Джонатан Уилсон. «Ангелы с грязными лицами» ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ, 1958–1973, Глава 27
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РОЖДЕНИЕ НАЦИИ, 1863–1930
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗОЛОТОЙ ВЕК, 1930–1958
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ, 1958–1973
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВОЗРОЖДЕНИЕ И КОНФЛИКТ, 1973–1978
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. НОВАЯ НАДЕЖДА, 1978–1990
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ДОЛГ И РАЗОЧАРОВАНИЕ, 1990–2002
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. ЗА ОКЕАНОМ, 2002–2015
БлагодарностиПриложенияБиблиография
***
27. ПРЕЗРЕНИЕ К ДОРОГЕ, УСЫПАННОЙ РОЗАМИ
Когда в 1965 году бывший нападающий «Велеса» Освальдо Субельдия прибыл на ровное, продуваемое всеми ветрами поле за пределами Ла-Платы, которое «Эстудиантес» использовал в качестве тренировочной базы, ему было тридцать восемь лет, а его репутация — неопределенная. Хотя в качестве менеджера «Атланты», которая в 1961-1963 гг. заняла четвертое, седьмое и пятое места в Примере, он произвел большое впечатление, работа во главе сборной Аргентины оказалась неудачной. В «Атланте» Субельдия был известен тем, что требовал тяжелой работы, проводил сдвоенные тренировки, неустанно отрабатывал стандартные положения, офсайдную ловушку и прессинг, но никто не был уверен, что эти методы могут быть успешно применены с лучшими игроками. Не будет преувеличением сказать, что если бы Субельдия потерпел неудачу в «Эстудиантесе», его карьера могла бы так и не восстановиться.
Легко, учитывая репутацию, которую в итоге завоевала его команда, представить Субельдию циником, человеком, ставящим победу превыше всего, и, возможно, со временем он таким и стал, его всепоглощающая любовь к футболу превратилась в потребность в победе, но в самом начале он был невероятно увлечен футболом, как и все остальные. Субельдия родился в Хунине, в 257 километрах к западу от Буэнос-Айреса, в июне 1927 года. С детства он мечтал стать футболистом, и когда его мать накопила денег, чтобы купить ему пару бутс, он настоял на том, чтобы брать их с собой в постель. Он был болельщиком «Ривер Плейт», но, получив вызов в клуб на просмотр, запаниковал, увидев Морено, Педернеру и Лустау, развернулся и пошел домой. В итоге он перешел в «Велес», где под руководством Викторио Спинетто расцвел как трудолюбивый инсайд-форвард, а кульминацией его карьеры стал сентябрь 1949 г., когда он сделал хет-трик в победе над своим любимым «Ривером» со счетом 5:3.
Субельдия был трудолюбив и старателен, но главным его даром было умение видеть возможности. «Он был способен связать друг с другом шнурки бутс вратаря, чтобы отвлечь его внимание», — говорит Марцолини. Если где можно было получить преимущество — Субельдия искал его.
В 1964 году «Эстудиантес» занял третье место, и на момент прихода Субельдии приоритетной задачей было просто избежать вылета. «Он пришел в клуб за месяц до начала чемпионата», — сказал Хуан Рамон Верон, отец Хуана Себастьяна, который, по общему признанию, был самым одаренным от природы игроком в составе «Эстудиантеса». «Он для нас то же, что Пеле для "Сантоса"», — сказал однажды Субельдия. В Вероне есть спокойное достоинство, мягкость, которые трудно соотнести с репутацией того «Эстудиантеса», в котором он играл.
«Субельдия посмотрел на первую команду, — сказал Верон, — посмотрел на третью команду, увидел, что третья команда играет лучше, и спросил себя, какой смысл держать старых игроков». Поэтому он избавился от всех, кроме четырех, решив, что молодые умы будут более податливы к его методам и идеям.
В первом сезоне Субельдии «Эстудиантес» занял шестое место. Во втором они заняли седьмое место. «Болельщики здесь более терпеливы, поэтому Субельдия мог работать здесь в течение трех лет, не выигрывая титулов, чего он не смог бы сделать, например, в "Боке", — сказал Верон. — Мы были очень молоды и не особо замечали, что происходит. Все стало улучшаться, и в один прекрасный день мы поняли, что у нас отличная команда».
