Винни Джонс. «Пропал без тебя» 5. Новое сердце
Эпилог: Дом в Ван Найс/Благодарности
***
В мире так много странных связей; я думаю, все, что тебе нужно делать чтобы увидеть их — это быть открытым, реально. Моя жизнь с Тэнс научила меня, что везде, куда ни глянь, есть совпадения, которые невозможно объяснить, но они, если ты проявишь внимание, могут означать что-то важное. Тэнс, безусловно, была волшебным образом связана с этими странными силами в мире — она часто говорила о своем покойном дедушке Томми, как будто он все еще был жив, все еще был рядом с ней — и порой мне казалось, что меня просто ведут на прогулку.
Возьмем, к примеру, парня по имени Магди Якуб. Возможно, ты не слышал о нем, но по хорошему тебе надо бы; он гораздо важнее, чем любая знаменитость, политик или футболист. На самом деле, в жизни Тэнсон был как бог, потому что он дал ей жизнь, и даже много больше, на что она когда-либо могла надеяться.
Магди Якуб родился в 1935 году в Египте — его отец был хирургом, и египетское правительство часто переводило их туда-сюда, поэтому юная жизнь Магди прошла в путешествиях по всей стране. В детстве было трудно переезжать с места на место, особенно с приближением войны. Но Якуб был умным мальчиком — он пошел в школу в три года, и к тому времени, когда ему исполнилось пятнадцать лет, он сам решал, хочет он или нет быть врачом. Его отец хотел, чтобы он был кем-то другим, но потом случилось нечто ужасное, и это одна из тех вещей, которые связаны с другим временем и местом, но которые до сих пор присутствуют в нашей жизни.
Тетя Магди — сестра его отца — к сожалению, умерла при родах. С ее сердцем было что-то относительно незначительное, но стресс от родов и тот факт, что простое решение ее проблемы в то время не было доступно в Египте, означали, что они потеряли ее. Эта трагедия окончательно убедила Магди стать кардиохирургом, и все потому, что у женщины были проблемы с сердцем при родах.
Перенесемся на десятилетия вперед, и Магди — главный парень в больнице под названием Харфилд в Хартфордшире. К тому времени, когда Тэнс познакомился с ним, он был невероятно выдающимся человеком. Он сделал первую пересадку сердца и легких на планете в 1983 году; и хотя я бы хотел, чтобы Тэнс никогда не встречалась с доктором Якубом, как она благоговейно называла его, слава богу, он был рядом, когда она в нем нуждалась.
Я хотел бы, чтобы у нас было больше Тани, больше чего-то, к чему нужно ближе держаться, больше чего-то, что можно подержать, еще больше фотографий, сувениров и видео, которые нужно беречь. Одна вещь, которая у нас есть в семье, и которую нам так повезло найти — это дневник о своей пересадке сердца, который она вела в конце 1980-х годов.
Мы с Кейли читали его в течение нескольких месяцев с тех пор, как Тэнс умерла, и я собираюсь поделиться им здесь, потому что он показывает, насколько храброй она была, через что она прошла и как близки мы были к тому, чтобы потерять ее тогда. Она была так молода; невероятна мысль о том, что она так рано столкнулась со своей собственной смертностью, и я думаю, что именно это в конечном итоге сделало ее тем, кем она была: кем-то, кто так сильно любил жизнь, потому что ее почти забрали у нее.
Когда 1986 год превратился в 1987 год, Тэнс приближалась к своему 21-летию, и она была беременна в первый раз. Она уже около года была замужем за Стивом и так радовалась, что у нее будет ребенок. На поздних стадиях беременности она чувствовала, что немного задыхается, но врачи не обращали на это особого внимания; вероятно, это просто ребенок немного давил на легкие Тэнс. Но ребенок был здоров и находился в правильном положении, и это было все, что, казалось, имело значение.
