Аарон Джонс: сообщение для «Грин-Бэй»
Забавно, что многое в жизни зависит от того, видят тебя люди или нет. Когда я рос и хотел стать футболистом, все эти люди говорили мне, что я ничего особенного собой не представляю. После окончания школы у меня было всего два предложения от колледжей. На драфте я ждал почти 200 пиков, пока назовут мое имя. И когда меня, наконец, задрафтовали, я думаю, какая-то часть меня решила, что в НФЛ будет то же самое: еще больше людей, которые просто видят, что я из себя не представляю ничего особенного, или считают, что в меня не стоит инвестировать. Потом я стал игроком «Грин-Бэй». Помню один момент в самом начале лагеря моего дебютного сезона. В 2017 году Пэкерс задрафтовали трех раннинбеков, и ресиверы начали делать «ставки» на то, кто из нас станет стартовым. Очевидно, что многие ставили на Джамала (прим. Уильямс), поскольку он был задрафтован выше всех. И вот однажды в лагере ко мне подходит Даванте (прим. Адамс). Он ведь ресивер № 1, верно? Четвертый год в лиге, и он вот-вот попадет в Pro Bowl. Он самый главный в этой комнате – и он подошел ко мне на бровке, я даже не знаю почему, и сказал: «Я выбрал тебя в этой гонке». Я даже не могу сказать вам, что это для меня значило, честно говоря. Это было типа, ОК, Даванте Адамс верит в меня?? Это многое значило. Я также помню мой первый снэп в нападении — это было на 4-й неделе в домашнем матче против Чикаго. Оба наших основных раннинбека выбыли из строя, и остались только я и наш фуллбек. Я выбегаю на поле, и когда я вхожу в хадл, это просто безумие, А-Род (прим. Аарон Роджерс) смотрит на меня и говорит: «Эй. Я один из твоих самых больших фанатов во всей организации. Сейчас твое время. Твое, прямо сейчас». В итоге я занес тачдаун, и мы выиграли ту игру. Следующие несколько недель оба основных раннинбека все еще были вне игры, и я играл очень хорошо. Очень скоро они выздоровели, и я снова стал выходить на поле не так часто. В голове крутилась мысль: «У меня был хороший момент. Может быть, все закончилось.» Но потом случился один драйв, который я никогда не забуду, это было в конце сезона – неожиданно А-Род берет тайм-аут, поворачивается к бровке и кричит: «Я ХОЧУ НОМЕР 33 В ИГРЕ!!! Я ХОЧУ НОМЕР 33 В ИГРЕ!!! 33!!! СЕЙЧАС!!!» Я стою там, смотрю вниз на свою джерси... и вдруг я такой: «О, подождите. Я же номер 33. Это я.» Я даже не помню, что это был за розыгрыш или что в нем произошло, но я просто знаю, какое хорошее это было чувство. Это было напоминание о том, что я был здесь не просто так, понимаете, о чем я? Один из лучших квотербеков, который когда-либо жил, действительно увидел что-то во мне. Не только партнеры по команде помогли мне почувствовать, что меня заметили в «Грин-Бэй», но и наши болельщики. Особенно в те первые годы, когда я пытался сделать себе имя в лиге, думаю, люди начали замечать, что хорошие вещи происходят, когда я владею мячом, и хотели, чтобы я был более вовлечен в игру команды. Поэтому они начали писать в Твиттере с хэштегом #FREEAARONJONES. Я знаю, что это всего лишь хэштег, но не буду врать, это было круто. Каждый раз, когда я видел его в своих сообщениях, это успокаивало меня, что я не остался незамеченным. Наши фанаты понимали, как усердно я работаю, чтобы все получилось, и я заряжался этим. Я также очень благодарен организации Пэкерс за то, что они поверили в меня как в личность. Одну из самых больших ошибок я совершил, будучи новичком: Меня обвинили в вождении с марихуаной в организме, и лига отстранила меня от игры в начале второго года. Мне было так стыдно после того, как это случилось. Говорят, что ты всегда представляешь «G», а я не выполнил свою часть обязательств. Я чувствовал, что подвел всех, кто дал мне шанс, выбрав в пятом раунде, и для такого парня, как я, который еще не успел закрепиться, многие команды могли бы сказать: «Давайте просто отчислим его». Это определенно могло пойти в любую сторону... но Пэкерс прикрыли меня. Их менталитет был таков: «Это не твоя ошибка. Это только твоя ошибка, если ты не извлекаешь из нее урок.» Они позаботились о том, чтобы я ходил по нашему зданию с высоко поднятой головой, даже когда я чувствовал себя очень подавленным.
