«Хиллсборо: Правда» 8. Нет последних прав
***
Именно Роберт Марк, тогдашний комиссар столичной полиции, заявил, что британские полицейские силы являются «наименее мощными» и «наиболее подотчетными» в мире. Как «граждане в форме», полиция, по крайней мере в своем принципе, не стоит выше закона. Как сотрудники местных органов власти, они, как ожидается, будут политически подотчетны полицейским комитетам местных органов власти, в обязанности которых входит «поддержание адекватных и эффективных полицейских сил». Как и в других профессиях, они также связаны дисциплинарным кодексом.
На протяжении многих лет, начиная с Закона о полиции 1964 года, постоянно велись дебаты о двойном ударе. Проще говоря, если сотрудники полиции будут привлечены к ответственности за правонарушение и оправданы, они все равно должны отвечать перед дисциплинарным кодексом подразделения. Поскольку и система уголовного правосудия, и кодекс законов о вооруженных силах должны доказывать, что случай «вне разумных сомнений», сотрудники полиции утверждают, что, как только уголовное преследование не удается, должны быть приняты дисциплинарные меры. В противном случае полицейские фактически дважды предстают перед судом за одно и то же преступление. На практике двойной удар встречается редко. Оправдательный приговор обычно применяется в обоих случаях. Правила применения, как правило, используются в основном для менее серьезных нарушений дисциплины в подразделении.
После того, как Директор Государственного обвинения (DPP) решил, что доказательств для привлечения к ответственности старших офицеров, дежуривших на «Хиллсборо» недостаточно, и не было никаких доказательств для действий против полиции как корпоративного органа, были рассмотрены для принятия дисциплинарных мер 17 жалоб, поданных в Управление по рассмотрению жалоб на полицию (PCA) представителями общественности. PCA привлекло к делу сотрудника, который изучил материалы, собранные следователями полиции Уэст-Мидлендс, рассматривая каждую жалобу по существу. Ему помогал другой член PCA.
В двух случаях, связанных с Дакенфилдом и Мюрреем, PCA пришло к выводу о наличии достаточных доказательств для привлечения к дисциплинарной ответственности за «пренебрежение служебными обязанностями». PCA было убеждено, что оба старших офицера не справились со своими обязанностями. Главный констебль Южного Йоркшира не согласился с этим, и, учитывая публичный профиль «Хиллсборо», председатель и заместитель председателя PCA были вовлечены в это дело. За кулисами произошел крупный спор между PCA и полицией Южного Йоркшира.
Все было решено 11 июля 1991 года, когда PCA распорядилось, чтобы Дакенфилд и Мюррей предстали перед дисциплинарным слушанием по обвинению в «пренебрежении служебным долгом». Хотя это не было признаком вины, обвинения показали, что PCA сочло наличие достаточных доказательств в поддержку этого действия. «Пренебрежение долгом» не имеет прямого аналога в уголовном судопроизводстве.
В то время главный констебль Южного Йоркшира решительно выступал против этого действия, хотя с тех пор было заявлено, что он «хотел, чтобы дисциплинарный процесс был проработан», учитывая «значение катастрофы». Дакенфилд, однако, был в отпуске по болезни, «слишком болен, чтобы быть подверженным дисциплинарному процессу, не говоря уже о том, чтобы предстать перед необходимым трибуналом». Ранний выход на пенсию по состоянию здоровья не является чем-то необычным в тех случаях, когда офицеры сталкиваются с дисциплинарными обвинениями. С прекращением разбирательства их индексированная пенсия и личная репутация остаются нетронутыми. Это дорогостоящий процесс, и он мало способствует укреплению доверия общественности к подотчетности полиции. 10 ноября 1991 года Дакенфилд досрочно вышел на пенсию по состоянию здоровья.
Однако обвинения против Мюррея остались в силе. Казалось несправедливым, что Мюррею пришлось взвалить на себя бремя того, что было «совместным обвинением». PCA воспользовалось судебной консультацией и после продолжительного обсуждения 13 января 1992 года приняло решение не возбуждать дело против Мюррея. Фактически это положило конец дисциплинарному разбирательству. В очередной раз семьи и выжившие были подавлены. Хотя DPP вынес решение против уголовного преследования за непредумышленное убийство, PCA выявило явное дело в отношении старших офицеров за пренебрежение служебными обязанностями. Но предложенные действия провалились, и дело было прекращено. Позже Мюррей ушел на пенсию. Однако тот факт, что на дело по обвинению в пренебрежении обязанностями нужно было ответить, вновь поднял вопрос о явной аномалии вердиктов по расследованию несчастных случаев со смертельными исходами.
* * *
Шесть важнейших вопросов подорвали доверие общественности к расследованию «Хиллсборо». Во-первых, разделение расследований на мини-расследования и общее слушание ограничили раскрытие информации и предотвратили соответствующий перекрестный допрос. Во-вторых, не рассмотрение событий после 15:15 сократило любое изучение обстоятельств, связанных со многими смертями. В-третьих, указание коронера присяжным стереть из их памяти заявление Маршалла в суде не только выявило его ошибку в допущении этого, но и потребовало невозможного. Как этот отрезок после 15:15, так и ошибка в показаниях Маршалла дали основания для судебного пересмотра следствия. В то время семьям было рекомендовано воздержаться от судебного пересмотра и велено дождаться результатов расследования. Это был отнюдь не лучший совет, поскольку судьи Высокого суда неохотно отменяют расследования после того, как возвращаются вердикты.
В-четвертых, как это часто бывает на дознаниях, заинтересованные стороны не располагали подробной информацией о критериях, используемых при отборе свидетелей. В-пятых, была выражена значительная озабоченность, особенно среди семей погибших, по поводу того, что коронер придавал особый вес некоторым доказательствам при подведении итогов. Его указание на то, что случайная смерть может включать в себя определенную степень халатности, безусловно, было открыто для обсуждения. Если была допущена халатность, нарушила ли она «обязанность проявление заботы» перед болельщиками? В-шестых, выжившие не были представлены, и семьи были ограничены одним адвокатом, в то время как различные интересы полиции представляли шесть адвокатов.
6 апреля 1993 года после тщательной подготовки шести семьям погибших было удовлетворено ходатайство о судебном пересмотре приговоров, вынесенных в ходе расследования в соответствии со статьей 13 Закона о коронерах 1988 года. Основания для обращения в Высокий суд включают нерегулярность судопроизводства, недостаточность расследования и появление новых фактов или доказательств. Каждый из шести утверждал об их неправильности и недостаточности. По сути, это были контрольные примеры для всех, кто умер.
