Джонатан Уилсон. «Ангелы с грязными лицами» ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ЗОЛОТОЙ ВЕК, 1930–1958, Главы 13-15
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РОЖДЕНИЕ НАЦИИ, 1863–1930
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗОЛОТОЙ ВЕК, 1930–1958
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ, 1958–1973
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВОЗРОЖДЕНИЕ И КОНФЛИКТ, 1973–1978
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. НОВАЯ НАДЕЖДА, 1978–1990
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ДОЛГ И РАЗОЧАРОВАНИЕ, 1990–2002
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. ЗА ОКЕАНОМ, 2002–2015
БлагодарностиПриложенияБиблиография
***
13. ЭЛЬДОРАДО
Появление профессионализма отсрочило проблему, но не решило ее: игроки по всему континенту были разочарованы низкой зарплатой и отсутствием безопасности. В 1939 году Хосе Насацци возглавил забастовку игроков в Уругвае. Пять лет спустя создание профессиональной лиги в Мексике привлекло игроков из Уругвая и Аргентины, уставших от условий дома. В том же году был основан первый аргентинский союз игроков, Futbolistas Argentinos Agremiados. К 1948 году он требовал признания со стороны властей и добивался минимальной заработной платы и свободы контрактов. Первоначально клубы просто игнорировали профсоюз, но когда на апрель 1948 года была объявлена забастовка, они дали ему официальное признание. Это позволило отложить спор, но основные проблемы остались, и в июле забастовка была объявлена вновь. Футбол, к всеобщему недоверию, остановился. Вмешалось правительство и создало трибунал для арбитража. Это позволило вновь запустить футбол, но выводы трибунала не удовлетворили профсоюзы, и в ноябре игроки вновь объявили забастовку.
В другое время клубы могли бы выстоять, а игроки — капитулировать, но забастовка совпала с крупными событиями, происходящими в трех тысячах километров к северо-западу, в Колумбии. В час дня 9 апреля того же года адвокат Хорхе Элиэсер Гайтан, лидер Либеральной партии и убежденный противник применения насилия в политике, вышел из своего офиса на Седьмой улице в Боготе. В два часа у него была встреча с честолюбивым двадцатиоднолетним кубинским адвокатом по имени Фидель Кастро, но сначала он хотел пообедать. Под руку со своим близким другом Плинио Мендоса Нейра, Гайтан отправился в отель «Континенталь», расположенный в пяти минутах ходьбы. Он так до него и не добрался. Приблизился убийца, раздались четыре выстрела, и за пять минут до назначенной встречи с Кастро Гайтан был объявлен мертвым в местной больнице. За последующее десятилетие от последствий этого убийства погибло около трехсот тысяч колумбийцев.
Колумбийские власти предвидели надвигающуюся беду и отчаянно искали решение. «Футбол — это единственное, что правительство могло придумать для контроля и успокоения населения после смерти Гайтана, — сказал журналисту Карлу Уорсвику самый авторитетный колумбийский историк футбола Гильермо Руис Бонилья. — Ничего другого и близко не стояло [Карл Уорсвик, «Мяч и пистолет»]. Аргентинские власти не могли этого предвидеть, но новая лига произвела глубокий эффект. «Эльдорадо», как её вскоре прозвали, была жизнеспособной альтернативой национальной лиге, которая предлагала огромные зарплаты и жадно набирала игроков.
По мере того, как отношения между колумбийской лигой и ее собственной федерацией ухудшались, лига была отделена. Однако изгнание не стало тем ударом, на который оно было рассчитано, а стало освобождением. Это означало, что колумбийская лига больше не была частью ФИФА, а это, в свою очередь, означало, что ее клубы имели карт-бланш подписывать кого угодно, потому что не было никаких полномочий, чтобы остановить их. В начале 1949 года «Мильонариос» назначил бывшего защитника «Платенсе» и «Кильмеса» Карлоса «Качо» Альдабе своим играющим тренером. Понимая, что он был близким другом Педернеры — все еще одного из величайших игроков в мире в то время, хотя к тому времени он покинул «Ривер» и перешел в «Уракан» — Сеньор отправил Качо в Буэнос-Айрес, чтобы подписать с ним контракт.
Качо сел в самолет с чемоданом, набитым $5 тыс.; Позже Сеньор признался, что боялся, что не вернется. Качо встретился с Педернерой, который в свои тридцать лет, когда забастовка никак не могла разрешиться, опасался, что больше никогда не сможет играть. Педернера назвал свою цену: подписной взнос в размере $5 тыс. плюс ежемесячная зарплата в размере $200. Это были астрономические цифры, и Качо не был уверен, что даже «Мильонариос» сможет их покрыть. Он отправил телеграмму Сеньору и получил мгновенный ответ: «Привози его».
