«Одному из родителей полицию вызывали. Обещал всех убить». Разговор с менеджером «Динамо» – о проблемах нашего хоккея
Мощный выпуск «Полного контракта».
Новый собеседник подкаста Максима Гончарова и Алексея Потапова – бывший хоккеист, а сейчас гендиректор московского «Динамо» Алексей Сопин. Этот путь он прошел всего за 3 года, и его история весьма уникальна. А еще безумно актуальна для ведущих «Полного контракта», которые подходят к жизни после окончания карьеры и немного рефлексируют по этому поводу. Как и любой спортсмен в их ситуации.
За 1,5 часа бывшие партнеры (Сопин пересекался с Гончаровым в «Авангарде», а с Потаповым в «Торпедо» – причем в одном и том же сезоне) обсудили, кажется, все: проблемы детского хоккея (спойлер: родители), резкие перемены в жизни игроков, натурализацию легионеров и даже ситуацию, когда сын играет в профессиональном клубе – у отца-тренера.
Полностью выпуск можно посмотреть на ютуб-канале «Скользкий лед», а чуть ниже – все самое интересное из разговора, который начался с обсуждения лучшего момента лиги за последние лет 7, если не за всю ее историю.
Гончаров: Знаешь, какой самый первый вопрос, который меня мучил уже, наверное, лет шесть (почти 7, это в ноябре 2016-го произошло – Sports.ru)? Помнишь матч «Салават Юлаев» – «Динамо», когда ты играл за москвичей?
Сопин: Да, да, было дело.
Гончаров: Куда ты пас отдавал, когда у нас вратарь стоял и пил воду? Я не готовился, меня реально это мучило. Помнишь: игра идет, у нас вратарь стоит спиной к площадке и пьет воду, а ты едешь на него и отдаешь шайбу на дальнюю. Куда ты отдавал ее?
Сопин: Кто там на дальней был? Макс Карпов, наверное.
На самом деле такая история была: у меня была крайне долгая смена, а вы сами знаете, что такое «переиграть смену». Я был дальний нападающий, все мои партнеры сменились. Я отыграл, мне кажется, минуты две с половиной, если не больше. Нас возюкали. И в итоге как получается: я вижу, что нам забивают гол – по-моему, Макс Майоров. Вроде забивает, все – она падает, но судья показывает, что гола нет. Уфимцы поехали обниматься уже, ну а я взял шайбу, побежал. Но, видимо, закисление и сахар упал настолько… Ну я реально не видел [что вратарь отвернулся]. Причем там потом как-то уже я слышал, что со скамейки кричали и Егор Дугин ехал третьим: «Бросай». Но...
Потапов: Пацаны прикалывались или нет после игры? Не помнишь, какая реакция?
Сопин: Нет. Просто спросили так же нормально: «Ты что, не видел?». Ну реально, я думаю, вы меня понимаете как хоккеисты, что бывает такое. Комичная ситуация, смешная. Таких ситуаций в игре бывает 100, но она выглядит по-другому, то есть когда люди также не видят что-то от усталости, от того, что смену переиграли, еще что-то. Да, весело было в основном так.
Потапов: Знаешь у меня какая ситуация бывает? Вот просто ты отыграл смену, садишься на скамейку, к тебе приходит человек и говорит: «Слушай, Леха, помнишь, там вот такой момент? Надо было вот так сыграть!». Я в голове воспроизвожу и вообще не помню. Понимаю, что так наелся, что вылетело все из головы. И вот ты говоришь, «сахар падает» – там не то, что не видишь, там не слышишь, даже если орут.
Сопин: Реально, вот тот момент даже я вспоминаю: там у тебя расплывается все перед глазами, ты две минуты или больше на льду был, причем тебя волохали-волохали…
Гончаров: Ну, под конец там, да, сконцентрироваться тяжело, ты еще бежишь – всю площадку с этой шайбой же пробежал.
Сопин: Ну да .
Гончаров: А это так еще прикольно выглядело, я в этот момент на лавке был. Не моя смена. Я сижу смотрю: просто бежит Леха с шайбой, вратарь стоит воду пьет – мы ему орем: «Повернись». А в дальнем углу Хартикайнен празднует гол.
Потапов: То есть три отдельных сценария.
Гончаров: Просто у всех своя жизнь.
Окончание карьеры, поиск паспорта и себя в жизни
Потапов: Лех, скажи, сколько уже без хоккея как игрок?
Сопин: Последний матч 1 марта 2018 года. Пять лет уже.
Потапов: Как ты в себе похоронил хоккеиста? Тяжело было – не тяжело? Когда сыграл последний матч, уже были мысли или так сложились обстоятельства?
Сопин: Нет, я сыграл последний матч за «Динамо» – мы как раз тоже там феерично в плей-офф не попали тогда, «Спартаку» проиграли последний матч. И из газеты узнал, что я в списке хоккеистов, с кем «Динамо» не будет продлевать контракты. Ну, и особо вариантов не было. Я готовился честно до октября-ноября, наверное. А потом, уже к дедлайну, в середине декабря предложили на три просмотровых игры съездить в Череповец, но я не поехал, потому что понимал, что я не в форме. Куда ехать смешить народ? Я сказал, что нет.
Гончаров: Как ты вот окончательно принял, что, видимо, все – карьера закончилась?
Сопин: С высоко поднятой головой. Но я понимал, что шансов мало. Да, были предложения из Высшей лиги, но я не хотел уже спускаться. Причем были хорошие по их меркам предложения. То есть хорошие контракты, но не хотел опять... Я там много отыграл (у Сопина 184 матча в ВХЛ – Sports.ru), не хотел снова эти поездки.