В следующем, 1967 году, когда чемпионат разделился, они закончили групповой этап Метрополитано вторыми по разнице мячей после «Расинга» и таким образом вышли в полуфинал.
Они тренировались упорнее и тщательнее, чем любая аргентинская команда до этого. «Все возможности, которые давала игра, были предусмотрены и отработаны, — сказал полузащитник Карлос Билардо. — Угловые, штрафные удары, вбрасывания использовались с максимальной пользой, у нас также были тайные знаки и язык, с помощью которых мы заставляли соперника попадать в ловушку». Для Субельдии смирение и трудолюбие шли рука об руку. «Мало у кого из нас были машины, — говорит полузащитник Карлос Пачаме. — Мы все ездили на тренировки на поезде. Но когда Субельдия хотел нас мотивировать, он брал нас всех на вокзал Ретиро в 6 утра, чтобы посмотреть на пассажиров. "Вы считаете себя работниками, — говорил он нам. — Ничего подобного. Вот они — да. Никогда не забывайте об этом". И он был прав».
Настоящим тактическим новшеством стало использование агрессивной офсайдной ловушки, практически неизвестной в аргентинском футболе того времени. Верон был скуп на подробности, но запомнил, что понятие прессинга объяснялось видеороликом «какой-то восточноевропейской команды». Трудно сказать с полной уверенностью, но, скорее всего, это было киевское «Динамо» Виктора Маслова. Точные детали не столь важны, как тот факт, что в поисках преимущества Субельдия заходил так далеко, что изучал команды со всего мира, даже те, что находились за «железным занавесом». «Они были первыми, кто применил его, и не только при стандартных положениях, — сказал Хуан Карлос Рулли. — Кроме того, судьи к этому не привыкли, поэтому постоянно назначали свободные удары, даже если неправильно интерпретировали ситуацию и игрок не находился в положении вне игры: преимущество всегда было в их пользу».
В полуфинале Метрополитано «Эстудиантес», проигрывая 0:3 обыграл «Платенсе» со счетом 4:3 и вышел в финал против «Расинга» на стадионе «Вьехо Гасометро» в Сан-Лоренсо. На глазах у почти шестидесяти тысяч болельщиков три гола за двадцать минут второго тайма, забитые Раулем Мадеро, Вероном и Фелипе Рибаудо, сделали «Эстудиантес» первой командой не из Буэнос-Айреса, завоевавшей титул чемпиона Аргентины.
Нетрудно было заметить политические параллели: милитаризм правительства Онгании, отразившийся в усилиях «Эстудиантеса», ощущение формирования нового прагматичного мира. Приверженцы традиций могли быть настроены скептически, но в смещении акцента на дух и сплоченность не было ничего зловещего, как и в том, что Субельдия стал пионером прессинга и высокой линии офсайда в Аргентине. Но была и более темная сторона, из-за которой антифутбол получил дурную славу. Дело было не столько в физическом и порой жестоком характере их игры, шокировавшем европейских соперников, с которыми они столкнулись на Межконтинентальном кубке — инверсия обычного аргумента о том, что южноамериканцам трудно справиться с мускулистостью, принятой в европейской игре — сколько в готовности не только терпеть, но и поощрять грязные приемы. «К славе, — говорит Субельдия, - не придешь по дороге, усыпанной розами».
Возможно, это и так, но и не нужно специально колоть оппонентов шипами. Утверждалось, что Билардо и, возможно, другие игроки носили с собой на поле булавки, чтобы колоть ими соперников, когда те опекали их. Верон утверждал, что это «миф», но Билардо, похоже, признал это в рекламной кампании 2011 года. Раттин был уверен, что это правда, хотя и признался, что сам никогда не видел, чтобы Билардо кого-то колол ими.
Верон, понятно, умолчал о том, что именно Субельдия разрешил или приказал делать своим игрокам, но он признал, что «Эстудиантес» «старался узнать все о соперниках в отдельности, об их привычках, характерах, слабостях и даже о личной жизни, чтобы подстрекать их на поле, заставить их реагировать и рисковать быть удаленными».
