Петер Шмейхель «№1. Моя автобиография» 1. Режим риска
***
На национальной службе я был пожарным в сухопутной армии Дании, так что я знаю о тренировках по чрезвычайным ситуациям. И мы были аккурат посреди одной из таких: «Манчестер Юнайтед», на «Камп Ноу», 1999 год, с одиннадцатью минутами и десятью секундами до конца матча.
Мы переключились. Без паники или указаний со стороны менеджера мы переключились на то, что я всегда называл нашим «режимом риска». К менталитету обученного участника азартных игр, который идет ва-банк. Мы полностью вложились, чтобы вернуться в эту игру.
В режиме риска вы убираете все обычные игровые элементы. Вы перестаете заботиться о построении и тактических условностях. Вас не волнует, как это выглядит; вы игнорируете шанс, что соперник может забить снова и поставить вас в неловкое положение. Вы отгораживаетесь от негатива; каждый пас, движение, действие являются позитивными. Вы выпускаете нападающих, бросаете защитников вперед. Порой даже и вратарей. Нет ничего такого, что вы не поставили бы на кон.
Режим риска стал нашей рутиной в 1999 году. Против «Арсенала», «Ливерпуля», «Чарльтона», «Ювентуса» и миланского «Интера» мы забивали под конец матча, разбивали сердца, выигрывали на грани. Был метод, которому мы следовали, когда отыгрывались, хотя на «Камп Ноу» оставалось ровно одиннадцать минут и десять секунд, и все выглядело не уж так хорошо. В этот момент футбольный мяч пролетел над моей головой и, казалось, залетал в пустые ворота позади меня.
Его перекинул вышедший на замену в мюнхенской «Баварии» Мехмет Шолль, игрок высочайшего класса. Когда я прыгнул, полностью вытянув левую руку, высоко подняв белую перчатку, я знал, что он исполнил идеальную закидушку; его удар имел правильный вес, чтобы мяч попал под перекладину. Я развернулся в воздухе, чтобы приземлиться лицом к своим воротам, и наблюдал.
«Баварию» было достаточно трудно сломить, защищая преимущество в один гол, которое они удерживали с шестой минуты матча. Если бы они повели со счетом 2:0, этот финал Лиги чемпионов принадлежал бы им. И мяч полетел вниз, к моим воротам.
Нынче я мог бы сделать все это более драматичным. Я мог бы притвориться, что внутри меня были самые разные мысли и чувства. Моя ситуация: Петер Шмейхель Последняя игра за «Манчестер Юнайтед». Капитан в тот вечер. Финал Лиги чемпионов, борьба за трофей, который стал моей навязчивой идеей.
Играть за клуб, который я любил с тех пор, как был маленьким датским мальчиком, с Лу Макари и Гордоном Хиллом на стене его спальни в многоквартирном доме на окраине Копенгагена 1970-х годов.
Мне тридцать пять. Понятия не имею, куда направлялась карьера после этого матча. Никакого клуба, в который можно пойти, и никакого твердого плана, просто заказан грузовик для вывоза вещей семьи Шмейхель из дома в Брэмхолле куда угодно.
Двое детей, Каспер и Сесили, оба сидят где-то среди 90 000 человек на крутых изогнутых трибунах этого стадиона. Менеджер Алекс Фергюсон, который в перерыве произнес одну из замечательных командных речей: «В конце этой игры Кубок чемпионов будет в двух метрах от вас, и вы даже не сможете дотронуться до него, если мы проиграем».
Я мог бы сказать, что все это крутилось у меня в голове, но правда в том, что ничего этого не было. Ничего. Я никогда не позволял себе испытывать сентиментальные чувства; во всяком случае, за всю мою футбольную карьеру. Как они могли бы помочь в победе? И позволять любым другим факторам влиять на твое мышление — не так работает режим риска. Речь идет о том, чтобы вложить в отыгрыш все: психологически, физически, позиционно, с точки зрения принятия решений, и в ту секунду, когда ты сбиваешься с пути, ты проигрываешь. Итак, ты не думаешь. Ты делаешь.
