Российской и американской спортивной науке есть чему поучиться друг у друга - свежий взгляд из-за океана
Очевидно, что ведущую роль в мире будут играть государства, которые максимально эффективно использовать интеллектуальный потенциал своих граждан и при этом бережно относиться к лучшим представителем той или иной области знаний.
Одним из таких людей, несомненно,является Артемий Лазарев, который окончил Сеченовский университет, и не сумев попасть в бесплатную ординатуру по спортивной медицине, окончательно решил связать свою профессиональную карьеру с другой страной и уехал в нее работать. Лично для меня Артемий Лазарев является человеком с фантастическим потенциалом, который сможет стать одним из лидеров мировой спортивной науки и при этом остается и всегда будет оставаться русским доктором, открытым для сотрудничества для всего мира. Уверен, что интервью с «нашим человеком в Чикаго» будет интересно не только молодым спортивным врачам, но и всем посетителям сайта.
Артемий, чем ты сейчас занимаешься в США? Где работаешь? В каком статусе?
Заканчиваю резидентуру по терапии-три года пролетело незаметно. Скоро уже начну работать так называемым «аттендингом»,то есть врачом с полной, не ограниченной лицензией. Кроме того, я стал научным сотрудником клиники Мэйо, одной из ведущей в США.
Остается время на науку? Какие научные направления разрабатываешь?
Наукой, так или иначе, занимаются практически все врачи-резиденты в США, и я не исключение. Основной мой интерес сфокусирован в области спортивной медицины и является продолжением того, чем я занимался с вами и в России- это, в основном, травмы опорно-двигательного аппарата. Вообще, хочу сказать, американцам наши работы чрезвычайно интересны, ведь доступ к элитным спортсменам им получить трудно. Поэтому «отечественные» работы, которые мы проводим с участием спортсменов высокого класса, часто находят у них отклик. Так, на одной из конференций ко мне подошёл один ее участников и сказал, показывая на список авторов на постере, где было написано «Bezuglov», «Lazarev»: «Ага, это те ребята, что лечат стрессовые переломы стопы плазмой?». Я прямо обрадовался: то есть люди читают наши статьи. Кроме того, уже в США я углубился в спортивную эндокринологию – тестостерон, анаболизм и мужское здоровье в целом.
А насколько престижной считается научно-исследовательская деятельность в чистом виде? Ты же можешь заниматься только наукой?
Если говорить про врачей, то существует определённое деление на практическую и академическую медицину. И если можно быть стопроцентным практиком, то заниматься только наукой не получится, скорее всего будут какие-то клинические обязанности. В то же время существуют неврачебные степени – PhD, аспирантура по-нашему. Это учёные в чистом виде, в области кинезиологии, спортивных наук, нутрициологии. Кроме того, например, часто физиотерапевты занимаются наукой. При этом любая научная деятельность добавляет «веса» врачу и в его основном виде деятельности: пациенты и коллеги видят, что ты публикуешься, у тебя есть научный фокус-значит, ты анализируешь информацию и рефлексируешь над той или иной проблемой, приобретаешь «экспертность».
Ты работаешь и живешь в Чикаго, а какие еще были варианты? Я помню, что речь шла о нескольких возможных вариантах?
Ещё были приглашения из Нью-Йорка, Скрэнтона и Омахи. Я выбрал, на мой взгляд, самый оптимальный вариант.Все же Нью-Йорк место очень дорогое и специфическое, а Скрэнтон и Омаха города достаточно маленькие.Про них никто ничего не слышал, кроме того, что в Скрэнтоне родился Джо Байден и там снимали сериал «Офис», а в Омахе живёт Уоррен Баффетт.
А Чикаго – это Чикаго.Огромный мегаполис с десятком крупных больниц, с несколькими профессиональными командами мирового уровня.Например, в нем находится главный офис сборной США по соккеру, здесь базируются и «Bulls», и «Bears», и «White sox», и «Blackhawks», и «Fire». В этом городе открываются замечательные возможности для реализации самых амбициозных целей. Причём, это очень интернациональный город, своеобразный космопорт, где хорошо относятся к иностранцам: здесь много латиноамериканцев, арабов, индусов, итальянцев и, конечно, русских.