Получив разрешение оспорить вердикты о смерти в результате несчастного случая, адвокат шести семей Эдвард Фицджеральд заявил, что «какой бы ни была эта смерть, она не была случайной, и если бы вердикт был отменен произошло бы некое успокоение чувств». Давая свое согласие на судебный пересмотр, судья Макферсон пришел к выводу, что «дело может быть разумно оспорено». На фоне сцен облегчения и оптимизма семьи почувствовали, что наконец-то кто-то из властей их слушает.
Но в голосе судьи Макферсона прозвучали предостерегающие нотки: «Я не знаю, чем это все кончится. Я не знаю, насколько желательно, чтобы эти муки продолжались». А Кристофер Доррис, коронер из Нью-Южного Йоркшира, преуменьшил значение выигрыша разрешения: «Все, что произошло сегодня — это то, что с семьями согласились и они выиграли право на всесторонний анализ. Больше в суде никого не было».
Однако победа в разрешении была значительным достижением, успехом при незначительных шансах. Через девятнадцать месяцев после первоначального представления Генеральному прокурору в Окружном суде начался судебный пересмотр в присутствии двух судей. «Во многих отношениях, — утверждал Алун Джонс, королевский адвокат от имени семей, — расследования были "пустыми". У коронера была "видимость предвзятости" по отношению к полиции и властям, особенно в сокрытии и утаивании доказательств. Эти претензии были решительно оспорены адвокатом коронера».
5 ноября 1993 года, после подробных представлений от имени шести семей, судьи вынесли решение в пользу коронера. Лорд-судья Маккоуэн счел, что Поппер «провел полное расследование» и что «обвинения против сотрудников полиции, проводящих расследование», не дают оснований для отмены вердиктов и назначения нового расследования. И Маккоуэн, и судья Тернер считали, что расследование было проведено должным образом. Никакие из доказательства не были скрыты. Отнюдь не критикуя работу коронера, лорд судья Маккоуэн заявил, что не только расследование было «правильно завершено», но и «указания присяжным относительно того, как они должны подходить к его завершению, были безупречными». Г-н судья Тернер согласился с этим; не было «ничего, что указывало бы на отсутствие справедливости или неразумности — не было никакой ошибки».
«Какова цель новых расследований? — спросил Маккоуэн. — Получить вердикт с критикой полиции?» Отвечая на свой собственный вопрос, он утверждал, что полиция уже подвергалась критике в докладе Тейлора. Они «признали свою вину и выплатили компенсацию». Он продолжил: «Чтобы получить вердикт с критикой экстренных служб?» «Не было никаких доказательств, оправдывающих подобную критику, и в любом случае она была бы неуместна, если к 15:15 все шестеро были мертвы». Наконец он спросил: «Чтобы получить дополнительную информацию о последних минутах их жизни?» Он сомневался, что «было бы выяснено что-то еще», но «процесс будет мучительным, с участием большого числа свидетелей и продлится если не 96 дней, то немногим меньше».
Лорд судья Маккоуэн пришел к выводу, что расследование было проведено и завершено должным образом; полиция уже признала свою вину и, соответственно, выплатила компенсацию. Несмотря на то, что он услышал убедительные и авторитетные медицинские доводы об обратном, он принял сомнительное рассуждение коронера о том, что все умершие были клинически «мертвы» к 15:15, следовательно, аварийные службы спасли всех, кого можно было спасти. Это был совершенно несовместимый с фактами и другим обоснованным профессиональным мнением уровень уверенности.
Кроме того, по мнению Маккоуэна, «независимо от того, по чьей вине, если вообще по чьей-то... прошло уже четыре с половиной года с тех пор, как произошла трагедия». Отменить «существующие вердикты, ничего не оставив на их месте "было бы" абсолютно бесполезно». Он признал, что у семей, потерявших близких, были «глубинные инстинкты знать обстоятельства, при которых умерли их родственники». Уважая этот «мотив», он должен был «принять объективный взгляд... учитывая интересы всех заинтересованных сторон». Следовательно: «По своему усмотрению я пришел бы к выводу, что это не тот случай, в котором было бы правильно назначать новое расследование».
Понятно, что семьи были поражены силой отказа, особенно звучным одобрением Поппера. Им было заявлено, что с них не будут взиматься понесенные расходы, но что дальнейшее обращение в Палату лордов «повлечет за собой огромные расходы». Казалось, это был конец пути. Дорин и Лес Джонс, одна из этих шести семей, пришли к выводу, что: «Исчерпав судебный процесс, ни один из вопросов, касающихся смерти нашего сына, не был рассмотрен, и это указывает на неадекватность правовой системы, которая нуждается в радикальной реформе».
* * *
Медицинское заключение, проигнорированное судьями Окружного суда, было получено от двух врачей. Каждый из них оспаривал патологические показания, раскрытые на мини-дознаниях. Доктор Уэст заявил, что невозможно установить, как долго сознание могло или в действительности сохранялось после начала давки. Жертвы «вполне могли выжить в течение значительного периода времени, значительно позже 15:15». Доктор Бернс согласился с этим. Даже при тяжелых случаях травматической асфиксии «ни в коем случае нельзя быть уверенным, что... смерть обязательно наступает через три или четыре минуты после начала сжатия». Решающий фактор — «было ли сжатие устойчивым». Он пришел к выводу, что «прерывистое давление» может «на значительное время» отсрочить смерть.
Оба уважаемых специалиста в области судебной медицины выразили серьезные сомнения в отношении медицинских доказательств, представленных на дознании, и сделанных на их основе выводов. В то время как некоторые из тех, кто был раздавлен, испытали бы сильное и длительное сжатие, это не могло быть принято в качестве эмпирического правила для всех, кто погиб тогда. Невозможно было с уверенностью заключить, что все умершие подвергались постоянному и сильному сжатию, за которым следовало быстрое наступление бессознательного состояния и смерть через три-пять минут.
В одном из шести рассмотренных дел имелись доказательства того, что покойный, Кевин Уильямс, жил в течение значительного времени после 15:15 2 июня 1994 года. Опрошенный в рамках программы коронер подтвердил, что доказательства для следствия были выборочными. 26 октября 1994 года в ходе дебатов в Палате общин сэр Малкольм Торнтон, член парламента от Уильямса, заявил, что судебный пересмотр уделил «мало внимания» медицинским заключениям как доктора Уэста, так и доктора Бернса.