И вот закидушка Шолля надо мной, и я наблюдаю, как мяч опускается. Я знаю, что он может пройти мимо, попасть в штангу или прокрасться в сетку ворот, но я не готов к этой последней возможности. Посмотрите видеозапись; вы увидите, что, когда мяч падает, я на самом деле полуобернулся, готовый вывести его в поле и начать новую атаку — когда он отскакивает от штанги, попадает в землю и аккурат в мои перчатки.
В тот момент, когда я ловлю мяч, Яп Стам поворачивается лицом к центру поля, а Райан Гиггз, Дуайт Йорк и Тедди Шерингем уже в движении, ожидая, что я найду их ударом с ноги или броском. Они тоже находятся в режиме риска. Все мы были в таком настроении большую часть второго тайма. Через шесть минут после подачи Шолля Карстен Янкер пробил ударом через себя в мою перекладину, и это может показаться глупым, даже высокомерным, но я ни в малейшей степени не был потрясен. Я знал, что мяч не залетит. Весь мой опыт подсказывал мне, что его не будет в воротах.
Это режим риска. Это менталитет. Ничто не может навредить мне.
Режим риска появился задолго до того, как команда 1999 года собралась вместе. Гиггзи, Денис Ирвин и я, мы были здесь достаточно долго, чтобы помнить, как отыгрались и обыграли «Шеффилд Уэнсдей» в 1993 году, когда Стив Брюс, с ухмылкой головой, забил на восемьдесят шестой и девяносто шестой минутах, что породило фразу «Время Ферги». В последующие годы отношение к риску росло. Ферги был любителем риска; мне по-настоящему нравился этот аспект в нем. Он снимал защитников, выпускал дополнительного нападающего, ставил Гиггза на место левого защитника, выводил Брюси и Гэри Паллистера в атаку. Это вызвало электрическую волну в команде, пробуждение: теперь мы должны это сделать. Нам было комфортно идти на все эти риски и авантюры, потому что мы знали, что это исходит от него.
На «Камп Ноу» мы довольно рано начали рисковать. Был момент, примерно на шестьдесят пятой минуте, когда Яп Стам перехватил мяч в глубине нашей половины поля, отдал его Дэвиду Бекхэму и просто продолжил бежать, пересекая среднюю линию и углубляясь на территорию «Баварии». Минуту спустя Тедди вышел на замену вместо Йеспера Блумквиста, подарив нам не только третьего нападающего, но и великолепный удар головой, с которым мы могли начать усиливать свою игру. Затем наша азартность возросла. Дуайт Йорк пробил головой с близкого расстояния, Энди Коул попытался забить ударом через себя, Денис и Гари Невилл начали высоко давить, а я ускорялся, чтобы наносить удары от ворот и выбивать мяч с рук так быстро, как только мог. Можно было почувствовать, как меняется динамика игры. Те моменты «Баварии» ничего не значили, потому что мы смирились с тем, что позволять сопернику моменты — это цена, которую приходится платить за свои моменты.
Первой маленькой ошибкой «Баварии» стала замена Лотара Маттеуса. Маттеуса всегда будут критиковать за то, что он ушел в том финале, но ему было тридцать восемь, и он устал; это было видно на поле. Мы вымотали его. Но он был самым громким игроком «Баварии», тем, кто организовывал их оборону, особенно в решающих моментах. Его устранение добавило хаоса, который мы создавали.
Оле Гуннар Сульшер вышел на замену, серьезно раздосадованный. Он был раздражен тем, что менеджер поставил вместо него Тедди. Оле думал: Осталось двадцать минут, и он делает замену... это мои двадцать минут. Тем не менее, то, что я увидел, когда наблюдал, как Оле выбегает на поле, выглядело для нас хорошо. В его походке была видна целеустремленность, определенная резкость.
Оле уработал Оливера Кана своим самым первым касанием — ударом головой. Затем Тедди не смог полностью приложиться к мячу, когда Оле отдал ему пас пяткой. Йорки допустил пару промахов, один после паса Гари Невилла, который, как и Денис, теперь был скорее вингером, чем крайним защитником, продвигавшиеся невероятно высоко.