«Они использовали психологию самым худшим образом, — говорит историк Хуан Преста. Был такой игрок из "Индепендьенте", который случайно убил друга на охоте — когда он играл против "Эстудиантеса", всю игру они скандировали в его адрес "убийца". Или вот вратарь "Расинга", у которого были очень близкие отношения с матерью. Она не хотела, чтобы он женился, но в конце концов он это сделал, а через полгода его мать умерла. Билардо подошел к нему и сказал: "Поздравляю, наконец-то ты убил свою мать"».
Поговаривали даже, что Билардо, который не только был профессиональным игроком, но и квалифицированным гинекологом (а некоторое время руководил мебельным бизнесом своих родителей), опирался на свои связи в медицинской сфере. Например, игрок «Расинга» Роберто Перфумо был удален за удар ногой в живот Билардо, якобы за то, что Билардо насмехался над ним по поводу кисты, которую его жена недавно удалила из особо чувствительного места.
«Мы знали правила игры наизусть, вплоть до последней запятой, и знали, как ими воспользоваться, — сказал защитник Рамон Агирре Суарес, который в одном из интернет-опросов был признан самым жестоким игроком в истории Аргентины. — Раньше мы нанимали судью, который читал нам лекции. Так, например, офсайдная ловушка была расценена аргентинской прессой как антифутбол. Впоследствии все её скопировали».
Их выходки были настолько неприглядны, что многие из тех, кто играл против того «Эстудиантеса», не могут простить их до сих пор. Рулли был до крайности упрям, не боялся оставлять ногу в единоборстве или словесно огрызнуться на соперника, но даже он чувствовал, что «Эстудиантес» зашел слишком далеко — и это несмотря на то, что он когда-то сам был игроком «Эстудиантеса». «Оскорбления, тычки, пинки, удары... все это принимается, — сказал он. — Но некоторые вещи — нет. Я по-прежнему общаюсь с игроками, с которыми играл в "Эстудиантесе", но не так много».
Учитывая, насколько печально известными стали их неаппетитные методы, легко игнорировать тот факт, что «Эстудиантес» действительно умел играть. «Они были очень хорошо выстроены, — сказал Дельгадо, который играл против них после перехода в "Сантос". — Помимо опеки, они знали, как играть. Верон был ключевым игроком. Он дал им прилив. Два центральных полузащитника — Пачаме и Билардо — не были особо талантливыми. Пачаме на самом деле был оборонительным игроком, а Билардо — не талантливым, но очень-очень умным. Билардо был наименее талантливым из них».
Победа над «Палмейрасом» в плей-офф финала сделала «Эстудиантес» третьей аргентинской командой, выигравшей Либертадорес. Именно в этот период в отношении «Эстудиантеса» впервые стал использоваться термин «антифутбол», а El Gráfico, хотя и поддерживал его в целом, отмечал, что игра команды «скорее крепкая, чем красивая». Несколько недель спустя журнал опубликовал статью, в которой была представлена игра между командами «Эстудиантес» и la Máquina «Ривера», и было решено, что «Машина» выиграла бы. Легенда о la nuestra явно все еще имела какое-то влияние.
Межконтинентальный финал против «Манчестер Юнайтед» в том же году стал продолжением поединка «Расинга» с «Селтиком». Субельдия был еще более щепетилен, чем обычно, и в течение пятнадцати дней до игры держал своих игроков в concentración в штаб-квартире клуба на Сити Белл. Всегда стремясь показать пример, он оставался с ними. Игроки были ограничены одним телефонным звонком в день, да и то Субельдия запретил их женам рассказывать им о насущных проблемах. «Мои игроки не должны знать, подхватил ли их сын температуру или вырос ли счет за электричество, — сказал он. — Все эти вопросы излишне их беспокоят, ведь они должны быть сосредоточены, а не находиться телом в Сити Белл, а мыслями где-то в другом месте».
Первый матч проходил не в Ла-Плате, а на «Бомбонере», и, несмотря на, казалось бы, искренние усилия обеих команд по восстановлению отношений, быстро испортился. Всего было зафиксировано пятьдесят три фола, из которых тридцать шесть совершил «Эстудиантес». Денис Лоу жаловался, что его дергают за волосы, Джордж Бест получил удар в живот, а Бобби Чарльтону пришлось накладывать швы после фола со стороны Билардо. Однако именно Нобби Стайлз оказался в центре внимания. На нем было зафиксировано десять из семнадцати фолов, причем восемь из них совершил Билардо. Стайлз стал предметом неприязни после чемпионата мира 1966 г., и все шансы на то, что его репутация забудется, были устранены интервью в программе с бразильским тренером «Бенфики» Отто Глорией, в котором он назвал полузащитника «убийцей» и охарактеризовал его как «жестокого, злонамеренного и плохого спортсмена».
