем, Карповым и Полугаевским, сколько качество его партий. И, начиная с 1976 года, он станет завсегдатаем высшей лиги чемпионата СССР, как правило, занимая в места в середине таблицы, набирая что-то в районе «полтинника» или чуть поменьше. Лучшим его результатом в главном турнире страны станет дележ 5-8-го мест в 1978 году.
Свешников никогда особо не обольщался на свой счет. Челябинец отлично понимал, что вокруг него в СССР есть масса шахматистов, куда более талантливых, чем он – да взять, хоть Карпова, о достижениях которого он и не мечтал. Брал системностью, подготовкой, способностью концентрироваться во время игры. Не случайно, все самые главные свои прозрения к Евгению, по его словам, приходили не в домашнем анализе, хотя и в нем он весьма был силен, но непосредственно за шахматной доской, под тиканье часов.
В середине 1970-х он будет феерить в молодежных турнирах внутри Союза и в составе молодежной сборной СССР, и побеждать на турнирах в Пловдиве (1973), Дечине (1974), Сочи (1976), Гавре и Марина-Ромео (1977), Нови-Саде и Сьефуэгосе (1979) и т.д.
К сожалению, все попытки Свешникова пробиться в цикл первенства мира закончились неудачей – в обоих зональных турнирах во Львове (1978) и Ереване (1982) он был далек от первых мест. Зато в 1980-м впервые попробовал себя в качестве секунданта – у Льва Полугаевского на его матче с Корчным в Буэнос-Айресе. Они были близки к тому, чтобы выйти в финал претендентского цикла, но в заключительной партии Виктор оказался сильнее – за счет того, что в отличие от них прочитал местную газету с анализом Ларсена…
Во второй половине 1980-х, после того как у Евгения внезапно обнаружили рак третьей степени, и он даже отправился в фотостудию, чтобы «оставить снимок на память своим детям», он играл не так много. Но после того как болезнь ушла, и он стал по его словам, «другим человеком», неожиданно обнаружил в себе страсть к преподаванию. К работе с талантливыми детьми. И десять с лишним лет напару с другим челябинцем, Панченко, руководил Всероссийской шахматной школой, через которую прошли десятки будущих гроссмейстеров и мастеров. Многие из них в дальнейшем сами стали тренерами.
Только в 1990 годы, после развала Союза и более-менее устроенной жизни, Свешников снова, неожиданно для себя, вернулся к активной практике. Был вынужден вернуться. А, впрочем, как он неоднократно признавался в ту пору: «Еще до конца не исчерпал своих честолюбивых мыслей», и в 40 с хвостиком у него случился настоящий ренессанс!
Он сильно играл в чемпионатах России в Элисте. А в 1996-м в его партии с Халифманом в 9-м туре фактически определилась судьба 1-го места. Увы, не в пользу Евгения. Кроме того, была еще масса опенов, в которых Свешников откровенно диктовал молодым свою волю, собрав приличную коллекцию высоких мест, сыграв массу классных партий.
А, насытившись игрой, закономерно снова вернулся к работе с детьми. Открыл «школу Свешникова», частыми гостями которой стали Борис Спасский и Анатолий Карпов.
Тогда же разработал и четкий «алгоритм поиска лучшего хода в дебюте», на основании которого можно ход за ходом определить три-четыре лучших хода в каждой позиции. И, соответственно, разделить все дебютные построения на годные и нет. «Благодаря этому можно составить идеальный дебютный репертуар, который не смогут опровергнуть ни чемпионы мира, ни даже компьютер, – с гордостью заявлял гроссмейстер. – Это и есть решение шахматной математической задачи». Ни больше, но никак и не меньше…
Авторитетов для Евгения Эллиновича по части дебютной теории, не существовало. Он, к примеру, активно высказывался о «неважной дебютной подготовке Каспарова», – по его словам он был готов «с вариантами в руках» подтвердить свою полную правоту.
Много желающих спорить с ним, впрочем, не находилось. И Свешников дискутировал в основном на страницах журналов, книг, где беспощадно ставил вопросительные знаки к естественным, но ошибочным, по его мнению, ходам в партиях чемпионов. «Ошибка!» – грозно писал он к каспаровскому 2...d6 в сицилианской защите после 1.e4 c5 2.Nf3, тут же указывая, что «верно – 2...Nc6, с уравнением». Ну, а если на 2...Nc6 белые отвечали 3.d4, – ставил знак вопроса и к этому ходу, указывая на «правильное» 3.Bb5! и т.д.