Мы точно понимали риски и выгоды от того, что мы делали. Забраться туда, заставить мяч летать по их зоне, и у нас были Йорки, Райан, Тедди, а теперь и Оле с его невероятным чутьем на то, чтобы оказаться в нужном месте. Если они выходили вперед, наши полузащитники на краю их зоны готовы были отправить мяч обратно к их воротам. Чем больше мы продвигались вперед, тем больше они были бы отброшены назад — это означало, что мы могли защищаться меньшим количеством людей и продвигаться еще дальше, создавая для них порочный круг. Здесь был психологический элемент. Мы знали, что создали себе репутацию из-за поздних голов и что, когда мы будем давить на соперника, это займет их умы. Если они убегут в контратаку, прекрасно. Прибегайте и бейте, думал я, потому что вы просто вернете нам мяч. Разве это звучит безумно? Я не знаю. Но в режиме риска ты можешь позволить себе думать только о положительных результатах.
Как и мы, «Бавария» начинала этот матч, пытаясь выиграть Требл. Их тренер Оттмар Хитцфельд переиграл нас с дортмундской «Боруссией» еще в 1997 году. На этот раз «Бавария» была единственной командой, с которой мы встречались в сезоне и которую не смогли обыграть — дважды сыграли с ними вничью на групповом этапе. Против них было неудобно играть: хорошая структура, хорошее руководство. Ты смотрел на них в туннеле: Маттеус, Штефан Эффенберг, Марио Баслер, Оли Кан. Фантастические игроки. Затем они выстроились, и это должно было усложнить нам задачу: пятеро в обороне, четверо в центре поля и только Карстен Янкер впереди — умный ход Хитцфельда, эта пятерка защитников и опора из полузащитников ограничивают пространство для Коули и Йорка.
В процессе подготовки Ферги старался не особо нас напрягать. Наша тренировка на «Ноу Камп» накануне вечером была, пожалуй, самой расслабленной из всех, что у нас когда-либо были. Мы выполнили его любимое упражнение, игру во владение мячом, которую он назвал «коробки», и он даже сам принял в ней участие, шутя как никогда. Вся подготовка была направлена на то, чтобы люди были счастливы и расслаблены; мы проделали очень мало тактической работы, и его командная речь, произнесенная в отеле в Ситжесе перед нашим отъездом на стадион, была короткой. Это были пятнадцать минут подкрепления наших собственных сильных сторон, рассказывания нам, как он гордился нами, о том, что это лучший трофей, который можно выиграть: идите и выиграйте его.
И все же, когда ты несколько лет играл за Ферги, ты узнал обо всех его маленьких поддавках. Я знал, что он и близко не был таким расслабленным, каким казался. Когда он ходил, насвистывая и напевая, в явно легком настроении, это зачастую означало, что он нервничал и скрывал это. Ты чуть ли не предпочел бы услышать, как он выходит из-за угла, издавая другие свои звуки, кашляя и прочищая горло. Это был верный признак того, что он был взволнован — но, по крайней мере, ты знал, что происходит.
Вокруг отеля в Ситжесе было много свиста, гудения и притворной непринужденности. Внимательно наблюдая за ним, я видел, что, подходя к тому финалу, он, вероятно, нервничал больше, чем когда-либо перед футбольным матчем. Речь в перерыве о почти касания трофея — она была о нем в такой же степени, как и о нас. Шел его тринадцатый год в «Манчестер Юнайтед», двадцать пятый в качестве менеджера, и его конечной целью было выиграть Лигу чемпионов. До конца матча оставалось сорок пять минут, но при счете 0:1 он никогда не был так близко и в то же время так далеко от этого.
Перед началом игры у нас на уме были два вопроса. Первый касался поля. Об этом говорили в автобусе на обратном пути с тренировки на «Камп Ноу». Поверхность была невероятно твердой, как в тренажерном зале, из тех, на которых касания нужно совершать с особой осторожностью. Как это повлияет на игру? Другой вопрос был в том, как мы сыграем в центре поля? После дисквалификации Роя Кина и Пола Скоулза тренер поставил Дэвида Бекхэма и Ники Батта в центр на тренировке, так что можно было догадаться, каким может быть план. Райан был разочарован. И он был в своем праве.
