«При знакомстве Крылов спросил: «Ты сюда воровать пришел?». Море историй от Максима Сушинского
Зашел в гости к «Скользкому льду».
Максим Сушинский – один из лучших нападающих суперлиги начала 00-х и звезда первых сезонов КХЛ. В его карьере было столько событий, что хватило бы на нескольких хоккеистов: поездка в НХЛ и окончание карьеры в Швейцарии, чемпионство с «Авангардом» в качестве игрока и уход из «Авангарда» в роли президента за год до следующего чемпионства, позорный чемпионат мира-2000 и золото легендарного ЧМ-2008. Даже шантаж Крикунова, на который поддался форвард ради участия в Олимпийских играх.
А еще у него больше 20 лет свой бизнес, который он успешно совмещает с хоккеем. Разумеется, лучшее место, чтобы поговорить обо всем этом в подробностях – студия «Скользкого льда». А идеальные собеседники для этого – Денис Казанский, Андрей Николишин и Сергей Гимаев-младший.
Полный выпуск с Сушинским – прямо тут, в одном нажатии кнопки от вас. А ниже видео – самые интересные истории из рассказа Су-33 в текстовом варианте. Но, кажется, туда не вошла и половина баек.
Бизнес, автомобили, 90-е
Казанский: Главный вопрос, который выскакивает, когда гуглишь «Максим Сушинский» – «чем занимается?».
Сушинский: Тем же, чем я после окончания – и во время – карьеры занимался, это автобизнес. Он продолжает процветать. Сейчас, к сожалению, европейских брендов вообще не осталось. Приходится заниматься китайскими. Сейчас в районе 15 брендов у меня китайских, даже уже все не вспомню, как называются.
Казанский: Китайский автопром лучше, чем китайский хоккей?
Сушинский: На 100 процентов.
Гимаев: У тебя же еще есть бизнес, помимо автомобильного?
Сушинский: Да, есть. Мы выпускаем чипсы. Они не простые, не из картофеля – из лаваша.
Николишин: Это же твоей дочери, по-моему, да? Дочка твоя к этому пришла?
Сушинский: Дочь пришла к другому немножко бизнесу, который попал под санкции, к сожалению. У нее были баллоны, аэрозольные баллоны – в них тесто для блинов, панкейков, кексов, по системе взбитых сливок. Ты из баллона выливаешь на сковородку – и ставишь обратно. Хочешь один блин – убрал в холодильник, на следующий день – второй блин.
Но так как в России не производятся баллоны, мы закупали их в недружественных странах. И металл, из которого они делались, попал под санкции – пустые баллоны сюда нельзя завести.
Казанский: У тебя бизнес был еще во время карьеры. А как это все выглядело? Закончилась игра, ты сразу берешь телефон – и начинается?
Сушинский: Примерно так и было, да. Ребята прикалывались, потому что я даже на тренировки приходил в костюме. Это никогда не вредило хоккейной карьере, потому что у меня голова была всегда сначала на льду, потом только я уже уходил в бизнес. А так – да, переезжал с тренировки в офис, занимался уже развитием бизнеса.
Казанский: А с чего все началось? Вот самый первый момент, когда ты понял, что надо начинать.
Николишин: Ты гнал из Германии машину, я помню.
Сушинский: Первоначально да. Я искал себе машину и встретил своего будущего партнера, с которым мы работаем и сейчас. Мы вместе играли в хоккей: он был в ДЮСШ СКА, помладше меня на два года. К тому моменту он стоял уже на рынке, продавал автомобили. И мы как-то с ним говорили: «Вот давай в Омск – попробуем продать в команде кому-то». Я говорю: «Давай попробуем». Продали одному, продали второму. Потом молва пошла по Омску. Начали привозить уже партиями, еще чуть-чуть больше машин. А потом решили из этого сделать уже бизнес. Приехали на место сначала, подыскали землю. Стояли, считали, сколько «Мерседесов» проедет мимо этой земли. И так постепенно делали проекты – и начали бизнес.
Гимаев: Над названием автосалона долго не задумывались?
Сушинский: Я сразу предложил «Авангард», потому что большая связь у меня с ним: и долго поиграл, и лучшие воспоминания. Я предложил – у партнера не было возражений. Так и назвали, недолго думая.
Гимаев: Смешная история была. Мы с Максимом играли в «Динамо» и приехали в Новогорск на базу. У меня тоже «Мерседес» был – и я так заехал, что на бордюр бампером наехал. Задом начинаю сдавать – бампер остался там, на газоне. Макс окно открывает: «Серег, широкий спектр всех автомобилей Mercedes. Могу предоставить любую машину».
Казанский: Пока готовились к интервью, нашли историю твоих взаимоотношений с машиной еще в самый-самый ранний твой период, когда ты таксовал. Это что такое?
Сушинский: Это так был поставлен хоккей в России в то время, когда зарплата хоккеиста была… По-моему, у меня 101 рубль – не хватало ребенку на молоко, а таксовал я где-то рублей на 300, хотя выезжал в основном по пятницам-субботам, ну или когда были свободные дни.
Раньше же все-таки их почти и не было, были на сборах. Тем более, в Питере как: за два дня до игры мы садились на сборы, на следующий день после игры ты еще на сборах. И только после второй игры – играли же по две спаренные – тебя отпускают домой. Поэтому времени особо таксовать не было.
Казанский: А это была твоя машина?
Сушинский: Да, моя. Девятка. Ей было лет, наверное, семь, когда я ее купил – 1000 долларов, что ли, заплатил за нее. И то деньги я сначала занял в команде, потом у родственников. В общем, как-то отдавал за счет этого.
А что делать было? У меня ребенок рано родился, поэтому надо было кормить семью.
Казанский: СКА 90-х. Что за команда была?
Сушинский: Я попал в 16 лет – это ровно 90-е, получается. Если это не трэш, то другого слова я не подберу. Если вспоминать, то все команды, которые не претендовали тогда ни на что, были просто, можно сказать, любительскими… Любительские команды, которые пытались заработать деньги для семьи – и все. Жили от зарплаты до зарплаты. И, наверное, никакой дисциплины, никакого там желания куда-то дальше идти не было.
Казанский: В чем выражалось отсутствие дисциплины?