Никто не удосужился даже сказать об этом «Уракану», не говоря уже о том, чтобы подумать о компенсации им. «Это было похоже на взрыв бомбы, — сказал Уорсвику Эфраин «Эль Кайман» Санчес, колумбийский вратарь, который присоединился к «Сан-Лоренсо» в 1948 году. — Аргентинцы считали свой футбол лучшим в мире, и поэтому терять своих звезд было очень больно».
В то время как в Аргентине бушевал гнев, сотни болельщиков встречали Педернеру в аэропорту Эль-Дорадо. На следующий день «Мильонариос» встретился с медельинским «Атлетико Мунисипал». Из-за забастовки Педернера был не в форме и не играл, но пятнадцать тысяч все равно пришли, чтобы поприветствовать его. Сеньор получил $17 тыс. только за билеты и таким образом за день покрыл годовую зарплату Педернеры. Педернера дебютировал в матче против «Депортес Калдас» 26 июня 1949 года, когда «Мильонариос» выиграл со счётом 3:0. Вскоре, однако, стало очевидно, что относительная нехватка качественных партнеров по команде ограничивает его, поэтому Сеньор отправил Педернеру обратно в Аргентину, чтобы тот набрал еще недовольных звезд. Он вернулся с Нестором Росси и Альфредо Ди Стефано. «Мильонариос» забивал в среднем почти четыре гола за игру, выиграв титул чемпиона 1949 года.
Для Ди Стефано этот шаг имел глубокие последствия. Его дед по отцовской линии эмигрировал в Аргентину с Капри, в то время как его мать была французского и ирландского происхождения. Он родился в районе Барракас в 1926 году и дебютировал за «Ривер» через одиннадцать дней после своего девятнадцатилетия. Хотя его потенциал был очевиден, это была единственная игра, которую Ди Стефано сыграл за «Ривер» в том сезоне, и в следующем году он был отдан в аренду «Уракану». Вернувшись в «Ривер», он забил двадцать семь голов в тридцати играх, когда «Ривер» занял второе место после «Индепендьенте», и забил шесть голов в шести матчах за национальную сборную, когда они выиграли чемпионат Южной Америки в Эквадоре. Скорее всего, если бы не забастовка, он зарекомендовал бы себя как одна из великих звезд «Ривера» и сборной Аргентины. Как бы то ни было, он уехал в Колумбию, где добился огромного успеха. Когда «Мильонариос» обыграл «Реал Мадрид» со счетом 4:2 в товарищеском матче в 1952 году, он привлек внимание испанских клубов и после юридической ссоры между «Барселоной» и «Мадридом» в конечном итоге в 1953 году присоединился к «Мадриду». Там «la Saeta Rubia» («Белокурая стрела») стал признан одним из величайших игроков всех времен, будучи одним из трех игроков, сыгравших во всех пяти подряд победах «Реала» в Кубке чемпионов в конце десятилетия. Он больше никогда не играл в Аргентине, и хотя он вернулся к тренерской работе в «Ривере» и «Боке», всегда оставалось ощущение, что его гений был реализован на удалении.
Исход из Аргентины продолжался, и ярость аргентинцев возрастала. Но поскольку и власти, и профсоюз отказались отступить, игроков вряд ли можно было обвинить в том, что они не отказались от забастовки, и искали счастья в Колумбии. Хотя аргентинский чемпионат кое-как продолжался, к 1951 г. в Колумбии играли 133 аргентинца, что имело катастрофические последствия для качества аргентинской лиги.
В том же году Педернера был назначен играющим тренером «Мильонариос». Он применил уроки, полученные с La Máquina, к своей команде звезд, и результаты были ошеломляющими. В том сезоне «Мильонариос» выиграл двадцать восемь из тридцати четырех матчей, но именно стиль, с которым они это сделали, сочетание технического и артистического, сделали их легендарными. Это был el Ballet Azul, Голубой балет, апогей аргентинской эстетики, разыгрываемой в Боготе.
Но 1951 год стал началом конца для Эльдорадо. В августе того же года лига достигла соглашения с ФИФА: отстранение Колумбии было снято, но только при условии, что игроки либо вернутся в свои бывшие клубы к 1954 году, либо будут оплачены деньги за их трансферы. Было введено эмбарго на трансферы, и «Мильонариос» выиграл титул в 1952 и 1953 годах. По мере того как игроки стали уходить, лига сдувалась, и, как следствие, усиливалась гражданская война. «Это было ужасно: без футбола произошел взрыв насилия», — говорит историк Гильермо Руис.