Выступая в ходе дебатов, член парламента от лейбористов от Ноусли Джордж Ховарт подчеркнул проблемы, вызванные отсечением событий после 15:15. Он заявил: «Несмотря на все, что было сказано, и все выводы, которые, возможно, были сделаны, именно то, что произошло в... отдельных случаях, не было охвачено». Он утверждал, что следует предпринять все возможное, гарантируя скорбящим, что «все, что можно было сделать, было в действительности сделано»
Отвечая, Генеральный прокурор отметил, что, хотя телепередача была «захватывающей, увлекательной программой на трагическую тему», она не являлась «доказательством сама по себе». Он отметил, что Окружной суд рассмотрел это дело и медицинские заключения, постановив, что новые доказательства были «слишком слабыми... чтобы оправдать назначение нового расследования».
Повторив решение лорда-судьи Маккоуэна, Генеральный прокурор пришел к выводу, что для проведения новых расследований потребуются «действительно неоспоримые и убедительные» аргументы. Он считает, что программа ничего не добавила к доказательствам, представленным на рассмотрение суда. Расследование лорда-судьи Тейлора было «кропотливым и тщательным» и «справедливо и прямо возложило вину за трагедию на полицию, которая контролировала болельщиков на мероприятии. Полиция признала свою вину и выплатила компенсацию».
* * *
В течение недели дебатов в Палате общин снова разгорелась массовая полемика по поводу поведения болельщиков на «Хиллсборо». Выдержки из автобиографии Брайана Клафа появились в «Дэйли Мейл» 22 октября 1994 года. Бывший главный тренер «Ноттингем Форест» прогремел: «Я всегда буду убежден, что те болельщики «Ливерпуля», которые погибли, были убиты людьми из Ливерпуля. Все эти жизни были потеряны напрасно». Это было бесчувственно и типично для Клафа, долгое время считавшегося индивидуалистом с бескомпромиссными взглядами.
Неудивительно, что книга была написана обозревателем «Сан Спортс», но выдержки из нее появились в колонке «Мейл» Иана Вулдриджа. Вулдридж, уважаемый спортивный журналист, видел в Клафе «близкого свидетеля» на «Хиллсборо», который единственный кто публично заявлял о том, во что верили многие, но «молчали в то время по разным причинам». Клаф испытывал «огромное сочувствие» к полиции, которая «несла на себе основную тяжесть вины», потому что «их было так мало».
На следующий день Джеймс Рив освещал этот вопрос в прямом эфире на «Радио 5». Он предположил, что были «сцены поведения, которые в лучшем случае были безответственными», и то, что произошло, было «в пределах досягаемости от "Эйзел"». После «Эйзел», по его словам, болельщики должны были получить урок, но некоторые «были пьяны и на "Хиллсборо" вели себя нелепо». Возможно, «описание этих людей», сделанное Клафом, было «ближе к истине, чем люди хотели бы признавать».
В течение нескольких дней споры начали набирать обороты. В невероятном неверном истолковании того, что произошло, «Дэйли Стар» сообщила, что 96 человек погибли «в давке после того, как ворота были закрыты». Эндрю Форгрейв, написав в ливерпульской «Дэйли Пост», нападал на «сентиментальное возмущение» и «рефлекторную реакцию» ливерпульцев, которые осмелились бросить вызов Клафу. Ливерпуль «смягчал свою собственную трагедию, как чрезмерно заботливая мать... город, погрязший в прошлом».
Потерявшая ребенка мать ответила: «Замечания Клафа идиотские и просто показывают, что у него нет сердца. Матери потеряли сыновей, а жены потеряли мужей в тот день, а его комментарии просто возвращают нахлынувшие воспоминания». Отец одного из выживших заявил, что его сын «все еще пытается примириться с катастрофой на «Хиллсборо», а Клаф [вернул] всех старых призраков». Джен Спирритт писала, что «знание» Клафа о катастрофе ограничивалось тем, что ему рассказал «предвзятый старший офицер полиции». Эдди и Адам, ее муж и сын, были свидетелями «хаоса у турникетов, вызванного плохой полицейской организацией мероприятия».
Джен продолжила: «Мой сын умер в тот день, а мой муж оказался в реанимации, и что касается вины, да, мой муж действительно винит себя и будет продолжать делать это до конца своей жизни за то, что не смог спасти нашего прекрасного сына, несмотря на отчаянные усилия...» Она осудила Клафа и средства массовой информации за их «продолжающееся неправильное изображение катастрофы», предполагая, что они получат «вечную благодарность полиции Южного Йоркшира».
Столкнувшись с критикой во всей красе, Клаф просто ответил: «Я не жалею о том, что сказал. Ливерпульцы убили ливерпульцев». А тем, кто бойкотировал книгу, он ответил: «половина из них не умеет читать, а другая половина скупые самонадеянные типы...» Он не только не раскаивался, но и хвастался, что «попал бы в еще большие неприятности», если бы было опубликовано все, что он хотел сказать. Именно в этой атмосфере сэр Бернард Ингхэм, пресс-секретарь Маргарет Тэтчер во время катастрофы, решил напасть на лорда-главного судью Тейлора, который «обелил пьяных разгильдяев, которые вызвали футбольную катастрофу на «Хиллсборо», штурмуя стену периметра...», стоившую жизни их коллег-болельщиков.
В феврале 1995 года клубы «Ливерпуль» и «Ноттингем Форест» вместе с обоими городскими советами опубликовали заявление о «значительных усилиях», предпринятых «некоторыми лицами, чтобы отклонить или исказить выводы лорда-судьи Тейлора... возложив вину на болельщиков футбольного клуба «Ливерпуль», несмотря на подавляющее количество доказательств, собранных судебным расследованием». В то время как организации повторили девять «основных факторов», вызвавших смерть, Клаф, Ингхэм и их сторонники вернули многих из погибших и выживших в состояние глубокого страдания. Злобные и ложные обвинения были брошены, как соль на раны внезапной утраты и отчаянного выживания.
* * *
Ссора вокруг Клафа и Ингхэма была жестоким, но уместным напоминанием, если таковое было необходимо, о том, что многие люди за пределами Мерсисайда по-прежнему не были убеждены выводами Тейлора; их фанатизм и предубеждения подпитывались и стимулировалось продолжающейся одержимостью СМИ хулиганством. Не имея непосредственного опыта просмотра футбола, большинство людей полагались на газеты как на единственный источник информации. Клаф через прессу играл перед подготовленной аудиторией, как плененной, так и увлеченной с высоким уровнем обмана и догадок, но с низким уровнем фактов и журналистских расследований.