Стайлз, которого всю игру доставали и который получил рассечение глаза из-за удара головой, на одиннадцатой минуте сорвался, показал судье неприличный жест и, так как у него уже было предупреждение за фол на Билардо, он был удален. «В Буэнос-Айресе мы со Стайлзом здорово поиздевались друг над другом, — говорит Билардо. — В одном случае я повернулся спиной, и он ударил меня ногой по заднице. Это был один из пинков. Но моя философия всегда заключалась в том, что иногда ты отдаешь, а иногда и получаешь. Если было тяжело, ты терпел. Никогда не говори после игры, не плачься судьям. В одном из случаев он упал и позже сказал, что потерял контактную линзу, что он полуслепой».
Единственный гол был забит на двадцать шестой минуте, когда Маркос Конильяро забил головой после подачи с углового Верона. «Мы были очень сильны на стандартах, потому что каждый день много тренировались, — сказал Конильяро. — Комбинация с углового удара была заимствована из английского футбола».
На ответный матч «Эстудиантес» остановился в «Лимме», где базировалась сборная Бразилии во время чемпионата мира двумя годами ранее. Как и в случае с фотографиями Раттина, позирующего с гвардейцами у Букингемского дворца, возникает странное ощущение, что игроки являются не только футболистами, но и туристами. Билардо жаловался на непрекращающийся дождь, а Оскар Мальбернат говорил о поездке в Ливерпуль, «не только чтобы увидеть город "Битлз", но и потому, что там играет "Юнайтед"».
Джордж Бест выступил по телевидению с просьбой сделать так, чтобы «Эстудиантес» чувствовал себя как дома, но за две ночи до игры в окно комнаты, которую занимал Рамон Агирре Суарес, был брошен кирпич. «Утром, — сказал защитник, — когда появились полицейские и журналисты, кто-то спросил Субельдию, что он собирается делать. "Ну, — ответил он, — мы заделаем эту дыру, чтобы мои парни не простудились". Он никогда не терял контроля». Макиавеллизм этой команды был настолько силен, что их работа была связана с заговорами и контрзаговорами, что даже ходили слухи, что Билардо сам бросил кирпич, чтобы помочь мотивировать своих товарищей; он это отрицал.
«Эстудиантес» был настолько хорошо настроен, что уже через семь минут повел в счете, после чего противостояние возобновило свой ожесточенный ход. Бест и Хосе Уго Медина были удалены за нанесение ударов друг другу. Кульминация их боя осталась за кадром, но Медина выглядел хуже, и его забрасывали монетами, пока он медленно уходил с поля в туннель, щупая рот на предмет наличия крови.
На последней минуте Вилли Морган пробил с разворота и сравнял счет в матче, так как офсайдная ловушка «Эстудиантеса» в очередной раз подвела его, и на короткое время показалось, что «Юнайтед» сможет вытащить противостояние на еще один матч. «На последней минуте, — говорит Билардо, — я столкнулся с кем-то, пытаясь помешать ему пробить, но он все-таки отправил мяч в штрафную, и мы оба упали. Вдруг я увидел мяч в наших воротах,... но [вратарь Альберто] Полетти праздновал в центре поля. Я не заметил, но судья уже дал свисток».
«Это был кульминационный момент, — говорит Верон», — но реакция в Британии была отвратительной и яростной. Полузащитник «Юнайтед» Пэдди Креранд назвал «Эстудиантес» «самой грязной командой, против которой я играл», а Брайан Глэнвилл в газете Sunday Times был в отчаянии. «Некоторые из их тактических приемов... — писал он, — заставляют нас вновь задаться вопросом, как футбол на высшем уровне может сохраниться как вид спорта. Тактические фолы, практикуемые сегодня "Эстудиантесом", "Расингом" в прошлом году и сборной Аргентины в 1966 году на "Уэмбли" — из-за них просто невозможно играть». На фоне гиперболизации — «в этот вечер они наплевали на спортивное мастерство», — кричала газета Daily Mirror после первого матча — комментарий Глэнвиля был наиболее рациональным: цинизм аргентинской игры становится проблематичным.