По мере того как Эльдорадо угасал, а игроки возвращались на родину, аргентинская лига начала приходить в норму и смогла вернуться к своей комфортной уверенности в том, что она лучшая в мире.
14. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
По мере нарастания угрозы забастовки игроков в 1948 г. вместо решения вопроса о заработной плате AFA занялась вопросами судейства. Исаак Касвелл был настолько успешен — и, как следствие, настолько низок был стандарт аргентинского судейства, — что в 1948 г. AFA наняла восемь британских арбитров для обслуживания всех матчей высшей лиги, предоставив каждому из них переводчика, который помогал оформлять протоколы матчей.
Конечно, британские рефери не всегда избегали полемики. После того, как один из них назначил пенальти каждой команде в последние пять минут игры между «Расингом» и «Платенсе», толпа забросала его камнями, и его пришлось тайно увезти в полицейском фургоне. «Убирайтесь, мистер Боб Тернер и Bad Lucky [sic]» [с англ. искаж. — Непруха], — гласил заголовок местной газеты, переведенный на английский язык в попытке донести до читателя свою мысль.
Первоначально футбол, которым руководили британские арбитры, был в значительной степени обусловлен забастовкой. На фоне оттока игроков в Колумбию единственным клубом, не потерявшим игроков, стал «Расинг», команда, которую поддерживал министр финансов Перона Рамон Серейхо, в результате чего она три года подряд (1949-1951 гг.) выигрывала чемпионский титул. Ходили даже слухи, что игрокам говорили, что любые просьбы о выдаче паспорта для эмиграции будут отклонены.
Репутация Гильермо Стабиле как тренера серьезно пострадала на чемпионате мира 1958 г., но в предшествующее десятилетие он добился огромных успехов, создав захватывающий, атакующий «Расинг», в основе которого лежали дриблинг и способности финишера Норберто «Тучо» Мендеса, перешедшего в клуб из «Уракана» в 1947 г. «У меня было три любви в моей жизни, — сказал Мендес после завершения карьеры. — "Уракан" был моей девушкой, "Расинг" был моей женой, а сборная Аргентины была моей страстью».
Во всяком случае, «Расинг» был еще сильнее в следующем сезоне, когда они переехали на «Эль Эстадио Президенте Хуан Доминго Перон», более известном как «Эль Силиндро», огромную бетонную чашу в Авельянеде, которая остается их стадионом. Бывший вингер «Боки» Марио Бойе вернулся из «Дженоа» через Колумбию и занял место слева, где образовал весьма эффективное партнерство с трудолюбивым Эрнесто Гутьерресом. «Расинг» все равно проиграл десять матчей, но опередил «Боку» на восемь очков, забив восемьдесят шесть голов — на девять больше, чем «Сан-Лоренсо», и на семнадцать больше, чем кто-либо другой в этом сезоне.
Третий титул был самым напряженным, так как «Расинг» и «Банфилд» финишировали на равных. Первый матч плей-офф завершился вничью 0:0, второй выиграл «Расинг» со счетом 1:0 благодаря голу Марио Бойе. Это простые факты, но это тот случай, когда простые факты являются частью истории.
Вокруг игры выросли мифы и слухи. Говорили, что Эвита, в то время тяжело больная раком, была болельщицей «Банфилда» и очень хотела, чтобы ее команда победила; она впервые появилась на публике после операции за день до второго матча, прогуливаясь по президентским садам, а через два дня после игры выступила по радио с первым после лечения обращением. «Расинг», конечно, предположительно был командой Перона, хотя, кажется, мало доказательств того, что он сильно переживал по поводу футбола как о виде спорта. Утверждалось, что правила были изменены, чтобы лишить «Банфилд» титула, но они были ясны: если команды, находящиеся в верхней части таблицы, были равны по очкам, они разыгрывали титул между собой, как это сделали «Ривер Плейт» и «Индепендьенте» в 1932 году. Были и другие истории — о том, что Серейхо искал для «Расинга» благосклонности, о том, что соперникам предлагались автомобили — но они, похоже, появились только позже.
Что верно, так это то, что большая часть народной поддержки была на стороне «Банфилда». «Великий победитель и великий побежденный, — говорилось в сообщении в Clarín. — Chico [мальчишка], который позволял себе вмешиваться в длительную монополию грандов, уже был чемпионом после тридцати четырех игровых дней. Он уже был освящен и продолжает оставаться таковым, несмотря на вчерашнее поражение».