В ноябре 1995 года, после шести лет кропотливых исследований, Проект «Хиллсборо» опубликовал книгу «Нет последних прав». Подзаголовок «Отказ в правосудии и пропаганда мифа после катастрофы на "Хиллсборо"», 375-страничный анализ юридических процедур и освещения в средствах массовой информации осудил институциональные структуры как «коррумпированные», а оперативную практику как «нечестную». «Хиллсборо», утверждали авторы, представлял собой «серьезную судебную ошибку», в которой надлежащая правовая процедура лишила погибших и выживших «прав человека и социальной справедливости».
В трех длинных главах подробно описывались «нечестность» и «неадекватность» процесса расследования, которому подверглись люди, потерявшие близких. По-прежнему вызывает «серьезную озабоченность тот факт, что одни и те же следователи производили все три расследования на «Хиллсборо»… «независимость» каждого расследования была поставлена под вопрос...»
Без разглашения информации, потерявшие близких «были вынуждены идти на дознание, не зная о доказательствах, имеющихся у полиции или увиденных коронером». В то время как коронер «определял повестку дня», главный констебль Южного Йоркшира «имел доступ к результатам полицейского расследования», что позволило его юридической команде подготовиться соответствующим образом. Поскольку ответственность полиции была центральным вопросом, недвусмысленно одобренным лордом-судьей Тейлором, «подобный дифференцированный доступ был совершенно неуместен».
Без юридической помощи семьям погибших пришлось найти более £150 тыс. для коллективного юридического представительства. Но корпоративные органы и профессиональные ассоциации предоставляли адвокатов для своих членов, причем некоторые из них оплачивались из государственного бюджета. Старшие офицеры полиции, включая бывшего главного констебля, «были полностью представлены как отдельные лица, и Федерация полиции предоставила представительство для защиты интересов других полицейских». Авторы «Нет последних прав» сочли «неравенство в доступе к юридическому представительству... неприемлемым», серьезно препятствуя «справедливости процесса... это исказило расследование на «Хиллсборо», лишив всех болельщиков и те семьи, которые не могли себе этого позволить, какого-либо юридического представительства». Наконец, это «нарушило баланс перекрестного допроса свидетелей и предрешило исход дела».
Один адвокат представлял 43 семьи, и был проинструктирован руководящим комитетом адвокатов. Хотя руководящий комитет координировал это дело и его ход, он также страдал от серьезных недостатков. Авторы отметили, что семьи погибших «не получали информацию тщательно или последовательно… Разные адвокаты, имеющие разный опыт или знание процесса, предоставляли разную информацию, как по качеству, так и по количеству». Как только началось расследование, многие семьи почувствовали, что они «практически не контролируют ход или приоритеты своих дел... организация представительства не работала рационально, эффективно или справедливо».
Книга «Нет последних прав» не была язвительной в своей критике расследований. Мини-расследования были «ошибочными» и «эффективно предотвратили любой значительный перекрестный допрос ключевых свидетелей». Семьям, «обработанным в считанные минуты», было отказано в «возможности задать вопросы, имеющие значение для обстоятельств, при которых погибли их близкие». Управляемые на сцене и под клаустрофобическим руководством полиции Уэст-Мидлендс, мини-расследования были «больше похожи на конвейерную линию производства, чем на деликатный обзор и исчерпывающий опрос фактов дела».
«Единственным возможным объяснением» измерения уровня алкоголя в крови у всех умерших, по мнению авторов, было то, что на коронера «чрезмерно повлияли ранние заявления полиции о том, что пьянство сыграло свою роль в катастрофе». Далее: «Даже в этом случае это не являлось достаточной причиной» для такого беспрецедентного акта. Это было «решение, лишенное чувствительности, которое не только причинило много дополнительной боли, но и непосредственно привело к дезинформированным спекуляциям и неправде в средствах массовой информации».
Приводя перечень других ошибок в суждениях и бесчувственных официальных ответов, «Нет последних прав» не оставляла за собой самой строгой критики решения коронера наложить ограничение на доказательства после 15:15. «Качество неотложной помощи и лечения, полученных в конкретных случаях для установления того, могли ли быть спасены некоторые из умерших», было отклонено коронером как не относящееся к делу. Его интерпретация сомнительных медицинских доказательств заключалась в том, что все умершие к 15:15 находились в безнадежном состоянии, независимо от фактического времени смерти.
Выбор и порядок свидетелей на общем дознании определялся исключительно коронером, и «дисбаланс юридического представительства» несправедливо утяжелял их перекрестный допрос. Полицейские адвокаты не только работали рука об руку на протяжении большей части перекрестного допроса, они также делали это на протяжении всех юридических представлений в конце расследования. Они приняли «представления друг друга... добавляя или развивая аргументы вокруг конкретных [предыдущих] дел и их решений». Это были «отточенные и изысканные выступления ряда высококвалифицированных консультантов, каждый из которых имел свою собственную команду поддержки». «Нет последних прав» демонстрировала точное знание «окончательных последствий» этих представлений для «толкования закона коронером».
При вынесении предписанных вердиктов, руководствуясь решениями, вынесенными в предыдущем прецедентном праве, коронеры руководствуются юридическими представлениями. Но, как было показано ранее, часто бывает трудно отделить юридические, технические указания коронеров, которые путают присяжных от их интерпретации доказательств, которая не имеет путанного статуса. «Нет последних прав» ясно показала, как коронер «отбирал доказательства, которые он считал значимыми, часто высказывая мнение о надежности или даже стиле или изложении определенных свидетелей», превращая свое подведение итогов в «крайне субъективный процесс высказывания мнения, а не факта».
«Независимо от направления коронера, — заключили авторы, — это всего лишь интерпретация и дистилляция предыдущих случаев... и сами интерпретации других случаев». Но указания выступают в качестве «объективирующих, определяющих принципов» и «когда коронер представляет их присяжным, они имеют мощный, определяющий вес». Несомненно, коронер отдавал предпочтение версии смерти по неосторожности, которая «может включать в себя определенную степень халатности со стороны отдельных лиц или корпораций». По сути, утверждали авторы, «это решение позволило присяжным учесть любые опасения по поводу халатности или невыполнения каких-либо обязанностей по обеспечению интересов в рамках вердикта о смерти в результате несчастного случая».