Сушинский: Во всем. Игровая дисциплина, ночная дисциплина. Могли прийти с утра [несвежими]... Я не про игроков даже говорю.
Был такой тренер Цыганков. Мы прилетаем, по-моему, в Челябинск. И там в аэропорту прямо: «О, Гена!». Раз – его забирают и только на раскатку привозят обратно. У нас, кстати, тогда в команде был Михаил Кравец – по-моему, капитаном. Ну и тогда он не выдержал: «Слушайте, вы чего там?!» – накричал на него, мол, мы сами будем играть. Практически так и получилось. В том матче Миша почти не менялся вообще – хорошо, я играл в четвертом звене, он как раз к четвертому уставал – и я выходил. Ну вот такие 90-е, конечно. Тяжело вспоминать.
Казанский: Ну а перелеты? На чем вы летали тогда?
Сушинский: Хорошие перелеты. Честно говоря, первые чартерные появились, когда уже пришел Борис Петрович Михайлов. И давали нам вот этот Ан-24. Только не сидячий, а где места сбоку, [вдоль стен] – десантный вот этот самолет.
И куда-то мы полетели – вроде из Петербурга в Пермь. Ну а туалетов же нет в этом самолете – ставили в конце ведро. И я что-то пошел к этому ведру, бамс – и потерял сознание. Хорошо, баулы были в салоне – я на них упал. Так бы голову разбил, чувствую.
А там же дыра такая сзади между дверей и нету изоляции практически. Самолет, оказывается, высоко забрался, чтобы тучку облететь – там кислород упал и я. Борис Петрович сказал, что больше на таких самолетах не летаем. И нам дали уже Ан-24 с нормальными креслами и мы стали летать.
Казанский: Борис Петрович Михайлов – какой он тренер?
Сушинский: У меня многое с ним связано. Я, кажется, три появления Бориса Петровича в СКА зацепил. Первый – когда я только появился, потом – через пару лет, по-моему, он еще раз пришел в СКА, и когда я уже вернулся в Питер после Омска и «Динамо», тоже был Борис Петрович. Самый запоминающийся момент – наверное, когда я уезжал в Омск из СКА. Меня не хотели отпускать, но я его, конечно, понимаю. А я еще тогда армейский был.
Николишин: Ты еще служил?
Сушинский: Прапорщик, да. И меня не хотели увольнять из армии, но прапорщику можно уволиться самому. А я уже договорился с Омском, надо ехать. В общем, там целая эпопея была. Потом уже Киселев рассказывал: «Тебя поменяли на бочку с бензином».
Казанский: Это шутка?
Сушинский: Я так и не знаю, шутка это или правда.
Николишин: А Борис Петрович тогда был главным тренером СКА?
Сушинский: Да, главным тренером. И все говорили, что у нас ссора с Борисом Петровичем – а такого не было. Я его очень хорошо понимаю: у него был перспективный молодой хоккеист, которого он не хотел потерять. Поэтому он боролся до последнего, чтобы я остался. Деньгами они не могли бороться с Омском на тот момент.
Тогда и в Омске-то небольшие деньги были. Я сейчас даже помню все контракты, которые тогда мне предложили. СКА – 600 долларов, машина «семерка» и квартира от армии двухкомнатная.
Николишин: Служебная или уже?
Сушинский: Нет, но ее надо отрабатывать пять лет, хотя контракт трехлетний. Я говорю: «Значит, у меня еще два сразу прилипает. Либо квартиру придется отдать». Считал я хорошо, математика была.
А Омск предложил 1000 долларов, машина то ли «девятка», то ли «девяносто девятая» – ну что-то уже такого нового поколения. И трехкомнатную квартиру деньгами – то есть в Петербурге можно было купить. Вот я выбрал второй вариант. Выбрал – и не прогадал: в Омске каждый год давали лучшему бомбардиру еще одну машину. И на финальном ужине мне вручали ее.
«Авангард», Белоусов, Ягр
Казанский: «Авангард» – это тоже несколько твоих пришествий. И из первой серии «Авангарда» твоя карьера переходит в «Миннесоту». Как это было? Что это было? Этот год в Америке – что он дал?
Сушинский: Было, конечно, тяжело. Но я всегда понимал, что если я там не зацеплюсь, то вернусь в «Авангард». Тогда и с губернатором мы переговорили, и с Бардиным – Анатолий Федорович тогда жив был. У нас очень хорошие отношения были всегда с ним.
Когда я был в Миннесоте, он каждый день спрашивал: «Ну что там? Как? Когда вернешься?». И поэтому уехал спокойно, хотя в возрасте был – по-моему, мне там уже 26-27 лет было тогда.
Гимаев: Тебя тогда же и задрафтовали, получается?
Сушинский: Да, в этот же год и задрафтовали. 26 лет. Как уезжал – тоже комичная история: мне завтра улетать, а я ложусь в больницу с аппендицитом. Агент звонит в тренировочный лагерь, говорит: «Слушайте, не летит хоккеист». – «Что с ним?» – «Аппендицит». В общем, прилетел на 10 дней позже.
Понятно, раньше удалить аппендицит – не лапароскопия была, все разрезали, так что мне дали время на восстановление. Все товарищеские игры, все эти междусобойчики я смотрел со стороны – удивлялся, как там люди бьются между собой в одной команде, чтобы попасть туда. Я это пропустил мимо – и вышел уже только на выставочные игры.
Николишин: У тебя русские же были тогда в команде?
Сушинский: Кривокрасов, да.
Гимаев: А еще русскоговорящие?
Сушинский: Русскоговорящие были, да, но они не говорили по-английски. Словаки и чехи. Был Габорик – единственный говорил по-английски, но не говорил по-русски, потому что уже следующего поколения. Еще был словак Секераш. И [Филип] Куба… А, Павел Патера еще был.
Николишин: Это тот, который в Омске оказался?
Сушинский: Я его и привез туда. В «Миннесоте» у него тоже непонятная ситуация была: Олимпийский чемпион, победитель двух последних чемпионатов мира – и его совсем не ставили. Если я там, по-моему, 30 игр сыграл, то он там сыграл, может, игр 10… (в итоге в той регулярке 20 – Sports).
Николишин: Там Лемэр был тренером?