Вообще, как выглядит с точки зрения загруженности твоя неделя? Можно прямо по часам расписать?
Всё очень зависит от конкретного месяца. Резидентура длится тридцать шесть месяцев, из которых только три приходятся на отпуск. Остальное время поделено между реанимацией (шесть месяцев), floors («этажами», то есть госпитальной терапией – двенадцать месяцев), ночными сменами (три месяца). Остальное время распределяется между работой в приёмном отделении и элективами.
Реанимация и ночные смены – это самые тяжелые ротации. Двенадцатичасовые смены, причём половину реанимации тоже приходиться работать ночью. Начиная со второго года всех тяжелых пациентов резиденты ведут практически самостоятельно. То есть уровень стресса очень серьезный. Кроме того, когда у кого-то в госпитале что-то происходит, например, code blue (остановка сердца у пациента) или rapid response (например, судороги, инсульт или аритмии) – именно резиденты должны принимать соответствующие меры.
Во время большинства ротаций смены начинаются с шести часов утра, ночные – в шесть вечера соответственно. Реанимация или ночные смены, а также дневные дежурства (каждые пять дней) во время «этажей» - смены по двенадцать часов. Обычный день на «этаже» длится часов десять. Выходные один раз в неделю обычно, кроме недель элективов. Они хоть и начинаются рано утром и длятся по 8-9 часов, но в недели элективов бывает два выходных(суббота и воскресенье)- для резидентов это своеобразный мини-отпуск.
Вообще в среднем, я думаю, часов семьдесят в неделю мы работаем, что ещё мало по сравнению с хирургами. Кстати, резиденты так называются потому, что они раньше буквально жили в госпитале, который они называли домом - house. То есть внутри больницы есть комнаты, где можно поспать, принять душ, потом поесть в кафетерии и на работу. Даже выходить никуда не надо.
Ты в Чикаго уже третий год. Расскажи как можно попасть выпускнику российского медицинского университета в крупную американской клинику и, самое главное, остаться работать в США на долгосрочной основе?
Всё очень «просто»: надо подтвердить диплом врача, а для этого сдать соответствующие экзамены – USMLE. Сейчас их три, примерно по триста вопросов в каждом. Первый из них считается одним из самых сложных экзаменов в мире, я к нему готовился два года. После экзаменов необходимо поступить в резидентуру во время специального процесса, который называется Match. Нужно пройти интервью с представителями больницы и «понравиться» им. Они смотрят на баллы за экзамены, наличие статей и опыта работы. Затем специальный алгоритм распределяет претендентов на имеющиеся места. Вот такой своеобразный драфт НХЛ. Вообще резидентура – это то самое «бутылочное горлышко» американской медицины, после поступления в нее всё гораздо проще.
А что стало основной причиной переезда? Ведь в России тоже все получалось: ты участвовал в проведении исследований, активно коллаборировал с самыми известными зарубежными учеными и, казалось, мог строить очень успешную карьеру.
Я решил ехать в Америку очень давно, чтобы вы понимали, тогда президентом был Обама, а в Москве посольство США свободно выдавало визы. Для меня это изначально был вызов – попробовать себя в абсолютно новой «чужой» среде, доказать, что я могу это сделать. Сейчас, оглядываясь назад, я удивляюсь, как у меня получилось. Ведь у меня здесь не было вообще никого-ни родственника, ни друга. Да и сам я в США до резидентуры не был.
Ну а вообще, ещё в Российской империи были распространены командировки за границу, когда медики проводили несколько лет в Германии или Франции, где они учились и обменивались опытом со своими коллегами. И я уверен, что это может быть одним из верных решений, если хочешь стать хорошим врачом.
Кто-то из твоих сокурсников повторил твой путь? Или хотя бы пытался?
Несколько человек пыталось, но дальше первого экзамена дело не пошло. Ведь это действительно непросто, да и дорого для простого российского студента. Плюс долго: от идеи до реализации у меня ушло семь лет. Но вообще, по-моему, идея поехать работать врачом в США сейчас набирает обороты. Когда я начинал, информация была только на форумах, на которых активно общались буквально несколько человек. Сейчас же достаточно зайти в Yuotube или Telegram и найти детальное описание каждого шага.