«На «Хиллсборо» было неоспоримо, что последовательность серьезных небрежных действий со стороны частных лиц и корпоративных организаций привела к гибели 96 человек, однако в вердикте следствия говорится, что эти смерти были случайными. Приговор, как по существу, так и по последствиям, остается неоправданным в любых терминах, кроме тех, которые сформулированы в рамках закона». Авторы «Нет последних прав» обвинили «устаревший, несправедливый и структурно несовершенный процесс, проводимый коронерами, которые обладают дискреционными полномочиями, превышающими их знания или способность их использовать». Хуже того, было неизбежно, что не будет никакого возмещения путем судебного пересмотра, поскольку апелляционные суды «танцуют под одну и ту же дудку... пойманные в ловушку процессуального прецедента». Между тем, «при определении прав умерших и потерявших близких» расследования на «Хиллсборо» равносильны «институциональному отрицанию принципов равенства, справедливости и правосудия, закрепленных в международных конвенциях».
«Нет последних прав» дала 87 подробных рекомендаций по институциональной реформе в области ликвидации последствий и правовых процессов после стихийных бедствий. Они включали в себя: 10 рекомендаций, касающихся безопасности болельщиков, охраны правопорядка и прав граждан на спортивных и досуговых мероприятиях; 19 о мерах реагирования официальных органов сразу после этого (морги, идентификация, права погибших, межведомственный конфликт); 8 о роли и структуре официальных расследований; 33 о роли и функциях расследований. Это был самый тщательно из когда-либо написанных исследовательский обзор процедур.
В выходе в свет «Нет последних прав» приняли участие более 50 семей и многие выжившие. Несмотря на гектары газетной бумаги, посвященной «Хиллсборо» за предыдущие шесть лет, только три национальные газеты подробно освещали результаты и рекомендации. В течение 48 часов все выглядело так, как будто книга вообще не была написана. Фактически, несмотря на безоговорочную поддержку со стороны семей и выживших, «Нет последних прав» были похоронены. Широко распространенный среди депутатов Мерсисайда и теневых министров Лейбористской партии, ответ был минимальным. Интерес к «Хиллсборо», по-видимому, убывал. Очевидно, что в такую правду трудно было поверить.
* * *
Академические исследования, какими бы близкими они ни были к повседневному человеческому опыту, редко привлекают внимание или воображение массовой аудитории. В отличие от этого, телевидение является мощным средством, не требующим от своих зрителей долгосрочных обязательств, а передающим свое послание резко, буквально между чашками чая. С телевидением людям не нужно активно искать новости. В то время как «Нет последних прав» находилась на стадии производства, Джимми Макговерну, широко известному ливерпульскому журналисту, было поручено написать двухчасовой документальный фильм «Хиллсборо». Как «Нет последних прав», так и предыдущий доклад от тех же авторов, «Хиллсборо и после: Опыт "Ливерпуля"», осведомились о первоначальном намерении Макговерна. Оно было ясным — поднять «вопрос об истине и справедливости», который привел бы массовую аудиторию «в ужас от того, что было сделано до и после трагедии нашими общественными службами от нашего же имени».
Летом 1996 года в газетных сообщениях время от времени появлялись упоминания о создании фильма «Хиллсборо». Выяснилось, что его бюджет составляет £1 млн. и что он будет сосредоточен на том, что предшествовало катастрофе и на его непосредственных последствиях. Еженедельная программа «Дэйли Миррор ТВ» «эксклюзивно» показала, что реконструкция будет сосредоточена на опыте трех семей: Гловеров, Хиксов и Спирриттов. Намерение состояло в том, чтобы «просветить» людей. По словам Джимми Макговерна: «Мы пошли на все, чтобы быть точными».
По мере приближения показа в начале декабря журналисты осознали весь потенциал этой истории. Сочетание полемики вокруг «Хиллсборо», Джимми Макговерна и двухчасового сетевого слота в прайм-тайм само по себе было историей, которая захватила воображение как репортеров, так и авторов новостей. К этому добавилось обязательство Джимми Макговерна «рассказать все как есть» и обещание новых доказательств, обнаруженных исследователями фильма.
С середины ноября газеты печатали статьи о «Хиллсборо», в которых фактически пересматривались последствия катастрофы и ее последствия, используя интервью с семьями, изучая динамику и намерения создания фильма. Некоторые из этих репортажей включали дебаты по поводу «обоснованности формы» драматических документальных фильмов при освещении очень чувствительных и нерешенных судебных ошибок. Иан Макбрайд, со-исполнительный продюсер, утверждал, что исследования для фильма были «такими же строгими, как и для кабельной документалки».
Освещение, безусловно, указывало на то, что «Хиллсборо» должен был стать чем-то новаторским. В статье Роберта Крэмптона для «Таймс» прозвучали следующие комментарии: «То, как «Хиллсборо» был написан и снят на пленку, на самом деле о том, как люди могут признать и принять ответственность». Он пришел к выводу, что все участники «решили, что их ответственность лежит перед мертвыми и перед правдой». Джимми Макговерн в интервью «Сандэй Телеграф» не думал, что фильм «что-то изменит», но утверждал, что «есть правда, которая должна быть высказана».
За неделю до показа «новые» доказательства, которые будут раскрыты в документальном фильме, вероятно намеренно, просочились в прессу. Они были сосредоточены на упоминании Роджера Хоулдсворта, гражданского видеотехника, работающего на «Хиллсборо», судя по протоколам расследования Тейлора. Из отсылки было ясно, что Хоулдсворт должен был знать, какие из камер, развернутых на «Хиллсборо» для наблюдения за болельщиками, были в рабочем состоянии, и, судя по его собственным мониторам, именно то, что полиция, включая командира матча, могла видеть на своих мониторах в диспетчерской. Потенциально это была жизненно важная информация, поскольку часть объяснения полиции о том, что они не отреагировали на разгром в загонах 3 и 4, заключалась в том, что одна камера была неисправна, а мониторы обеспечивали ограниченный угол действия.
Роджер Хоулдсворт полностью все это рассказал полицейскому расследованию, и эти доказательства, по-видимому, противоречили полицейским объяснениям. Тем не менее, его заявление так и не увидело свет, и кто-то, если не несколько человек, принял решение, что Хоулдсворт не будет вызван ни на расследование лорда судьи Тейлора, ни на дознания. Хоулдсворт считал, что в тот день полицейские камеры и собственные камеры видеонаблюдения «Хиллсборо» давали «виды, которые должны были быть доступны офицерам в диспетчерской полиции». Для него было «очевидно», что загоны 3 и 4 были заполнены до отказа, когда было принято решение впустить более 2000 человек на стадион через выходные ворота С.