Сушинский: Да, да. Хороший тренер Жак Лемэр. Когда игр 20 сыграли, я подхожу к тренерам: «Слушайте, вы меня через игру ставите – то играю, то не играю». Они: «Ну в атаке плохо». Отвечаю: «Подождите, я за Габориком в два очка отстаю, а за мной там вообще никого нету, хотя я сыграл на 20 игр меньше» (если быть дотошными, то 20 игр точно не было. Сушинский расстался с клубом в январе – к тому моменту Максим пропустил 11 игр регулярки – Sports). К другому подхожу: «Ты в обороне плохо» – «А что плохо? Ну покажите, я исправлю».
Потом первая или вторая игра, я справа у борта, принимаю пас и через середину отдаю – человек выбегает один в ноль, забивает гол. Мы порадовались, прихожу на лавку, мне говорят: «Так нельзя» – «В смысле «нельзя»?» – «Могли перехватить и забить нам» – «Так не перехватили же, мы забили» – «Нет, так нельзя. Надо было в оргстекло и туда».
Вот потом на тренировках меня учили в оргстекло бросать с ползоны. Я после тренировки оставался, бросал в это оргстекло.
Казанский: Так, и что случилось? Почему ты решил не оставаться там?
Сушинский: В принципе, только из-за игры. Я просил обмена, но мой агент – Гарри Гринстин – решил, что он, видимо, уже все заработал, понял, что не надо суетиться. И мне пришлось самому ходить – а я английского-то не знал. Ходил к президенту, бэкал-мэкал, чтобы меня куда-то поменяли, отпустили.
Потом он говорит: «Все, мы тебя отпускаем. Верни подписной бонус и купи сам себе билеты домой». А там же в контракте все написано. Нельзя такое было вообще делать. Подписной бонус пришлось вернуть наличными, без учета налогов. То бишь мне выплатили сумму минус 45%, а я вернул им всю прописанную сумму. Отдал им, они офигели. Еще билеты купил – и говорю: «Все, подпишите».
Николишин: Хорошо, ты возвращаешься обратно – и тебя с распростертыми объятиями Бардин ждет.
Сушинский: Да, сразу подписываем, по-моему, на три года контракт. Очень хороший. Таких не было вообще в России тогда. Это первый, по-моему, миллионный контракт был серьезный такой. И я, конечно, на три года подписал сразу – и был доволен. Правда, его я не доиграл – через полтора года опять переписал его.
Я почти ни один контракт в Омске не доиграл – всегда переписывали. Последний вот только доиграл, потому что уже хотелось на Олимпиаду.
Казанский: Помнишь сезон, когда пришел Белоусов? Чем он особенный? Почему мы о нем говорим с таким предыханием, понимая, что это огромное имя в нашей тренерской школе?
Сушинский: Это было в сезон, когда назначили Герсонского в Омске...
Николишин: Ты зацепил его, что ли?
Сушинский: Его сменили по ходу того сезона, который мы выиграли. Это очень интересная история.
После Цыгурова в «Авангард» пришел Герсонский, молодой тренер. Сказал, что я ветеран. А мне было тогда 28, и я думаю: «Какой я ветеран? Я вроде только начал играть в хоккей. Я еще не хочу заканчивать». Ну, в общем, из этого пошло – мол, ветераны не нужны. А там Затонский еще постарше меня на два года. Ему говорят: «Слушай, Дима, ты вообще просто можешь забирать вещи». И как-то сезон начался – все так душит, душит, душит. Честно говоря, и тренировочный процесс: я первый раз в жизни видел, чтобы были двухразовые тренировки и еще двухразовая штанга.
Гимаев: Маленький вес на огромное количество раз.
Сушинский: Я говорил: «Слушайте, мы здесь живем уже». Я реально спал в раздевалке, потому что даже в Омске не успеть было доехать до дома. Я спал на массажном столе между тренировками. Я никогда не жаловался на тренировки, но даже для меня было тяжело.
Случай был тогда – мне сказали, что я кошу. Я говорю: «Слушайте, я никогда в жизни не косил, потому что я тренируюсь для себя, а не для вас. Я понимаю, что если я не буду тренироваться, то не буду расти дальше». Прыгали через барьер, надо было минуту прыгать, у меня пульс 120 – они говорят: «Ты косишь». Отвечаю: «Давайте, ставьте любого, пусть молодого, будем минуту прыгать. Сколько кто прыжков сделает за эту минуту – там и посмотрим потом пульс». Я прыгал 100 прыжков за минуту, он тоже в районе 99 прыжков. Только у него был пульс 190, а у меня так 120 и осталось. Я говорю: «Кто косит? Если у меня такая физиология, то как я нагоню вам пульс?».
Начался сезон. Мы опять лучшая тройка. Не только в команде, в лиге. Герсонский нас все душит, душит: «Да вы не хотите, вы специально проигрываете». А мы реально проигрываем все подряд. Мы там на 13-м месте или на 14-м. И какое-то совещание – меня убирают. Меня, Рихарда Капуша – у нас такой был, словацкий хоккеист неплохой. Потом, по-моему, Серегу Бердникова и Макса Соколова. Могу ошибаться. Говорят: «Все, соберите форму. Уже на лед не выходим, не тренируемся».
И какая-то встреча у губернатора. Все туда уезжают. Приезжают обратно: «Вы остаетесь, тренер – нет». Ну вот уже до такой степени там было. Нас оставили. Потом Шастин рассказывает: «На этом совещании сидим. И губернатор встает, меня спрашивает: «Слушай, а вот сейчас Сушинский уедет в другую команду – он будет забивать?» – «А куда он денется?! Будет, конечно» – «Нет, его оставляем, тренера убираем».
И в этот же день Жилинский поехал за Белоусовым. Я думаю, они уже примерно договаривались, привезли его через день.
Казанский: Почему он особенный?
Сушинский: Во-первых, мы привыкли уже в оборону играть. У Цыгурова была такая оборонительная игра – все от обороны: 1-4 или 1-2-2, я уж не помню такой тактики. И мы перешли в игру наоборот. У нас было много хоккеистов, которые любят играть с шайбой, которые любят играть в атаке. Белоусов говорит: «Мы играем в атаку». И мы стали забивать намного больше.