И уже после Нового года – я не играл почти год уже – понял, что сейчас уже шансов мало – тем более на следующий сезон. Год пропустил – уже вариантов нет, поэтому надо искать что-то, какие-то движения, куда-то устраиваться.
Гончаров: А тебе это легко далось принять? Или тяжелый процесс?
Сопин: Нет, в принципе, какой-то новый этап. Не скажу, что горевал, расстраивался, или пытался осознать, что вот, я без хоккейной раздевалки.
Но этого, кстати, не хватает до сих пор: прийти туда, байки потравить. Да, сейчас у меня есть раздевалка, но другая. Все равно, когда ты играешь в команде, все равно атмосфера вот эта есть – не иногда и не хватает.
Потапов: Просто мне вот Макс звонит иногда, плачет. Говорит: «Я не знаю, что делать. Хочу туда вернуться, и не получается».
Гончаров: На самом деле сложный процесс вот этого принятия, как мне кажется. И не только в хоккее, а в принципе, когда профессиональный спортсмен завершает карьеру.
Потапов: Да мы просто ничего не умеем, по большому счету. Все было направлено на это. Я вот сейчас как ребенок: хожу, тыкаюсь в розетки, образно говоря. То есть надо что-то искать себе, надо что-то делать.
Гончаров: Ты, условно, жил 30 лет, – большая часть твоей жизни. Я вот по себе беру – с четырех лет. Оборачиваясь назад, ты видишь карьеру, победы, поражения всякие. Но главное: у тебя были цели в той жизни, ты понимал, куда ты идешь, куда движешься.
А сейчас осознание приходит, что ты больше не хоккеист. Вокруг смотришь – и не понимаешь, кто ты. Ты не понимаешь, какая цель у тебя в жизни, к чему стремишься. Непонятная темнота – и ты не понимаешь, как к этому подходить.
Просто почему я это говорю. Многие спортсмены, которые заканчивает со спортом и оказываются в такой ситуации, ломаются и не могут выбраться. Много у кого семьи распадаются после окончания карьеры, мы это встречаем – это есть. Кто-то спивается – есть примеры. Потому что не могут найти себя, не могут понять, зачем и как дальше быть.
Сопин: Еще, знаешь, я заметил по многим ребятам – наблюдал даже по знакомым игрокам, особенно тем, кто был хорошего, высокого уровня – например, заканчивают и сидят, ждут звонка: «Мне сейчас наберут, меня возьмут тренером, меня возьмут еще куда-то...».
Но вы сами знаете: через 2-3 дня, через неделю уже про тебя все забыли, и ты нужен был здесь и сейчас, сегодня вот в этой команде. Если ты перестал давать результат или пропал по каким-то другим причинам – травмам или просто выпал из обоймы – про тебя все благополучно забудут через несколько дней.
Потапов: Причем на всех фронтах, не только хоккеисты.
Сопин: Даже я спрашивал у хорошего хоккеиста. Говорю: «Ты позвони там, поговори. Ты с этим играл, этого знаешь» – «Не. Что я буду звонить?! Я буду ждать, пока мне наберут и пригласят». Я говорю: «Никто тебя не наберет и никуда не пригласит».
Гончаров: А потому что нет этого навыка выстраивания коммуникации. Ты в хоккей играешь – у тебя само все идет, и ты там ни с кем особо не контактируешь.
Сопин: Это тоже, кстати, один из вариантов. Алексей сказал про то, что игроки привыкают, особенно в России: у тебя расписание, тебя одевают, обувают, за тобой приезжают, тебя отвозят, привозят, ты живешь, ты привык к определенному графику, и как-то раз в один день это все прекращается. Тебя пытаются оградить от всего, чтобы ты думал только о хоккее, как у нас зачастую бывает: «Это сделает клуб», «Это сделает тренер», «Это тот», «Ты думай о хоккее, ты нам нужен как хоккеист». И потом...
Гончаров: Потом через два дня про тебя забывают.
Потапов: Я даже по себе знаю. У меня был девиз: «Возьми только паспорт, не забудь паспорт, выходя из дома». Все, больше тебе ничего не нужно.
Сопин: А бывало, что забывали.
Потапов: Пффф. Однозначно. Я еще играл за «Саров» в Высшей лиге, а там закрытый город, КПП. От Нижнего – 4 часа езды. И вот я приехал – и паспорта, нафиг, нет. Команда проходит, ты стоишь на КПП, ждешь, пока тебе паспорт привезут. А бывало, еще коньки забывал…
По большому счету в профессиональной команде даже майки игровые тренировочные увозят. Вот тебе надо прийти со льда, просто все, что на тебе есть, сложить – и все, ты больше баулы не трогаешь.
То, о чем говорю: ты привык к этим условиям. И вот сейчас я понимаю, что просыпаюсь, иду в зал, тренируюсь, прихожу домой и такой: «Все». Во-первых, тебе за это не заплатят, ты сделал это для себя на сей раз. А, во-вторых – все, день практически закончен, но надо что-то делать.
Гончаров: У тебя как по накатанной жизнь продолжается, а 70% этой жизни убрали при этом.
Потапов: Стокгольмский синдром.
Гончаров: Ну да. И обидная ситуация в том плане, что много спортсменов, которые жизни свои посвятили спорту…
Потапов: Что, безответная любовь?
Сопин: Жестокая жизнь, жестокая реальность. И спорт такой – очень жестокий.
Гончаров: Профессиональный ужас. Какая жестокая жизнь в том плане, что, казалось бы, вчера-позавчера собираешь стадион – кумир детей, молодежи. Болельщикам даришь какие-то эмоции положительные, а потом ты заканчиваешь – и все, тебя раз – и нет.
