12 октября, 16:07 17 мин.

Пэт Фрайермут: отдай мяч чертовому рефери, Патрик

Автор

Ему бы это понравилось. Все это. Мой дед, он был для меня родственной душой. Он возил меня повсюду. Баскетбол, бейсбол, футбол, тренировки. Я родом из пригорода Бостона. Это очень похоже на Питтсбург. Когда наступает осень и листья начинают меняться, а в воздухе начинает пахнуть футболом, это лучшее чувство в мире, верно? Тот первый прохладный день. Friday Night Lights. Даже трава пахнет по-другому. Я могу прямо сейчас закрыть глаза и оказаться в дедушкином Крайслере со старыми кожаными сиденьями и опущенными стеклами. Фрэнк Синатра играет из динамиков, я еду на тренировку. Это чувство бесценно. Мои родители были и учителями, и тренерами, поэтому осенью они были очень заняты. Все эти поездки выпадали на долю моего деда, и он никогда не жаловался. На самом деле ему это нравилось. В багажнике его машины стояло старый зеленый стул, похожий на те, что продаются в Walmart. Должно быть, он был сделан в 80-х. Вы знаете, о чем я говорю. Стул для пикников. Металлический каркас. Чертовски неудобный, но почему-то он считал его идеальным. «Дедушка, мы купим тебе хороший стул». «Зачем мне еще один стул? Мне нравится мой стул». (Вы знаете такого парня. Все в Бостоне знают этого парня. И все в Питтсбурге тоже.) Каждый раз, когда я выходил из раздевалки на игру или тренировку, он сидел на одном и том же месте на своем стуле, рядом с другим дедушкой. Они были авторитетами. Помните фильм Ворчливые старики? Это были они. Сидели там в своих зимних шапках, смотрели тренировку, расслаблялись. Когда я заканчивал школу, мы подарили им картину из этого фильма в рамке. Самое смешное, что мой брат старше меня на четыре года и тоже играл в футбол. Так что мой дедушка закончил школу с одним Фрайермутом, а потом еще четыре года провел с другим Фрайермутом. Наверное, он посмотрел 100 игр и 700 тренировок с этого стула. Однажды на Рождество нам наконец надоело. Мы купили ему шикарный стул. Кажется, он был обит тканью, в нем был подстаканник и все такое. Он его ненавидел. «Мне не нравится угол наклона». Он вернулся к своему старому стулу. Он сказал, что тот «сломан».

У нас с дедушкой была небольшая сделка: он брал меня с собой в магазин, чтобы перекусить после тренировки, если считал, что я хорошо сыграл («Только не говори матери»). Но в детстве я обожал «Макдоналдс», так что это превратилось в то, что он водил меня в «Макдоналдс», но если только я действительно хорошо провел тренировку. («Серьезно, не говори матери»). Но мне 15 лет, у меня метаболизм 15-летнего, поэтому я съедаю шесть двойных чизбургеров или что-то в этом роде — просто как картошку фри. А потом я прихожу домой, и мама готовит на ужин рыбу на пару с морковью. «Пэт, почему ты не голоден? Что с тобой происходит?» Дедушка забирал пакеты из «Макдоналдса» и прятал улики у себя дома. Но дело в том, что моя бабушка умерла еще до моего рождения, и он жил с моей тетей – маминой сестрой. Ей нельзя было доверять эту информацию. Она бы точно нас сдала. А вы знаете, как пахнут пакеты из «Макдоналдса». Даже когда бургера уже нет, улики не спрячешь. Моя тетя думала, что у моего деда проблемы. Однажды вечером она принесла мусорный пакет. «Почему ты ешь так много еды из «Макдональдса»? Тебе 75 лет. Что с тобой происходит?» «Ты можешь хранить секреты?» «Может быть». «Это Пэт. Не говори своей сестре». Мы скрывали это от мамы годами. Я съедал на ужин шесть зеленых бобов. «Я в порядке, мам. Я сыт». А рост у меня 6 футов 5 дюймов (прим. 195 см). Хахаха. Она не понимала, что происходит. Забавно, но когда сейчас со мной случается какое-то дерьмо – в игре или в реальной жизни, – я всегда включаю песню Фрэнка Синатры и вспоминаю те времена. Мой дедушка писал мне записки перед каждой игрой. Разумеется, от руки. Он давал их мне, когда я выходил из машины, и я читал их в раздевалке. Каждый раз в них было что-то разное, но в конце каждой из них всегда говорилось: Пэт ... держи ноги на земле ... и тянись к звездам.