Первую игру при нем играли с Казанью – выиграли, потом очень крупно выиграли у «Нефтехимика» две домашние игры, и потом мы 10 матчей без поражений прошли. И с 13-го места поднялись сразу наверх. Он пришел, расставил 5х4, появилась у нас эта игра из-за ворот 5х3. До сих пор я вижу, что некоторые команды практикуют. Очень тяжелая [для соперника].
Гимаев: Это когда два по углам стоят?
Сушинский: Когда за воротами два нападающих стоят и два – на бьющих. И там очень много вариантов, еще в середине у нас Прокопьев.
Гимаев: Так Корешковы играли до вас в Магнитогорске.
Казанский: Это то, что потом мы в Питере видели, правильно понимаю? С Гусевым и Шипачевым?
Сушинский: Да-да-да.
Николишин: Это уже Быков туда привез. А изначально это в «Магнитке» Белоусов практиковал, мне кажется.
Сушинский: Он к нам это и привез, да. Там сколько раз я пробовал – очень хороший наигрыш. Обязательно бросающий защитник должен быть. И тяжело почему? Потому что обороняющиеся стоят спиной к полю. Потому что им надо смотреть за шайбой за воротами, где соперники перепасовываются. Я много забивал, когда они смотрят туда и вратарь не успевает переместиться – заводишь просто из-за ворот. Бывали такие.
Николишин: Рябыкин же Димка у вас был.
Сушинский: Да, с одной стороны Рябыкин стоял, а с другой у нас сначала Юрка Панов. А потом, когда Ягр приехал, он туда встал вместо Панова
И еще, что мне нравилось. Многие тренеры просят больше бросать, бросать, бросать. Белоусов говорил: «При 5х3 надо сделать один точный бросок».
Казанский: Появление Ягра в Омске. Тогда казалось, что это какой-то очень странный слух. Ягр в Омске! Как это получилось?
Сушинский: Я, честно говоря, то же самое сказал. Бардин мне говорит, что завтра Ягр прилетает. Я отвечаю: «Ты чего? Не выспался? Или вчера погулял хорошо? Какой Ягр?». Он говорит: «Реально прилетает». Я спокойно отреагировал, никому не сказал. Думаю: «Ну нафиг, засмеют».
Утром приезжаю в раздевалку – а самолет в Омск прилетает в 6 утра – и Ягр уже в раздевалке сидит. У нас у всех шок – все просто офигели, когда Ягра увидели.
Николишин: Первая мысль какая? «Сколько ж вы ему навалили, что он сюда приехал?». Да?
Сушинский: Честно говоря, нас это вообще не интересовало – больше интересовало, где он будет играть и как...
И первая игра была… Очень смешно… Он хотел закончить после первого матча. Играем в Новосибирске. А в расстановке 5х4 все занято – мы еще лучшее звено по 5х4 в лиге, и Белоусов не знает, куда его поставить. Куда-то во второе звено – а они уже не выходили, потому что мы либо забивали, либо все две минуты на льду отыгрывали. Говорю: «Что-то надо делать». И потом убрали Юру Панова и его поставили.
Гимаев: Чем он запомнился? Что-то вот необычное привнес?
Сушинский: Необычное? Во-первых, человек вообще ни разу в жизни не тренировался с командой. Ну, в плане того, что по тактической какой-то схеме – да, он выходил, но вот эти один-в-ноль, броски – он там в углу что-то сам возился и потом после тренировки еще оставался. Брал себе ремень, еще что-то и час еще катался нормально. А вот чтобы тренироваться с командой – это неинтересно ему было. Ни 2-в-1, ни вот это все – ничего не делал. Только тактические упражнения. И 5х4.
Николишин: Ну и Константинович ему разрешал, да?
Сушинский: Да, разрешал. Но это никак не влияло просто на его игру. Поэтому, конечно, разрешал.
Гимаев: А в быту было что-то нестандартное?
Казанский: Были какие-то слухи, что он просаживал деньги. Казино, понятно, было бесконечно.
Сушинский: Только казино, больше нигде.
Казанский: Пивная была какая-то знаменитая, в которой он чуть ли не жил.
Сушинский: Он ел. Он не пил. Он непьющий. Я видел один раз, как он выпил Бейлис. Больше не видел, чтобы он пил алкогольные напитки. А казино – да.
Николишин: «У Швейка» вроде называлось.
Сушинский: «У Швейка». Но он там не жил. Вот Патера с Прохазкой жили – эти да. Патере официально было разрешено пить пиво.
Казанский: Это как?
Сушинский: Ну так. Говорит: «Если не буду пить пиво, я не буду играть». И вот ему разрешали три кружки, по-моему, выпить на ужине.
Казанский: Ничего себе. Но это же не перед игрой, это после уже.
Сушинский: Конечно.
Николишин: А кто-то с Ягром из ребят ходил играть [в казино] или он сам по себе?
Сушинский: Сам. Был случай: мы прилетаем с ЦСКА играть – жили еще, помнишь, у старой арены ЦСКА гостиница «Аэростар». Мы там жили, и было где-то рядом какое-то казино. И как приехали – сразу туда ушел. Игра дневная была, в час начиналась – и в раздевалочку сразу оттуда пришел. Три забил – и обратно ушел туда же.
Динамо-Олимпиада, ВХЛ, Швейцария
Казанский: Турнир, о котором мы вообще никогда не говорили – это Олимпиада 2006 года. Ну давай вспомни, мы ни с кем не обсуждали. Что там была за атмосфера? Почему не удалось там вылезти?
Сушинский: Сумасшедшая атмосфера. И сумасшедшая команда. Реально была очень хорошая команда, и играли здорово. И тот четвертьфинал, который с Канадой вытащили… У канадцев приехала очень хорошая команда: Бродер тогда чуть, по-моему, Ковалю клюшкой [не врезал], когда он ему между ног так спокойно забил.
Но игра закончилась очень поздно. Я вот как сейчас помню, в Олимпийскую деревню приехали часа в два ночи. Остался только «Макдональдс», вся еда закрыта – мы поели вот этого говна, извиняюсь. И на следующий день сделали нам тренировку – и мы там 1-в-0 катали, наверное, минут 40. Там уже народ в углу прямо сел. И вышли на игру – нас там финны 0-4. Просто сил не было ни у кого. За третье с чехами играли – и все, не оправились так больше, просто физически не вылезли.