В своем дневнике она писала:
С января по апрель 87-го года я была полна любви и счастья. Беременность дает тебе естественное удовлетворение… я была круглой, сияющей и всех любила. Я всегда оставляла маленькие послания для своего еще не родившегося ребеночка. Во мне было больше любви к моей живому набуханию, чем когда-либо прежде. Все заставляло меня улыбаться… Читая свой дневник того времени, я чувствую, что читаю о ком-то другом. У меня было столь много терпения, я чувствовала себя такой спокойной и расслабленной. На самом деле у меня было все. Я ничего не могла желать, кроме тайного желания, чтобы в этот мир пришла хорошенькая маленькая девочка.
Тэнс начала рожать ее в свой двадцать первый день рождения, если в это вообще можно поверить: 14 апреля 1987 года. В тот день не было никакого снега; было сухо и тепло. На самом деле, это был прекрасный весенний день.
Тэнс начала день с завтрака в постели, принесенного ей Стивом, а затем отправилась навестить свою бабушку, Эллу и свою маму с папой. В прошлые выходные она тусовалась с компанией своих близких друзей — у нее всегда было так много близких друзей, такова была Тэнс — и в своем дневнике она перечисляет их всех: Джоанна, Пола, Никола и Джулия. Но позже, в день рождения Тэнс, Джоанна — которая сама была помолвлена с Ли Синноттом, еще одним игроком «Уотфорда» — и мама Тани подумали, что у нее, вероятно, начнутся роды, поэтому ее мама отвезла Тэнс в больницу Уотфорда, которая находилась буквально по соседству со стадионом «Уотфорда» «Викаридж Роуд» и местом, где родился и я.
И вот тогда все пошло не так.
В больнице Тэнс было очень больно, поэтому ей сделали эпидуральную анестезию. Тэнс всегда утверждала, что причиной проблем была эпидуральная анестезия (существуют очень редкие случаи, когда эпидуральная анестезия может вызвать проблемы с сердцем). Все, что нужно — это чтобы медсестра или врач немного неправильно вставили иглу, и бум, серьезные проблемы. Она сказала, что после эпидуральной анестезии ее тело напряглось и растянулось, и она почувствовала, что ее мозг вот-вот выскочит из головы. Она едва могла дышать, и это было еще до того, как ребенок начал появляться на свет. Ее сердце не выдержало, но никто этого не понял. Но она не хотела паниковать из-за ребенка, и, поскольку Тэнс это Тэнс, она тужилась и толкала его вперед. На следующее утро родилась Кейли:
Акушерка сказала мне, что я родила Прекрасную Принцессу. Она была коричнево-рыжая, с черными как смоль волосами; она казалась такой маленькой… теперь, когда она была в моих объятиях, я любила ее еще больше.
Но что-то было не так:
Мое дыхание стало тяжелым. Я попросила инвалидное кресло, чтобы меня можно было выкатить на улицу — подышать свежим и влажным воздухом. Меня посадили у пожарного выхода и оставили совсем одну в темноте. Лучше бы они так и не побеспокоились. Я попросила, чтобы меня отвезли обратно. Я сказала молодой медсестре, что чувствую себя не очень хорошо и что мое дыхание кажется странным… Я включила лампу, чтобы привлечь внимание, и [медсестра] увидела, что мое лицо посинело. Она побежала за сестрой; было много паники… К этому времени мое тело почти замерзло. Я была завернута в то, что я думала, было гигантской оловянной фольгой… я знала, что безнадежно больна… я знала, что если засну, то больше никогда не проснусь — я не могла дышать.
Тэнс срочно отправили в отделение интенсивной терапии, и куча врачей корпела над рентгеновскими снимками, но никто толком не знал, что к чему. Стив Терри, ее мама и ее друзья все пришли навестить ее, но больше всего Тэнс испугалась визита Джоанны Саутерн, так как она не могла сдержать слез, и Тэнс поняла, что Джоанн, должно быть, знает что-то о ее состоянии, чего не знала она сама. И вот, в один момент Стив плачет, Морин плачет, и к ней заходит викарий.
Когда ты знаешь, что смерть близка, это очень одинокое чувство; никто не может сделать это за тебя. Все зависит только от тебя.