Нет, Свешников ни в коем случае не был «догматиком», – в том отрицательном смысле, который вкладывали в это слово шахматисты… Он последовательно вел свою линию, – и как Нимцович в своих книгах подкреплял ее практическими доказательствами. А потом, когда всё и вся стали мерить исключительно компьютерными оценками, то и ими.
Кстати, появлению и явному усилению компьютеров он, в отличие от своих коллег, был рад. Наконец, у него появился достойный инструмент для оттачивания своих концепций и для ответа на сакраментальные вопросы шахмат, которые занимали его даже больше, чем любимая система… Скажем, «какова оценка начальной позиции?» или «точная ли математическая задача “шахматы” или нет?» Об этом спорил даже с Ботвинником.
Или же «какой первый ход, 1.e4 или 1.d4 – сильнейший?» Тех, кто отдавал предпочтение последнему, он вообще за серьезных шахматистов не считал. По Свешникову уходить в сторону от прямого дебютного конфликта каким-нибудь 1.Nf3 – это малодушие, отказ от амбиций. А ходы вроде 1.b3 считал прямой ошибкой. Так в шахматы играть нельзя!
Компьютер «голосовал» за 1.е4, – и тем тешил самолюбие гроссмейстера. Да и во всех главных линиях «варианта» с точки зрения машины у черных все было в порядке.
Но если само появление «электронного гроссмейстера» Свешников приветствовал, то путь, которым их создатели пробивали себе дорогу в мир – категорически нет. «Так они же воруют у меня, у всех у нас, – возмущался он. – Да вы только отнимите у компьютера нашу дебютную базу, – и от него ничего не останется… Я разделаю его под орех!»
И начал шумную кампанию по борьбе за авторские права на тексты шахматных партий. «Авторские права есть буквально везде: в литературе, в кино, в музыке… – перечислял он. – Чем же шахматисты хуже? Мы точно так же творим, тратим на это десятки и сотни часов, а они получают все это бесплатно!» Ему тут же возражали: но вы ведь получаете деньги за игру… «Нет, – резонно возражал им Свешников, – мы получаем деньги только за спортивный результат, а не за свои идеи!» Он не видел большой проблемы, когда его работой так или иначе пользовались другие шахматисты, – все они кто-то в большей, а кто-то в меньшей степени продвигали шахматы и теорию вперед. А эти-то – что?
Кстати, когда Спасский как-то сказал ему, что теорию шахмат двигали чемпионы мира, Свешников тут же уточнил: «Нет, теорию двигали шахматные теоретики – Нимцович, до него Паульсен, и так далее. А чемпионы мира – это законодатели шахматной моды. Они брали вариант – и после этого он становился популярным…» Его страшно огорчает, что среди мировой элиты практически нет исследователей. «Последние, кто еще создавал что-то в шахматах, – это, пожалуй, Иванчук, Крамник и Широв. А следующее поколение уже ничего нового не создает, просто повторяют все, что было до них сделано…»
Пытаясь как-то оградить себя от покушения на свою интеллектуальную собственность, Свешников не сдавал бланки своих партий и запрещал публиковать комментарии к ним без его согласия. А когда стали появляться онлайн-трансляции, – требовал, чтобы в них не было его партий. И активно агитировал других игроков следовать его примеру.
Это движение, возможно, и могло бы обрести сторонников, но он говорил в основном о нарушении своих прав, – и требовал компенсации, как от ФИДЕ, так и от организаторов турниров, компаний, продававших базы данных типа ChessBase. Да ото всех подряд… И каждое его интервью или статья неизбежно скатывались на те же рельсы, и вскоре уже стали вызывать не желание присоединиться, а только скептические улыбки. Да и кто бы вдруг начал платить игрокам за их партии? Ответа на этот вопрос у него не было.
Понятно, в Свешникове говорила горечь и обида изобретателя, положившего жизнь на создание того, в чем другие не видят стоимости, что достается им просто так… Больше того, гроссмейстер видел в этом способ выхода шахмат из экономического тупика. Но закон рынка «спрос рождает предложение» никто не отменял, а популярность шахмат, увы, оставляла желать лучшего. На том же ТВ цену имеют только прямые трансляции, а «хайлайты» лучших моментов – не более чем бесплатное приложение к ним…
Так, по мере снижения результатов Евгения Эллиновича, тише становился и его голос. В конце концов, даже такой неуемный спорщик как Свешников устал воевать с ветряными мельницами. «Вопросы никуда не делись, с годами их становится даже больше, но что я могу поделать, если ни ФИДЕ, ни другие люди, имеющие влияние на шахматный мир, не хотят на них отвечать, – разводит руками гроссмейстер. – Остается жить дальше».
И играть в шахматы… Они-то никуда не денутся. Как и вариант Свешникова!
Подписка однозначно.