Гимаев: Ты же из-за этого и в «Динамо» и приходил? Чтобы попасть на Олимпийские игры?
Сушинский: Да.
Николишин: А почему переход в «Динамо» ассоциировался с Олимпийскими играми? Потому что Крикунов тренер был, да?
Сушинский: Да.
Николишин: А он тебе сразу сказал: «Если придешь в «Динамо», то поедешь на Олимпиаду»?
Сушинский: Ну, «Будут шансы».
Казанский: А вот прям напрямую так, да?
Сушинский: Да. «А так – оттуда [из Омска] не будет шанса».
Николишин: Ну ты долго не думал.
Сушинский: Зато мы здорово сыграли, выиграли Кубок европейских чемпионов тогда с «Динамо». Тоже хороший сезон у нас был. Единственное, конечно – в плей-офф мы там не очень хорошо сыграли. Травмы появились.
Гимаев: А у тебя сотрясение было. И мы в первом раунде (1/8 – Sports) Тольятти проиграли. Хотя у нас команда неплохая была. При этом нам не платили шесть месяцев зарплату.
Сушинский: О, да! Это вообще…
Николишин: Это как раз сезон после того, как «Динамо» с Овечкиным и Дацюком стало чемпионом? И потом ни с кем не расплатились. Там какая-то история была, да?
Сушинский: Ну, я не знаю.
Гимаев: Потом пришел Головков – нам закрыли долги. Но Головков пришел уже потом, а перед ним был Харчук, который нам икру обещал. Помнишь?
Казанский: Это как?
Гимаев: У нас собрание было. И нам уже не платили, наверное, месяцев 4-5 – я уже у родителей все деньги забрал.
И Харчук приезжал, папку клал на стол с листами А4, и, когда начинал собрание, он очки убирал и битками [бицепсами] все время играл. Так, раз, поиграл – и начинал собрание: «Так, ребят, вот папки, все документы подписаны. Олигархи в Эмиратах сейчас, как они вернутся – вот документы, могу показать, документы подписаны – все вам вернем. Сейчас олигархи в Эмиратах, вот-вот». И так каждое собрание.
[Сушинскому] Потом как-то ты у нас как один из таких авторитетных игроков встал и высказался – Харчук ответил: «Максим, что тебе надо? Хочешь черной икры бочку? Красной икры бочку? Привезу, прям завтра на базу вам черную икры бочку привезем».
Николишин: До сих пор везут?
Гимаев: Да, вот такое собрание у нас было.
Николишин: А Крикунова после этого сезона и убрали, по-моему, из «Динамо»?
Гимаев: Вуйтек пришел, мне кажется, потом.
Сушинский: Ну я уже уехал в СКА.
Казанский: Это уже была эпоха больших денег тогда?
Сушинский: Да, как раз первый сезон больших денег начинался. Как раз первый год Медведева, и, по-моему, Борис Петрович вернулся в этом же году сразу. И вот начиналась эпоха больших денег.
Казанский: А что за история с отстранением была в 2008-м?
Сушинский: Когда я сказал, что выше жопы не прыгнешь? Сезон-2007/08 прошел, мы неплохо играли, по плей-офф даже двинулись. На следующий чемпионат набирают команду, но очевидно, что она слабее, чем была, а задачу ставят выиграть. Я где-то в прессе неловко высказался, что выше жопы не прыгнешь. Меня вызвали и говорят: «Отдохни пока».
Николишин: А кто вызывал? Медведев? Касатонов?
Сушинский: Ларионов Игорь. Он был тогда, по-моему, президентом или менеджером клуба. Какая-то должность у него. Мы поговорили, потом с Александром Ивановичем еще обсудили – он сказал: «Надо было мне сначала, а потом в прессу». Ну да, моя ошибка.
Казанский: Два момента биографии, о которых мы мало знаем. Командировка в «Торос».
Сушинский: О, хорошая командировка. Меня так пытались склонить на разрыв контракта.
Гимаев: Причем тебя не одного – вы с Твердовским поехали?
Сушинский: Это, кстати, ошибка была менеджмента, потому что я уже был готов разорвать контракт, но услышал, что Твердовского тоже отправляют. Мы с ним поговорили: «Слушай, поехали, съездим – а там видно будет. Одну поездку проедем, а там дальше посмотрим».
Николишин: А кто это решил? Кто тренер был тогда?
Сушинский: Тренер был Михалев. Да, и потом его поменяли. И нас с Твердовским отправляют в «Торос» – еще и на машине отправляют, они играли в Нижнем Тагиле матч. Короче, водитель заблудились там. Мы приехали туда в 3 часа ночи. Город страшнейший, конечно.
Казанский: Тагил?
Сушинский: Тагил.
Николишин: Радулу об этом расскажи.
Сушинский: Или [Сергею] Гусеву еще можно рассказать – он нас и спас, по большому счету. Вот тоже интересная история.
Выходим все – нам тренер говорит: «Вы можете на раскатку не ходить». Я отвечаю: «Слушай, мы не тренировались уже три дня. Сходим на раскатку, покатаемся». Ну все, покатались, приходим на игру – предыгровое собрание. Он такой тренер молодой еще, открывает: «Глазам своим не верю» – и состав называет: «Твердовский, Сушинский».
Ну, в общем, сыграли мы – здорово получилось: я, по-моему, забил, Олег забил. Выиграли матч – принципиальный, кстати, был для них.
И поехали в Пермь. В Перми сыграли тоже. А поездка в Пермь – перед этии ребят спрашиваем: «Серега Гусев пивка в автобус поставит. Кто-то будет пить?». Все: «Нет-нет, мы не пьем. Мы не пьем». Я: «Ну ладно. Не пьете – и не пьете. Серега, поставь на всякий случай на всех – может кто-то выпьет, ехать долго».
А там на автобусе же переезд часов девять, наверное. Сажусь – нам с Твердым дали последний ряд, вот этот длинный, большой. А я прохожу и по сторонам так смотрю, где сиденья. Смотрю: раз бутылка водки стоит, два бутылка водки. Я: «Ребята, вы чего?» – «Да мы бы тоже пивка выпили, но писать же ходить надо будет. Тренеры сразу заподозрят, что пьем». Говорю: «Спокойно, я это беру на себя». Они: «Да? Ну давай пиво сюда».