Потапов: Я вообще не питал иллюзий по этому поводу, я не хотел какой-то славы, узнаваемости, автографов. Я понимал прекрасно, что каким бы ты ни был, это забудется.
Сопин: Тебя забудут.
Потапов: Да. Вот условный пример: Павел Буре для меня – хоккеист номер один с детства. Павел Буре – «Русская ракета» для моего поколения. Помните, еще когда был «Макдональдс», вот эти стаканчики Нагано к Олимпиаде: Павел Буре, Яшин? Для меня вот это вот элита.
Сейчас другая совершенно элита для молодежи. Все забывается, и понятно, что они какие-то посты занимают и так далее. Но все, они уже только как посты известны. Вот, условно, для ребятишек 2010 года они неизвестны.
Сопин: У нас было, когда к нам, я помню, приходили ребята молодые в команду – Брюквин, Алексеев… И я у них спрашивал, но не про детских кумиров из НХЛ. Вот я ходил на «Динамо» смотрел, там тройка была: Харитонов – Кувалдин – Прокопьев. Мне нравилось, как они играют тройкой. Вот и спрашивал у молодых пришедших ребят, с которыми у нас разница 8 лет. Они уже их не знали, не помнили. Поэтому тут быстро все происходит.
Потапов: Я к тому, что если человек живет тем, что «я был суперузнаваемым, я на этом выйду куда-то, и что-то у меня будет» – нет. Мне интересную фразу сказал человек: «После завершения карьеры надо ходить и мыться в правильной бане с правильными компаниями».
Хоккей как ПТУ, проблема родителей и детские тренеры
Потапов: И что дальше? Я хотел спросить: вот закончилось. И у тебя какое следующее место работы было?
Сопин: Больше года ничего не делал в глобальном смысле. Занимались дочкой, потом с любителями играл. На второй год в августе я поехал в Сириус, меня пригласила Федерация хоккея России как наставника. Был плюс в чем: в основном все ребята могут приехать на 3-4 дня, кто-то на неделю. А я поговорил с женой, делать особо было нечего – мы поехали на весь август, там были месяц. Как раз ребята были там на сборах.
И, наверное, прошло где-то полтора года, как я закончил. Летом произошла смена руководителей в «Динамо», и где-то в октябре-ноябре я поехал к генеральному директору просто поговорить – может, есть какие-то места в клубе. Пообщались, он сказал, что есть мысли по изменению в детской школе: добавить свежую кровь, как-то омолодить штат, персонал. И предложил мне написать какие-то свои мысли по развитию академии «динамовской». Дал мне какое-то время, пару недель – я пообщался с людьми, с тренерами знакомыми детскими, искал какие-то проблемные точки, что можно улучшить. И написал план, стратегию небольшую – представил. Я так понимаю, она зашла, утвердили, предложили [поработать].
Потапов: Тебе прямо было интересно окунуться в детское движение? Это же совершенно другое!
Сопин: Тяжелее работать, да, но было интересно. Я зашел туда, кстати, совершенно спокойно, но было интересно: много общения с родителями, тренерами.
Ты представляешь: если сейчас ты работаешь – допустим, конкретно у меня команды КХЛ, МХЛ, а там у тебя 12 команд – и кажется всегда, что в школе сверху легче работать. Но на самом деле гораздо тяжелее, потому что каждая команда – это каждый тренер, у которого по 40 человек детей-хоккеистов; и бывают разные ситуации конфликтные, скандалы и там, и сям. И сейчас тем более в век интернета все выкладывается на ютуб, ролики разлетаются.
Конечно, было тяжелее, и родители, которые считают то, что...
Гончаров: Они все знают, все понимают.
Сопин: Да, они все знают. И их дети – самые лучшие, постоянно какие-то моменты, но нормально. Хороший был опыт, и до сих пор я академию «динамовскую» курирую.
Потапов: А были какие-то конфликтные ситуации именно с родителями, что прям приходили – и такой конфликт?
Сопин: Конечно, были. И писали на нас [заявления] – не на меня конкретно, а в целом на школу, на руководство – и в прокуратуру, и еще куда-то.
Гончаров: Серьезно? А почему?
Сопин: Например, «Моего ребенка убрали» или «Отчислили из школы и там коррупционные составляющая, там все блатные» – это нормальная ситуация. В Москомспорт, в прокуратуру.
Не хочется никого обижать, есть родители такие – не знаю, сумасшедшими можно назвать или нет? Есть адекватные, да. Были конфликтные ситуации, были у нас, наверное, самые конфликтные: одному родителю полицию вызывали. Когда еще школа была на Автозаводской, полицию вызывали.
Гончаров: Чтобы успокоить?
Сопин: Он говорит: «Я вас там сейчас всех убью в метро». И все. Поэтому вызвали полицию. Но не скрутили, подошли с ним, пообщались – он уехал домой, и все. У нас люди боялись выйти с работы.
Гончаров: У меня еще вопрос по детскому хоккею. Вот ты отработал там, понимаешь, как это все происходит. Вот на твой взгляд, какие сейчас самые большие проблемы в детском хоккее у нас? В чем затык?
Сопин: Большие проблемы от родителей. А все остальное как ком нарастает. Потому что родители хотят выигрывать в 5 лет, в 6. Они хотят медали, они хотят призы. Тренеры начинают тоже форсировать под эту подготовку.