Я всегда хотел стать футболистом. С 6 или 7 лет я не мог усидеть на месте, когда моя семья смотрела по телевизору игру Пэтс. Я смотрел первую четверть, а потом выходил на задний двор и играл в игру в своем воображении. У нас был сарай, который отец превратил в своего рода раздевалку для меня и моего брата. Буквально, у него там было два настоящих шкафчика с наклейками Патриотов. Там был старый бумбокс и маленькое окошко, и я помню, как мы с братом врубали предматчевую музыку и смотрели в окно в сторону «Фоксборо» (прим. домашний стадион Нью-Ингленд Пэтриотс). Мы должны были пройти через весь наш предматчевый ритуал, с растяжкой и всем остальным, как будто все это было на самом деле. Так оно и было. Даже когда моего брата не было рядом и был только я, я был настроен на 100%. Я выбегал из туннеля в шлеме и щитках, а там было 60 000 человек. У меня каждый раз мурашки по коже. Я просто любил футбол. Абсолютно любил. У нас в семье это в крови. Мой дядя был тренером в колледже, а когда я учился в средней школе, он работал в UMass (прим. Массачусетский университет).

Он был первым рекрутером, позвонившим мне. Это было еще до NIL, поэтому мы должны были быть очень осторожны, чтобы не совершить никаких нарушений. Думаю, он даже боялся купить мне подарок на Рождество. Однажды вечером он позвонил мне, но не как дядя Майк, а как тренер. Даже тон его голоса был немного другим. «Пэт, как дела? Это дядя... Это тренер Фоули из UMass». Я такой: «Да все хорошо. Что с тобой?» «Мы будем рады, если ты приедешь сюда, в UMass. Как вы знаете, эта программа...». Он произнес всю речь, как тренер. Я был на взводе, не буду врать. К концу разговора я был готов принять предложение UMass. Но потом я вспомнил, что в конце он сказал: «Как тренер, мы бы хотели, чтобы ты сказал да… Но как твой дядя, я думаю, что тебе стоит подождать».

Это был хороший совет. В итоге меня приглашали в свои ряды несколько замечательных учебных заведений. BC (прим. Бостонский колледж), Notre Dame, Michigan, Ohio State.... Но в Penn State все было иначе. Наверное, меня тянуло все ближе и ближе к Питтсбургу. Помню, я встретился с тренером Франклином и фактически принял решение на месте, в его офисе. Он спрашивал о моем путешествии, о моей семье, и когда я рассказал ему, как много для меня значит мой дед, он сказал: «Могу я ему позвонить?». Я ответил: «Вы хотите позвонить моему дедушке? Сейчас?» Я сказал: «У него может случиться сердечный приступ, если он поднимет трубку от случайного номера и это будет тренер Франклин, но ладно». И да... Он позвонил, и у дедушки чуть не случился сердечный приступ. Это было потрясающе. Тренер сказал: «Я просто хотел быть первым, кто скажет вам, что ваш внук будет играть за Penn State».