Создатели фильма выяснили у Хоулдсворта, который сделал еще одно заявление, предполагающее, что полиция могла видеть, но предпочла игнорировать состояние загонов или, как вариант, что они проявили серьезную небрежность, не видя то, что происходило перед их глазами. Как заявил Тревор Хикс, председатель Группы поддержки семей «Хиллсборо»: «Мне всегда было трудно смириться с утверждением полиции, что они ничего не видели до того, как открыли ворота. Эти доказательства показывают, что камеры работали». Хоулдсворт также сообщил, что в ночь катастрофы из диспетчерской клуба были украдены две кассеты. Их держали под замком.
Эти откровения придавали оттенок «неопровержимым фактам», задокументированным в «Хиллсборо». Таблоиды ожидали показа в своем обычном стиле: «Это самая шокирующая телевизионная драма в истории»; «ТРАГЕДИЯ НА ТРИБУНЕ»; «КРИС ПЕРЕЖИВАЕТ АДСКИЙ ДЕНЬ»; «САМЫЙ МРАЧНЫЙ ДЕНЬ ДЛЯ ТЕЛЕВИЗИОННОГО СУДА». Любопытно, что пресса сыграла сторонником дела. Несмотря на двойственность во время катастрофы и ее вклад в пропаганду мифов, связанных с обязанностями болельщиков, «Дэйли Миррор» запустила кампанию всего за три дня до показа.
Для этого маловероятного союза сошлось несколько факторов. Самым важным было то, что Брайан Рид, бывший репортер «Ливерпуль Эхо», чьи репортажи в то время шли против течения мифотворчества на Флит-стрит, перешел в «Миррор». Он был лично предан этой истории. Пирса Моргана, редактора «Миррор», не так-то легко было убедить, что драматический документальный фильм, почти через восемь лет после события, заслуживает широкого освещения в национальных новостях, не говоря уже о общенациональной кампании.
Однако в войнах таблоидов рынок является основой большинства решений. Достоверность новостей, независимо от относительной силы и достоинств истории, определяется не на обратной стороне конверта, а на лицевой стороне карманного калькулятора. Тираж и продажи являются движущими силами. За исключением специальных мероприятий, читательская аудитория газет ограничена, предсказуема и постоянно исследуется рынком. В контексте «Хиллсборо» «Дэйли Миррор» не могла потерпеть неудачу. Ее главный соперник, «Сан», был пленником своей собственной истории. Если бы «Сан» осветила выход документальной драмы, ей пришлось бы столкнуться со своей собственной ложью и искажениями. Если она оспорит фактическую основу фильма, это усугубит уголовное преступление. У «Сан» не было выбора. Пойманная в собственную паутину обмана, она должна была промолчать.
Пирсу Моргану не нужно было быть самым искусным оппортунистом, чтобы понять, что в войне циркуляции «Миррор»-»Сан» с «Хиллсборо» у него была своя сцена. Он мог бы даже приспособиться к национальному цинизму, если это необходимо, просто запустив региональные первые полосы. То, что будет выглядеть на Мерсисайде как ведущая, эксклюзивная кампания в полный рост, будет донесено внутрь страны, пусть и менее вопиюще, в другие регионы. Это не только закрепило бы долгосрочную кончину «Сан» в Мерсисайде, но и привлекло бы новых читателей к «Миррор» по всему региону.
2 декабря, за три дня до эфира, был опубликован «эксклюзив» Брайана Рида. Накануне он присутствовал на «частном» показе «Хиллсборо» в ливерпульском театре «Нептун» вместе с 300 членами семей. В своем отчете он почтительно прокомментировал «плачущих» родственников, отметив, что их «гнев снова разгорелся». Джимми Макговерн получил «самые особенные овации в своей жизни». Он был правдив «ради мертвых», назвав последствия «Хиллсборо» «просто самой большой несправедливостью в истории Британии».
В то время как первая страница «Миррор» содержала краткий комментарий, частный показ был освещен на следующих страницах, за которым последовало эксклюзивное интервью с Эдди Спирриттом, заполнившим еще две страницы. Под заголовком «ПОЛИЦИЯ НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛА, КОГДА МОЙ СЫН УМЕР У НИХ НА ГЛАЗАХ» Эдди рассказал историю о том, как полицейский отказался открыть ворота в периметре, всего на расстоянии вытянутой руки, когда Адам потерял сознание у него на руках. Посыл на протяжении всей статьи подчеркивал важность еще одного заголовка: «СЕМЬИ «ХИЛЛСБОРО» ПРИЗЫВАЮТ К НОВОМУ РАССМОТРЕНИЮ».
В четверг, 5 декабря, в день показа, «Дэйли миррор», используя четыре драматических кадра из документального фильма, вывела на первой полосе заголовок «ХИЛЛСБОРО — НАСТОЯЩАЯ ПРАВДА», пародируя первую полосу газеты «Сан» апреля 1989 года. «Дэйли Миррор» прикрепила к своему названию инструкцию: «Вся Британия должна посмотреть самую душераздирающую телевизионную программу, когда-либо созданную». Семь лет спустя репортер «Миррор» Брайан Рид поблагодарил Бога и Джимми Макговерна за то, что у кого-то хватило смелости и таланта... разоблачить ложь. Рассказать все, как было». Он яростно критиковал полицию и защищал семьи и выживших. Комментарий передовицы гласил: «Пришло время покончить с этим сокрытием».
«Дэйли Миррор» утверждала, что «настоящая правда выйдет наружу» только после возобновления расследования. В ней утверждалось, что именно этого хотели семьи, и призывалось провести кампанию по привлечению читателей, основанную на телефонном голосовании, чтобы убедить Генерального прокурора возобновить расследование. В ней было перечислено 20 «вопросов, на которые никто не ответил». Чего в ней не было, так это вопроса о том, может ли Генеральный прокурор возобновить расследование, учитывая решение Окружного суда поддержать расследование и его выводы. Вопрос о том, какие из этих вопросов могут быть решены в ходе повторного расследования, не рассматривался. Эта кампания, как и многие ответы таблоидов, была недостаточно изучена, что выявило ошибочное понимание проблем и того, как их можно решить. В качестве некоторого оправдания, это было вызвано большим негодованием, но, в то время как семьи испытывали все снова и снова, судебный процесс не будет реагировать должным образом, каким бы разумным и убедительным ни были аргументы. Не было никакого признания того, что, как всегда в таких случаях, семьи и выжившие оказались в ловушке системы правосудия и юридических процедур, основанных не на разуме, а на традиции, приоритете и протоколе.