Когда Ферги раскрыл стартовый состав, то он на самом деле оказался с центральными полузащитниками в лице Бекса и Батти. Йеспер Блумквист был слева, а Райану предстояло играть справа. Есть несколько причин, по которым Ферги немного повезло в финале, и выбор состава — одна из них. Райану было бы лучше в центре, а Дэвиду — на его обычном месте справа. Хотя Дэвид хорошо играл в центре, сохраняя свою невероятную работоспособность, Райан справился бы там не хуже, и самая большая проблема, с которой мы столкнулись в матче, заключалась в том, что нам пришлось обходиться без навесов Дэвида.
Йорки назвал Дэвида самым недооцененным игроком, что, учитывая известность Дэвида, может показаться странным, но я точно знаю, что Дуайт имеет в виду. Качество передач Дэвида трудно переоценить. Они просто замечательные. В футболе никогда не было таких кроссов, ни до, ни после. Любой, кто считает Дэвида просто симпатичным мальчиком, не знает их футбола.
Коули и Йорки жили за счет подач Дэвида, а без них, плюс тот факт, что Райан не мог совершать много навесов, потому что ему постоянно приходилось смещаться в центр, нападающим делать было нечего. «Бавария» была умной командой, они продолжали теснить нас в центре, где они перегрузили пространство. На стандартных положениях и угловых сначала они переигрывали нас. Они даже включили поверхность в свое мышление: зная, что передачи назад будут подпрыгивать на твердом грунте, они заставляли Янкера бежать за мячом каждый раз, когда тот возвращался ко мне. С первого свистка мы везде казались нервными и неуверенными в себе, а затем последовал их гол. Янкер заработал штрафной удар, и то, что произошло дальше — то, в чем меня обвиняют люди, которые ничего не смыслят во вратарской профессии. Другими словами, большинство людей.
Лицензия UEFA Pro предполагает независимое изучение выбранной тобой темы, которую ты представляешь группе. Я получил лицензию в «Сент-Джорджес Парк» [прим.пер.: Национальный футбольный центр Английской футбольной ассоциации], и моей темой были прямые штрафные удары. Существует датская система отслеживания мяча в гольфе под названием TrackMan, которая внедряется в футбол и накапливает данные о штрафных ударах. Я использовал эти данные для своего исследования и обнаружил нечто удивительное, а именно, что, с точки зрения статистики, идеальный штрафной удар летит ровно одну секунду, независимо от того, откуда и какой техникой он нанесен. Что это значит для вратаря? У него есть одна секунда, чтобы сделать три вещи — отреагировать, переместиться, спасти — и чем больше он сможет увеличить время реакции, тем лучше он сможет выполнить две другие вещи. Итак, если ты наносишь штрафной удар, твоей главной мыслью должно быть: «Как мне ограничить время реакции их вратаря? Как мне помешать им увидеть мяч пока будет не поздно?»
Я завершил презентацию своей лицензии Pro голом, забитым в мои ворота на «Камп Ноу». Баслер с края моей штрафной, справа от моих ворот, пробил низко над стенкой в левый угол моих ворот, а я стоял и не шелохнулся. Я выглядел дураком — но я выглядел дураком только в мышлении старой школы. Вратарю нельзя пропускать такой гол, бла-бла-бла. Рон Аткинсон болтал об этом в комментарии по ITV.
Но что сделала «Бавария»? Это было до изменения правила, которое теперь запрещает атакующей команде прикреплять своих игроков к защитной стенке. Пока Баслер ставил мяч для удара, Янкер подошел к нашей стенке, за ним последовал Яп, а Маркус Баббель забрался на край стенки, отмахиваясь от попыток Батти его оттолкнуть. Из того, что я просил и тщательно организовал стенку из четырех человек, внезапно по ее краям появились четыре дополнительных игрока, и все они повлияли на мой обзор мяча. Баббель полностью закрыл мне обзор, и мне пришлось пригнуться и сделать шаг вправо, чтобы увидеть мяч. Когда я это сделал, Баббель развернулся и пригнулся, а Баслер закрутил мяч точно туда, где я изначально и стоял. Я действительно выглядел глупо, но это был умный, скоординированный штрафной удар — и это и есть вратарское мастерство. Так много внимания уделяется не таким важным вещам, как эффектные сейвы, а таким мелким деталям, как позиционирование или перенос веса на правую ногу. Ты принимаешь определенные вещи, которые приходят с территорией: например, когда ты выглядишь плохо, ты можешь выглядеть очень плохо. По крайней мере, на непросвещенный взгляд.