Николишин: Нормальная команда оказалась.
Казанский: А водку-то куда?
Сушинский: Ее даже не тронули.
Николишин: Как ты вообще оказался в Уфе?
Сушинский: Со мной СКА расторг контракт в последний момент. Прямо во время свадьбы Макса Афиногенова. В Москве была, мы отпраздновали в «Ритце». Все там: Тимченко, Медведев, Касатонов, Точицкий. Живем в одной гостинице. Утром звонок – я еще просыпаюсь после свадьбы, Касатонов говорит: «Мы с тобой расторгаем контракт». Я говорю: «Класс, спасибо».
Николишин: Не через агента? Напрямую тебе?
Сушинский: Да, так напрямую. Я говорю: «Окей». Тренировочный процесс начался, и документы никакие не оформили – я хожу на тренировки, чтобы не отчислили, пока агенты разбираются. Лето, только первая тренировка начиналась, но я стал ходить, чтобы не обрезали за прогулы.
Николишин: А кто тренером был?
Сушинский: А приехал Ржига. Но мои папарацци – водитель, я со всеми хорошо с водителями был всегда – слили, что не в тренере дело. Он его возил: «Ржига говорил, что, если Сушинского убираете, дайте мне кого-то на замену. Не убирайте, нельзя его убирать». Не он инициатор был моего увольнения.
Николишин: Ну понятно. То есть это от руководства шло.
Сушинский: Вот так получилось. Просто обидно. Могли бы мне сказать, мол, давай ты сыграешь одну игру – и закончишь. И я бы закончил, никуда бы не поехал, если б так произошло. И возраст, и не хотел уже. У меня бизнес работал и зарабатывал я там больше, чем в хоккее. Поэтому в тот момент я мог бы прекратить сразу карьеру.
Николишин: Давай так, честно: обида закралась после этого?
Сушинский: Очень большая обида. Я много лет отдал, и можно было либо предупредить в конце сезона, чтобы я спокойно клуб нашел, либо не так это сделать. Просто сказать: «Может, ты закончишь? Одну игру сыграешь, мы тебя проводим – и все». Но диалога не состоялось, а просто был звонок. На этом мы расстались.
И вот уже агент искал из того, что есть. Во-первых, все сформированы к концу межсезонья, в первое звено уже никуда не попасть – ну и первое большинство, значит, не играешь. Мне повезло, что я все-таки попал: мы играли с Радулом, Зиновьевым в спецбригаде. А так в звене я играл с Витей Козловым и Сапрыкин, по-моему, у нас был.
Казанский: Если ты морально был готов уже тогда уйти из хоккея, зачем надо было доигрывать в Швейцарии?
Сушинский: Вот очень интересный момент. Я не хотел уже никуда ехать, я уже не играл. Просто каждый день тренировался с «Серебряными Львами» – это команда подшефная моя. Я с ними катался, тренировался, но не играл. Тренировок много было. И вот агент мне говорит: «Слушай, вышел «Фрибур» на нас. Хочешь поехать?» – «А что там?» – «Они на первом месте, сейчас три-четыре игры осталось до плей-офф. Хочешь? Они тобой очень заинтересованы». Я: «Про деньги не спрашиваю. Денег, скорее всего, там нет?». Он говорит: «Да, тебе ничего не заплатят. Вот раунд проходишь – тебе сколько-то там копеек дают». Я говорю: «Ладно, давай».
Николишин: Какой год был?
Сушинский: 2012/13, наверное. Позвонил, посмотрел, что Бычок-младший в этом городе играет как раз. Набрал ему – он говорит: «Да, в этом году шансы есть. Давай попробуй».
В общем, приезжаю – приняли здорово в команде. В первую игру сразу забил, во вторую –отдал, третью – не играю. У нас шесть легионеров было, играть можно было в пять – и все по очереди крутились. Только в плей-офф уже, когда клюнуло, меня не меняли (на сайтах хоккейной статистики у Сушинского указано только 4 сыгранных матча в плей-офф, 0+1 – Sports)
И мы дошли до финала – и, по-моему, в последней игре, в Берне, опыта не хватило команде. В принципе, шли нормально, и вот вратаришка чуть просел, пару голов таких ненужных, и в концовке упустили 4-2 или 4-1 сгорели. В принципе, я ехал только из-за эмоций, потому что плей-офф – это эмоции. Самое интересное, что может быть в хоккее. Поэтому ехал, понимал, что это, наверное, сто процентов последний сезон, но шансы есть. К сожалению, не выиграл, но серебряный призер.
Крылов, Хартли, чемпионство
Казанский: У тебя есть бизнес, поэтому переход из хоккея в нормальную жизнь вышел плавным. Как появилась история с президентством в «Авангарде»? Это откуда?
Сушинский: Это классная история, кстати, тоже. Ну я за Омском по понятным причинам всегда следил. И там в один момент началась чехарда с тренерами – третьего, по-моему, за сезон меняли. Ну и играли так: то какие-то драки в команде, то еще что-то. Пресса какая-то вообще сумасшедше негативная про клуб. Хотя клуб всегда наоборот был – на нормальной прессе.
И Саня Прокопьев как раз освободился и искал работу. Я позвонил руководству «Газпрома» и говорю: «Слушайте, возьмите тренера, нормального. Он здесь играл, он будет болеть за это дело и все будет нормально». Они: «Мы подумаем, хорошо».
И я улетел в Лос-Анджелес, у меня дочка тогда там жила. И вот сидим, 31 декабря, Новый год. Смотрю – звонок. Ну поздравить, может, с Новым годом хотят как раз. Поздравляют: «А вы где?» – «Я на другом конце мира» – «Как вернетесь – заезжайте, поговорим».