Пятнадцать лет спустя, когда Эвита была мертва, а Перон находился в изгнании, защитник Банфилда Луис Баньято начал намекать, что здесь действовали темные силы. «Вы можете себе представить, что было поставлено на карту? — сказал он в интервью El Gráfico. — Наши надежды рухнули, как и многие из тех, кто хотел увидеть чемпиона чико... Я предпочитаю не вступать в полемику, но могу вас заверить, что кое-что происходило за кулисами. Мы остались с удовлетворением от того, что являемся моральными чемпионами».
Эвита, пускай и поддерживала «Банфилд», и, похоже, пресс-секретарь президента Рауль Апольд посетил «Банфилд», когда они готовились к игре, и предложил каждому из них машину за победу, но, похоже, существует мало доказательств фактического заговора. На самом деле, наверное, показательно, что слухи о манипуляциях появились только в середине 60-х годов, когда неоднократные перевороты и политические потрясения создали общую атмосферу паранойи: разговоры о заговоре появились только после того, как аргентинское общество было приучено видеть заговор повсюду благодаря неоднократным заговорам в высших эшелонах власти.
15. НАШ ПУТЬ
В 1950-е годы, когда страна начала выходить из изоляции, вера аргентинского футбола в собственное превосходство была подкреплена рядом высоких международных результатов. Наиболее значимыми были встречи с Англией, которые в воображении аргентинцев, если не в действительности, оставались высшим испытанием. В 1951 г. Аргентина получила приглашение сыграть со сборной Англии в товарищеском матче в рамках Фестиваля Британии, что стало первой официальной международной встречей двух команд, а через два года Англия получила ответное соглашение на игру в Буэнос-Айресе. Если просмотреть британскую прессу, то можно сделать вывод, что они рассматривали игру как обычное дело, как еще один маленький шаг на пути к нормализации отношений после Второй мировой войны. Для Аргентины же это был шанс свести квазиколониальные счеты в единственном культурном режиме, который волновал всю страну. El Gráfico настаивал на том, что Аргентина «ждала этого пятьдесят лет».
В Буэнос-Айресе газетные публикации начались за несколько недель до игры и содержали огромное количество графиков и диаграмм наряду с подробными разборами тренировок и анализом питания игроков (в основном говядины). По словам El Gráfico, было реальное желание победить «тех, кто кичится тем, что является отцами и мастерами нашего футбола; тех, кто пришел на наши земли, чтобы показать нам, что в футбол надо играть так». Это очень странный отрывок, который гораздо больше говорит о неуверенности аргентинцев, чем о высокомерии англичан. Мысль о том, что англичане властвовали над Аргентиной, в частности, потому, что они научили их играть, абсурдна: они научили играть всех. Отношение и фразеология, скорее, напоминают дискурс самого El Gráfico в 1920-е годы, когда газета создавала идентичность аргентинского футбола и, в некоторой степени, самой Аргентины в противовес британскому.
И хотя Аргентина, возможно, и не выходила на игру с чувством технической неполноценности, в них самих и в освещении их визита в Лондон было что-то от туриста, который глядит на все с широко раскрытыми глазами. Игроки покупали одежду, пылесосы и холодильники, чтобы увезти их домой, а Сантьяго Вернацца, нападающий «Ривер Плейт», который в тот день находился на скамейке запасных, был поражен тем, насколько зеленой была трава на «Уэмбли» по сравнению с пыльными полями на родине.
Англия начала игру гораздо лучше: Мигель Анхель Ругило классно отбил удар Джеки Милберна, а Стэн Мортенсен пробил лишь чуть мимо, после чего на восемнадцатой минуте был подан угловой. Ругило пошел на него и ему не удалось ни поймать, ни выбил мяч рукой, а он вообще промахнулся мимо него. Однако ему повезло: мяч отскочил на дальнюю штангу и упал к Лабруне, который развернул Альфа Рэмси и вырезал передачу в глубь поля. Рубен Браво скинул мяч на Лабруну, который обвел вратаря сборной Англии Берта Уильямса и пробил вдоль ворот, а Марио Бойе головой замкнул мяч в сетку. Впоследствии Бойе назвал это событие величайшим моментом в своей жизни. На секунду он выглядел ошеломленным, не верящим в то, что сделал, а затем, как пишет Джеффри Грин в газете Times, «раскрасневшийся от восторга, он побежал обратно в центр, как будто покорил весь мир», прыгая и приплясывая от безудержной радости.
Постепенно сборную Аргентины загоняли все глубже и глубже. Ругило, с мрачными усами и в необычно коротких шортах, стал выходить на первый план: он совершил несколько спасений и с удовольствием играл на публику, повисая на перекладине при пролетающих мимо ударах и кланяясь после спасения. Дважды Милберн попадал в штангу, прежде чем, наконец, за одиннадцать минут до конца матча сборная Англии сравняла счет с четырнадцатого углового. Никто не оказал сопротивления ни Гарольду Хассаллу, встретившему подачу Тома Финни, ни Мортенсену, замыкающему на дальней штанге. Ругило, понятное дело, только пожал плечами.