К счастью — к большому счастью — к Тэнс привели кардиохирурга, и он довольно быстро понял, что что-то не так. Было принято решение отправить Тэнс на десять километров дальше, в больницу Харфилда; в тот момент она даже не знала, что Харфилд — это место, где лечат сердца.
К этому времени врачи поняли, что она страдала от того, что называется кардиомиопатией. Это означает, что ее сердце разбухло во время беременности, но во время интенсивных родов те же мышцы, которые набухли и были напряжены во время беременности, разрушились. Был один шанс на миллион, что кто-то в возрасте 21 года должен пройти через такое, но теперь у нее была лишь одна возможность выжить: ей нужна была пересадка сердца. Это был ее единственный вариант, но даже в этом случае, это было по-настоящему маловероятно.
Когда ее перевезли в Харфилд все стало по-настоящему ужасно. В свою первую ночь Тэнс была помещена в реанимацию, что совершенно вывело ее из равновесия. В палате вокруг нее умирали люди, и она была в ужасе. К счастью, к ней пришел человек по имени доктор Митчелл и успокоил ее. Он станет такой важной частью нашей жизни, этот парень. Он выглядел как сумасшедший профессор — у него была чудаческая прическа, как у Кристофера Ллойда, играющего персонажа доктора Эммета Брауна из Назад в будущее — но он был самым добрым и лучшим врачом, которого когда-либо можно было себе представить.
Но сначала ей пришлось подождать — целых пять недель, пока продолжались поиски нового сердца. Ее перевели из реанимации в обычную палату, чтобы немного подуспокоить. Доктор Митчелл сначала сказал, что, возможно, ей нужен кардиостимулятор, но ей был всего 21 год, и она только что стала матерью, и это опустошило ее. «С таким же успехом я могла бы выброситься из окна прямо сейчас», — прошептала она Митчеллу.
Постепенно мне становилось все хуже. Я начала худеть и слабеть. Однажды я посмотрела в зеркало и испытала сильный шок. Я видела свои глаза, они были ужасны. Казалось, они так глубоко впали. Я знала, что умираю.
Дневник Тэнс — это невероятные записи того, через что она прошла — все ее страхи и боль, но также свидетельство силы и любви к своей семье, и в основном ее любви к Кейли.
Лучший способ объяснить, что она заставляла меня чувствовать — это когда я задыхалась, она давала мне дышать. Мое чудо-дитя.
В конце концов доктор Митчелл подошел к постели Тани и сказал, что ей нужна пересадка сердца в течение следующих двух недель — он был очень откровенен с ней и сказал, что без этого она умрет:
Меня снова подключили к мониторам, прямо у сестринского поста. Мне снова стало трудно дышать. С тех пор все, что я помню — это возвращение в палату интенсивной терапии. Как это было страшно. Доктор Митчелл сказал мне, что в ближайшие две недели мне понадобится новое сердце.
Мое последнее воспоминание о том, что мое старое сердце принадлежит Стиву, маме и папе. Боль была просто ужасной. Смотрю, как мою милую мамочку выводят из реанимации. Я умоляла папу позаботиться о том, чтобы с мамой все было в порядке.
Со Стивом, держащим одну руку, и папой, держащим другую, очень медленно мое зрение исчезало. Все начало темнеть. Это было очень постепенно. Я очень спокойно сказала Стиву, что ухожу. Определенно пришло время начать свое путешествие на небеса.
Когда приходит время умирать весь страх покидает тебя. Вся моя боль покинула меня, и впервые за несколько недель я по-настоящему обрела покой. У меня не осталось сил бороться за жизнь. Мое сердце тут же остановилось. [Я] стучалась в дверь рая.
Тэнс сказала Стиву, что ничего не видит, и внезапно комната наполнилась врачами и медсестрами, спешащими реанимировать ее.
Я не знаю, как жить после этого, правда не знаю. Я действительно верю, что это дало Тэнс сильное ощущение того, что жизнь так драгоценна и должна быть наполнена любовью и наслаждением. Она всегда была милым человеком, но я думаю, что как только это случилось с ней, она получила четкое представление о том, что такое жизнь и что значит ее потерять. Это также заставило ее бояться того, как мне кажется, насколько серьезно тело может тебя подвести.