Повлиял ли гол Баслера на ход моих мыслей? Ни на секунду. Голы никогда не влияли, как и ошибки — не во время матчей. Анализ оставался на потом. В тот момент у меня хорошо получалось выбрасывать всякие вещи из головы, и это немного похоже на мой подход к жизни: какой смысл зацикливаться на прошлом? Жизнь нужно прожить, двигаясь вперед — у Кьеркегора был правильный настрой для игры вратаря.
Задолго до перерыва я подумал: давайте доживем до перерыва и перегруппируемся. «Бавария» изолировала нас. Каждая часть нашей игры была борьбой. Было ясно, что нам придется что-то менять, и в перерыве, впервые за всю неделю, Ферги обнажил зубы. Его речь о прекрасном трофее, к которому мы стремились всю свою жизнь, на который нам следует хорошенько взглянуть на обратном пути, потому что при том, как мы играли, мы и близко к нему не прикоснемся — попала в цель. Тем не менее, он не внес тактических изменений, в которых мы нуждались, и когда его первая замена заключалась в том, что он выпустил Тедди, а не Оле, это показалось странным. Почему бы тебе не поставить на Оле в той ситуации, с которой мы столкнулись?
Что бы ни было у него на уме, он сделал все замены правильно. Одним из способов рассказать историю матча было таким, что Ферги выбрал не ту полузащиту, а затем своими заменами немного случайно все изменил. Но кого волнует, каковы были его намерения? Меня — нет. Если бы он выбрал идеальную команду и провел тактический мастер-класс, обыграв «Баварию» со счетом 3:0, мы бы так незабываемо не выиграли Требл. И разве то, как все это обернулось для нас, не является зеркалом жизни: ничто не идеально, но методом проб и ошибок ты можешь это исправить?
Как же тогда мы сломили «Баварию»?
Все знают, что именно Тедди сравнял счет на тридцать четвертой секунде добавленного времени. Но кто добился того углового, вы помните? Мы заполучили угловой слева благодаря тому, что один из наших игроков сделал забегание и исполнил прострел левой ногой с позиции левого вингера: кто?
Не-а.
Все еще нет.
Я вам скажу. Гари Невилл.
Наш правый крайний защитник, возможно, наш самый послушный, наименее раскованный игрок, Гари Невилл — да, Гари Невилл — выиграл для нас угловой, выскочив к лицевой, с левого фланга. Это и есть режим риска. Возможно, это единственный раз за всю его карьеру, когда Гари оказался с мячом у левого углового флажка, но в режиме риска ты идешь туда, куда тебя ведет игра. Гари рванулся влево, чтобы запустить одно из своих вбрасываний в их штрафную, затем остался на фланге на случай, если «Бавария» вынесет мяч и тот прилетит к нему.
Все, о чем думал Гари — это о положительных моментах. Если бы «Бавария» ушла в контратаку и забила, потому что он хронически находился не на своей позиции, игра была бы окончена, и его бы вечно винили. Но режим риска предполагал не переживать о возможности унижения, и именно поэтому, когда Дэвид поставил мяч на место для подачи углового, я бросился со своей штрафной в их штрафную. У меня была идея с помощником Ферги — сначала Брайаном Киддом, затем Стивом Макклареном, — когда я кричал в сторону скамейки запасных, и они указывали, когда девяносто минут истекли. Я знал, что началось добавленное время, потому что Стив уже сделал знак скрещенными запястьями. Я знал, что это был момент «сейчас или никогда».
Мои последние минуты в качестве игрока «Манчестер Юнайтед» вполне могли быть связаны с конфузом. Представьте, что «Бавария» выносит мяч после угловой Давида, выходит на нашу половину и забивает в пустые ворота, пока я был бы где-то в поле. Я был бы тем парнем, чьим последним действием за «Юнайтед» был пропущенный комедийный гол. Но когда я пришел на ту подачу углового, я не думал ни о чем, кроме как попасть в их штрафную и посеять хаос — просто хаос и неразбериху. На протяжении всего матча «Бавария» была настолько хорошо организована, что даже в тех немногих ситуациях, когда мы могли извлечь выгоду из одной из передач Дэвида — штрафных ударов и угловых — они держали нас под контролем, всех опекали как надо. Я хотел разбить эту организацию. Вы справились со всем, но давай-ка посмотрим, сможете ли вы справиться со мной.