Весной 2021 года произошли два совершенно разных события, и оба они навсегда изменили мою жизнь. Первое произошло 26 марта. Я подписал второй контракт с Пэкерс. Четыре года на 48 миллионов долларов. До этого момента у меня был контракт новичка, и у меня была небольшая зарплата, так что это был важный момент. Это было чувство безопасности для моей семьи и уверенность в том, что о них всегда позаботятся. Это также было чувство подтверждения того, что я проделал работу, и что все те люди, которые сомневались во мне, оказались неправы. В центре обоих этих чувств был мой отец. Он оказал самое большое влияние на мою жизнь, в том числе и на то, кем я стал как футболист и как человек. Именно он заставил меня влюбиться в футбол, он был моим тренером, моим наставником, моим самым большим сторонником, моим лучшим другом и, конечно, он был просто моим отцом. Он был ярым фанатом Ковбоев (ну, вы знаете таких)... но как только меня задрафтовали в «Грин-Бэй», все это стало неважно. В нашем доме больше никогда не было цветов Ковбоев. Все было темно-зеленым, золотым, в стиле Пэкерс. Он приходил на все игры – на все до единой. Во время разминки он обязательно был в эндзоне, где мы разминались. Перед началом матча я находил его и пожимал ему руку, а он целовал меня в лоб и говорил, что гордится мной. «Иди, порви их, иди, удачи». Вот как он это заканчивал.
Сложно передать словами те эмоции, которые я испытывал, когда менее чем через две недели после подписания нового контракта мой отец скончался. Это был как гром среди ясного неба. Он заболел COVID, возникли осложнения, и все произошло очень быстро. В один из дней я был с семьей в Эль-Пасо, чтобы отпраздновать согласование условий контракта... и к тому времени, как я приехал в «Грин-Бэй», чтобы поставить подпись, он был в больнице. Через одиннадцать дней, 6 апреля, его не стало. Он скончался дома, чего он и хотел, и что меня очень утешило. Мои родители оба служили в армии, и они неоднократно уходили на войну. Всякий раз, когда отец уезжал, он знал, что Элвин, Челсирей и я беспокоимся о нем, и говорил нам: «Я возвращаюсь домой, к вам, ребята. Я возвращаюсь домой». Я рад, что он смог вернуться домой для нас в последний раз.
Наверное, это тяжелая история для такого письма...... Может быть, она слишком тяжелая, я не знаю. Но я хотел поделиться ею с вами. Потому что когда я думаю о семи годах, проведенных в «Грин-Бэй», то, наверное, больше всего меня запомнилось то, как Пэкерс поддерживали меня, когда я потерял отца. Это самое тяжелое, что я переживал за всю свою жизнь, и я переживал это, когда мы готовились к сезону, целью которого был Супербоул. Я знал, что все рассчитывают на то, что я буду на высоте – а это очень тяжело, когда ты скорбишь по близкому человеку. Команда Пэкерс помогала мне справиться с этим горем, как могла. Так много моих товарищей по команде протянули мне руку помощи и помогли почувствовать это братство. На похороны, честно говоря, я не мог в это поверить, тренер Лафлер прилетел в Техас. Брайан Гутекунст (наш генеральный директор) и Бен Сирманс (наш тренер по раннинбекам) тоже прилетели. Сказать, что они не должны были этого делать, значит преуменьшить... и я знаю, что никогда не смогу отплатить им на футбольном поле. Поэтому я просто скажу: «Спасибо».
Это самое главное, что я хочу написать здесь, не только для организации Пэкерс, но и для всего «Грин-Бэй». Спасибо. Будет странно впервые оказаться на бровке гостевой команды и вообще по другую сторону в NFC North. Это ВСЕ любовь и огромная благодарность. Спасибо, что «ставите» на меня, следите за мной, ставите хэштеги в мою поддержку и все остальное. Спасибо, что ВИДИТЕ меня. В воскресенье на шлеме не будет буквы G, но в моем сердце она всегда будет. Аарон
Оригинал: https://www.theplayerstribune.com/posts/aaron-jones-nfl-minnesota-vikings-green-bay-packers