Сомнения в том, что цель действительно оправдывает средства, отражали более широкое недовольство: растущее отвращение к цинизму «Эстудиантеса» отражало растущее разочарование в бюрократическом авторитаризме правления Онгании, не принесшем ни стабильности, ни процветания. А затем возникло молодежное движение, отразившее события в Париже в 1968 году. Как и везде, для многих бунт означал не более чем длинные волосы или ношение мини-юбок — хотя и такие обыденные действия были запрещены Онганией в рамках его католическо-консервативной программы восстановления «западной христианской традиции» — но была и социалистическая, идеалистическая часть, вдохновленная Че Геварой, которая склонялась к революционности. Студенческое движение было достаточно многочисленным и представляло собой значительную силу. Сопротивление режиму становилось все более заметным, наиболее ярким примером чего стало так называемое Cordobazo.
В начале 1969 г. студенты и рабочие группы Кордовы, переживавшей процесс быстрой урбанизации, начали серию акций протеста. К маю, когда «Эстудиантес» выигрывал Либертадорес, они превратились в нечто более глубокое. Металлурги, транспортники и другие профсоюзы объявили забастовку. Уходя с митинга, они были атакованы правительственными войсками и получили отпор, в результате чего завязался бой. В это же время по всей стране проходили акции протеста студентов против приватизации университетских столовых. В городе Корриентес на севере страны был убит студент Хуан Хосе Кабраль. Университет был закрыт, что привело к массовым демонстрациям.
29 мая были объявлены очередные забастовки и акции протеста, вызвавшие беспорядочные репрессии. После того как стало известно об убийстве представителя профсоюза механиков Масимо Месы, на полицию было совершено нападение.
Восстание было подавлено, но не без последствий. Это был первый случай, когда гражданское население продемонстрировало готовность прибегнуть к насилию, чтобы бросить вызов государству, и это привело как к расколу в армии, так и к растущей радикализации политических групп. Борьба, разворачивающаяся в обществе, нашла свое отражение в футболе: как и во всем остальном, речь шла о смене поколений, когда старые иерархии и консервативные модели поведения рушились перед молодежной культурой, которая с ее гедонизмом и смутным эгалитаризмом лежала в основе различных восстаний в Европе в 1968 году.
Помимо растущей в стране нетерпимости к цинизму, у реакции на «Эстудиантес» были и простые футбольные причины. По словам Верона, восторг СМИ от победы «скромной» команды вскоре перерос в негодование столичных клубов и прессы, а в финале Метрополитано 1969 г. появился новый, менее циничный и более симпатичный аутсайдер — команда «Чакарита Хуниорс» из Сан-Мартина, бедного пригорода Буэнос-Айреса, обыгравшая «Ривер Плейт» со счетом 4:1. «Победа "Чакариты" подтверждает ценности, которые сделали аргентинский футбол великим..., — писал Ювенал в El Gráfico, явно имея в виду "Эстудиантес". — "Чакарита" бегает, кусается, потеет, отдает, жертвует, но при этом играет в футбол. Скорее: они хотят играть, заботятся о мяче по всему полю, а еще они борются».
Полетти же настаивал на том, что истинное преступление «Эстудиантеса» заключалось в том, что он бросил вызов истеблишменту, причем не мимолетно, как сказочный аутсайдер, а более серьезно. «Это правда, что у нас была репутация, но такую репутацию зарабатывают, когда добиваются власти со скромного старта», — сказал вратарь.
А потом был провал в квалификации чемпионата мира, который раздул мысль о том, что в основе игры аргентинцев что-то не так. Каждый чемпионат мира, в котором они участвовали, был для Аргентины в той или иной степени разочарованием, но, по крайней мере, с 1966 года они вернулись домой с острым чувством несправедливости и ощущением того, что они могли бы победить, если бы не ФИФА-английский сговор. В Мексике в 1970 году, с меньшим количеством европейских арбитров, кто бы мог подумать?