Не «справиться со мной» в том смысле, что я, скорее всего, забью. Я имею в виду, что я реально закончил свою карьеру с одним из лучших голевых рекордов для вратаря. Я забил одиннадцать мячей за клуб и сборную. Это всего на один меньше, чем у Гари Невилла и Джейми Каррагера за карьеру вместе взятых. В свой самый первый год в качестве игрока старшего звена с «Гладсаксе-Хиро» я забил гол головой со штрафного, который помог нам избежать вылета в конце сезона. Я дважды забил в одном матче в Дании — оба с пенальти — и забивал в Европе за «Манчестер Юнайтед» против волгоградского «Ротора». Но как часто такое случалось? Не очень. Не сравнить с тем, сколько раз я ходил в штрафную соперника.
Я вошел в штрафную «Баварии» не с мыслью забить гол или стать героем. Я просто пытался добавить в игру что-то иное, с чем «Бавария» должна была бы справиться. Дэвид даже ждал меня; он знал, что я приду, вся команда знала. Попытать счастья в штрафной соперника под конец матча, когда нам нужно было отыгрываться, было просто частью моей игры, частью нашей игры. Это была просто еще одна уловка в режиме риска, дополнительная кнопка для нажатия, другая вещь, которую нужно было ввести в уравнение.
Когда угловой был подан, я направился в ту зону, куда Дэвид с наибольшей вероятностью отправлял мяч. Я не лучше всех бью головой по мячу, мой инстинкт — вовремя подбежать к нему, чтобы я мог поднять руки и забрать его. Почти с каждым ударом головой, к которому я когда-либо подключался, я неправильно рассчитывал время. Так было и на том угловом. Воспроизведите видео, и увидите, что я совершил замечательный прыжок... замечательный, если бы требовалось поймать мяч. Я полностью залез под него, мяч слегка коснулся макушки, но это не имело значения. Что имело значение, так это хаос, который я создал.
Три игрока «Баварии» пытались вступить со мной в единоборство: Баббель, Йенс Йеремис и Томас Линке. Вся их аккуратная и дисциплинированная опека вылетела в трубу, когда трех немцев потянуло к большой светловолосой фигуре в зеленом свитере, которая так нелогично вторглась в их штрафную. Три человека, бросившиеся на меня, означали, что трое наших игроков останутся свободными, и одним из них был Йорки. Он не рассчитал время при попытке переправить мяч обратно вдоль линии ворот, и Майкл Тарнат вынес мяч, но, потеряв равновесие, не особо попал по нему. С края штрафной Райан смазал свой удар. Мяч попал к Тедди — еще одному игроку, которого «Бавария» оставила без опеки, — и он забил.
Итак, что у нас было, так это один хороший угловой удар, один несвоевременный удар головой от вратаря, потерявший равновесие Йорки, потерявший равновесие Тарнат, дерьмовый удар, затем неряшливое завершение атаки. Сложите все это воедино, и получится одно: хаос. Хаос — именно его и создает режим риска. «Бавария» была опустошена. Это было видно по их лицам. Я помню, как Бекс после своей красной карточки на чемпионате мира 1998 года сказал прессе: «Это всего лишь футбол; это не самое важное в жизни». Что ж, Дэвид тогда был молодым человеком, и я думаю, что он был очень неправ.
Потому что, если ты хоть в чем-то победитель, когда ты в гуще борьбы за что-то, футбол — это самое важное в твоей жизни; так и должно быть, ты должен сделать чтобы так оно и было. В послематчевом интервью Ферги на «Камп Ноу» он говорил, что завоевание трофея — величайший момент в его жизни. Ферги, у которой трое сыновей и несколько внуков. Следовательно, когда все идет иначе, происходит обратное — ты чувствуешь, что это худший момент в твоей жизни, и нет ничего, абсолютно ничего, что могло бы тебя утешить. Вот с чем внезапно столкнулась «Бавария» — с возможностью того, что, контролируя весь финал, попав в штангу и перекладину, они могут внезапно все это растерять. Мы видели мужчин в оцепенении.
Оказавшись в режиме риска, вы не нажимаете кнопку выключения. Вы остаетесь в нем до тех пор, пока работа не будет выполнена. Нас можно сравнить с охотниками: когда мы почувствовали запах крови, мы просто двигались дальше, и дальше, и дальше, и дальше, пока не убивали. Не было и мысли о том, чтобы сидеть сложа руки и ждать дополнительного времени. Оле добился еще одного углового и затрусил в их штрафную. Дэвид снова подал, и хаос, который мы создали после первого гола, все еще удерживал «Баварию» в напряжении. Они были повсюду. Тарнат был на штанге, но стоял, опираясь на нее, как человек, ожидающий автобуса — что это было? Они позволили Тедди нанести чистый удар головой, а золотая нога Оле сделала все остальное. Кан даже не отреагировал на мяч, залетевший в его ворота. Он все еще выглядел в шоке от первого гола.
Моим первым побуждением было снова выбежать в поле и присоединиться к празднованию, но я себя остановил. Если бы я пробежал по всему полю туда, мне пришлось бы ускоряться всю обратную дорогу, и внезапно мы оказались всего в нескольких секундах от победы в Лиге чемпионов. «Манчестер Юнайтед» не нуждался в своем вратаре с пульсом 180, если предстояла последняя атака, которую надо было бы отбить. Вместо этого, повинуясь случайному порыву, я сделала сальто, которое, как известно, показали по телевизору, когда, благодаря чуду здравого смысла, режиссер матча перевел камеру на меня, но как только все закончилось, мой желудок скрутило узлом.
С того момента, как я вернулся в свою штрафную после того, как Тедди сравнял счет, я нервничал больше, чем когда-либо в своей жизни. Я думал, это дополнительное время, золотой гол. Я не могу быть тем, кто совершит ошибку и отдаст матч. Я делал глубокие вдохи и все еще пытался взять себя в руки, когда Оле забил гол. Нервы в матчах были для меня очень необычны, но то состояние было ужасным. И теперь, при счете 2:1, когда до конца матча оставалось несколько секунд, а «Бавария» готовилась возобновить матч, у меня были все эти неприятные мысли: Не бей, Господи, не бей, я не в том состоянии, чтобы поймать мяч. Те несколько секунд показались мне часами. Затем Пьерлуиджи Коллина свистнул. Черт возьми. Что только что произошло?
Что произошло?
Затем пришло второе чувство. Да... но чего ожидали люди? Мы — «Манчестер Юнайтед». Отыгрываться, когда кажется, что все потеряно: мы те, кто мы есть, именно таким мы и занимаемся.
Мы прибыли в Барселону после беспроигрышной серии, которая продолжалась с декабря, переходя от вызова к вызову и преодолевая их, по игре каждые 4,6 дня. Мы делали нечто подобное со времен матча против «Шеффилд Уэнсдей» в 93-м.
«Они никогда не сдаются. Вот что принесло победу», — сказал менеджер в своем флэш-интервью, сразу за своей бессмертной фразой «Футбол, черт возьми!»
Еще кое-что, что он сказал, было в ответ репортеру ITV Гари Ньюбону, который похвалил его за то, что он послал меня на угловой, после которого мы сравняли счет. «Я его не посылал. Он сам туда пошел. Но в любом случае...» — ответил Ферги.
То, что произошло на «Камп Ноу», конечно, выходило за рамки сценария. И все же, когда это произошло, это казалось таким уместным: идеальный способ победить, учитывая наш путь к этому моменту. В преддверии финала у меня была мысль, которую я не мог выбросить из головы, что мы будем играть 26 мая, в день девяностолетия сэра Мэтта Басби. Прежде чем он умер в 1994 году, я познакомился с этим великим человеком и понял, как много значила для него возможность увидеть, как «Манчестер Юнайтед» вернет себе титул чемпиона Англии. Отвоевывать Европу у команды из Мюнхена в день девяностолетия сэра Мэтта тоже казалось совершенно уместным.