Это было началом настоящей дружбы между мной и моей семьей, тренером и всей его семьей. Я не говорю об этом легкомысленно. У нас с тренером Франклином все было по-другому. Я очень сблизился с его женой и дочерями, и они всегда держали меня в рамках. Они держали меня на земле, как сказал бы дедушка. Помню, как на первом курсе, после того как поймал пару первых тачдаунов, я сидел в комнате для тайт-эндов, и ребята говорили: «Чувак, нам нужно поработать над твоими празднованиями тачдаунов. Мы должны придумать что-нибудь покруче для тебя, чувак». Думаю, первые пару раз я просто бросал мяч в землю, и дедушке это не нравилось. Это было чересчур для него. «Пэт. Пэт. Что ты там делаешь? Просто отдай мяч чертовому рефу, Пэт. ВЕДИ СЕБЯ ТАК, КАК БУДТО ТЫ БЫЛ...». (Вы знаете этого парня.) И один из парней сказал: «Знаешь, что ты должен сделать? Просто скрести руки». Я такой: «Просто скрестить руки?» «Да. Просто скрестите руки. Типа: Йоу, я мужик». Все набросились на меня, как будто это была самая лучшая идея на свете. И вот я ловлю тачдаун в следующей игре и скрещиваю руки, типа: «Йоу, я мужик».

Я подумал, что это круто. Я вернулся домой после игры и позвонил дедушке. Я весь такой застенчивый... «Ты смотрел игру, дедушка?» «Пэт. Патрик. ЗАКАНЧИВАЙ С ЭТИМ ДЕРЬМОМ». Мне пришлось отключить звук, потому что я умирал от смеха. Знаете, как в мультиках, когда телефон буквально трясется? Это было похоже на то. Даже не громкая связь, а звук как у громкой связи. Он продолжал и продолжал. «Дедушка...» «Отдай мяч чертовому РЕ-ФЕ-РИ, Патрик». «Ок, дедушка. Ок.» Конечно, тачдаун в следующей игре, и мои парни подбадривают меня. «Сделай это!!! Сделай это!!!» Я делаю это снова.

На данный момент все знают. Даже жена и дочери тренера Франклина знают, и им кажется, что это самая смешная вещь в мире, поэтому теперь они делают эту дурацкую позу «Я – мужик» и отправляют фотографии дедушке. Представьте себе 70-летнего старика, который сидит в своем кресле, чертовски ворчливый, и получает текстовое сообщение от 10-летнего ребенка. «А??? Что это, черт возьми, такое??? Я не вижу... Где мои очки...». Он пробил чертову крышу. Он звонил моей маме. Он звонил моей тете. «Скажи Патрику... ЧТОБЫ ЗАКАНЧИВАЛ С ЭТИМ СМЕШНЫМ ДЕРЬМОМ!!!»

Каким бы тяжелым не был мой день, я думаю об этом и просто начинаю плакать от смеха. Вы должны были знать его. Он был единственным в своем роде. Но таких, как он, миллионы, в городах для синих воротничков по всему северо-востоку. Ему бы очень понравился Питтсбург. Ему бы понравилось, что я стал Сталеваром. Он скончался за несколько месяцев до того, как меня задрафтовали. Все похороны я держался. И только когда мы сели в машину, и мой брат включил «That’s Life» Синатры, я потерял самообладание. Это было так горько, потому что он знал, что я собираюсь осуществить свою мечту. Но ему не довелось увидеть, как это произойдет. Но во многих отношениях он все еще здесь. У меня до сих пор хранятся все записки, которые он когда-либо мне писал. Я молюсь за него перед каждой игрой. Каждый раз, когда выбегаю из туннеля, я играю в его честь. Помню, в мой дебютный год в Питтсбурге у меня был очень тяжелый период. Я сделал фамбл в овертайме против Львов. А через несколько недель у меня был шанс поймать тачдаун в конце матча против Викингов. Харрисон Смит чертовски хорошо сыграл тогда, чтобы выбить мяч. Но я должен был его удержать. Я помню, как разговаривал с братом в то время, и мне казалось, что я подвел весь город. Помню, как сказал ему: «Я не знаю, смогу ли я играть на этом уровне».

Два человека помогли мне пережить это время. Одним из них был тренер Ти (прим. Майк Томлин, главный тренер Питтсбурга). Когда я сделал фамбл в игре со Львами, я помню, как на следующий день пришел на тренировку, и тренер Ти был одним из первых, кого я увидел в холле. Он подошел ко мне и сказал: «Я буду заигрывать тебя каждый раз в такой ситуации». Это придало мне столько уверенности. Но когда я дропнул мяч в игре против Викингов, я был раздавлен. Я подумал: «Чувак, они собираются меня отчислить. Я не соответствую уровню».

Как по расписанию, первый, кого я вижу на следующий день на базе, — это Бен Ротлисбергер. Он подходит ко мне, в точности как тренер Ти, и говорит: «Эй, не хватайся за голову. Ты же знаешь, что в такой ситуации я снова брошу мяч тебе, верно?». Вот почему эти парни оба – члены Зала славы. Они могли бы отвернуться от меня в тот момент, но они поддержали меня. С того дня, как я вошел в эту культуру, я понял, что она отличается от других. Это не клише. Это реальность. Вы видите, как возвращаются легенды – Трой Поламалу, Бретт Кизел, Аарон Смит, Джоуи Портер – это почти как семейная атмосфера в колледже. Здесь сменяются поколения. Представители Зала славы приходят сюда, как будто это неделя встречи выпускников, но это просто случайный вторник. Дедушке бы это понравилось. («Мне нравится этот тренер Томлин. Без всякой ерунды»). Был еще третий человек, который помог мне пережить дебютный год. Больше, чем один человек, на самом деле. Это были вы все. Steeler Nation. Не буду врать, вы дали мне немного суровой любви. Я нуждался в ней. Но я никогда не забуду, как пришел в свой первый день в тренировочный лагерь, и я даже не думаю, что мы еще надели щитки, просто ловили мячи, и я впервые услышал это…

«Mmmmuuuuuuthhhhhhh». Я думал, что у меня галлюцинации. Да ладно. Это же тренировочный лагерь. Конечно, я слышал все эти истории. Хит Миллер (прим. бывший тайт-энд Питтсбурга) действительно позвонил мне, когда я был задрафтован. (И мы до сих пор близки). Именно он сказал мне: «Ты знаешь, что произойдет, верно? Не волнуйся, они тебя не освистают». Но я подумал, ага, конечно. Я новичок, чувак. Я бэкап тайт-энд. Да ладно. Он сказал: «Ты не понимаешь. Это Питтсбург. Готовься».

Первый день в лагере. «Mmmmmuuuuuuuuuuuuuuuuttttthhhhhhhhhh!!!!!» Принял пас на три ярда. «Mmmmmmmmmmmmuuuuuuuuuutttttthhhhhhhh!!» Каждый раз, когда я касался мяча. Это было невероятно. В это межсезонье я был на Бермудах со своей девушкой Джиллиан. На Бермудах. Как Бермудский треугольник. Вне зоны доступа. Мы идем на ужин в этот милый ресторан. Темно. Заженный свечи. Я серьезно... Я Пэт Фрайермут. Я даже не очень узнаваем. Я просто чувак. Когда мы собираемся сесть... Мы слышим это. Очень тихо, очень вежливо... Мы слышим... «mmmmmuuuuttthhhhh». На Бермудах, бро. Есть что-то такое в Сталеварах, что просто отличается. Я вырос ярым фанатом Пэтс. Моя семья – все фанаты Пэтс. Но даже они скажут вам правду. Бостон – невероятный спортивный город. Но Питтсбург — это Питтсбург.

Где еще может возникнуть ситуация, подобная той, что произошла с Джастином (прим. Филдсом, стартовый квотербек Питтсбурга на данный момент) и Рассом (прим. Уилсоном, бэкап квотербек Питтсбурга на данный момент) в этом сезоне? Мне кажется, что в большинстве раздевалок такая ситуация могла бы стать напряженной. Но все – и Расс, и Джастин, и тренеры, и организация – справились с ситуацией на высшем уровне и превратили ее в положительный момент. Некоторые квотербеки, которые добились того, чего добился Расс за свою карьеру, если бы они получили такую травму в тренировочном лагере, то это было бы: «Ладно, я иду на реабилитацию со своими ребятами. Увидимся на первой неделе». Но Расс был с нами на базе на каждом шагу, помогая Джастину стать тем квотербеком, которым он хочет быть. Я не могу сказать за все остальные раздевалки, но мне кажется, что это действительно уникальное явление в НФЛ. Видеть, как эти два парня взаимодействуют каждый день, и просто заботятся друг о друге и улучшении команды, — это заразительно. Никакой ревности. Никакого недовольства. Расс был просто потрясающим лидером. Вся команда чувствовала, как меняется атмосфера. Это была лучшая атмосфера в лагере за все время моего пребывания здесь. А потом мы увидели, как Джастин бросает мяч. Помню, в один из первых дней, когда они наконец-то начали играть комбинации из плейбука, Джастин сделал длинный заброс в глубину поля на GP (прим. Джордж Пиккенс, ресивер), и он попал в очень узкое окно – одно из тех узких, узких окон НФЛ – и лишь немногие парни в мире могут попасть в это окно. Джастин попал. И вы могли почувствовать, как все парни смотрят друг на друга, типа: Черт. Он в порядке. У нас все будет хорошо. У нас будет более чем хорошо.

Просто его присутствие в хаддле, его уверенность в себе – и то, как Расс помог ему укрепить эту уверенность, — это было потрясающе. Я до сих пор переписываюсь со своими ребятами из Новой Англии, с которыми вырос, и это точно так же, как все остальные переписываются со своими ребятами. Они спрашивают меня: «Как ваши квотербеки, бро? Что думаешь?». И я отвечал: «У нас два чертовски хороших». Забавно, что, когда меня только задрафтовали, наш чат в основном оставался перепиской фанатов Пэтс. Знаете, как в Бостоне... Эти парни были ярыми, ярыми фанатами Пэтс. («13 чертовых парадов за 20 лет, бро!!!» Вот такие они.) Через несколько недель после начала моего первого сезона эти парни все еще пишут о Беличике, новичках Пэтс и все такое, а я даже не отвечаю. Время от времени они писали мне: «О да, Пэт, отличная игра, приятель. Это был крутой кэтч. Как Томлин? Он в порядке?». Но потом они возвращались к разговору о Донте Хайтауэре (прим. бывший лайнбэкер Нью-Ингленд Пэтриотс) или еще о чем-нибудь.

В конце концов я сказал: «Ладно, ребята, я больше так не могу. Вы должны создать новую группу Патриотов». Так что они создали новую группу для разговоров о Пэтс без меня, а мы продолжили общаться в нашем чате, и, клянусь Богом, в течение двух сезонов я полностью их обратил. Теперь парни – большие фанаты Сталеваров (Я не могу напечатать их имена из соображений их же безопасности.) Они носят майки Пэта Фрайермута и Ти Джея Уотта по всему Бостону, на вражеской территории, получая по полной программе оскорбления каждое воскресенье. Им это нравится. Они наслаждаются этим. Как я уже сказал: Бостон — это Бостон. Но Питтсбург — это Питтсбург.

Мне очень повезло, что я смогу носить черно-золотую форму еще четыре года и, надеюсь, до конца своей карьеры. Когда несколько недель назад я подписал соглашение о продлении контракта, я улыбался от уха до уха. Я знаю, что означает моя работа. Я знаю, кто был до меня. Все их имена до сих пор звучат, когда я касаюсь мяча. Когда ты говоришь Мут, ты на самом деле говоришь Хит (прим. Миллер), ты на самом деле говоришь Дэвид (прим. Джонсон), Джесси (прим. Джеймс), Вэнс (прим. МакДональд) и все остальные (прим. бывшие тайт-энды Питтсбурга). Это как дань уважения всем парням, которые выполняли грязную работу в окопах на протяжении многих лет. Парням, которых знают только «настоящие фанаты». С той лишь разницей, что в Питтсбурге на стадионе 68 000 настоящих фанатов. Вы будете нужны нам в воскресенье вечером. Даллас Ковбойз. Под светом прожекторов. Запах осени в воздухе. И ревущая Renegades (прим. песня группы Styx). Как мы мечтали, когда выбегали из сарая на заднем дворе. Если мне случится поймать тачдаун, то я просто отдам этот чертов мяч рефери, теперь вы знаете, для кого я это делаю.