Например, у нас был год, который не зачетный, не играет – они только будут проходить отборочную квалификацию. Это ребята 7-8 лет. И нам предлагает ЦСКА товарищеский матч сыграть. Я говорю тренеру: «ЦСКА хочет товарняк сыграть» – «Не, я не хочу» – «Почему?» – «Ну, они нас разнесут, и у меня полкоманды уйдет в ЦСКА». Ну, или не полкоманды, а «мои лидеры уйдут в ЦСКА, потому что родители уже такие: «Нам надо выигрывать». А там детям 6-7 лет!
Ну и плюс сейчас это уже большая индустрия по зарабатыванию денег, тут скрывать нечего: подкатки, лагеря – и этим занимаются многие тренеры. Но смотришь: есть ребята квалифицированные, есть которые уже построили себе бизнес-империи реальные – на детском хоккее. Вот смотришь: парень, который только закончил в прошлом году в МХЛ, уже проводит, подкатки, дополнительные тренировки. Соответственно, это всегда сопровождается такими моментами – что родители приходят и нам говорят: «Вот мы ходим на подкатки, а нам говорят, что тренер в клубе все неправильно дает, и вообще у нас мальчик золотой и там его научат, как надо делать». То есть там целая тоже большая такая индустрия по изыманию денег у населения.
У нас была история, я работал в школе. Мальчик на тренировке – тогда ему было тоже лет 7-8 – потерял сознание, и у него кровь из носа пошла. Мы в шоке. Эксцесс произошел. С родителями разговариваем: «Сколько он тренируется?» – «12 льдов в неделю». При том, что у нас было 3-4 льда.
Опять же, что касается детского хоккея – у нас, к сожалению, родители думают, что хоккей – это вот как ПТУ: ты привел ребенка – может, он будет резчиком по дереву хорошим, может быть плохим, но он выпустится и будет им по-любому. Но в хоккее это так не работает. И все думают, что хоккей – это специализация, то есть это только лед. Пытались объяснить, что хоккей – это спорт поздней специализации, когда хоккеист выходит на пик своего уровня после полового созревания. То есть почему во взрослых командах в 18 играют единицы, а в основном после 20 начинают уже играть? Это не фигурное катание, это не гимнастика художественная, где в 20 уже заканчивают или в 18. А родители перегружают льдом, только лед, лед, лед, лед, лед, лед. За счет наката дети на определенном уровне показывают хороший результат.
Мы говорим совсем малышам в конце сезона, чтобы они отдыхали: пусть они едут к бабушке в деревню, не обязательно тренируются, пусть лазают по деревьям, плавают. Пусть они отдыхают от хоккея, играют в футбол, баскетбол, любые игры. А потом узнаешь, что через неделю они уже поехали куда-то за границу на тренировки, и я в шоке был, когда пятилетних детей возили в Чехию на сборы.
И наоборот был обратный момент – подходили нормальные родители и говорили: «Вот мы сделали все, как вы сказали, но мы пришли в августе и теперь самые худшие в команде. А были мы средние или лучшие».
То есть вот за счет этого наката, я считаю, тоже идут большие проблемы – мы тоже анализировали это. Возникает, например, гипотрофия мышц, потому что сейчас в основном только ледовая подготовка. То есть никаких игровых видов: ни баскетбола, ни футбола. А ведь игровое мышление тоже нам не просто так давали в детстве. И в основном считается, что вот: «лед, лед, лед, баллоны объезжают – и будет хорошим хоккеистом».
Гончаров: А потом в 15 лет выгорают вообще полностью – и вообще ничего нет. Это ужас, на самом деле.
Сопин: Я когда пришел в школу, мы там смотрим хоккейный матч – дети играют, лет 12 может быть, уже сейчас не помню. И мне один тренер говорит: «Посмотри, заметишь, как по пустому льду мальчик едет». Я смотрю – и реально: игра идет, пустой лед, и мальчик едет змейкой, потому что они баллоны обыгрывают. Ты бежишь по прямой обычно на ворота, а они уже просто зигзагом едут.
Это так было смешно с одной стороны, но вот это такой комплекс проблем, что мы хотим воспитывать чемпионов. Если честно, последние два года не так слежу за регламентами. Там Андрей Васильевич Николишин пришел, он пытается какие-то нововведения вести. Опять же, мое мнение: сокращать заявку у детей тоже надо. Я, если честно, не мог понять вот эти два состава. Дети играют в два состава.
Гончаров: Одного возраста два состава.
Сопин: Да-да-да. И самое интересное, что ЦСКА, «Динамо», «Спартак», может быть даже «Крылья» перенасыщены хоккеистами. Потому что все хотят играть в большой команде в какой-то или в большой школе. У нас было там по 40-45 человек. А для чего в принципе делали школу хоккея Москвы, когда в каждом районе своя хоккейная школа? Их 17, по-моему, у нас в Москве. Чтобы ты не ехал за тридевять земель куда-то в ЦСКА или в «Динамо», а занимался у себя во дворе ну или в какой-то шаговой доступности. А в этих школах как раз недобор. Мы на совещании в Федерации хоккея были, нам говорят: «ну у вас 45, а у меня 17 человек в команде».
Мое мнение, что надо лучше не сидеть где-то в пятом-шестом звене, в седьмом в большом клубе, а лучше быть в маленькой какой-то школе. Даже пример Гусева, Кучерова, Ожиганова, когда они выходили из «Белых медведей». В основном все ребята, которые хорошо играют в школах муниципальных, в предвыпускной год переходят в ЦСКА, «Динамо», потому что у них просто нет молодежки – ты куда-то уперся, дальше идти некуда [по возрасту].