Это еще одна причина, по которой потерять ее было так ужасно. Она знала, как никто другой, насколько драгоценна жизнь. Она никогда не принимала это как должное, ни одного дня.
Я не думаю, что кто-то из нас должен принимать это как должное.
Хотя Тэнс была по-настоящему юморной, и я думаю, что это помогло ей. Пусть она и «стучалась в дверь рая»…
...Я могу лишь предположить, что Бога в это время не было дома, так как меня снова отправили обратно.
Затем меня подключили к аппарату жизнеобеспечения, чтобы сохранить мне жизнь, пока доктор Митчелл пытался найти мне новое сердце. Мое полностью остановилось. Стив сказал, что звук остановки сердечного монитора останется с ним навсегда. Он любил меня больше всего на свете и стоял и смотрел, как я умираю. В тот момент он изменился; это полностью изменило его. Он никогда больше не будет прежним.
Я действительно не понимаю, как два человека, которые были так молоды, могли пройти через такое. Не забывай, все это произошло через две недели после того, как Тане исполнился 21 год. Стив был на четыре года старше, но в основном он все еще был молодым парнем. Они поженились лишь в июне 1986 года; теперь, менее чем через год, у них только что родился ребенок, и сердце Тани ее подвело. У меня нет ничего, кроме восхищения тем, как Стив оставался с ней на протяжении всего этого испытания; это, должно быть, было ужасно. (Он пропустил много игр «Уотфорда», чтобы быть с Таней — на самом деле, после того, как родилась Кейли и сердце Тани разорвалось, за весь сезон он сыграл еще лишь одну игру — и он забил, ногой! Довольно неплохо для центрального защитника, когда его мысли заняты чем-то другим.)
А потом произошло чудо: для Тани Терри было найдено сердце.
Чтобы найти сердце, к сожалению, должна была произойти трагедия где-то еще — в данном случае, очень далеко, в Германии. 14-летний мальчик попал в автомобильную аварию, и его семья хотела, чтобы он стал донором. Сердце изначально предназначалось для кого-то другого — не для Тэнс, но там соответствие было не был идеальным. И вот, середина мая. Пятью неделями ранее Таня родила и находилась на жизнеобеспечении; ее потребность была самой серьезной из всех в системе трансплантации, и сердце мальчика идеально соответствовало ее потребностям.
Но я хочу внести ясность: вот насколько мы были близки к тому, чтобы потерять ее, еще в 1987 году. Случайная авария на автобане в 800 километрах или около того отсюда? Об этом невыносимо думать — ни о Тэнс, ни о ее семье, ни о бедной немецкой семье, потерявшей своего мальчика.
Я думаю, если спросить кого-нибудь из близких Тэнс — ее маму, ее папу, Шейна, Стива, всех ее друзей — они бы умоляли о любом количестве дополнительного времени, учитывая, как невероятно близко к смерти она подошла той весной. Я полагаю, что то, что Тэнс получила 32 дополнительных года, было не чем иным, как чудом — рекордом в Соединенных Штатах в 1987 году, когда ей сделали пересадку, был сердечный реципиент медицинской школы Стэнфордского университета, который с момента трансплантации прожил 18 лет. Хотя сейчас, через несколько месяцев после ее смерти, даже 32 года кажется слишком мало.
В своем дневнике Тэнс написала, что смирилась с тем, что должно произойти:
Я ничего об этом не знала. Я думала, что мягко покинула этот прекрасный, волшебный мир и перешла на другую сторону, чтобы проводить время с моим драгоценным дедушкой Томми. Я думаю, именно поэтому во мне не было страха; я знала, что дедушка, которого я всегда любила и уважала, ждет меня. Я ничего не помню о том времени, когда я была мертва. Я просто знаю, какое облегчение я испытала… для меня было почти свободой, что смерть наконец пришла. Покой — лучшее слово, которое приходит на ум.
