Джонатан Уилсон. «Ангелы с грязными лицами» ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ЗОЛОТОЙ ВЕК, 1930–1958, Главы 16-17
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РОЖДЕНИЕ НАЦИИ, 1863–1930
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗОЛОТОЙ ВЕК, 1930–1958
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ, 1958–1973
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВОЗРОЖДЕНИЕ И КОНФЛИКТ, 1973–1978
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. НОВАЯ НАДЕЖДА, 1978–1990
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ДОЛГ И РАЗОЧАРОВАНИЕ, 1990–2002
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. ЗА ОКЕАНОМ, 2002–2015
БлагодарностиПриложенияБиблиография
***
16. ЗЕНИТ И ДАЛЬШЕ
При всем позитиве, царившем в аргентинском футболе в начале 50-х годов, AFA не послала сборную на чемпионат мира 1954 года. Официально AFA вела спор с ФИФА, но были предположения, что Перон наложил вето на поездку, когда руководство AFA признало, что не может быть уверено в успехе. Учитывая опустошение, которое испытала Бразилия, не сумев выиграть чемпионат мира 1950 г. на своей земле, — сообщения о массовых самоубийствах, может быть, и причудливы, но психологическая травма от поражения от Уругвая в финале была вполне реальной; по словам драматурга Нельсона Родригеса, Maracanazo стало первой большой национальной трагедией Бразилии — осторожность Перона, возможно, была понятна, но в ретроспективе она выглядит как упущенная возможность.
В 1954 г. число болельщиков на стадионах достигло пика, к которому уже никогда не вернется, в то время как Перон потерял контроль над экономикой. Когда резервы страны были исчерпаны, его перераспределительная программа была вынуждена замедлиться. Сельскохозяйственное производство падало, чему не способствовала череда неблагоприятных погодных условий в 1950-1952 годах, уничтоживших значительные объемы урожая. В ответ на это Рамон Серейхо переориентировал экономику на экспорт. В 1952 г. был принят Национальный план жесткой экономии, направленный на возврат капитала, но этот процесс тормозился пунктом Конституции 1949 г., запрещавшим реэкспорт прибыли. К 1953 г. инфляция росла, а заработная плата — нет.
Тем временем реформаторское рвение Перона начало наносить удар по устоям аргентинского истеблишмента. В 1953 г. перонистская толпа сожгла аргентинский Жокей-клуб, который стал средоточием общества высших классов, уничтожив множество картин и около пятидесяти тысяч книг. Когда кто-то позвонил в пожарную службу, ему ответили: «У нас нет инструкции по тушению пожара в Жокей-клубе». В следующем году Перон обратил свое внимание на католическую церковь [Хотя он настаивал на том, что католик, и говорил, что верит в «слова Христа», Перон также сказал, что он отвергает «обряды» церкви, потому что они были «сделаны людьми» — аргумент, который он использовал, чтобы попытаться ослабить политическую власть церкви, по-видимому, не обращая внимания на тот факт, что он, по сути, определял себя как протестанта], которая отказалась от поддержки, игнорируя свое несогласие с легализацией разводов и передачей религиозных школ под контроль государства. И снова экстремистские круги его поддержки перешли к поджогам и заполыхали соборы. В ответ на это Папа Римский отлучил Перона и его кабинет от церкви.
К 1954 г. Перон был измотан. Он приближался к шестидесяти годам, у него появился нервный тик правого глаза, и он взял себе четырнадцатилетнюю компаньонку Нелли Ривас [Крассвеллер отмечает, что отношения Перона с Ривас были «скорее отцовскими, чем сладострастными», и он, кажется, в целом в своих отношениях с женщинами стремился к общению, а не к эротике, но все же нельзя отрицать, что «Перон... воспользовался неопытным молодым подростком... И, безусловно, в этой связи присутствовал плотский элемент»]. Как никогда ранее, он обхаживал профсоюзы, и заработная плата быстро росла. Следствием этого стала растущая инфляция, которая в сочетании с нападками на церковь оказалась слишком сильной. В июне 1955 г. адмирал Самуэль Торансо Кальдерон предпринял попытку переворота, но плохая погода помешала ему взорвать Каса Росада [Casa Rosada — буквально «Розовый дом» — это исполнительный особняк и офис (но не резиденция) президента Аргентины. Расположенный в восточной части площади Пласа-де-Майо, он был официально открыт в 1898 году под председательством Хулио Рока], и к моменту начала атаки Перон уже уехал. В ходе уличных боев военнослужащими флота было убито около двухсот человек. Перон обратился к толпе своих сторонников, собравшихся на площади Пласа-де-Майо, со словами, которые в ретроспективе, с осознанием того, что принесут последующие двадцать пять лет, станут еще более леденящими душу. «На насилие, — сказал он, — мы ответим еще большим насилием. Своей чрезмерной толерантностью мы завоевали право на их насильственное подавление... Любое лицо, которое в любом месте пытается нарушить общественный порядок в противовес установленным властям или вопреки закону или конституции, может быть убито любым аргентинцем... Если падет один наш, то падут пять их».
Но силы, направленные против него, были слишком мощные, и 20 сентября консервативное ядро военных и промышленных лидеров предъявило Перону ультиматум: отставка или переворот. Были и те, кто призывал Перона сплотить профсоюзы и выступить против, но, опасаясь кровавой бойни, он бежал в изгнание в Парагвай. На смену Перону пришел католический генерал-националист Эдуардо Лонарди, который утверждал, что возглавляет «Освободительную революцию» против «тирана» со слоганом: «Христос побеждает», но в течение двух месяцев, когда его здоровье ухудшилось, он был свергнут и заменен приверженцем жесткой линии генералом Педро Арамбуру. Когда в 1956 году сторонники перонистов в вооруженных силах начали контрреволюцию, Арамбуру санкционировал незаконное задержание и казнь диссидентов. Перонистская партия была запрещена, и даже упоминание имен Хуана Перона или Эвиты считалось преступлением в рамках процесса целенаправленной деперонизации. Для футбола, привыкшего к льготным кредитам, padrinos и осторожному отношению к международным соревнованиям, это означало глубокие перемены.
Растущая уверенность Перона в своих силах привела к расширению международных контактов, наиболее очевидным признаком чего стали матчи с Англией, и, пропустив чемпионаты Южной Америки 1949 и 1953 годов, Аргентина вернулась к участию в соревнованиях в Чили в 1955 году. Это нисколько не развеяло их чувство превосходства. Лишь сборная Перу смогла отнять у них хотя бы одно очко, завоевав свой десятый титул и сделав его четвертым подряд в турнирах, в которых они участвовали. Они забили шесть голов Уругваю, а в общей сложности на их счету восемнадцать голов в пяти матчах; их победа была сокрушительно-абсолютной. В связи с этим возникает очевидный вопрос: если Аргентина была так хороша, так кристально лучше всех остальных на континенте, то чего же так боялся Перон? Такое впечатление, что Аргентина настолько привыкла побеждать, что перспектива поражения пугала ее больше, чем потенциальная награда за победу: лучше допустить предположение о своем превосходстве, чем выпустить его в мир для проверки.
Успех Аргентины закончился через год в Уругвае. Судамерикано [чемпионат Южной Америки] они начали с трех побед, после чего впервые встретились с Бразилией после завершения карьеры Саломона в финальном матче турнира 1946 года. Это оказалось жизненно важным: Луизиньо забил единственный гол за две минуты до конца матча и обеспечил Бразилии первую победу над Аргентиной на турнире с 1922 года. Победа над хозяевами в финале все равно обеспечила бы Аргентине титул, но они снова проиграли со счетом 0:1. Возможно, это свидетельство того, что гегемония Аргентины не столь надежна, как это было раньше.
В каком-то смысле от этой неудачи стало еще слаще то, что произошло дальше: Аргентина вернула себе корону в Перу. Победа carasucias — грязных лиц - стала апофеозом la nuestra, не просто очередным чемпионством, а идеальной демонстрацией идеалов аргентинского футбола, когда Омар Орестес Корбатта блистал на фланге, а Trío de la Muerte [Убийственное трио] в составе Умберто Маскио, Антонио Анхелильо и Омара Сивори забивали гол за голом. Сивори из «Ривер Плейт» был двадцать один год, взрывной дриблер с большой головой — за ее размеры его прозвали «Эль Кабесон» — копной черных волос, щелями между зубами и кривоватой улыбкой: он был образом пибе, самоучкой, которого Аргентина превозносила как идеальный образец того, как она играет. Анхелильо из «Бока Хуниорс», центральному нападающему, было девятнадцать лет, у него были тонкие усики и аккуратно зачесанные назад волосы. Маскио из «Расинга», по прозвищу «Боча», был самым старшим из троицы — ему было двадцать четыре года, его волосы были строго зачесаны набок, а взгляд суров. Вместе они были неотразимы.
Однако было не только Трио, о чем Маскио не преминул сообщить. Там был его товарищ по «Расингу» Омар Орестес Корбатта, великолепный дриблер, жизнь которого пока не запятнана алкоголем, который впоследствии захлестнет его, а на другом фланге — Освальдо Крус из «Индепендьенте», который появился в команде, когда Антонио Гарабаль покинул «Ферро Карриль Оэсте» и переехал в Испанию в «Атлетико Мадрид». А в центре, возможно, самым важным из всех, был Нестор «Пипо» Росси, великий каудильо [Первоначально этот термин относился к местным полевым командирам, но к XX веку стал означать любого сильного лидера].
Мистика карасусиас росла потому, что их подвиги существовали в основном в воображении общества: они стали мифом, далеким, полумечтательным идеалом. «Ни у кого в Аргентине не было возможности увидеть эту команду, — сказал Маскио. — Телевидения не было. Они могли слышать нас только по радио. Единственная возможность для людей увидеть нас была в трех товарищеских матчах [перед турниром], и они были очень лестными. Мы выиграли у местной сборной со счетом 8:1, затем обыграли «Уракан» со счетом 3:1, а потом выиграли у другой местной сборной со счетом 6:0, так что это помогло создать впечатление».
Именно в этих матчах менеджер Гильермо Стабиле, ставший лучшим бомбардиром чемпионата мира 1930 года, начал понимать, что в команде зарождается нечто особенное. «В тренировочных играх у нас было ощущение, что перед нами исключительный атакующий состав, — сказал он в интервью El Gráfico восемь лет спустя. — Они понимали друг друга так, как будто всегда играли вместе. Их сила заключалась в сочетании: старые добродетели с современным ритмом. А за ними стоял опытный и эффективный защитный блок... Осью команды, вливающей качество и футбол, был Голос — Пипо Росси: "Беги, Боча, не оставайся. Зурдо, подними голову, не выпендривайся слишком сильно. Энрике, пасуй, остальные тоже умеют играть. Корбатита, кого ты опекаешь? Возьми кого-нибудь, ты хочешь, чтобы я умер?"»
Однако Стабиле был сосредоточен не только на футболе, что стало очевидным в Перу. «Он забирал у нас девочек, — сказал Маскио, чей интерес к женщинам был легендарным. — Сивори начал встречаться с телефонисткой в отеле, и я встречался с одной из ее подруг. И когда девушки позвонили, он сказал нам: «Дайте мне телефон; Я хочу поговорить с ней». Он всегда пытался украсть наши завоевания. Он был очень хорош собой. У нас не было шансов».
Форма, продемонстрированная сборной Аргентины в ходе подготовки к турниру, была продолжена в Лиме, где она начала с победы над Колумбией со счетом 8:2. Затем они обыграли Эквадор со счетом 3:0 и Уругвай со счетом 4:0.
Победа над Чили со счетом 6:2 означала, что победа над Бразилией в предпоследней игре обеспечит титул. Бразилия была фаворитом перед турниром и забила двадцать три гола в первых пяти играх благодаря креативности Диди и завершению Эваристо.
Анхелильо вывел Аргентину вперед в середине первого тайма. Затем, в сообщении в El Gráfico говорилось: «Бразилия показала свои когти, пытаясь сравнять счет. Аргентина окопалась за криками своего командира Росси. Корбатта продолжал бегать и отвлекал Диди. Сивори продолжал вести мяч, а хладнокровие Маскио ждало смертельной контратаки». И, наконец, после многочисленных моментов сравнять счет, эти два гола были забиты в последние три минуты. Реакция в Бразилии была жестокой. «Команда ничего не сделала, — сказал драматург и футбольный журналист Нельсон Родригес. — Ровным счетом ничего. Ужасна технически, тактически и психологически, мы избежали, без сомнения, астрономического разгрома».
Оставалось сыграть еще одну игру — на самом деле, как оказалось, две. «Аргентинского посла в Перу звали генерал [Роберто Томас] Далтон», — сказал Маскио.
Когда мы обыграли Бразилию со счетом 3:0, мы уже выиграли чемпионат, но у нас все еще оставался последний матч против Перу в субботу. В четверг Стабиле сказал нам, что у нас есть свободные дни перед этой игрой. Вся команда вышла праздновать, кроме [Педро] Деллачи, Анхелильо и меня. Мы жили в одной комнате. Деллача был для нас как отец: он заботился о нас и не отпускал. Он только что познакомил нас с подругами на пляже. Мы проиграли Перу со счетом 1:2, и Далтон был в ярости. Он думал, что из-за того, что мы чемпионы, нас невозможно победить, поэтому он устроил матч-реванш. Стабиле сказал, что те, кто хотел уехать, были вольны это сделать, но все остальные жили так, как будто нас упекли в монастырь. Мы завтракали в отеле, тренировались в «Эль-Револьвер Клуб», потом обедали, потом снова тренировались во второй половине дня. После этого мы ужинали и ложились спать. Вторую игру мы выиграли со счетом 4:1.
Какими бы блестящими они ни были — Педро Эскартин, испанский судья и журналист, приветствовал Аргентину как фаворита чемпионата мира 1958 года — Аргентина вернулась домой, где ее не ждал хороший прием. «Я помню, как несколько человек встречали нас в аэропорту, — говорит Маскио. — Не было ничего такого, что было бы сейчас, не сравнить с тем количеством людей, которые пришли, когда мы выиграли Межконтинентальный кубок с "Расингом". В этом не было ничего особенного. Там было всего несколько болельщиков, журналистов и наших семей».
Однако вскоре он стал особенным: в ретроспективе победа «Ангелов с грязными лицами» в Перу стала последним расцветом la nuestra — продуманного, свободного атакующего стиля игры, который в аргентинском футболе стал считаться характерным для его золотого века. В течение года все закончилось, унижение против Чехословакии на чемпионате мира в Хельсингборге ввергло Аргентину в спираль саморефлексии, из которой она так и не вырвалась. Идеал la nuestra, как и многие аргентинские мечты, не мог противостоять реальности.
Возможно, аргентинский футбол, как и сама страна — это мир несбыточных и иллюзорных идеалов, но это был тот случай, когда реальность оказалась не так уж и далека. Это был технически грамотный, атакующий футбол в исполнении группы игроков, которые каждый матч проводили с оглядкой на свои вечерние развлечения, и он сметал все лучшее, что мог предложить остальной континент. Аргентинский футбол уже никогда не будет столь хорошим — или, по крайней мере, не будет столь хорошим, оставаясь верным богемным идеалам «золотого века» — снова.
17. ПОСЛЕДНИЙ ИЗ АНГЕЛОВ
Умберто Маскио было восемьдесят лет, когда я встретил его в кафе на фоне индустриальной застройки города Авельянеда. Он предложил встретиться в 10:30, но, беспокоясь о пробках, я приехал около 9:45. Он уже сидел за столом, перед ним стояла корзинка с medialunas — более мелким и сладким вариантом круассана. Официанты и другие посетители явно знали его, и у меня сложилось впечатление, что он проводил там много времени, собирая своих поклонников и флиртуя. Когда я стоял на тротуаре, окончательно покинув его несколько часов спустя, пытаясь понять, какой автобус мне нужен для возвращения в Буэнос-Айрес, навстречу мне выскочил официант. Маскио сказал, что хочет, чтобы я вернулся и познакомился кое с кем; оказалось, что только что приехал Хуан Карлос Рулли, его товарищ по «Расингу». Сидеть в кафе, разговаривать о футболе — это его жизнь. «После каждого матча в Авельянеде мы все приходим поесть пиццы в этом баре», — сказал он. Учитывая уровень «Расинга», достигнутый в период расцвета Маскио, есть что-то пикантное в том, что он и его друзья по-прежнему так сильно беспокоятся, когда они — и аргентинский местный футбол в целом — переживают столь очевидный упадок. Тем не менее, они далеко не нетипичны.
Маскио мог оставить Авельянеду. Он вырос там, но, когда он уехал играть в Италию, было достаточно легко сделать перерыв; по возвращении, вновь разбогатев, мало кто мог бы упрекнуть его, если бы он предпочел жить в самом Буэнос-Айресе. Но он этого не сделал. «Я не мог уехать отсюда, — сказал он. — Я уезжаю только тогда, когда еду в Кордову, чтобы навестить свою семью». Авельянеда укоренилась в нем.