Если говорить о структуре постдипломного образования в США - в чем основные отличия по сравнению с нашей страной? И можно ли говорить, что какая-то из систем безоговорочно лучше?
Я думаю, что основное отличие даже не в структуре, а в его сути. В Америке врачи-резиденты – это кровь и плоть госпиталя, основная рабочая сила. Когда ты приходишь «зелёным» интерном, то за тебя принимаются по принципу «не можешь – научим, не хочешь – заставим». «Откосить» от работы шансов нет вообще. Резиденты пашут, но зато у них к концу обучения уже имеется очень серьезный опыт, причём независимо от места прохождения резидентуры.
Ну и длительность обучения отличается. Например, пойти в спортивную медицину после университета по российской схеме не получится. Спортивная медицина в США – это так называемый fellowship, пройти который можно только после окончания резидентуры. Длительность самого fellowship составляет один год. То есть сначала нужно получить первичную специальность (это три года), например терапию или врач приёмного отделения, а затем еще год потратить на получение дополнительной специальности. То есть суммарно процесс последипломного образования занимает не менее четыре-пять лет. В травматологии достигает шести лет, а в нейрохиругии девяти.
Среди молодых российских спортивных врачей чуть ли не пределом мечтаний является работа в спортивных командах высокого уровня- хотя лично я с этим категорически не согласен и ничего хорошего ни в плане развития ни в плане финансового обеспечения в 90% таких команд нет. А что можно сказать про врачей профессиональных американских команд? Престижно ли быть врачом условного «Чикаго Блэк Хоукс»?
Престижно. Ведь спорт в Америке — это своеобразная религия. Причём здесь наиболее популярными является не соккер, а американский футбол, бейсбол и баскетбол. И обычные пациенты хотят, чтобы их лечил тот же врач, что лечит баскетболистов из «Чикаго Буллз».
И как вообще выглядит структура медицинского обеспечения в таких командах? Сколько в них массажистов? Врачей? Физиотерапевтов?
Вот здесь, кстати, большое отличие между Россией и США: в американских профессиональных командах не всегда платят спортивным врачам! Обычно команды и крупные клиники заключают партнёрское соглашение, согласно которому любая травма за редким исключением должна лечиться в этой клинике. Врачи из клиники посещают матчи и оказывают необходимую помощь во время игр. Они же ездят на выезды и ведут спортсменов в межсезонье, но получают за это только статус клубного врача и рекламу. И вообще, американский элитный спортсмен никогда не поедет для выполнения операции за границу, так как уровень местных ортопедов-травматологов очень высокий.
Вообще, главными врачами в лучших клубах, как правило, являются ортопеды-травматологи. Это, можно сказать, боссы мира американской спортивной медицины, максимально крутой уровень. И они являются очень богатыми людьми. Джеймс Эндрюс, который оперировал Майкла Джордана, например, основал свой институт. Обычные спортивные врачи у них как бы в неофициальном подчинении. Вообще в американской клубной спортивной медицине много околомедицинских тем. Нередки многомилионные иски и судебные тяжбы между спортсменами и врачами. Совсем недавно, один очень уверенный в себе хирург делал блокаду межреберного нерва игроку Национальной футбольной лиги, что привело к развитию пневмоторакса (в грудную клетку попал воздух). Игрок из-за этого пропустил часть сезона и затем подал в суд на врача из-за понесённых убытков.
В прошлом году ты стал членом американского общества спортивной медицины и, насколько я помню, эти было достаточно непросто и тебе пришлось проходить конкурсный отбор.
С кем ты конкурировал и почему вообще для включения в состав этого общества нужен отбор?
Такие профессиональные общества — это необходимый элемент нетворкинга, который показывает твою приверженность выбранной специальности. Всё это может пригодиться на этапе поступления в fellowship. На самом деле членом таких профессиональных сообществ может каждый, но внутри общества есть множество позиций, которые при желании можно занимать. Вот для этого уже нужно прилагать усилия и именно в таких случаях начинаются разного рода околомедицинские дела. Члены общества читают о кандидате, смотрят на занимаемую им позицию, изучают статьи и направления деятельности, а потом голосуют. В этом году я подал свою заявку на представителя резидентов-терапевтов внутри этой организации третий раз подряд и, наконец, обошел конкурентов и выиграл.