Сердце забрали из Германии, и теперь началось мучительное ожидание прибытия нового сердца Тэнс в Харфилд. Отец Тэнс и Стив часами ждали на вертолетной площадке, надеясь услышать жужжание лопастей, которое, как они надеялись, спасет ей жизнь. Однако последний этап путешествия сердца был по земле, поэтому, прежде чем они узнали об этом, вуаля, доктор Якуб и его команда начали и завершили трансплантацию. (На самом деле вертолеты будут присутствовать во многих частях нашей совместной жизни, хороших и плохих. Но они все еще впереди.)
Якуб нашел Лу и Стива и сказал: «Это хорошее сердце».
Позже Тэнс задумалась о том, что значит получить новую жизнь:
Это был единственный шанс для меня снова начать жить и быть дочерью, женой и, самое главное, матерью… я отчаянно хотела быть [ею] для Кейли, больше всего на свете.
Был понедельник, 18 мая 1987 года. Операция заняла около одиннадцати часов; в конце концов доктор Якуб вышел из операционной, чтобы сообщить семье Тэнс хорошие новости о том, что трансплантация завершена и пока она реагирует довольно хорошо. Но худшее еще не было позади:
Врачи не были уверены, что вовремя включили аппарат жизнеобеспечения. Как только сердце останавливается — это лишь вопрос времени, когда кислород перестает поступать в мозг. Когда это произойдет, если тебе удастся снова начать жить, то тут может произойти повреждения головного мозга. Врачи были совершенно уверены, что со мной это случилось.
Лу ушел домой после новостей о возможном повреждении мозга и не спал всю ночь, напуганный и опустошенный. Его любимая дочь, с которой он всегда был так близок; девочка, которую он держал на руках, когда она родилась между футбольным матчем и боксом, самый гордый мужчина в мире; девочка, которой он махал на прощание, отправляя в школу Леа Фарм, пытаясь проглотить огромный комок в горле; 12-летняя девочка, которой он привез Персефону домой в качестве сюрприза на ее день рождения; женщина, которую он передал Стиву Терри... После всего, через что они все прошли, это был самый жестокий удар. Столкнуться с ее потерей, только для того, чтобы эта новость о ее мозге — ее блестящем, причудливом, наполненном любовью мозге — следовала по пятам за новорожденным ребенком и трансплантацией, ну, это казалось всем худшей шуткой вселенной.
Но затем вновь произошло нечто волшебное. На следующее утро Лу, Стива и Морин на секунду пустили в приемную отделения интенсивной терапии, и все они стояли и смотрели на Тэнс, опустошенные тем, что она, возможно, получила ужасное повреждение мозга. Они не могли видеть ее лица, поэтому не могли сказать, в порядке она или нет.
И именно в этот момент из-под простыни появилась маленькая ручка и помахала. Их дочь, жена Стива, Таня Терри, только что помахала им рукой — ее папа и мама сразу поняли, что с ней все в порядке, потому что ты знаешь своего ребенка больше, чем что-либо в мире, и они просто почувствовали это.
С их маленькой девочкой все будет в порядке.
Для Тани пришло время начать свою жизнь заново. Она находилась в реанимации и ее не выпустили оттуда до конца недели.
Утро пятницы, 22 мая, в день рождения Шейна, было первым днем моей новой жизни. Я спала с тех пор, как в понедельник днем покинула свою жизнь.
Но все равно для такой молодой женщины все это было очень трудно для понимания:
Настоящая боль и ужас поразили меня — мне сделали пересадку сердца. Боль в груди и легких была ужасной, и я полностью онемела от шока… Я попросила зеркало. Момент, которого мама так боялась… За всю свою жизнь я никогда не видела ничего более уродливого. Шрам на моей груди был отвратителен. На мне было так много швов… В тот момент я знала, что моя жизнь уже никогда не будет прежней. Я думала, что не может быть ничего хуже, пока не поднесла зеркало к своему... лицу. Я выглядела как раздутый хомяк, и я была желтой. Я была опустошена… Кажется, в тот день я даже не спросила о своей дорогой Кейли. Все, чего я хотела — это чтобы моя семья была достаточно храброй, чтобы попросить врачей отключить аппарат жизнеобеспечения, чтобы я могла умереть красиво и достойно.