А я? Последнее, что я сделал в качестве вратаря «Манчестер Юнайтед», заключалось в том, что я получил Кубок чемпионов от Леннарта Юханссона и — с Ферги, держащимся за его другое ухо — поднял этот большой, старый, красивый трофей к небу. Дисквалификация Роя означала, что еще с полуфинала против «Ювентуса» пятью неделями ранее я знал, что стану капитаном, и этот триумфальный момент был возможен. Но я ни разу не пытался представить его. Готовясь к игре, я не позволил себе ни единой мысли в духе Моя последняя игра за «Юнайтед»: чем закончится это путешествие? Что будет означать для меня этот финал?
Не так работали наши умы в той замечательной команде. Что произошло после свистка Коллины? Каково было на самом деле прикасаться к трофею? Что было у меня на уме, когда я подбежал, чтобы запрыгнуть на Тедди, когда я поднял Раймонда Ван дер Гоува в воздух, когда мы дурачились перед презентацией? Честно говоря — я понятия не имею.
Я пуст. Порой элитный спорт описывают как пребывание в скороварке — ну, вы знаете, что происходит, когда снимаешь крышку со скороварки, весь пар выходит наружу. Ничего не остается. Мои воспоминания о том, что произошло после окончания матча мне не принадлежат; все они воссозданы по фотографиям и рассказам других людей, по телевизионным кадрам, газетным статьям и хорошо известным анекдотам. Даже вечеринка в честь победы в отеле «Артс Барселона» той ночью — то, о чем у меня остались лишь смутные воспоминания. За исключением одной вещи: Ферги и Мартин Эдвардс изо всех сил пытаются заставить меня подписать новый контракт и остаться.
Но эту историю я расскажу позже.
Есть одна вещь, которую я отчетливо помню из периода между финальным свистком и отъездом с «Камп Ноу», неверящий и окрыленный, в командном автобусе. И это мой сын Каспер и сын Тедди Чарли, которые как-то материализовались в нашей раздевалке.
Каспер должен был покинуть стадион вместе со своей сестрой и матерью на одном из официальных автобусов. Именно так они поступают на крупных играх УЕФА и ФИФА: такие детали, как транспорт для тех, у кого есть специальные билеты, например, для членов семей игроков, организованы с военной точностью. Ты прибываешь и убываешь на определенном автобусе, где тебе выделено определенное место, который отправляется в определенное время из определенного места и направляется в определенный пункт назначения. Это была эпоха незадолго до того, как мобильные телефоны стали обычным явлением, и поэтому, хотя появление наших мальчиков и участие в праздновании в раздевалке было абсолютно особенным, неожиданным и незабываемым для меня и Тедди, оно еще и вызвало небольшое беспокойство.
Этих ребят не было в их автобусе: знали ли их матери, где они? Как мы могли вообще связаться с ними, чтобы сказать, что они в безопасности?
Мы схватили нескольких представителей клуба, которые передавали это сообщение снова и снова, пока, наконец, известие не дошло до их мам. Мы договорились подвезти мальчиков, чтобы они вернулись в свой отель. Только позже мы задали самый главный вопрос из всех: как, черт возьми, они вообще попали в раздевалку?
Это был стадион вместимостью 90 000 человек. Там царила такая суматоха. Также существовали очень строгие правила УЕФА, которые означали, что разные части «Камп Ноу» считались разными «зонами», и чтобы попасть в каждую конкретную зону, требовалась специальная аккредитация. Каспер не говорил по-испански, как и Чарли. У них не было денег. И все же ребята с трудом преодолевали охрану за охраной — пока не добрались до раздевалки.
Они могли бы быть двумя мальчиками откуда угодно, но, с другой стороны, возможно, и нет. Потому что вы когда-нибудь видели их? Очевидно, с каждым охранником, которого они встречали, они просто показывали на свои лица и говорили: «Смотрите, мой отец — Тедди Шерингем, смотрите, смотрите, мой отец — Петер Шмейхель».
***
В комментариях теперь есть возможность отправлять донаты — автору будет это и полезно и приятно.)
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