Проблема заключалась в том, что им нужно было туда выйти. Долговечность никогда не была характерна для аргентинских менеджеров, но конец шестидесятых годов был временем особой турбулентности. После чемпионата мира 1966 года Лоренцо сменил Джим Лопес, которого сменил Кармело Фараоне, которого сменил Ренато Чезарини. Когда он ушел, на его место пришел Хосе Мария Минелла, который недолго оставался на посту главного тренера. В условиях приближающегося отборочного турнира чемпионата мира Рамос Руис, interventor [Непонятный термин, переводимый как «инспектор», который какое-то время использовался для обозначения фактического президента федерации] AFA и болельщик «Расинга», обратился к Умберто Маскио, которому было тридцать шесть лет и который только что закончил игровую карьеру.
Три победы и ничья в первых четырех матчах — казалось, что все идет хорошо, когда Онгания вынудил Руиса уйти в отставку. Когда он уволился, весь тренерский штаб также был смещен — «большая ошибка», — сказал Маскио, — и только за пару недель до начала квалификации сборную возглавил Адольфо Педернера. На первый взгляд, задача Аргентины казалась простой. Они попали в группу из трех команд с Перу и Боливией, победители которой должны были пройти квалификационный отбор. Оглядываясь назад, можно сказать, что Перу, занявшая первое место в группе, как раз вступала в свой второй «золотой век», но в то время на нее не обращали внимания: она заняла пятое место на чемпионате Южной Америки 1963 года и не участвовала в соревнованиях 1967 года, вынужденная сняться из отборочного турнира из-за землетрясения 1966 года.
Через 11 лет после позора в Хельсингборге и спровоцированной им революции произошла контрреволюция, когда редакционная статья в El Gráfico провозгласила «школу аргентинского футбола» «великой жертвой» «охоты на ведьм», последовавшей за чемпионатом мира. «Желание стереть из памяти те шесть чехословацких голов подтолкнуло нас к более оборонительной игре, к вечному страху проиграть, заставив забыть о необходимости и удовольствии забивать больше голов, чем соперник, чтобы победить, — говорится в сообщении. — Стремление преодолеть недостаток скорости и физической силы перед европейцами вызывало в нас беспорядочное подражание, презрение к способностям и интеллекту».
«Эстудиантес» ничего не мог с собой поделать. Через шесть недель после того, как Аргентина вылетела из чемпионата мира, команда отправилась в Италию, чтобы защитить свою межконтинентальную корону в поединке с «Миланом». Первый матч они проиграли со счетом 0:3, и ответная встреча на «Бомбонере» превратилась в битву. «Эстудиантес» выиграл со счетом 2:1, но результат оказался неважным на фоне жестокости матча. Рамон Агирре Суарес ударил локтем Нестора Комбина, сломав ему нос, а Полетти ударил Джанни Риверу, после чего Эдуардо Манера повалил его на землю. Как ни странно, когда окровавленного Комбина, родившегося в Аргентине, но в подростковом возрасте переехавшего во Францию, на носилках уносили с поля боя, его арестовали по обвинению в уклонении от призыва. Комбин даже провел некоторое время в полицейском изоляторе, после чего давление международного сообщества привело к его освобождению.
«Такое позорное поведение скомпрометировало и запятнало международную репутацию Аргентины и вызвало отвращение всей нации», — заявил Онгания. Суарес, Полетти и Манера были приговорены к тридцати дням тюремного заключения за опозоривание публичного зрелища, Полетти получил пожизненную дисквалификацию, а Суарес был отстранен от участия в международных соревнованиях на пять лет. Субельдия подвергся осуждению, хотя его апологеты утверждают, что он всего лишь санкционировал прессинг и офсайдную ловушку, а не игровые действия. Более реалистичная защита может заключаться в том, что другие аргентинские команды того времени с таким же удовольствием шли на хитроумные махинации.
Последняя победа «Эстудиантеса» пришлась на Либертадорес. Став чемпионами, «Эстудиантес» снова получил пропуск в полуфинал, где обыграл «Ривер» 1:0 на «Эль-Монументаль» и 3:1 дома и вышел в финал против «Пеньяроля». Это было мрачное, изнурительное противостояние: Нестор Тогнери забил единственный гол за три минуты до конца матча в Ла-Плате, а ничья со счетом 0:0 в Монтевидео закрепила за «Эстудиантесом» третий континентальный титул подряд. Они проиграли «Фейеноорду» в межконтинентальном финале, не повторив прошлогоднего позора, но настрой был против них. «»Эстудиантес», которыми мы восхищались, аплодировали и защищали — это совсем другое дело, — провозглашала другая редакционная статья в El Gráfico. — Когда они выиграли свой первый финал, их игра была не антифутболом, а настоящим футболом, наполненным старанием, энергией и самопожертвованием».