Опубликовав свой эксклюзив перед показом, газета «Дэйли Миррор» объявила, что еще до просмотра документального фильма 10 тыс. читателей потребовали возобновить расследование. На первой полосе газеты от 6 декабря появился заголовок «ПОЛИЦЕЙСКИЙ-УБИРАЙСЯ», сопровождаемый фотографией Дакенфилда, когда репортер «Миррор» пытался взять у того интервью без предварительной договоренности. На просьбу извиниться за «оплошность» руководства полиции в полуфинале он ответил: «У меня нет комментариев». Среди пяти страниц репортажа «Миррор» было заявление Тони Эдвардса, фельдшера службы скорой помощи Южного Йоркшира, который выехал на своей машине скорой помощи на поле «Хиллсборо». После катастрофы, по его словам, было «огромное сокрытие», связанное со службой скорой помощи: «Была сказана ложь».
В субботу, 7 декабря, газета «Дэйли Миррор» опубликовала «специальное мерсисайдское издание». История о «кризисе» Джона Мейджора, когда он потерял большинство в Палате общин, была сведена на второе место, поскольку заголовок на первой полосе требовал «ПОДПИШИТЕ ВО ИМЯ СПРАВЕДЛИВОСТИ». С 96 погибшими, перечисленными под гербом футбольного клуба «Ливерпуль», кампания по «новому расследованию» была в самом разгаре. Цитаты читателей заполнили четыре колонки, а «Миррор» призывала полицию «признаться во всем», «перестать скрывать» и «перестать избегать ответственности — не только за катастрофу, но и за свое поведение после нее». В конце передовицы было написано: «Мы хотим только того, чего хотят семьи жертв. Правосудия».
Каким бы неуместным ни был призыв к новым расследованиям, реакция на «Хиллсборо», учитывая, что многое из того, что было в фильме, уже было исследовано и опубликовано, была экстраординарной. Она хорошо иллюстрирует слияние телевидения и прессы в том, что касается незаконного получения значительного отклика от зрительско-читательской аудитории. Но это также продемонстрировало потенциал телевидения в использовании драмы для развития аргументации. Достижение Джимми Макговерна заключалось в выборе ключевых моментов, смешивании реальных кадров с актерскими сценами и использовании диалога для аргументации, уравновешивая при этом сложным кругом вопросов.
Естественно, Ричард Уэллс, главный констебль Южного Йоркшира, не был убежден тем, что он увидел, заметив, что в фильме «нет ничего нового». Давая «очень торжественное обязательство» проявлять интерес к любым новым доказательствам, собранным в рамках фильма, он заключил, что «материалы были представлены на рассмотрение двух расследований, и это не удовлетворило семьи, и я не уверен, что еще мы можем сделать, потому что мы связаны системой уголовного правосудия». Каким бы нелюбезным ни показался этот комментарий, в то время он был поучительным. Ричард Уэллс решительно указывал на то, что именно более широкое администрирование юридического процесса устанавливает пределы для исследования и расследования. Таким образом, любая новая инициатива требует стратегии, которая бросила бы вызов этому процессу. Простое требование новых расследований, хотя и является эффективным призывом к сплочению, не имеет никакого веса, когда оно противопоставляется формальным механизмам закона и его процедурам.
Освещение «Хиллсборо» в средствах массовой информации продолжало персонализировать эти истории. Неизбежно, поскольку в сценарии фигурировали три семьи, журналисты стремились «проследить» за их жизнью, преследуя «человеческие интересы» и сюжетные линии «личной трагедии», обсуждая возможность дальнейшего расследования. Тем временем другие журналисты, такие как Джефф Пауэлл, пишущий в «Дэйли Мейл», предупредили, что если фильм «вряд ли приведет к судебному преследованию — как и официальные расследования — я боюсь, что это закончится дальнейшим разочарованием, продлением агонии и, возможно, затяжным чувством того, что их использовали». Он несколько высокомерно заключил, что «пришло время дать этим бедным людям покоиться с миром». Джули Фэллон, чей брат погиб на «Хиллсборо», резко отреагировала на такую критику. Она прокомментировала: «Благонамеренные люди иногда говорят: “Бедняжки, они опять все это вытаскивают”. Но мы себя так не чувствуем. Мы должны разоблачить то, что, по нашему мнению, было коррупцией в полиции и судебном процессе».
К 10 декабря «Дэйли Миррор», подкрепленная 32 тыс. призывами к новому расследованию, получила еще один эксклюзив. Министр внутренних дел Майкл Говард признался, что не видел фильма о «Хиллсборо». «Миррор» обвинили его в том, что он «совершенно не умеет поддерживать связь с обычными людьми», проинструктировав его «выделить сегодня пару часов», чтобы понять, почему драма «охватила страну и привела к требованиям действий против полиции». На следующей неделе Питер Килфойл, член парламента от лейбористов от Уолтона, объявил о своем намерении предложить Палате общин «по-новому взглянуть на трагедию». В то время как Дэвид Маклин, министр внутренних дел, первоначально должен был выступить с ответом правительства на дебатах в Палате общин, министр внутренних дел не сомневался в силе общественного мнения по этому вопросу.
* * *
17 декабря многие из потерявших близких отправились в Вестминстер, чтобы послушать дебаты. Было десять вечера, когда Питер Килфойл, член парламента от лейбористской партии Мерсисайда, поднялся, чтобы выступить. Министр внутренних дел решил присутствовать и ответить от имени правительства. Питер Килфойл вспоминал 15 апреля 1989 года, уделяя особое внимание «череде событий, приведших к трагедии». Он отметил более ранние замечания Генерального прокурора о том, что расследование Тейлора было «кропотливым и тщательным», возложив «справедливо и прямо вину за трагедию на полицию, которая контролировала болельщиков на мероприятии».
Килфойл решительно осудил полицию, прессу и других, включая Брайана Клафа, за организацию, а затем за предоставление «полностью частичных версий событий, исходящих из полицейских источников, обвиняя болельщиков и подпитывая атмосферу циничного пренебрежения фактами». Фильм «Хиллсборо» исправил эту «совершенно ошибочную версию событий», подняв при этом важный вопрос о «якобы неисправной видеокамере и пропавшей кассете». Он сослался на предыдущее заявление в Палате представителей, сделанное другим депутатом парламента от Мерсисайда Джерри Бермингемом всего через два дня после катастрофы, в котором он призвал министра внутренних дел обеспечить и предоставить все видеоматериалы для расследования Тейлора, заявив, что «если мы не будем действовать быстро, эти кадры могут быть потеряны, и они содержат доказательства, которые могут иметь большую ценность для расследования».