В конце концов, Тэнс начала чувствовать себя немного более обнадеживающе:
Через пару дней я научилась ходить, очень медленно. Я начала мыться и постепенно стала немного независимой, что сделало меня немного счастливее.
Однако, оглядываясь назад, я была смущена, потрясена и очень подавлена. Я всегда была счастливым человеком; я никогда не страдала от депрессии, поэтому я не понимала этой эмоции. Я думаю, что я даже была психически неуравновешенна, и это, вероятно, продолжалось 18 месяцев... как минимум.
Неудача была чувством, с которым я не могла справиться, и, будучи больной и полагаясь на то, что все сделают за меня, я чувствовала, что потерпела неудачу… Как может женщина не родить ребенка легко? Что я сделала не так? Почему мое здоровое сердце сломалось? Почему, почему, почему — это все, что я тогда спрашивала. Я сводила себя с ума, задаваясь вопросом, сомневаясь в себе, сомневаясь в Стиве, сомневаясь в Боге, врачах, медсестрах, моей семье, моих друзьях, просто сомневаясь во всем. И снова [я] пожалела, что не могла спокойно умереть.
Однако депрессия продолжала влиять на ее брак и на ее новую роль мамы:
Каждый день, когда я смотрела, как входит Стив, я сомневалась в своей любви к нему; Думаю, он чувствовал то же самое. Он шесть недель готовился к моей смерти, и вот я жива. Он был шокирован тем, что я выжила, и знал, что я стала полностью зависеть от него.
Я была [также] напугана мыслью о том, что внезапно стану мамочкой. До всего этого я была уверена, что стану идеальной молодой мамой. Теперь я снова чувствовала себя ребенком, за которым нужно присматривать; теперь меня пугала мысль о том, что я буду ухаживать за ребенком в одиночку.
Как всегда, Кейли спасла положение:
В тот день, когда мне принесли мою любовь Кейли, вся моя печаль покинула меня. Я вспомнила, что она заставляла меня чувствовать. Вся моя гордость вернулась, вся моя любовь вновь наполнила мое тело.
Однажды Морин расхаживала по гостиной, ужасно беспокоясь о дочери. Для всех это было ужасное время, но представьте себе, что матери приходится наблюдать, как ее единственная дочь борется за свою жизнь, а также, учитывая обстоятельства, она не может в полной мере насладиться своим первым внуком. Морин описывает это как худшие моменты в ее жизни... и в самый разгар этого самого тяжелого дня зазвонил телефон. Она боялась, что это из больницы; как же она ошибалась.
«Привет, Мор, — произнес чей-то голос. — Это Элт».
Это имя ей ни о чем не говорило.
«Кто это?» — раздраженно cпросила Морин.
«Элт», — сказал голос.
Морин понятия не имела кто это. Она была на грани того, чтобы просто положить трубку.
«Да, я поняла, — сказала Морин. - Но кто это, кто это?»
«Это Элт, Элт, Элтон Джон».
Последовала пауза, а затем Морин сказала: «Иисус, Мария и Иосиф!»
Боже, благослови его сердце, он звонил, чтобы узнать, послать ли Тэнс настоящие или искусственные цветы (комната Тэнс, конечно, должна была быть стерильной, поэтому они были искусственными). Рокетмэн даже навещал ее в больнице, сидел на краю ее кровати и болтал с ней. Это было в те времена, когда Элтон был женат на Ренате Блауэл, и Рената время от времени звонила Тэнс. (Как только она выписалась из больницы, Тэнс отправилась на вечеринку, которую Элтон устроил в Чорливуде; она даже заранее позвонила доктору Митчеллу, чтобы узнать, можно ли ей выпить бокал шампанского. Он ей разрешил.) И всю ее оставшуюся жизнь, Элтон всегда спрашивал о ней всякий раз, когда я его видел; какой замечательный парень.