C детьми тоже есть определенные моменты. Их очень много, их нельзя оставить одних в раздевалке. Надо дождаться, чтобы все покинули стадион. Потому что когда они зашли в раздевалку – это значит, что вся ответственность за ребенка лежит на школе. И то есть если тренер убежал быстрее, а они там друг с другом подрались и разбили голову или там кому-то стало, не дай бог, плохо, и он один в раздевалке – то это проблема, ответственность школы.
Потапов: Я не понимаю, как это отследить: что детский сад, что хоккейные команды – как это можно? Ты один, там ну двое, даже трое – но их 20: один там в углу подрался, здесь упал, ногу подвернул и ответственность...
Гончаров: Ты чего не помнишь? У нас в разделке в ЦСКА вообще месиво было просто.
Потапов: Я не знаю, как я жив остался. До сих пор живой, слава богу, вообще.
Сопин: Ну это, кстати, и от тренера зависит. Реально, я преклоняюсь перед детскими тренерами: сколько терпения надо, сколько труда они вкладывают в развитие все.
Это, наверное, как и хоккеист, как и человек просто в жизни: есть раздолбаи, а есть жесткие, например, тренеры. У кого-то дисциплина просто [сумасшедшая]. Были и работают сейчас тренеры, у которых дети вот так парами выходили, приходили, как в армии – и все, тишина, спокойствие. Есть такие, у которых игроки раз в неделю ломали то лейку в душе, то унитаз, то дверь выносили, то мусор на кого-то высыпали.
Поражения, сон после игры, агенты и хоккеисты
Гончаров: Вот переходим к взрослой теме, да? Я хотел спросить: вот ты вроде как недавно сам играл, а сейчас попал туда, где ты по сути уже руководишь хоккеистами. А они чуть ли не ровесники. Вроде сам недавно был в форме, а сейчас таким же ребятам говоришь, как, что…
Потапов: Говоришь ли?
Сопин: Говоришь. Приходится. Приходится, наверное…
Здесь разные моменты. Если честно так, чтобы прийти в раздевалку и разносить что-то – такого у меня еще не было. У нас было сейчас вот недавно после поездки собрание небольшое, но оно было больше на позитиве. А так в личной беседе, понятное дело, могу высказать и претензии, и какие-то пожелания игровые.
Потапов: А ты как: один-на-один или вот прям в целом в раздевалку зайти?
Сопин: Нет, один-на-один. Если честно, я отдал раздевалку по большей части тренерам. И был один раз в этом сезоне, один раз, когда я уже хотел зайти после.
Потапов: Ну такое случается, просто надо отнестись к этому как к поражению.
Сопин: Я сам говорил, что это спорт, это хоккей. Тут и мне говорят: «Хватит нести лабуду. Потому что ну реально бывает такое: сюда залетает, сюда не залетает».
Гончаров: В чем проблема у нас: все смотрят как-то недальновидно, Если матч проиграл, то все – весь мир кончился, все, капец. Всех надо уволить, этого поменять.
Сопин: Надо всегда – вот как иностранцы относились. Или как Сергей Викторович Федоров говорит: «Мы радуемся и переживаем до 12 ночи, а дальше – все, мы готовимся»,
Потапов: Я когда играл, немножко недолюбливал иностранцев, потому что вот 1:7 – и вот он вышел, звонит жене и улыбается. Я говорю: «Ах ты, падла, ах ты, предатель, завтра же собрание!». Но сейчас я понимаю, что они относились к этому не пофигистически, а правильно.
Другое дело, когда 6-7 поражений, а он улыбается, тогда такой: «Блин, здесь уже что-то не так, надо уже покопаться». А когда игра, две игры, да даже 3 – и если потом выправляется ситуация, и все нормально, А если это [только один проигранный] матч – и посыпать голову пеплом и вплоть до увольнения…
Сопин: Сейчас еще игры через день. Но у нас реально такая черта у русских хоккеистов и людей: вот это самокопание, самоковыряние. Я сам всегда переживал очень сильно какие-то моменты, неудачные матчи. Ночью не спишь, еще что-то.
Потапов: А сейчас, Леха?
Сопин: Сейчас также. После игры не могу уснуть все равно.
Гончаров: А есть такое, что ты, например, смотришь на пацанов – и видишь, что они какие-то свои такие ошибки делают, которые ты сам делал. Ты не подходишь подсказать?
Сопин: Я больше общался с молодыми ребятами. Был и в прошлом сезоне, и в этом стараешься что-то сказать, как вижу эту ситуацию.
Но после двух лет на этой должности – даже больше – я понял, что, наверное, в любом аспекте жизни никто не учится на чужих ошибках. Все учатся только на своих. Сначала надо себе голову расшибить, потом ты начинаешь что-то думать. А когда тебе кто-то там что-то говорит – это не воспринимается: «Я все равно самый умный, я знаю как надо».
Наверное, что-то можно сказать подсказать Гусеву или Миронову, но это ребята, которые поиграли столько, что плюс-минус они все знают.
Тут бывают психологические моменты, бывает то, что усталость накапливается. Вот даже смотришь чемпионат, анализируешь – считается ровным, когда идет команда так: выиграли-проиграли, две выиграли-проиграли, три выиграли – две проиграли. Если посмотреть по очкам, то у многих в итоге: выиграл 10 – 5 проиграл, 6 выиграл – 3 сгорел. То есть все равно все попадают в яму.
Потапов: Алексей Николаевич, скажи, пожалуйста: ты вот приходишь в тренерскую. Ты еще с Кудашовым играл вместе? Выигрывали, нет?
Сопин: Я пересекался как игрок со всеми тренерами. Со Скопинцевым мы играли вместе, а Савченков, Кудашов – с ними на предсезонке я был. Но, думаю, они меня по тем временам не помнили.
Потапов: И получается, что ты их непосредственный начальник.