Лично для меня американский спорт ассоциируется с высочайшим уровнем его технологического обеспечения-это касается и медицины. Что тебя поразило больше всего в этом отношении?
Я думаю, если говорить о спортивной травматологии, то США лидер в этой области. Ситуация, чтобы спортсмена везли за границу для выполнения операций просто невозможна. Когда я говорил, что так делают в России, собеседники недоумевали и спрашивали «почему?». Квалификация хирургов здесь на очень высоком уровне. Если говорить о консервативной спортивной медицине, то здесь на самом деле всё довольно старомодно. Диагностируют часто руками, а МРТ делают относительно редко и точно гораздо реже, чем в России. Часто выполняют рентгенографию и очень часто используют ультразвуковую диагностику, в том числе и при выполнении инъекций. Обогащенную тромбоцитами плазму и стволовые клетки при лечении травм используют, но без фанатизма. Можно сказать, что интерес к этим методам лечения травм понемногу остывает. Недавно появился «долгоиграющий» глюкокортикоид- вот его сейчас активно используют при инъекциях, иногда применяется пролотерапия. Очень распространены различные виды физиотерапии и, вообще, физиотерапевты здесь на уровне. Но есть и своя специфика: например, лазерная терапия и магнитотерапия применяются относительно редко.
Если говорить о том, что меня поразило, так это уровень школьного и университетского спорта. Я работал во время школьной игры в американской футбол: встречались две команды из пригородов Чикаго. Для жителей это маленький праздник, трибуны были заполнены. И конечно оркестр, чирлидеры. Атмосфера фантастическая. Несмотря на то, что игра идёт до девяти-десяти вечера никто не уходит, все громко поддерживают своих. У школьных команд есть спонсоры, полноценный тренерский штаб, физиотерапевты, врач и так далее.
Университетский спорт здесь тоже чрезвычайно развит. Я работал с университетскими командами : их игры показывают по телевидению, в командах много иностранцев, которые успели поиграть на хорошем уровне у себя на родине.Такие студенты фактически являются профессиональными спортсменами и отношение к ним соответствующее: медосмотры, питание, и конечно полноценные регулярные тренировки. Это такой «мостик» в профессиональный спорт, и конкуренция там нешуточная. Среди тренеров, кстати, много специалистов бывшего СССР.
Ты выступал и на конференциях в России и в США и Великобритании. Есть ли отличия среди участников конференций в разных странах? Отличается чем-то мотивация участников?
Если говорить про США, то тут конференции подавляющим большинством специалистов воспринимается как отличный нетворкинг. Во всяком случае для резидентов это точно так. Они приезжают на конференции, чтобы презентовать постер и таким образом получить ещё одну строчку в резюме. Если повезёт, то можно получить возможность выступить на подиуме перед всем залом. Так я выступал в Финиксе. Мне кажется, меня слушало человек пятьсот, среди которых были врачи профессиональных команд, руководители лабораторий и клиник. После презентации ко мне подошёл врач команды НБА «Денвер Наггетс», кстати иранец, и похвалил доклад. Мы поговорили, обменялись контактами. Лично мне было очень приятно. В конце конференции обычно ярмарка fellowship по спортивной медицине. Можно подойти и пообщаться в неформальной обстановке с людьми из Гарварда, Йеля, Мэйо, Кливленд Клиник и других очень известных университетов.
Насколько престижным считается fellowship по спортивной медицине? Если какой-то конкурс для попадания на него?
Он достаточно престижный, и конкурс там сопоставимый с другими престижными специальностями, например кардиологией. Надо понимать, что существует несколько десятков известных программ, в основном крупных университетов с большими спортивным центрами при них и спортивными командами, с которыми работают врачи, проходящие эту программу. В такие места вроде клиники Мэйо, университеты лиги Плюща попасть практически нереально человеку со стороны. А есть программы поменьше, куда попасть проще. В целом, шансы попадания в какую-либо программу по спортивной медицине в прошлые годы были около 60%, что считается относительно невысоким показателям. И это при том, что иммигрантов в этой специальности очень мало, то есть приходится конкурировать с американцами.