«Я здесь родился», — сказал он, показывая в окно на шквальный ветер, будоражащий вереницы машин.
Но, знаете, я здесь в результате чуда. Мой дедушка уже приехал в Аргентину [из Италии], и моему отцу пришлось привезти своих сестер в Буэнос-Айрес, чтобы им не пришлось ехать на корабле одним. Но поскольку он играл в футбол за «Сампдорию», он послал своего друга, чтобы тот отвез девушек на судно «Мафальда», которое затонуло. Две девочки были спасены, но младшая умерла от сердечного приступа на бразильском побережье. Мой отец приехал позже, так что для меня это действительно чудо — быть здесь.
И я начал играть в футбол на улицах. В ту эпоху не было пробок. Трамвай был здесь единственным транспортом. Мой дом был как раздевалка для меня и моих друзей, а рядом было потреро с четырьмя или пятью полями. По ночам мы играли в cabeza [один на один] под фонарными столбами.
Маскио перешел в «Расинг» в 1954 г., но основная часть команды, выигравшей три чемпионских титула подряд в 1949-1951 годах, все еще оставалась в строю, поэтому поначалу ему было трудно пробиться в команду. Однако уже через год, после ухода Хуана Хосе Пиццути в «Боку», он стал основным игроком.
Когда Пиццути вернулся через год после ухода Анхелильо в «Боку», став ровно в двадцать шесть лет отцом команды, они создали грозное партнерство, причем Маскио прощупывал атакующую середину поля, подмечая забеги старшего форварда. «Я помню Корбатту: он был очень щедр ко всем и имел очень доброе сердце. К сожалению, многие люди воспользовались им, и он погряз в алкоголе».
История Корбатты была трагической и печально типичной. Самое страшное в этом то, что не было какого-то странного события, которое привело к несчастью, не было автокатастрофы или убийства, не было предательства или момента катастрофического невезения: он был просто человеком с великим талантом, который привел его в сферу, в которой он не был готов справиться. В футболе он был гением, в жизни — катастрофой.
Он родился в Дайро, небольшом городке в Пампасах, расположенном чуть менее чем в 480 км к юго-западу от Буэнос-Айреса, и в раннем возрасте после смерти отца переехал с семьей в Ла-Плату. Он так и не научился читать и писать, чего очень стыдился: позже он рассказывал, как унижался, когда в коллективе обсуждали что-то, прочитанное им в газете или журнале, а в то время маскировал свою неграмотность тем, что давая интервью держал рядом с собой газету. В конце концов Деллача научил его, как нацарапать подпись.
Корбатта начал карьеру в «Эстудиантесе», но в возрасте четырнадцати лет был отпущен после травмы лодыжки и подобран командой «Хуверландия де Часкомус», где его способности к дриблингу и мощный удар убедили «Расинг» подписать его в 1955 г. Даже став знаменитым — говорят, что болельщики других клубов становились членами общества «Расинг» только для того, чтобы посмотреть на игру Корбатты — он оставался болезненно застенчивым, особенно в общении с женщинами. Пожалев его, товарищи по команде познакомили его со светловолосой женщиной, которую грубо назвали «девушкой с улицы», рассчитывая, что у них будет короткая интрижка, которая укрепит уверенность Корбатты в себе. Неожиданно он влюбился в нее, и они поженились, переехав в дом в Банфилде. Но однажды в 1959 году Корбатта вернулся домой и обнаружил, что она ушла, а дом обнесен. «Не осталось даже пауков», — сказал он.
Он, по крайней мере, преодолел свою застенчивость с женщинами. Тита Маттиусси, легендарный менеджер молодежного общежития «Расинга», рассказал историю о том, как однажды в шесть часов утра после бурной ночи Корбатта перелез через стену concentración [Начиная с сороковых годов, аргентинские клубы собирали своих игроков в concentracións (либо в тренировочных лагерях, либо в отелях) вечером перед играми, чтобы попытаться убедиться, что они сосредоточены на футболе]. Маттиусси трижды окунал его в холодную ванну, но все равно слышал, как Корбатта говорил товарищам по команде не пасовать ему, потому что у него так кружилась голова, что он не был уверен, что сможет стоять. «Но когда он проснулся, — сказал Маттиусси, — он играл как зверь и забил два гола».