Сопин: Да.
Потапов: Самый молодой. А там [в штабе] Слава Козлов, который заслуженный-перезаслуженный.
Сопин: Все профессионалы. Выслушивают мою позицию, мою точку зрения и по игре, и по тренировочному процессу, какие-то детали. Спрашивает Кудашов, например, у меня мнение, например, что ты думаешь со стороны, как и что надо поменять, что надо сделать. Все профессионально, никто не будет говорить: «Я 1300 матчей в НХЛ сыграл, а ты не играл в НХЛ, поэтому я прав». Нет, все профессионалы, все выслушивают.
Потапов: И ты же, по сути, из детского спорта перешел как раз, стал генеральным менеджером, правильно?
Сопин: Да.
Потапов: То есть ты не был замом, никакого переходного периода вот этого не было? То есть ты сразу в пекло пошел?
Сопин: Ну да, но все равно, даже когда меня взяли в школу, мне сказали быть на всех матчах КХЛ: «Ходи, смотри, тоже важно твое мнение со стороны». Понятное дело, что я не заходил в раздевалку. Но у меня даже, кажется, по каким-то игрокам спрашивали мнение – из серии тех, с кем я еще в играл, такого больше плана: «Как в команде?», «Как в раздевалке?», «Что ты думаешь?» Был первый, наверное, месячишко тяжеловато.
Гончаров: Слушай, а были какие-то такие вот моменты: ты вот отыграл карьеру и чего-то не видел, а когда стал генеральным менеджером, спортивным директором – узнал что-то такое новое, о чем даже не подозревал, будучи игроком? Что какие-то есть такие нюансы.
Сопин: Ну тут больше административная часть, какие-то бумаги, документы. Понятное дело, что уже сейчас я сталкиваюсь с тем, что все агенты приукрашивают немножко, у всех «суперхорошие хоккеисты, но там не поняли, тут недооценили». А потом: «А что произошло-то? Ну не пошло опять». Ну, какие-то такие вещи.
А так, на самом деле, тут недавно разговаривал на днях [про хоккеистов]. Это как маленькие дети: когда маленький ребенок или обманывать начинает, или приукрашивает, что-то придумывает, взрослые же сразу понимают, что он несет чепуху. А когда сам был маленьким, ты же думал: «Я сейчас родителей обману. Я сейчас там скажу все – и все поверят». Здесь то же самое.
То есть на самом деле кажется на льду, что ты самый умный: «Я здесь вот обману или здесь». Если такие моменты есть. Но со скамейки или с трибуны не как болельщик, а как руководитель ты видишь эти все моменты: кто, где, чего, что и как. И когда где-то начинают юлить, придумывать – это сразу все заметно. Знаешь, иногда игроку кажется, что тренер-болван или там кто-то еще. Но иногда ему надо в себе покопаться.
Спонсоры, МФЦ и Менелл, противоречия
Потапов: Лех, и вернемся к твоей профессии. Ты же получается промежуточное звено между большими спонсорами, влиятельными людьми и командой. Вот тебе оттуда прилетает же однозначно?
Сопин: Постоянно.
Потапов: И ты до команды ничего из этого не доводишь? Или…
Сопин: Что-то я фильтрую – какие-то моменты, я понимаю, не надо выносить. Особенно, опять же, про личности: когда «этот плохой», «этот сякой». Ну, опять же, есть какие-то моменты субъективные, которые руководитель видит со своей точки зрения: «Я плачу много денег, а он как бы не играет». Но с профессиональной точки зрения ты видишь, что есть какие-то нюансы – например, почему игра не идет или человек не может забить. Или какие-то ошибки в обороне. Поэтому что-то я стараюсь фильтровать, ну а что-то, конечно, приходится доносить.
Гончаров: То есть, получается, там наверху тоже люди не осознают, что это большой длинный процесс? Получается, все смотрят на это – как вот я говорил – одним днем: проиграл – «Всех уволить, всех выгнать, я там плачу большие деньги».
Потапов: «Выиграли? Завтра зарплата!».
Сопин: Нет, как я и сказал, когда мы за кулисами еще были: когда выигрываешь – все хорошо, когда проигрываешь – соответственно, ищут виноватых. Я не знаю, как в других клубах, но, думаю, во всех больших клубах, наверное, «выигрывать надо всегда». Какие-то поражения могут восприниматься спокойнее, какие-то болезненно.
Потапов: Лех, скажи, пожалуйста... Я тебя спрошу как и у Лехи, как и у Алексея Николаевича про Менелла. Понял, что за вопрос или нет?
Сопин: Про гражданство?
Потапов: Про гражданство. Как вообще пришла в голову эта мысль? Или вы у кого-то это посмотрели? И как ты считаешь, насколько это честно?
Сопин: Как родилась идея. На самом деле первый, кто задал вопрос про это – Джордан Уил…
Потапов: Бриллиант, я хочу сказать. Я и играл с ним вместе, и со стороны – это прям… Сейчас навскидку трудно вспомнить про центров лиги, но он вообще крутой. Начиная с раздевалки, с прихода – если ребята сидят, пьют кофе, то он уже разминается.
Но я тебе расскажу странность. Я не играл один матч, остается 10 минут до выхода на разминку... Он садится около раздевалки. Сидит, закрывает глаза и прям представляет ситуацию. Проходит минуты 3-4, у него течет пот – он встает и за 4 минуты до выхода на лед переодевается. То есть представляешь: он визуализирует это сидит.
Гончаров: Слушай, это круто.
Потапов: А я-то не знал – и такой: «Может ему доктор не те таблетки какие-то дал? Что происходит?». А поиграв с ним, я просто понял, какой он профессионал – просто «от и до».