Еще в России ты начал активно изучать различные аспекты влияния тестостерона на физическую работоспособность. Мы даже вместе успели выпустить книгу «Его величество тестостерон» и опубликовать несколько исследований. На каком этапе сейчас находится работа по этому направлению и какие результаты можно ожидать в ближайшем будущем?
Тестостерон – прямо сейчас это мой главный научный и клинический фокус. Причём началось всё, если помните, спонтанно. Во время карантина в 2020 году я сидел дома и читал что-то в Pubmed и мне пришла идея в голову посмотреть, какая научная база стоит за использованием тестостероновых бустеров, которые очень активно рекламируются во всем мире? В итоге, спустя год, мы с вами в журнале «Endocrines» опубликовали статью «Testosterone Boosters Intake in Athletes: Current Evidence and Further Directions», которая стала самой читаемой и самой скачиваемой в журнале, причём с колоссальным отрывом. То есть специалистам эта тема интересна. Позже на свет появилась книга «Его величество тестостерон». В ней мы писали о тестостероне с точки зрения и спорта, и репродуктивной функции и еще самых разнообразных аспектах жизни человека. Это научпоп очень высокого уровня, полезный и специалистам и тренерам и спортсменам и простым людям. С нами в соавторах был один из ведущих российских андрологов Георгий Мсхалая, что тоже, конечно, добавило информации из книги экспертности. В этом году вместе с польскими соавторами я опубликовал еще одну статью по тестостероновым бустерам, где мы детально разобрали механизмы действия и эффективность многих из них.
За годы резидентуры я только углубился в тему тестостерона. Причём в этой области меня интересует всё: начиная от влияния тестостерона на формирование мужского мозга в утробе матери и получения ответа на вопрос почему уровень тестостерона и количество сперматозоидов падает в последние годы, заканчивая методиками повышения уровня тестостерона, причём, как с помощью препаратов, так и с помощью немедикаментозных средств и методов. И именно последнее, то, что я называю в своих работах testosterone-optimizing strategies (TOS), то есть стратегии, повышающие (или оптимизирующие) тестостерон, меня интересует больше всего. И это имеет прямое отношение к спортсменам. Ведь спортсмены хотят быть быстрее, сильнее и выносливее, а это все напрямую связано с тестостероном. Именно поэтому андрогенные анаболические стероиды лидеры среди допинговых нарушений, даже сейчас, когда их относительно легко обнаружить. А теперь представьте, что существует абсолютно легальный способ повысить тестостерон без запрещённых субстанций и методов. И получить эти самые доли секунды, отделяющие первое место от второго. Вот это и есть TOS-метод. Я надеюсь, что мы в ближайшее время опубликуем обзор, посвященный этой методике. А затем, через несколько лет, можно уже задуматься о переиздании «Его величество тестостерон», потому что уже накапливается огромный материал, которым хочется поделиться и с российским читателями.
Среди твоих соавторов есть один из самых известных спортивных ученых профессор Энтони Хакни из университета Северная Каролина. Причем ваша более чем официальная коллаборация началась еще несколько лет назад. Продолжаете ли вы сотрудничество?
Профессор Хакни – это живая легенда в мире спортивной медицины и спортивной науки. Он одним из первых, в конце восьмидесятых, открыл многие механизмы влияния спортивной нагрузки на гормональный статус человека. Именно в его работах в числе первых была описана триада женщин-спортсменок, развитие которой происходит при неадекватно низком потреблении энергии на фоне интенсивной физической нагрузки. Это сочетание может обуславливать, в том числе, нарушения менструального цикла, уменьшение плотности костной ткани. Сейчас уже эта триада считается частным случаем относительного дефицита энергии в спорте (relative energy deficiency in sports, RED-S), который часто развивается и у мужчин-спортсменов. И одним из характерных признаков этого состояния является дефицит тестостерона. Причём этот дефицит развивается не только в видах спорта на выносливость, классически ассоциированные с RED-S, но и с единоборствами, где распространена весогонка и встречается хроническая травматизация гипофиза, который выделяет гормоны, регулирующие секрецию тестостерона.