Ну вот приехал поговорить. Дыбаль – мне: «У нас есть такое предложение. Вам интересно?». Я: «Вообще, конечно, интересно». Потом мы пошли к Дюкову, познакомились и меня утвердили. Сначала говорят: «Давай мы тебя в совет директоров ведем, ты съездишь – присмотрись, расскажи потом обстановку». В принципе, я поехал, посмотрел, персонал весь же живой, все нормальные ребята, все работает. Но порядка, конечно, в команде не было. И первоначальная задача была команду вывести обратно в элиту, чтобы не было всякого бардака, драк каких-то, пьянок – вот это все убрать. В принципе, я согласился, подписали контракт и поехали.
Николишин: Хорошо, в твои обязанности что входило? Подбор персонала, тренеров, игроков.
Сушинский: Все полностью.
Николишин: Это все на тебе? Спортивная часть на тебе была?
Сушинский: И не только спортивная. Первоначально была и вся бизнес-часть тоже.
Николишин: Твои первые действия, когда ты пришел в «Авангард» уже в роли руководителя?
Сушинский: По команде мы прошлись, по всем. Честно говоря, не знал, куда соваться первым делом. Реально. Потому что и там, и там, и там надо было. Когда приехали, я не понимал: у нас команда черно-красная, а весь стадион бело-голубой. Мне: «Ну это же «Газпром». Я говорю: «А вы бы спросили у «Газпрома» – может быть, можно в черно-красный сделать его?».
Было принято решение сделать. И как раз заметили вот эти трещины и все остальное во дворце.
Николишин: Как раз после этого, да?
Казанский: То есть при тебе было решение уже принято его убирать?
Сушинский: Да-да. Я там ни разу не сыграл в этом дворце. Сразу вывезли команду на тренировочную базу, она там тренировалась, ни разу туда не появились. Я ходил в каске на работу.
Казанский: Как так?
Сушинский: Ну так. У нас кабинет был, я в каске сидел и директор, который отвечал от финансиста. Мы вот так ходили.
Николишин: Там реально была угроза обрушения?
Сушинский: Очень большая угроза разрушения. Я видел эти сваи: если она должна вот так стоять, то там она на краю держалась. Там должен был концерт быть «Ленинграда». Они свою аппаратуру должны были привезти. Я боюсь, что если бы они привезли и грохнули – это бы все сложилось вместе со всеми там (концерт «Ленинграда» состоялся в «Арене Омск» 9 июня 2018-го, через полтора месяца стало известно о временном переезде «Авангарда» – Sports).
Николишин: Ну, хорошо, видишь, что избежали.
Сушинский: Нам реально очень повезло. Понятно, там была куча разговоров, что команда больше не вернется – я это выслушивал, и в соцсетях прочитал про себя много лестных слов.
Николишин: А какая-то отсылка-то к тому, кто построил этот стадион, была? Разбирательство какое-то?
Сушинский: Частные деньги...
Николишин: А, это Абрамовича?
Сушинский: Да-да-да.
Гимаев: Там с этим стадионом столько историй. Изначально должно было быть два яруса, а в итоге один.
Сушинский: Он приехал на этот стадион, сказал: «Вы что построили?!».
Гимаев: Ну да, 7 метров убрали. Там просто убрали целый ярус.
Сушинский: Яруса не хватило.
Гимаев: Денег сэкономили. Он говорит: «На хрен вы деньги экономили? Лучше бы построили нормальный стадион».
Казанский: Обалдеть. Ну и никто ответственности не понес за это?
Сушинский: Конечно. Но если б были государственные деньги – думаю, что понесли бы, конечно.
Николишин: Шваркнули и все. Слушай, хорошо. Хартли приходит при тебе?
Сушинский: Да.
Николишин: Чья была идея?
Сушинский: Вот я хотел, кстати, вернуться к Хартли как к тренеру. Наверное, это лучший профессионал в моей карьере. В плане не только игры, но и быта, отношения к игре. Гнул свою политику, что любимчиков нет вообще: если нельзя, то никому нельзя.
Ну и по системе, конечно: моменты, детали, которые он все видит. Резко останавливает тренировку – а я все их смотрел – и говорит игроку: «Ты клюшку неправильно поставил, надо было здесь вот так поставить ее, а ты ее там чуть-чуть недозагнул». Как он это увидел, я вообще не понимаю. Либо он и смотрит специально именно эти моменты. Очень-очень интересно. И насколько там видео, и всей макулатуры – я ее так называю – в подборке всех моментов у него есть… Это все, конечно, очень интересно.
Казанский: Такая неочевидная кандидатура. Как он всплыл?
Сушинский: Всплыл совершенно случайно, во время просмотра чемпионата мира. Он как раз в Латвии тогда работал. Его кандидатура всплыла. Потом Илья Ковальчук ему позвонил, обменялись контактами – и все.
Сначала Дима Рябыкин поехал в Данию на повышение квалификации, мы попросили его встретиться – они встретились, переговорили. Договорились, что после игры в четвертьфинале мы с ним встретимся. Мы как раз на эту игру прилетели – они проиграли, по-моему, шведам, но очень хорошо играли. И вот мы там полночи сидели разговаривали – с ним очень интересная беседа. Он пришел сразу с книжкой, в которой расписано что он будет делать, грубо говоря, прямо с первого дня тренировки. У наших тренеров тоже такое было раньше, помнишь? Все книжки – тренировки: день такой, день такой.
Николишин: А он уже был готов к тому моменту приезжать?
Сушинский: Думаю, что там все-таки на него не одни мы выходили, поэтому уже начал готовиться. И выбирал себе команду, уже выбирал.
Николишин: То есть, я думаю, звонок и разговор с Ковальчуком сильно повлияли?
Сушинский: Я думаю, да.
Гимаев: Я думаю, финансовый вопрос тоже там был.
Сушинский: Ну его, конечно, никто не отменял. Финансовые условия у него очень хорошие были.
Николишин: Ты согласовывал с вышестоящим руководством его финансовую историю?
Сушинский: Я даже не вел его финансы. Дюков с Крыловым сами занимались. Потому что это очень высокий контракт. Не в моих полномочиях было.
Казанский: Все пока выглядит красиво, но финал вашего президентства тяжелый. Почему так получилось?
Сушинский: Разногласия. Я не хотел воспринимать то, что я якобы не профессионал в хоккее, а просто так. И когда мне сказали: «Если ты хочешь оставаться, оставайся, но будешь номинально...». Ну это не для меня. Я не видел в номинальной роли смысла совершенно: либо работаю, а просто сидеть деньги получать – зачем мне это надо? И на этом мы разошлись.