Затем Килфойл перечислил другие «нерешенные вопросы», на которые требовались ответы: «Почему главный суперинтендант Дакенфилд был назначен ответственным за главный полуфинал всего за 21 день до игры, ведь он был относительно неопытен в управлении футбольными матчами? Почему, в отличие от 1988 года, не было никаких барьеров или кордонов, чтобы отфильтровать толпу за пределами трибуны «Лепингс-лейн»? Когда появилась реальная опасность, почему старт матча не был отложен? Почему полиция не распознала скопление людей в загонах 3 и 4, в то время как телевизионный комментатор Джон Мотсон и видеотехник Роджер Хоулдсворт ясно видели, что происходит? Почему смертоносный туннель не был перекрыт, как это было в 1988 году? Почему главный суперинтендант Дакенфилд сообщил Футбольной ассоциации, что болельщики взломали ворота С, когда это он приказал их открыть? Почему тянули время до 15:30, чтобы сделать обращение в системе громкого оповещения, проинформировав или проинструктировав болельщиков и обращаясь к медицинскому персоналу, чтобы помочь умирающим или раненым? Учитывая, что 42 машины скорой помощи достигли стадиона, почему большее их количество не выехали на поле, чтобы оказать квалифицированную медицинскую помощь? Почему только 14 из тех, кто умер, попали в больницу? Почему план крупных медицинских катастроф в городе так и не был введен в действие?
Килфойл утверждал, что Палата представителей несет ответственность за то, чтобы «взвалить бремя на оставшихся в живых и на семьи жертв, которые хотят только одного — чтобы справедливость восторжествовала». Он завершил свою жесткую речь замечанием о том, что «мертвые, их семьи и оставшиеся в живых кричат во имя справедливости, требуя ответа».
В ответ Майкл Говард выразил свое «глубочайшее сочувствие» семьям погибших. Их потеря была «усугублена тем фактом, что она возникла из-за события, которое должно было быть обычной семейной прогулкой». Он посмотрел документальный фильм-драму и нашел его «душераздирающим». Однако его главной заботой должно было стать «рассмотрение всех соответствующих фактов». Было проведено «четыре независимых расследования»: Тейлор; дознания; полицейское расследование под надзором Органа по рассмотрению жалоб на действия полиции; судебный пересмотр. Затем Говард подробно изложил выводы Тейлора, заключив: «Было несколько причин для этой ужасной катастрофы, и ни один человек или организация не были привлечены к ответственности, но лорд Тейлор явно возложил значительную часть вины на полицию».
Двусмысленность в отчете министра внутренних дел преследовала версии катастрофы с момента публикации выводов лорда-судьи Тейлора и дальше. С одной стороны, «главной причиной» было плохое полицейское управление ситуацией, но, с другой стороны, «ни одна... организация не была привлечена к ответственности». Это были любопытные уклончивые речи, учитывая, что Говард продолжал широко цитировать «сильную критику» Тейлора в отношении старших офицеров. Затем он пошел дальше, комментируя заявления, сделанные «нынешним главным констеблем Южного Йоркшира Ричардом Уэллсом...»
Уэллс «признал, что, как только ворота были открыты, полиция должна была предвидеть, куда пойдут болельщики», признав, что «они могли бы уменьшить некоторое давление, изменив время начала матча» и «что полицейские недостаточно быстро распознали разницу между беспорядком и бедствием». Говард пришел к выводу, что «полиция Южного Йоркшира признала свою вину в этих отношениях, и полицейское управление Южного Йоркшира выплатило компенсацию семьям погибших».
Министр внутренних дел также освещал расследования, напоминая Палате о «цели расследования». Не комментируя проблемы, связанные с отбором доказательств, использованием обобщенных доказательств, отказом в какой-либо возможности перекрестного допроса важных доказательств на мини-дознаниях, наложением ограничения после 15:15 и указаниями коронера присяжным, он просто записал, что «причиной смерти была случайная смерть».
Он рассмотрел полицейское расследование в Уэст-Мидлендс под надзором Управления по рассмотрению жалоб на полицию и его представления директору государственного обвинения, «который пришел к выводу, что результат не указывает на то, что кто-либо должен быть привлечен к уголовной ответственности». Фактически, DPP заявил, что его решение не преследовать в судебном порядке ни одного из сотрудников было основано на недостаточности доказательств. «Для любого другого человека, кроме офицера полиции, — заявил Говард, — это был бы конец разбирательства, но перед офицером полиции оставался вопрос о том, исполнил ли он свой долг». Он продолжил объяснять, почему дисциплинарное разбирательство в отношении Дакенфилда и Мюррея было прекращено.
Наконец, Майкл Говард обсудил судебный пересмотр следствия в свете «неудовлетворенности приговором». Он заявил, что решение лорда-судьи Маккоуэна ясно показало, что нет никаких оснований для вмешательства Окружного суда. В частности, отказ от рассмотрения событий после 15:15 не было «необоснованным решением», и «не было никакой критики указаний коронера присяжным».
Министр внутренних дел подчеркнул, что он «не будет легкомысленно принимать решение о возобновлении расследования». Для такого шага он должен быть «убежден, что это будет в общественных интересах»... Он отметил «обвинение» в том, что «имело место сокрытие, попытка извратить ход правосудия». Если бы «новые доказательства» появились и были представлены лорду судье Тейлору или коронеру, повлияло бы это на «исход расследования Тейлора или вердикт присяжных?» Говард заявил о своей приверженности «поиску истины». Это включало опасения по поводу видеокамеры и очевидного конфликта доказательств, «...возможно, неизбежно, хотя и глубоко огорчительно для семей, что возникнет путаница в некоторых деталях».
В общей сложности прения о продлении расследования заняли 26 минут. Семь с половиной лет судебных разбирательств, сбора информации, углубленных исследований и агитации заняли 26 минут. Хотя Говард не закрыл и не запер дверь на засов, он заложил основу для того, что должно было быть дальше. По его ответу пробежала четкая линия. Во-первых, он приложил все усилия, чтобы установить, что предыдущие расследования были тщательными, исчерпывающими и беспристрастными. Во-вторых, были использованы все возможности, предусмотренные законом, и судебный пересмотр результатов расследования показал, что их поведение безупречно. В-третьих, «новые доказательства» означали то, что не было представлено Тейлору или коронеру. В-четвертых, такие доказательства должны быть убедительными в том, что они, будучи представлены, изменили бы результаты расследования или дознания. Фактически это исключало вопросы, касающиеся достоверности доказательств, представленных в ходе расследования, и вопросы, связанные с процессами избирательности, принятыми лордом судьей Тейлором и коронером. Однако главная забота семей погибших и их адвокатов никуда не делась. Без раскрытия имеющихся доказательств они не смогли провести обоснованную оценку их качества или надежности.