Профессор Хакни занимается изучением этой проблемы уже почти сорок лет. И я ему написал ещё в России, что хотел бы поработать с ним, и он ответил! Я был очень удивлён, потому что это учёный очень высокого уровня. Оказалось, что он работал и в Эстонии, и в Финляндии, и очень уважительно относится советской спортивной науке. Мы опубликовали несколько совместных исследований, в том числе по распространенности RED-S среди российских спортсменов, а также о взаимосвязи уровней тестостерона со спортивными показателями молодых легкоатлетов. Это очень порядочный человек, настоящий профессионал. Работа с ним очень много мне дала.
Как часто у тебя появляются необходимые для научной деятельности новые контакты среди ученых как из России, так и США или других стран?
Я бы сказал, что большинство из ведущих ученых открыты для сотрудничества. Возможно сейчас в свете последних событий появляются ограничения на коллаборацию на уровне институтов, но сами исследователи точно готовы взаимодействовать. Надо отметить, что, в целом, к российской спортивной науке, как к наследнице советской школы, в США очень уважительное отношение. Например, все признают, что основы периодизации тренировок заложены советскими учеными. Да и в отношении изучения тестостероновых бустеров и адпатогенов, многие до сих пор восхищаются советским проектом, в результате которого с шестидесятых годов 20-го века было описано действие более чем ста препаратов растительного происхождения и было опубликовано более тысячи статей. Это огромная цифра!
Среди твоих соавторов есть и ученые и из России, и Великобритании, и Финляндии , и Польши и США. С кем из них ты продолжаешь не просто контактировать, но и вести совместную научную деятельность?
Во-первых, хочется верить, что я продолжу работу в составе вашей научной группы, которая, я думаю, является лидирующей в России по числу публикаций в высокорейтинговых журналах. В нее как раз и входят большинство наших иностранных соавторов, в том числе из Великобритании, Польши и Финляндии. Я рад, что нам получается работать вместе и уверен, что мы продолжим развивать наши коллаборации. Кроме того, с этого года я стал научным сотрудником клиники Мэйо, одной из самых знаменитых медицинских систем в США. Это конечно совершенно другой уровень научной деятельности – огромное количество студентов, научных сотрудников, библиотекарей и секретарей позволяют сфокусироваться на концептуальной работе, а не на мелких деталях, неизбежно сопутствующих научной работе. Я надеюсь, что благодаря этому сотрудничеству, можно будет провести несколько хороших исследований, в том числе посвященных оптимизации уровня тестостерона у спортсменов.
Расскажи подробнее о том, чем ты занимаешься в Мэйо?
Мы вместе делаем науку. Это некоммерческое сотрудничество, то есть мне ничего не платят, но в своём резюме я могу написать Mayo Clinic, что считается очень престижным. Помимо этого у меня есть возможность быть в кампусе клиники и пользоваться всеми его благами, в том числе сотрудничая с ее подразделениями по всей стране. Например, подразделение Мэйо во Флориде, очень много работает с Women’s Tennis Association. Очень много даёт просто общение с ведущими учёными и врачами, работающими в этой системе - их подход к исследованиям и научной деятельности в целом. Плюс у них есть доступ к уникальной, часто нигде не опубликованной ранее информации. Надеюсь, у меня будет возможность максимально полно погрузиться в эту сферу и внести вклад в изучение легальных методов и средств, повышающих уровень тестостерона.
Как ты видишь свою карьеру, в идеальном варианте, в следующие 10 лет?
Сначала надо получить знания в должном объеме и максимально повысить свою квалификацию как исследователя. Первичную специальность я уже получил и чувствую себя в шкуре терапевта достаточно уверено.Следующим этапом будет прохождение fellowship по спортивной медицине. Ну а через десять лет, даст Бог, надеюсь получится открыть свою клинику, где-нибудь в Майами и работать с элитными спортсменами, в том числе и из России, которых здесь много. Очень интересно, например, было бы поработать с бойцами из MMA и теннисистами.
И нет ли каких-то ограничений, пусть и негласных, для специалистов из других стран и России, в частности?
В этом отношении мне показался очень показательным случай, который случился в марте 2022 года. Тогда я написал организационному комитету крупнейшей национальной конференции, на которой я должен был выступать, о том, не будет ли проблем с тем, что у нас в названии научной работы есть слово «Russian», а темой исследования стали российские спортсмены. Тогда накал страстей был действительно высокий, и я волновался, что меня могут подвергнуть остракизму. Мне ответил лично председатель организационного комитета и заверил, что вообще никаких проблем быть не должно, и они ждут наш доклад. Проблем действительно не было, всё прошло в максимально дружелюбной и профессиональной атмосфере.
Если же говорить шире, то я никогда не скрываю, что я из России. Это вызывает скорее интерес у собеседника. Конечно, приходится разрушать привычные стереотипы: медведи, водка, балалайка… Печально видеть, правда, что Россия плотно ассоциируется с допингом. Но, как я уже говорил, в США помнят и о периодизации тренировок, к примеру, да и наших хоккеистов, бойцов UFC и теннисистов очень уважают. Так что не всё так грустно.
Нет ли мыслей о возвращении в Россию? Уверен, что у нас есть несколько мест, где твой опыт, знания языков и научный бэкграунд могут быть востребованы.
Американское «путешествие» для меня – это своеобразный Эверест с одной стороны, а с другой – возможность показать студентам-медикам, ординаторам и старшим коллегам в России, что простой русский парень так может. Без особой поддержки, кроме как со стороны своей семьи, а за счёт своих мозгов и характера. Даже в такое непростое время, когда, кажется, что всё очень печально, я считаю, что будущее за коллаборацией: и российской, и американской спортивной медицине и науке есть чему поучиться друг у друга. Нужно строить мосты и фокусироваться на созидании. Российские учёные и врачи очень часто имеют нетривиальный взгляд на привычные проблемы, и в России действительно есть своя особенная школа, роль которой, на мой взгляд, в будущем будет только возрастать. А американцы нас могут научить организации, научному подходу и построению инфраструктуры, начиная от школьного спорта, заканчивая узко специализированной хирургией и реабилитации. Если говорить о возвращении, то я всегда держу такую мысль в голове. Главное, чтобы была возможность применить знания и опыт, накопленный в США.
Получается приезжать в Москву? Как часто? И если нет, то почему не получается?
В Москве за последние три года был всего один раз, в январе 2022 года. Тогда я заразился ковидом и мой отпуск, который должен быть двухнедельным, затянулся на месяц, чему я был даже рад… Чаще приезжать не получается из-за визовых ограничений, да и теперь это просто дорого. Один билет туда-обратно стоит больше двух тысяч долларов.
Есть ли какая-то ревность со стороны местных врачей и ученых в отношении коллег из других стран и, в частности, России? Все же вы приезжаете на их места.
В Америке огромный дефицит врачей, поэтому врачи-иностранцы здесь в большой цене. Ревность, может только потому, что медицинское образование нам часто достаётся бесплатно или за копейки, по американским меркам. А у местных врачей нередка ситуация, когда у человека накапливается долг за обучение в триста-пятьсот тысяч долларов.
В Москве ты занимался спортом , даже пробежал наш любимый Московский марафон. Хватает на это время в Чикаго?
Первый раз я пробежал чикагский полумарафон только в этом году и получил огромное удовольствие от забега, даже побил «личник». До этого просто бегал и выполнял силовые упражнения с гирями и на турнике. В госпитале есть тренажерный зал, который очень помогает разгрузиться во время длинных смен. Для меня показателем здоровья служит то, что я на американской еде за резидентуру не набрал ни одного лишнего килограмма, в отличие от девяноста процентов моих коллег. Значит, в принципе, времени хватает. В будущем хотелось бы пробежать по одному полумарафону в каждом штате, причем не только на результат, но и для того, чтобы насладиться окружающими видами.
И последний вопрос: насколько тяжело молодому врачу и исследователю из России Артемию Лазареву жить и работать в США?
Непросто, но очень интересно!
Было бы так же интересно почитать про адаптогены