И помимо Кейли, Стива, ее семьи и друзей, таких как Элтон Джон, был еще один человек, который помог Тэнс больше, чем я думаю, он когда-либо догадывался:
Время от времени заходил мой любимый доктор Митчелл… Он всегда был таким честным со мной и искренним, но с того момента, как я встретила его, в моем сердце всегда было место для него; и все еще есть. Он самый умный человек, которого я когда-либо встречала. Даже сейчас, когда я вижу его, мне нужно, чтобы он заверил меня, что он никогда не покинет больницу Харфилд. Я всегда думаю, что в тот день, когда он уйдет, умру и я. Он мне нужен.
После смерти Тэнс я поговорил с доктором Эндрю Митчеллом, чтобы поблагодарить его за все и рассказать, что Тэнс о нем думала. Я сказал: «Она так высоко отзывалась о вас — вы были ее рыцарем в сверкающих доспехах». Когда я сказал ему об этом он был в шоке; вот насколько великий и самоотверженный этот парень. Он настоящий, настоящий спаситель, а он и не подозревал об этом.
А потом наступил понедельник, 1 июня 1987 года — ровно через две недели после пересадки сердца Тэнс:
Наконец этот день настал. Я услышала слова: «Таня, ты не хотела бы вернуться домой?» Что за чувство. Если бы я все еще могла делать сальто назад, я бы сотню их накрутила. Поездка была чудесной: солнце, зеленая трава, запах лета, лошади, овцы и коровы в полях, голубое небо, белые облака. Моя челюсть болела от улыбки, когда я вернулась домой к маме.
Самым лучшим в жизни должен быть дом твоей мамы, дом, в котором ты провела все свое детство, самое счастливое время. [Мое детство было] очень особенным временем, и хотя я уехала оттуда, оно оставалось в моей собственной шкатулке памяти. Я все плакала от счастья. Я никогда не думала, что снова увижу Гаддесден-Кресент, мое любимое место во всем мире. Мои корни.
В кроватке ее ждал новорожденный ребенок.
Лежащая в своей кроватке Кейли одарила меня своим теплым сиянием. Ее красота продолжала шокировать меня. Ее кожа была как шелк.
К этому времени она уже была вполне светловолосой. Ей было десять недель. Моя собственная идеальная дочь.
Но депрессия все равно преследовала ее. Морин вспоминает, что однажды она развешивала белье, пока Таня ходила мыться. Взглянув в зеркало, Таня пришла в ужас от увиденного. Морин слышала, как она плачет и кричит. Подбежав к ней, Таня со слезами призналась, что чувствует себя похожей на обезьяну, так как стероиды вызвали рост темных черных волос на ее теле.
Все эти изменения очень встревожили Тэнс:
Иногда я испытывала странную тоску по Харфилду. Хотя я не хотела проводить свою жизнь в больнице, я знала, что там мне будет безопаснее. Я вдруг так испугалась смерти, что она начала овладевать каждой моей мыслью. В одно мгновение я была в порядке, смеялась и болтала, а в следующее я выла и кричала, не контролируя себя. Чувство страха не покидало меня по крайней мере 18 месяцев.
Были и опасные физические проблемы.
Тэнс пробыла дома всего несколько дней, когда у нее случился припадок, вызванный медикаментами, которые ей пришлось принимать. Ее срочно отвезли обратно в больницу, где ей пришлось пробыть несколько дней; ее рвало и у нее были сильные боли. У нее было проколото легкое, и ее пришлось дренировать в течение 48 часов. Но в конце концов она добралась домой навсегда, а затем на свадьбу своих друзей Джоанн и Ли Синнотт, где она была подружкой невесты. Но это было самый счастливый ее момент за то время:
День свадьбы Джоанны должен был стать моим последним счастливым днем на очень долгое время. Кейли делала меня счастливой, Стив тоже, но я была так несчастна собой, тем, как я себя чувствовала и выглядела. Мои волосы и брови начали менять цвет. Я полностью потеряла уверенность в себе и часами плакала, сама не зная почему.