Субельдия ушел в отставку и после непродолжительной работы в «Сан-Лоренсо» и «Расинге» в 1976 г. переехал в Колумбию, где возглавил «Атлетико Насьональ». В 1982 г. он выиграл два чемпионских титула, после чего пострадал от сердечного приступа во время заполнения бланка ставок на ипподроме «Лос-Андес». Он так и не смог оправиться и умер в возрасте всего пятидесяти четырех лет.
Каким бы ни был «Эстудиантес», Субельдия был революционером, и, как бы легко ни было аргентинскому футболу обвинять только его или его клуб в отвращении к эксцессам шестидесятых годов, они были далеко не одиноки в принятии подхода, доводящего прагматизм до крайности. «Если Аргентина не сможет или не захочет навести порядок в своем доме, — предупредил перуанский президент КОНМЕБОЛ Теофило Салина, — южноамериканская конфедерация будет вынуждена рекомендовать перенести чемпионат мира 1978 года в страну, отличающуюся большей честностью».
В Аргентине честность быстро уступила место насилию. На исходе шестидесятых годов часть студенческого движения, разгоряченная Cordobazo, стала поддерживать перонизм, хотя бы потому, что Перон, объявленный хунтой вне закона, стал восприниматься как сила радикального либерализма. В результате молодая часть поддержки Перона стремилась переосмыслить то, что было в целом популистским движением, в нечто откровенно левое. Этот процесс поощрялся Пероном, который манипулировал левыми, чтобы создать условия, которые позволили бы ему вернуться. Из них вырос ряд радикальных группировок, в частности, Народно-революционная армия (НРА) — группа городских партизан, которая в конце концов ушла в джунгли и холмы Тукумана на севере страны, пытаясь повторить кубинскую революцию Фиделя Кастро и Че Гевары, и Монтонерос. Вдохновленные Геварой, они были радикальными молодыми левыми перонистами, совершавшими теракты, их идеология неловко вписывалась в рамки между чистым марксизмом и перонизмом. 29 мая 1970 г. они похитили бывшего президента генерала Арамбуру и устроили над ним шуточный суд, обвинив, в частности, в «убийстве двадцати семи аргентинцев после неудачного восстания перонистов в 1956 г.» — смертей, раскрытых журналистом Родольфо Уолшем в его книге «Operación masacre» [«Забой скота»]. Он был застрелен 1 июня.
Через несколько дней Онгания был свергнут другой армейской группировкой и заменен малоизвестным генералом Роберто Левингстоном, который в то время был представителем Аргентины в Межамериканском совете по обороне в Вашингтоне и рассматривался как полезная компромиссная кандидатура. Он был настолько малоизвестен, что при его вступлении в должность был разослан пресс-релиз с подробным описанием его резюме. Однако Левингстон продержался всего девять месяцев, после чего его сменил генерал Алехандро Лануссе, глава военного ведомства, который был движущей силой переворота против Онгании.
Перонисты продолжали агитировать за возвращение своего лидера в изгнании, в рамках подготовки к которому тело Эвиты было выкопано из могилы, где оно было тайно захоронено в Италии, и доставлено в Мадрид, где заняло свое место в камере над спальней, где Перон спал со своей третьей женой Исабелитой — нелепая деталь, которая кажется идеальным символом инстинктивной аргентинской ностальгии по мифам прошлого.
В сентябре 1971 г. Лануссе пообещал, что в течение двух лет будут проведены демократические выборы; возвращение Перона стало неизбежным. Затем последовал новый виток насилия. Грабились банки, совершались убийства полицейских и военных, похищались руководители иностранных и местных компаний. Левые радикалы боролись с правыми, и казалось, что вся ткань общества распадается. Когда Монтонерос похитили Арамбуру, в их рядах насчитывалось не более десятка членов, а к 1973 году их было уже более тысячи. Писатель В.С. Наипол сообщал, что видел граффити с надписью «Rosas vuelve» — Росас, первый диктатор, возвращается; ждали нового ужаса.
***
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