Сопин: У него есть несколько ритуалов вообще, он выходит последний, по-моему, всегда из раздевалки.
Потапов: Я так понял, что чем человек талантливей – тем больше приколов у него в голове.
Сопин: Проворов же приходил в «Скользкий лед» и рассказывал, что у Уила есть какая-то система: он закрытыми глазами чеканит шайбу и при этом 10 этажей мысленно проезжает – и на каждом выходит.
То, что я замечал, то, что видел не в раздевалке – у него какая-то своя система. Он тянется в коридоре, например, утром перед раскаткой и перед игрой, у него что-то спрашивают – он не отвечает. То есть у него есть свой микромир, в котором он готовится.
Так вот, первый разговор [про натурализацию] был с ним. Причем он сам спросил: «А если я получу русский паспорт?». Но есть, опять же, нюансы – он бы все равно считаться легионером. То есть наличие российского паспорта у Яшкина или белорусского у Гальченюка не дает им спортивное гражданство стран, потому что они заиграны за другие сборные. И так как Уил играл на Олимпиаде за Канаду, ему пришлось бы держать четырехлетний карантин. Ну, у него, соответственно, возраст (ему 31 – Sports.ru) плюс четыре года – это очень далеко. Поэтому мы сказали, что смысла этим заниматься нет.
А когда мы начали разговаривать уже с Менеллом по контракту – и он вообще сказал: «Я готов на 5 лет, на 10, мне здесь нравится все в Москве, в «Динамо», я готов на долгосрочный контракт». Но у нас – это вы сами знаете – долгосрочный контракт особо ничего не значит, и вообще у нас тяжело долгосрочно планировать и на 5, на 10 лет подписывать хоккеистов. Поэтому мы остановились на каком-то оптимальном варианте – 3 года. В принципе, он парень молодой еще. И когда уже договорились, и, может быть, я там больше в шутку, говорю: «А ты не хочешь подумать про российский паспорт? Не будешь легионером считаться». Потому что он никогда не играл ни за какие сборные: ни юниорские, никакие. Он говорит: «Я согласен». Просто сразу даже, не надо подумать, посоветоваться, еще что-то. Он говорит: «Да, я за».
Гончаров: Вы ему про МФЦ рассказали, что там всякие эти очереди стоять?
Потапов: Слушай, ну в МФЦ сейчас классно, удобно. Госуслуги.
Сопин: Это не наш паспортный стол, когда мы туда в детстве ходили. Сейчас-то вообще шоколад. Когда мы ездили дактилоскопию делать в отделении районной полиции, там подвалы полицейские…
Гончаров: С участковым познакомился?
Сопин: Да. На учет встал уже. И он согласился, и мы начали уже прорабатывать юридическую сторону вопроса, как это можно сделать. А с учетом того, что мы задумались об этом в апреле – как нам это можно сделать быстрее. И, соответственно, запустили все процессы. И я к этому не отношусь отрицательно, потому что мы законы не нарушили никакие.
Потапов: Да, да. Но ключевое в чем дело: было все направлено, чтобы легионеров как можно меньше было.
Гончаров: Вроде их сокращают, а начинаются вот эти движения в сторону получения паспортов. Грубо говоря, обходить начинают. Вот вроде приняли правило – и тут же его все начинают обходить. Смысл было вообще это делать?
Сопин: Нет, ну, во-первых, я скажу то, что и решение по легионерам застало всех врасплох. Это было в Челябинске: Матч звезд, идет совещание руководителей клубов – и там реально огорошили.
А как быть клубам, у которых там подписаны, например, легионеры. Что делать с ними? Расторгать? Тогда кто понесет эти убытки? Почему, например, владелец клуба должен нести убытки за то, что по ходу чемпионата поменяли правила?
Поэтому, наверное, в этом-то была проблема. Я считаю, что даже если должны быть какие-то изменения, они должны касаться следующего сезона. Допустим, нам в декабре говорят, что будут изменения, но не на следующий сезон, а хотя бы через сезон, чтобы можно было как-то к этому подготовиться.
То, что начали все обходить, но опять же, есть моменты. Как говорится, законы созданы, чтобы их нарушать или обходить….
Гончаров: Это же не правильно. Так не должно быть. Если у нас хорошая организация, которая понимает, куда она идет, и хочет повышать уровень хоккея в стране, то мне кажется, не должно быть так. Когда ты сидишь и думаешь: «Ну да, правила есть, но их можно и как-то обойти, как-то...».
Потапов: Да не, прикольно. На самом деле нормально. Ну вот, будучи руководителем, если б была такая опция, ты бы не воспользовался? Мы сейчас с тобой говорим как обыватели, как диванные эксперты. И будучи руководителем, если есть такая опция, я бы воспользовался.
А если бы у меня сын играл, условно, в «Динамо». Вот играет он защитник, который на подходе в первую команду. И русифицируют Менелла. То есть здесь две правды сталкиваются.
Мы уже разговаривали по этому поводу, а ты, Лех, как ты считаешь – речь про искусственные ограничения: что должен быть молодой, что должно быть три иностранца... Ты вообще за ограничение иностранцев?
Гончаров: Да вообще искусственные все ограничения нужны или нет?
Сопин: Наверное, нет. Но, опять же, здесь надо такой комплекс моментов. Если коммерческая лига, как НХЛ, то, наверное, не нужны.
Тут у нас получается конфликт интересов, правильно?
То есть мы с одной стороны – Федерации хоккея России – за развитие национальной сборной, молодых хоккеистов.
С другой стороны есть КХЛ, которая стремится быть коммерческой, самоокупаемой лигой с такими же клубами и так далее.