В течение двух лет Тэнс одевала себя до подбородка, она была так смущена этим шрамом, идущим по ее груди. Она сказала в интервью газете «Сан»:
У меня есть фотографии, на которые я даже не могу смотреть, потому что не могу поверить, что это я. Я скрывала себя на протяжении двух с половиной лет. Я не выходила из дома, если не была одета до подбородка. Я была подавлена в течение двух лет, но однажды я подумала: «Что я делаю? Теперь это часть меня».
Было и некоторое утешение в виде «визитов» дедушки Томми. Тэнс была непреклонна в том, что он приходил к ней и садился на край ее кровати; он всегда был в своей униформе, и его присутствие успокаивало ее. Они всегда были так близки, что меня не удивляет — она чувствовала, что он был с ней в такое трудное время.
Теперь я тоже чувствую присутствие Тэнс. Недавно я вернулся домой после дня, проведенного на поле для гольфа, и ел то, что приготовила Кейли. Еда была похожа на готовку ее мамы, и это так сильно вызывало во мне присутствие Тэнс, что я почувствовал, что она была там, в той комнате, сидела со мной, как всегда, спрашивала меня о том, с кем я играл, и как я играл, и что все говорили, и какая была погода, и хорошо ли я провел время... и я не мог посмотреть на диван, где обычно сидела Тэнс, потому что, хотя я чувствовал ее присутствие в тот вечер, слышал ее прекрасный голос и чувствовал ее повсюду — как она выглядела, говорила и пахла, и ее огромная улыбка, которая освещала нас всех, все время — если бы я повернул голову и посмотрел направо, на тот диван, где когда-то сидела она, Тэнс на самом деле больше не присутствовала бы там, и если бы я не увидел ее там, то это надломило бы меня. Поэтому я продолжал смотреть прямо перед собой, тупо уставившись в телевизор, поедая еду, приготовленную Кейли, и скучая по своей Тэнс больше, чем можно написать, подумать или сказать.
В конце того лета 1987 года, когда ее новое сердце билось просто прекрасно, а любовь к Кейли усиливалась с каждой минутой, Тэнс пришлось столкнуться с еще одним потрясением: наступил новый футбольный сезон, и Стив, который пропустил кучу игр, когда Тэнс была так больна, должен был отправиться в Швецию на предсезонную подготовку.
Тэнс пишет, что она никогда не могла представить себе жизнь без Стива, и он хотел, чтобы ее жизнь вернулась к чему-то вроде нормальной, поэтому он попросил ее встречаться со всеми своими друзьями и хорошо проводить время. Но когда Тэнс, наконец, собралась выйти на вечер, попросив Морин подежурить няней, это было так больно, несмотря на все ее усилия:
Я чувствовала, что весь мир смотрит на меня и говорит обо мне. Я не могла этого вынести. Я весь вечер дрожала и чувствовала себя так, словно меня выставили напоказ.
В тот вечер я поняла, как сильно изменилась моя жизнь и я сама. Я больше не была веселой, беззаботной девушкой в толпе. Я вдруг стала Таней Терри, Выжившей после Пересадки Сердца.
С тех пор у Тани был режим приема лекарств, которые она должна была принимать, лекарств, которые она по-прежнему принимала до самого конца... или почти до конца. Одним из ключевых препаратов был циклоспорин, который работает, чтобы отключить часть иммунной системы, ответственную за отторжение чужеродных тканей, но также является препаратом, который может увеличить вероятность некоторых видов рака. С годами мы стали слишком ясно видеть побочные эффекты от него.
Были также времена, в первые годы после трансплантации, когда Тэнс несколько раз проглатывала свой язык — Стиву приходилось засовывать руку ей в горло, чтобы спасти ее. У нее также будут припадки, потому что они все еще проходят через своего рода метод проб и ошибок с некоторыми из ее лекарств. Должно быть, это было действительно трудное время для всех.
Позже мы узнали, что то, что поддерживало ее сердце, вероятно, и привело в конце концов ко всем ее проблемам со здоровьем. Это кажется таким несправедливым; но, впрочем, все кажется несправедливым сейчас, без нее.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал
