13 мин.

Джон Макинрой. «Всерьёз». Часть 8

169

Посещение Макинроем Франции. Столкновение с суровой экономической реальностью и первый большой успех на Ролан Гаррос 1976

Иллюстрации подготовила mandragora

Мои комментарии в тексте курсивом

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------

<<                                                Оглавление                                                            >>

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------- 

Джон Макинрой. Автобиография. "Всерьёз" ("Serious"). Глава 3 (продолжение)

Тем временем я подал документы в университеты – Стенфорд, USC (Университет Южной Калифорнии), и UCLA (Университет Калифорнии, Лос-Анджелес). Я отдавал предпочтение Стенфорду, потому что в Стенфорде и UCLA были лучшие команды, но мне был больше по душе USC чем UCLA – в то время в USC  тренером был Джордж Толли и он казался не таким строгим как Глен Бассетт в UCLA.

Я поехал в Лос-Анджелес, чтобы посмотреть на университеты. Это был мой первый визит в этот город, который заодно был и родным городом Стейси и мы провели вместе пару чудесных деньков когда она показывала мне достопримечательности в том числе университеты.  В UCLA я спросил Глена Бассетта «Как у вас здесь поставлено дело? Какой у вас тренерский стиль?». И он ответил «Мы много работаем – тренировки ежедневно по 5 часов». Я сказал «Большое спасибо». С UCLA

было покончено!

В апреле я играл во втором своём турнире, проводимом Риорданом/Скоттом, соревновании на земляных кортах в Вирджиния Бич, Вирджиния, где играли ещё и Борг и Коннорс – в то время они были второй и третьей ракетками мира. Я победил Чарли Пассарелa,

который был в то время 49-ым и Боба Лутца,

30-го номера. Правда оба предпочитали более быстрые корты, но победа есть победа.

Перед полуфиналом против Настасе – опять! – я очень скромно (по крайней мере мне так казалось) зашёл на корт где Вилас тренировался со своим менеджером, безумным бывшим румынским игроком Ионом Цириаком (игравшим и в Кубке Дэвиса)

и спросил, могу ли я разогреться минут пять вместе с ними. Всё что мне нужно было перед матчем это эти самые пять минут. Но многие годы спустя И Вилас и Цириак любили рассказывать историю о том как нахальный молодой Макинрой, раздасодованный тем что вообще увидел их на корте, потребовал, чтобы ему дали размяться с великим Виласом.

Возможно где-то в глубине души я и робел перед Виласом в лучший для него год. Но даже если я и выглядел как ребёнок я был много большим чем рядовой фанат.

В этот раз я проиграл Настасе уже в трёх сетах.

 

В мае, после того как Стенфорд принял меня учиться с осени,

кампус:

теннисный центр:

в Американской Ассоциации Тенниса дали мне 500 долларов и билет на самолёт, пожелали удачи и я отправился играть Роллан Гаррос и Уимблдон в юниорском разряде. Так как у меня вдобавок было несколько АТП очков я собирался попытаться сыграть в квалификации основного соревнования и планировал встретиться со Стэйси, которая собиралась выступать на РГ для девушек.

Вскоре после того как я вселился в отель для игроков Софитель до меня вдруг дошло: я не понимал, что стоимость проживания будет оплачиваться не Американской Ассоциацией Тенниса, а из моего собственного кармана! Пятьсот долларов казались огромной суммой денег... пока я не заселился. Я быстро прикинул. Игрокам надо было платить порядка тридцати долларов в день, и я собирался быть в Париже три дня квалификации и, вне зависимости,  квалифицируюсь я или нет, четырнадцать дней до конца юниорского турнира. После этого две недели перед Уимблдоном, затем две недели Уимблдона... пятьсот долларов на семь недень было как-то маловато!

Но прежде чем думать о деньгах мне нужно было играть в теннис.

В голову мне крепко засела фраза, сказанная моим приятелем по Порт-Вашингтон Витасом Герулайтисом: «Вот что случится в твой первый приезд на РГ – ты будешь играть с каким-нибудь парнем из Европы, о котором ты первый раз слышишь, и он надерёт тебе задницу»

Спасибо, Витас. И точно, в первом круге квалификации мне довелось играть с неким Робертом Мачаном из Венгрии – по крайней мере так мне казалось. Прежде чем я успел опомниться этот парень действительно драл мне задницу: 6-3, 2-0. И тут до меня дошло: я всё время играю на его бекхенд. Это довольно распросторанено когда ты встечаешься с незнакомым соперником. Из чистого отчаяния я стал играть ему на форхенд. И что бы вы думали? Мистер Мачан ради спасения своей жизни не мог внятно сыграть форхенд.

Второй круг.

 

Самым большим откровением в области тенниса пока что было то, что по мере продвижения вверх по лестнице рейтинга всё становилось гораздо интереснее. Париж в 77-ом был первым для меня турниром столь высокого уровня. И я никогда не видел, чтобы ребята так упирались. Никогда не забуду матч американца Нормана Холмса со своей французской версией во втором раунде квалификации.  Было просто невероятно наблюдать как они старались – доставали мячи и «ныряли» на корт пока их белоснежная форма с ног до головы не была покрыта красной глиной. Наверное на этом матче была всего сотня зрителей, но это был один из лучших матчей всех времён из тех, что мне довелось увидеть.

Норман Холмс победил, квалифицировался и со временем поднялся примерно на сотую строчку рейтинга. Он отнюдь не выгляел в тот вечер чемпионом, но это было не важно. Глядя на него я подумал, «Если этот парень может так упираться, то почему бы и мне не сделать что-то подобное»

Неизвестно как далеко я пройду если наберу полную скорость.

 

Я выиграл во втором круге квалификации. И всё-таки мне не давала покоя мысль, что нужно найти более дешёвый отель. Я был знаком с теннисисткой Люцией Романовой,

одной из двух близнецов Романовых из Румынии, которая немного говорила по-французски и я попросил её помочь.

Благослови её господь, она вывернулась наизнанку и нашла мне гостинницу стомостью около трёх долларов за ночь. Гостинница вполне соответствовало цене, но в комнате не было будильника и никто не говорил по-английски. И у меня не было походного будильника. «Можно чтобы меня разбудили?» спросил я человека при входе. Он ответил мне по-французски – послал наверное.

Я был в панике, потому что первые два моих матча были в пять часов пополудни, а последний матч в квалификации стоял по расписанию в 8:45 утра. Проведя всего несколько дней в Париже я всё ещё мучался от смены часовых поясов – обычно спал до двенадцати или до часу дня – и я подумал, что клерк при входе всё-таки понял, что меня надо разбудить, но до конца не был уверен. Я подумал: как же мне встать вовремя? Решение было простым – не спать совсем. Я не сомкнул глаз до утра..

Я вышел на игру совершенно невыспавшимся и каким-то образом (юность безусловно помогла) сумел одолеть своего противника, типичного испанского грунтовика. Я попал в основную сетку! Внезапно меня осенило: за попадание в основную сетку я получал шестьдесят долларов в день на всякие расходы. Я немедленно выписался из своей трёхдолларовой гостинницы и снова заселился в Софитель.

Мне очень повезло со жребием в первом круге – Алвин Гагднер, австралийский середнячок – и я легко выиграл 6-4, 6-2 и 6-0. Это был уже совсем другой разговор. Я набрал ещё шесть АТП очков – одно за квалификацию и пять за победу в первом круге. Вот как я вышел на Фила Дента.

Дент был 27-летним австалийским динозавром, опытным участником Кубка Девиса и исключительно упорным соперником. Современным болельщикам он более известен как отец Тейлора Дента. У него была репутация теннисиста, сражающегося за каждый мяч даже в тех матчах, которые он безнадёжно проигрывал. Он был истинным австралийским теннисистом: Гарри Хопман гонял своих игроков до седьмого пота, требуя от них высочайшего уровня физическо и ментальной подготовки, безжалостно отсеивая тех, кто не удовлетворял этому высокому стандарту. Казалось, по крайней мере мне, что Фил Дент прошёл это испытание.

С самого начала матча линейные работали ниже всякой критики.Удары Дента, которые были «в поле» дюймов на шесть (пятнадцать сантиметров) линейные судили как «аут». Каждый раз когда это случалось я предлагал Денту «Я не могу принять это очко, предлагаю переиграть». Я привык в юниорах самому судить удары по линиям на своей половине корта.

Однако же я заметил, что что бы не происходило на его стороне корта, Дент не разу не попросил переигровку. Подтверждая свою репутацию, он был одним из самых упорных соперников, с которыми мне доводилось играть и после пяти сетов ожесточённой борьбы он победил. И когда мы подошли к сетке для прощального рукопожатия он обнял меня и сказал: «Сынок, теперь ты профессионал. Смотри за своими мячами и если тебе есть, что сказать – говори вышечнику»

Многие считают, что в последующие годы я усвоил этот урок слишком хорошо.

 

Я встречался со Стэйси и в перерывах между матчами и тренировками у нас было время для того, чтобы видеться друг с другом. А на кортах я встретил своего приятеля по Порт-Вашингтон Питера Флеминга, который играл в основной сетке. Питер только что закончил UCLA и играл в туре, причём довольно хорошо. Мы виделись буквально пару раз до того как он уехал учиться – один из них пришёлся на Открытый чемпионат США 1974 года когда он и Витас Герулайтис победили Тони Палафокса и меня в паре – и было приятно увидеть знакомое лицо в непривычной обстановке во время моей первой поездки за океан.

Юниоры начинали играть со второй недели, тогда и начались игры для меня и Стэйси.

Но, проиграв в одиночном разряде, она неожиданно сказала мне, что ей надо уехать в Калифорнию. Как она выразилась «по семейным обстоятельствам». Решив, что это чуствительная тема, я не стал расспрашивать о деталях.

Тем временем мне повезло.

Я наткнулся на Мэри Карильо,

которую знал ещё по Дагластону, игравшую в основной сетке женского турнира. Она была на два года старше меня и жила буквально в паре кварталов от нашего дома на Нолвуд Авеню в Мэнор. Мне с трудом верится, что три теннисиста высочайшего класса – я, мой брат Патрик и Мэри – выросли по соседству. Её теннисная карьера развивалась так же как и моя: она научилась играть в Дагластонском клубе, где мы время от времени тренировались вместе и уехала в Теннисную Академию Порт-Вашингтон, где, также как и я, она тренировалась под руководством Тони Палафокса и Гарри Хопмана.

К моменту окончания школы Мэри стала одной из лучших теннисисток страны и вместо того, чтобы идти учиться в университет она поступила на работу в новую академию мистера Хопмана во Флориде. Потом она решила попробовать выступать в женском профессиональном туре и у неё был достаточно высокий номер в рейтинге.

Уж куда выше моего.

И в тот день на Роллан Гарросе состоялся вот такой исторический разговор.

«Хочешь попробовать сыграть микст?»

«Давай»

Так рождаются великие пары. Мэри и я тренировались вместе, но мы буквально никогда не играли на одной стороне корта. Но какая разница? В юности тебе кажется, что возможно всё.

Что важнее, сетка микста на Открытом чемпионате Франции была самой слабой из всех турниров этого уровня - в основном из-за небольших призовых. Когда лучшие игроки-мужчины заканчивали своё выступление на турнире они уезжали из Парижа в поисках более зелёных лужаек (в буквальном смысле этого слова: разогревочные к Уимблдону турниры только-только начинались в Англии) . С рейтингом Мэри и моей горсткой АТП очков нас допустили к участию.

Одновременно я начал выступать в юниорском разряде, где благодаря своим успехам зимой и ранней весной, считался сильным фаворитом. Это меня нисколько нее нервировало, даже наоборот. Уверенность в своих силах была на подъёме и с каждым матчем я улучшал свою игру.

Тем временем Мэри решила, что если уж очутились в Париже и у нас есть свободное время, то неплохо бы вбить в меня  немного культуры. В то время я не знал разницу между Матиссом и Микеланджело. Мэри, однако, знала и повела меня в Jeu de Paume – в ту пору это был ведущий музей импрессионизма. Мне хотелось бы сказать, что это было очень интересно, но я припоминаю как говорил, глядя на одну из кувшинок Моне: «У моего младшиего брата Патрика дома на двери холодильника есть вещи и получше»

И всё-таки мои глаза стали понемногу приоткрываться и было очень здорово проникнуться духом Парижа, искусство и архитектура были настолько величествены, что я чувствовал себя слегка пришибленным. Люди тоже были невыносимы, хоть мы в дальнейшем и полюбили друг друга. Я чувствовал себя как в фильме «Каникулы» (National Lampoon′s Vacation) – Чеви Чейз и Беверли Ди Анджело за ланчем в ресторане и он говорит «Дорогая, не правда ли они очень милы?» и официант говорит (по-французски, с английскими субтитрами) «Тупая американская задница». Вот именно так я себя и чувствовал.

Но не на теннисном корте. Ни один из моих матчей в юниоорском разряде не был таким же трудным как пятисетовик против Дента, включая полуфинал против Ивана Лендла, который в то время был моим клиентом. И на удивление мы с Мэри тоже мчались на всех парах. Самым трудным у нас был трёхсетовик в полуфинале против Томаса Коха из Бразилии и Синтии Дюрнер из Австралии. В финале, который состоялся всего через час после моего победоносного юниорского финала против австралийца Рэя Келли, мы победили Флоренту Михай из Румынии и Ивана Молину из Бразилии в двух сетах.

Я не верил собственным глазам: в возрасте 18 лет – победитель ТБШ.

И вот ещё что. В последний день РГ мне преподали ещё один жёсткий урок, о теннисе как шоу-бизнесе. Я играл свой юниорский финал перед аудиторией, состоявшей примерно из трёх зрителей – спасибо организаторам, поставившим его во время финала у мужчин, в котором Вилас уничтожил Брайана Готтфрида. Затем, после того как большинство парижан покинуло РГ, мы с Мэри выиграли свой финал перед похожим количеством зрителей.

Я всегда испытывал сложные чувства, играя перед зрителями, но знал как это играть при пустых трибунах – паскудно.

Но такое продолжалось недолго.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------

<<                                                Оглавление                                                            >>

logoДжон Макинрой
logoATP