Однажды, в clásico против «Индепендьенте», Корбатта оказался опекаемым Алсидесом Сильвейрой. Тот его преследовал повсюду так, что он мог войти в игру, и он выбежал с поля и ненадолго спрятался за полицией, которая выстроилась перед трибунами. В игре за сборную Уругвая в 1956 г. он настолько разозлил Пепе Сасию своей показушностью, что форвард дождался, когда на нем сфолят, подбежал и ударил его ногой по лицу. Корбатта потерял два зуба, которые он так и не заменил.
Корбатта стал известен как специалист по ударам с одиннадцатиметровой отметки, умеющий послать вратаря не туда. Из шестидесяти восьми ударов с точки, которые он совершил за свою карьеру, он забил шестьдесят четыре. «При исполнении пенальти, — сказал он в интервью El Gráfico, — я стоял рядом с мячом, чтобы вратарь не успел среагировать. Я никогда не стоял прямо за мячом — всегда в стороне. Я наносил удары внутренней стороной правой ноги аккурат посередине, всегда резким ударом. И я наклонял голову, чтобы вратарь не знал, в какую сторону я собираюсь пробить, и менял направление, когда видел, что он это видел. И когда он двигался, он — мертвец».
В 1963 г. «Бока» приобрела Корбатту за 12 млн. песо, которые «Расинг» вложил в расширение стадиона и развитие тренировочной базы. Однако выпивка уже начала брать свое. Во время турне по Европе защитнику Кармело Симеоне было поручено следить за Корбаттой. Он был уверен, что ему это удалось, пока однажды не заглянул под кровать и не обнаружил кучу пустых пивных бутылок.
Корбатта сыграл всего в восемнадцати матчах лиги за «Боку», прежде чем уехать в «Индепендьенте Медельин» в последние дни лиги Эльдорадо. В Колумбии его бросила вторая жена, у него закончились деньги, и он стал все более зависимым от алкоголя.
Когда он вернулся в Аргентину в возрасте 34 лет, он был уже не тем игроком, каким был раньше, выступая за «Сан-Тельмо» из второго дивизиона, а затем за «Италиа Унидос» и «Тиро Федераль де Рио Негро» в низших лигах, но нужда в деньгах и отсутствие других навыков заставляли его как можно дольше откладывать уход из спорта. «В футболе нет друзей, — сказал он, — особенно когда ты в плохом положении. Они все исчезают». Многие скажут, что он не хотел, чтобы ему помогали. Деньги закончились, и он поселился в баре рядом с больницей Фиорито, спал под стойкой на двух сбитых вместе ящиках. «Моя сестра приехала за мной, — сказал он, — но я не хотел возвращаться в Ла-Плату. По ночам я брал журнал, смотрел на фотографии, и это немного отвлекало меня, чтобы я мог уснуть. Я потратил все, что у меня было. Я много отдавал, не глядя, кому отдавал».
В тридцать восемь лет, когда он окончательно ушел из профессионального спорта, он переехал в Бенито-Хуарес, небольшой городок к югу от столицы, где жил в хижине, изредка играя за две местные команды. Пьяный, бездомный, без гроша в кармане, с четырьмя браками за плечами, Корбатта в итоге спал в раздевалке «Эль-Силиндро» и платил за питание, работая с молодежными командами, а его пример стал сокрушительным напоминанием о преходящем характере футбольной славы. В 1991 году он умер в возрасте пятидесяти пяти лет. Два года спустя его именем была названа улица, ведущая к стадиону.
В 1955 году «Расинг» занял второе место после «Ривера», а в 1956 году — четвертое, отстав от вершины на четыре очка, а «Ривер» снова завоевал титул. Маскио к тому времени был настоящей звездой и игроком сборной, агрессивным созидателем, который много работал и забивал голы; В том сезоне ходили разговоры о том, что он подпишет контракт с «Ювентусом». «Я был лучшим игроком в аргентинском футболе», — сказал он.
Маскио остался в «Расинге» еще на год, но к началу 1957 г. итальянские скауты снова стали присматриваться к нему, и он, Анхелильо и Сивори решили, что уйдут после окончания чемпионата Южной Америки. Президент клуба Сантьяго Сакколь сказал Маскио в марте, что переговоры находятся на продвинутой стадии и что он присоединится к «Болонье». «Помощник президента, родившийся в Уругвае, сказал мне, что мне там понравится, — сказал Маскио. — Это был город, который был разрушен во время войны, но люди там очень дружелюбны. Они были счастливы, а мужчины говорили только о трех вещах: политике, футболе и женщинах. Женщины там были немного пышнее, но очень красивые».