Слабость в воздухе, которой так опасалась Аргентина, была обнажена. Через семь минут Мортенсен ударом головой отправил мяч на Милнера, и тот забил его в ворота. Ругило был в смятении.
Это игра, похоже, удовлетворила обе сборные, и взаимное уважение было очевидным, когда игроки покидали поле после окончания игры. Англия сохранила свой непобедимый рекорд на «Уэмбли» и, хотя уступала в счете до семьдесят девятой минуты, могла с полным основанием утверждать, что доминировала в матче, а Аргентина уехала домой с честью, и ее от победы отделило лишь одиннадцать минут.
В ответной поездке сборной Англии предстояло провести два матча: первый — в рамках Лиги Буэнос-Айреса против сборной ФА, второй — в рамках международного турнира, который будет судить известный английский судья Артур Эллис. Вновь ощущалась явная культурная неловкость: Clarín назвала Англию «гигантами из другого мира», а радушие, которым был отмечен визит Аргентины в Лондон, оказалось несколько натянутым. Англичане совершили обычную экскурсионную поездку, посетили ипподром Сан-Исидро, возложили венок к могиле Эвы Перон, побывали на приеме в президентской резиденции, но Перон намеренно подогрел националистические настроения, впервые подняв вопрос о Фолклендах.
В первом тайме показательной игры хозяева дважды поразили штангу ворот, а за четыре минуты до перерыва Томми Тейлор переправил мяч в угол ворот Джека Фроггатта. Однако уже через минуту Аргентина сравняла счет благодаря удару, который стал известен как «невозможный гол». Карлос Лакасия подхватил мяч в середине поля и сделал передачу на Карлоса Чекконато, который перевел мяч налево на Эрнесто Грилью. Он по бровке обошел Билли Райта, затем обвел защитника Томми Гарретта, после чего финтом свалил Малкольма Баррасса на землю. Когда он вошел в штрафную, вратарь Тед Дитчберн вышел ему навстречу, но упал слишком рано, позволив Грильо перебросить мяч через него в верхний угол ворот. Этот гол остается настолько знаковым, что в фойе профсоюза футболистов висит его огромная репродукция.
С этого момента сборная Буэнос-Айреса была неудержимой: Родольфо Микели и второй мяч Грильо завершили победу со счетом 3:1. Когда Англия оправилась от поражения, которое для нее было лишь разминкой, Перон объявил, что годовщина этого успеха, 14 мая, отныне будет называться Днем футболистов [Аргентина одержима тем, чтобы посвящать день различным профессиям. Например, те, кто работает в пиццериях и макаронных ресторанах, отмечают 12 января, пивовары — 19 января, полиция безопасности аэропортов — 22 февраля, декораторы и оформители витрин — 12 апреля, журналисты — 7 июня, картографы — 26 июня, историки — 1 июля, парикмахеры — 25 августа, а судьи и аукционисты — 11 октября. Всего насчитывается более 150 официально признанных дней]. «Мы говорим, что в этот день родился футбол», — сказал Микели.
Через три дня, в воскресенье, состоялся полноценный матч сборных, в котором Англия, подчеркивая иной уровень серьезности, с которым она отнеслась к этим двум играм, сделала семь изменений в составе. Аргентина лишь заменила травмированного Чекконато на Норберто Мендеса. День выдался теплым и сухим, и Билли Райт заметил, что был бы рад хоть капле дождя. К 13:25 его желание исполнилось. К двум часам дня небо стало черным от проливной грозы. К началу игры в 15:00 поле было все в лужах, и в 15:22 Эллис решил вывести игроков на поле. Чуть более чем через десять минут он официально прекратил матч. Публика, подошедшая к матчу с таким нетерпением, была в ярости и забросала апельсинами судей и игроков обеих команд.
В своем разочаровании Аргентина вернулась к первой игре, подняв ее до статуса полноправной международной игры, хотя ФИФА встала на сторону Англии, признав только второй матч. Официальная или нет, но эта победа имела огромное символическое значение для Аргентины. «Мы выиграли матч, продемонстрировав качество, — писала Clarín. — Креольский стиль всегда может преодолеть английский метод. Мы знаем, как победить европейскую тактику, наш путь — лучший для нашего характера. Нам не нужны иностранные идеи: аргентинский болельщик хочет виртуозности, красоты и гламура».
***
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