Казанский: Но это Крылов?
Сушинский: Конечно.
Николишин: У вас была личная встреча? Как это все произошло?
Сушинский: Да, личная встреча у него в кабинете. Вызвал, представил нового генерального менеджера – без меня принял решение, что надо ввести Волкова, убрать Хацея. Хотя вся команда была собрана до этого практически на 95%.
Николишин: Ты имеешь в виду, что была договоренность, но не были подписаны?
Сушинский: Почему? Все были подписаны практически. Корбана Найта я подписал еще в сезоне, Шарипзянова еще в сезоне. С Толчинским договорились еще в сезоне, когда уже было понятно, что мы его выкупаем – там лимит уже вводили, и мы понимали, сколько ЦСКА ему примерно даст, и высчитывали свою сумму, сколько мы можем заплатить за него. Это уже было согласовано. Грубо говоря, все ключевые позиции практически. Потом Коди Керран уже был подписан, но в дальнейшем вместо него подписали Буше – он лучший сейчас до сих пор.
Николишин: Вратаря вы только искали долго?
Сушинский: Вратаря это уже они взяли. Потому что у нас был только Бобков подписан и... Не помню уже, кто был, не помню.
Казанский: Были обвинения в разрухе клуба?
Сушинский: Ну да. Я так разрушил, что они стали чемпионами.
Казанский: Как ты реагировал тогда?
Сушинский: Старался не слушать. Все нормальные люди-то понимали, что я не мог разрушить клуб. Наоборот. Поэтому поддержка очень большая была и со стороны, и со стороны болельщиков. Я был на финале – и там ребята подходили, говорили «Спасибо». И те же Шарипзянов, Толчинский – все говорят спасибо, что сюда их привезли. И Серега Звягин тоже, у меня со всеми хорошие отношения – и я рад, что так случилось.
Казанский: Сейчас вспоминаю эту историю с чемпионством. Это хороший опыт?
Сушинский: Конечно. Сумасшедший опыт. Так вот. не дорассказал,
Вот представили мне Волкова. Спрашиваю: «Мы совместное решение будем принимать в дальнейшем?» – «Нет, он только принимает решение. Твое мнение никого не интересует». Говорю: «Так не пойдет, я так не могу работать» – «Ты просто номинал». – «Не, я так не согласен». Он встает, выходит. Ну я сижу дальше. Что-то прошло там минут 15. Я в коридор выхожу, секретарей спрашиваю, они: «Он улетел в Москву». Я такой: «Ну ладно. Улетел – и улетел». Собрал вещи, ушел.
Казанский: И все? На этом история закончилась, да?
Сушинский: История закончилась.
Николишин: А вот так, отматывая назад, ты понял, где произошел этот момент изменения отношений?
Сушинский: Да, он сразу был. У нас первое знакомство произошло как? Он меня спросил: «Ты сюда воровать пришел?» Я говорю: «Знаешь, я сюда пришел выигрывать, а не воровать. Мне воровать неинтересно, потому что это, во-первых, мой любимый клуб, а во-вторых, это мое имя. Я не бедный человек, чтобы прийти к вам воровать». Знакомство еще было в боксерском зале.
Николишин: В боксерском зале?
Сушинский: Да. Он пригласил меня в газпромовском офисе – там есть зал для бокса. Он, видимо, собирался потренироваться, либо со мной хотел побоксировать, не знаю.
Казанский: А, то есть вы не в спарринге были?
Сушинский: Нет.
Николишин: В каких вы сейчас взаимоотношениях?
Сушинский: Ни в каких. Мы больше ни разу не общались. Пару раз в самолете пересекались. Но он не сел рядом со мной, хотя я видел, что его место рядом со мной. Он зашел в самолет, увидел меня и со стюардессой – я вижу – договорился, чтобы пересесть. Ну я это понял. И он пересел на другой ряд.
Николишин: Хорошо, а когда «Авангард» выиграл чемпионство, ты поздравил?
Сушинский: Его? Нет.
Николишин: А команду?
Сушинский: Команду – да. Я был в раздевалке, всех поздравил, зашел даже в тренерскую, поздравил – он сидел там, но его нет [не поздравлял]. Но он ничего не мне не сказал, не выгнал. Нормально.
Казанский: Его исчезновение сейчас для тебя сюрприз?
Сушинский: Не хочу обсуждать.
P.S. Еще одна история, после которой вы точно включите выпуск
Сушинский: Школа у Ивана Глинки сумасшедшая тоже – она очень похожа на школу Белоусова, но с закрытой обороной, грубо говоря. В атаке – делайте, что хотите, но в обороне тоже надо играть.
И раз про Глинку вспомнили, тоже был хороший момент. Омск дома не проигрывал раньше вообще. И тут две игры подряд – вот эти спаренные – проиграли. Приезжаем в Новокузнецк. И вызывает лидеров – у нас совет был капитана, ассистентов… В общем, пять человек. Глинка сидит, два помощника, Глинка: «Что будем делать? Две игры проиграли, туда-сюда». Все: «Давайте понадежнее в обороне сыграем. Давайте это, это, в атаке, поможем вратарю».
Он говорит: «Не-не» – и, раз, бутылку водки на стол ставит, стакан ставит, наливает. Выпили. Говорит: «Все, давайте». На следующий день Новокузнецк 7:0 обыграли.
Николишин: Нашли формулу.
Сушинский: Ну это было, конечно, последний раз. Он больше такого не делал, но вот, знаешь, все поржали: «О, ну ладно. А что, так можно было?».
Фото: ХК «Авангард»; Alexander Kulebyakin/Global Look Press, Alexander Chernykh/Russian Look/Global Look Press; Gettyimages.ru/Elsa/ALLSPORT, Brian Bahr; vk.com/sputnik_nt; laliberte.ch/Corinne Aeberhard; youtube.com/Аэрокадр / Aerokadr Аэросъемка; РИА Новости/Виталий Безруких, Кирилл Кудрявцев; East News/MICHAL RUZICKA / MAFA FILES / AFP
Как хоккеист крут был безусловно, но вот эти рассказы про бедность, таксование, бизнес не очень правдиво выглядят.