Потапов: Ну деньги же государственные.
Сопин: Ну да, но мы же стремимся… Есть стратегии у КХЛ, которые и нам озвучивают, рассылают по клубам, что мы должны стремиться быть самоокупаемыми хотя бы там на какую-то часть процента.
То есть здесь получается конфликт интересов определенный есть. С одной стороны – мы хотим быть успешными, с другой – должны воспитывать молодежь. Но где-то надо искать какой-то симбиоз посередине.
А здесь, даже что касается русификации: у нас же есть команды, где нет легионеров, правильно? Сейчас вдобавок еще проблема привезти качественного хоккеиста, потому что по каким-то причинам они могут, по семейным, по каким-то личным – нет. Ну, то есть европейцы-то вообще все – считай, не едут в Россию.
Гончаров: Я продолжу. Про ограничение легионеров говорили, но это странно, когда в других командах иностранных безграничное количество легионеров. В чем прикол?
Сопин: Ну да, то есть здесь получается-то… И вот, опять, же про русификацию подумать: она вызвала резонанс и какие-то, на мой взгляд, глупые обсуждения. Мол, это неправильно, это не то, это наша школа, мы самобытные и так далее.
Ну а что делать с теми же натурализованными белорусами и казахами, которые играют в КХЛ? И не в белорусском клубе, как бы там Принц в Спартаке играет. Или Дитц [у ЦСКА], или у «Автомобилиста» в том году было 7 легионеров по факту, а сейчас там пять, потому что там «казахи» – Блэкер, Волк. Ну, тогда надо запрещать образно.
И правильно Макс сказал, что в Минске может быть там хоть вся команда у тебя будет легионеры, там «Куньлунь», «Барыс», тогда как российские клубы с ограничениями. Опять же, это для лиги получается какой-то минус
«Сникерс», идеальный чай и запах курицы
Под конец выпуска участники снова пришли к теме детского хоккея. Только на этот раз через призму собственной карьеры. Эти диалоги несколько выбиваются из общего разговора, но они слишком прекрасны, чтобы оставить пост без них.
Сопин: Помню, когда я маленький занимался, 6-7 лет, одному мальчику дали прозвище Сникерс, потому что он круг проезжал – а там дети катались просто по кругу еще тогда. Он круг проезжал и плакал, ему бабушка раз – через маску «Сникерс». Он укусит кусочек – еще круг проехал.
Потапов: А у меня был случай: просто идет тренировка, так же по кругу покатались, парень садился на скамейку – и ему бабушка пирожки давала. И чайком запивал сидел.
Гончаров: Блин. Это кайф.
Потапов: Это любовь.
Сопин: Вот так бы представляешь, в КХЛ на смену приехал – раз, тебе бабушка с пирожками на лавку.
Гончаров: Надо вообще буфет между лавками сделать, мне кажется. Ну такой, фуршет.
Потапов: Знаешь, канапешки стоят.
Гончаров: Вышел с лавки, поели, пообщались.
Сопин: Я вчера только вспомнил какое-то хорошее, доброе чувство, когда в детской школе ездили играть. И когда, помнишь, этот чай приносили?
Гончаров: Это кайф.
Потапов: Он же был идеален! Вы понимаете?
Гончаров: В стеклянных граненных.
Потапов: Огромный чайник. И он был сладкий настолько, насколько было нужно. И температура была как нужно. Он и горячий, и можно пить. Я не знаю, это люди просто... Это рецепт должен передаваться.
Сопин: Алюминиевый чайник и вот эти граненые стаканы. Это вообще же просто самый вкусный чай.
Потапов: А на свежем воздухе вы играли, нет?
Сопин: Да, конечно.
Потапов: Там же все по-другому, там вот этот хруст снега. Я один раз играл на «Золотую шайбу» и пошел снег.
Гончаров: Это кайф.
Потапов: И мы искали шайбу 15 минут. Время идет, а мы ищем шайбу. И один парень просто понял, что он наступил на нее – ехал-ехал к чужим воротам, забил. И мы выиграли 1-0. Находчивый.
Гончаров: А мы вот так на улице играли тоже «Золотая шайба» – турнир, по-моему, в Подольске или в Чехове. Там на стадионе играешь, идет матч, и если ветер с определенного направления дует – там рядом завод, где курицы и вот эта вся фигня. Там так воняло, у тебя глаза слезились. Ты просто играешь, а тебе плохо, там воняет перьями, пометом.
Потапов: Мы играли сегодня с подветренной стороны.
Сопин: Поэтому проиграли.
Гончаров: Тебе просто нашатырем постоянно перед носом двигают.
Сопин: Это бодрит.
Гончаров: Это нормально, да.
Сопин: А мы, наверное, в Кирово-Чепецке играли
Потапов: Под открытым небом?
Сопин: Еще во второй команде это было.
Потапов: Было. Я по году играл, там вот эти лампочки висели просто без защиты. Мы одну лампочку выбили – и с одной стороны стало темнее.
Сопин: Зато, видишь, в каких условиях вылезли, а сейчас «лед не тот».
Гончаров: «Лед не тот», «Ноги самолетные». Вот эта вся история.
Потапов: Ну да, это была наша последняя передача. Временно безработные.
Все выпуски «Полного контракта» на ютубе
«99% тренеров – обманщики». Сергачев ворвался в подкаст с историями про «Тампу» и Кучерова
Фото: РИА Новости/Владимир Федоренко, Григорий Сысоев; Maksim Konstantinov, Alexander Kulebyakin/; Спортивная школа по хоккею «Динамо» им. А.И.Чернышева