Когда Маскио перешел в «Болонью», Анхелильо перешел в «Интер», а Сивори — в «Ювентус». Маскио нашел первый год «тяжелым», играя в качестве нападающего вместе с великим югославским форвардом Бернардом Вукасом, и после двух сезонов перешел в «Аталанту». «Я приехал туда на предсезонку, и мне пришлось много тренироваться, до обеда и во второй половине дня. Я чувствовал, что умираю. После ужина тренер давал нам свободный час, и мои товарищи по команде шли гулять. Я же просто спал». В этом было предупреждение о том, что произойдет с Аргентиной на чемпионате мира в следующем году. «И я был более медленным игроком, и они персонально опекали меня. Затем Ферруччо Валькареджи [тренер «Аталанты», который был тренером сборной Италии с 1966 по 1974 год] сказал мне, что я должен изменить свой стиль игры, чтобы стать лучше. Я играл во вратарской, и он сказал мне играть дальше, чтобы мне было легче читать движения других игроков. Я стал лучше. Я был весь в раздумьях и не мог решить, куда идти. Я не был быстрее, но мог избегать своих опекунов, как Рикельме. Я был назван их лучшим игроком всех времен».
Маскио был не единственным Ангелом, которому поначалу было трудно. «У Сивори поначалу были тяжелые времена в Италии, — сказал Маскио. — Он очень скучал по дому, как и я, поэтому Умберто Аньелли, президент "Ювентуса", удивил его особым ужином с оркестром, который играл танго. Там было полно аргентинцев».
Анхелильо, тем временем, забил тридцать три гола в сезоне 1958/59 годов, и с тех пор этот показатель не был превзойден в Серии А. Тем не менее, «Интер» все же финишировал лишь третьим в том сезоне, и со временем росло разочарование из-за его нестабильности. Его образ жизни, как и у многих аргентинцев его поколения, означал, что он никогда не был полностью посвящен футболу. «Анхелильо немного сбавил к концу своего пребывания в "Интере", — сказал Маскио, — потому что он начал встречаться с девушкой на десять лет старше его». Другие обвинили в этом роман с известной итальянской певицей. В любом случае, его распутство вряд ли найдет благосклонность у пуританского Эленио Эрреры, который возглавил «Интер» в 1960 году. Летом 1961 г. Анхелильо был продан в «Рому», где провел четыре года, после чего его карьера пошла на спад: два сезона в «Милане», сезон в «Лечче» и последний расцвет в «Дженоа». Он закончил свою игровую карьеру в 1969 году и провел следующие два десятилетия, тренируя в низших лигах в Италии, а затем в Марокко, так и не сумев вернуться домой, потому что не прошел военную службу.
Когда Маскио вновь обрел свою форму в «Аталанте», он начал обосновываться. Он даже закончил тем, что играл за сборную Италии, поскольку три Ангела, покинутые Аргентиной, искали матчи за сборную другими способами. Анхелильо и Сивори играли за сборную Италии в отборочных матчах к чемпионату мира 1962 года, и когда Джампьеро Бониперти получил травму незадолго до турнира, был вызван и Маскио. Он не играл в первом матче сборной Италии — ничьей 0:0 с Западной Германией, но его выбрали для участия во втором матче — против Чили, в печально известной битве при Сантьяго. «Мне реально досталось, — сказал Маскио. — Они сломали мне нос в первые двадцать минут, а затем врезали ногой по лодыжке. Я отыграл весь матч совершенно недееспособным, так как замен не было». Сборная Чили выиграла со счетом 2:0, и хотя Италия тогда обыграла Швейцарию, они вылетели.
После двух успешных сезонов в составе «Аталанты» Маскио в 1962 г. был продан в «Интер», которым руководил Эррера, родившийся в Буэнос-Айресе в семье испанских родителей и переехавший в Касабланку еще в детстве. Маскио никогда не относился к нему тепло, и хотя «Интер» выиграл скудетто в своем первом сезоне, он был продан в «Фиорентину». Там он провел три года, после чего в 1966 г., в возрасте тридцати трех лет, вернулся в Аргентину в «Расинг». Мир, в который вернулся Маскио, сильно отличался от того, который он покинул, чувство превосходства аргентинского футбола после чемпионата мира 1958 года разбилось вдребезги.
***
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
