Робби Фаулер. Моя футбольная жизнь: 12. У знал?
***
***
Все знают, что произошло летом 1998 года. Пока я пахал эту одинокую борозду, делая первые мучительные шаги возврата к форме, Майкл Оуэн воспользовался своим шансом и сделал себя одной из главных историй Чемпионата мира. Несмотря на то, что Англия была выбита Аргентиной, Оуэн объявил о себе на мировой арене. «Бэбигол», как окрестила его международная пресса, стал народным героем на родине — и он заслужил все это. Храбрый, умелый, целеустремленный и смертоносный, он был настоящим бойцом, при внешности невинного ребенка. Гленна Ходдла, возможно, принудили взять его в состав, но, боже, как же Майкл ухватился за свой шанс!
Его приезд в качестве новой суперзвезды-голеадора «Ливерпуля» было не единственной большой новостью, пришедшей из Франции тем летом. «Ливерпуль» объявил, что технический директор французской сборной Жерар Улье присоединится к руководству команды. Все лето я находился на последней стадии реабилитации в Мелвуде, так что до меня уже доходили слухи о том, что эта история получила широкую огласку. Сначала нам сказали, что Улье придет в качестве футбольного директора — все очень современно и прогрессивно. Но по мере приближения сезона 1998/99 годов стало ясно, что он видит себя в качестве совместного тренера вместе с Роем Эвансом. Теперь, оглядываясь назад, легко сказать, что эта идея была обречена с того самого момента, как она впервые появилась.
Были ожидаемые проблемы с трудностью роста, но мы не начали сезон слишком плохо. Оуэн продолжил с того места, где остановился, забив хет-трик в первом тайме в матче против «Ньюкасла» на выезде (празднование в стиле «потирания рук» вместе с Полом Инсом), а затем забив четыре дома против «Фореста». Но были и проблемы, самой большой из которых был основной вопрос о том, кто здесь главный. Был один памятный вечер в Валенсии в Кубке УЕФА, когда мы проигрывали 1:0 к перерыве, и Жерар начал командный разбор игры. На самом деле он так и не смог донести свою мысль до команды, поэтому Рой вмешался и, по сути, зажег команду этой страстной речью как из телефильма Храброе Сердце. Ребята вернулись на поле и перевернули всю игру с ног на голову, сыграв вничью 2:2 и выйдя в следующий раунд по правилу выездного гола. Эта конкретная игра запомнилась в то время вспышкой в конце, которая привела к тому, что Макка и Пол Инс были удалены. Это было похоже на битву при Аламо, когда мы держались что-то около десяти минут добавленного времени.
Но во многих отношениях эта игра с «Валенсией» была более значимой для того, что она символизировала — основное и очевидное разъединение двух тренеров. Какими бы опытными и уважаемыми они ни были, Рой и Жерар не могли быть главными одновременно. Я вернулся к полной физической форме досрочно и вышел на поле в своей первой игре в середине сентября — это была странная ничья 3:3 дома с «Чарльтоном». Они забили в самом начале, но я сравнял счет с пенальти. Они снова пошли вперед, и мы сравняли счет, а потом я подумал, что выиграл матч для нас с великолепным голом на 82-й минуте, но они пошли атаковать и снова сравняли счет. Разочарование после того, как ты думаешь, что выиграл игру, но в личном плане, я был вне себя от радости — и измотан! — просто вернувшись обратно в игру.
Я мотался туда-сюда, играл, а затем отдыхал, поскольку я начал создавать надлежащую физическую игровую форму — которая совершенно отличается от той, чтобы просто иметь возможность бегать без ограничений. Спортивная подготовка требует, чтобы ты мог ускоряться, поворачиваться, бегать, возвращаться с легкостью — не кладя руки на бедра, пытаясь отдышаться. Но в роковой вечер 12 ноября 1998 года я был в стартовом составе в той, что оказалось последней игрой Роя Эванса в качестве совместного тренера, неудачное поражение дома от «Тоттенхэма» в Кубке Лиги. Со свойственным ему достоинством Рой взял на себя ответственность и сам же бросился на свой меч. До этого момента мой агент Джордж вел переговоры с клубом о продлении моего контракта. Теперь я не был уверен, где нахожусь.
Оглядываясь назад, с той точки зрения, которую дает вам время, я все еще не знаю, могли ли мы с Жераром Улье когда-нибудь по-настоящему сделать это. На протяжении многих лет я играл под руководством многих разных тренеров, каждый из которых имел свой собственный стиль, свои собственные идеи о том, как следует играть в эту игру, свои сильные и слабые стороны. Улье, как бывший учитель, был убежденным сторонником дисциплины и приверженцем физической доблести. Одной из первых вещей, которые он сделал, было возвращение Фила Томпсона, для организации тренировочного процесса первой команды и привития некоторой структуры в то, что карикатурно изображалось как талантливая, но непослушная группа.
Вернувшись после травмы, столь серьезной, что она могла бы положить конец моей карьере, я вижу, как более строгие физические нагрузки могли бы принести мне пользу. Тем не менее, в моих глазах эталоном, по которому я судил себя и по которому всегда судили меня, начиная со школьных лет, были голы, которые я забивал — и я никогда не переставал забивать голы. В одном из своих первых матчей я сделал хет-трик в матче с «Саутгемптоном», закончившийся со счетом 7:1 — нормальная работа возобновилась, насколько я мог судить.
Мой взгляд на вещи состоял в том, что я должен был побеждать, и я хотел заставить себя быть самым лучшим, каким только можно было стать — но это не означало, что все это должно было быть суровым, ни отдыху ни сроку от упражнений и схем. Лучшие команды, с которыми я работал, имели в своей основе потрясающий командный дух. Для меня идея наслаждаться своей работой, немного посмеяться, а также выполнять сложные задания способствовала воспитанию блестящей командной этики. По этому ключевому вопросу, к сожалению, я и руководство расходились во мнениях. Тренировки были жесткими, физически насыщенными и высоко специализированными. У Жерара был вполне научный подход к игре, основанный на прочных оборонительных принципах, которые, в свою очередь, стремились исключить риск. Если это звучит безопасно — а тогда это в значительной степени так и было — его философия состояла, прежде всего, в том, чтобы сделать команду, которую трудно было победить, а затем, слой за слоем, добавить расцветки и утонченность, как только были внедрены основы. С результатами не поспоришь. «Ливерпуль» вступил в период сравнительного успеха, и это необходимо приписать коренной смене режима при Улье. Но для меня это было трудно. У меня быстро сложилось мнение, что, что бы я ни делал, ему этого никогда не будет достаточно.
Говоря это, я не очень-то заискивал перед собой. Для меня не было никакого смысла пытаться быть кем-то, кем я не был. Я всегда был игроком, который любил посмеяться, и я всегда был тем, кто принимал все эти издевки, которые является неотъемлемой частью футбола, к лучшему и — иногда — к худшему. Вскоре после того, как я вернулся после травмы, мы играли с «Челси» у них дома. В последних двух матчах против них на поле царила настоящая агрессия, особенно между Полом Инсом и Грэмом Ле Со. И Ле Со был одним из тех очень умных парней, которых очень легко завести. Если вы посмотрите на кого-то вроде Деле Алли сегодня, то у таких футболистов есть все на свете способности, но также присутствует и взрывной характер, кипящий где-то в глубине, и ты просто знаешь, что некоторые игроки будут играть на этом и узнавать, смогут ли они заставить его выйти из себя. Честно говоря, именно так мы и поступили с Ле Со.
Конечно, это было задолго до Ренессанса «Челси» при Романе Абрамовиче. Тогда они были так себе командой, которая раз в несколько лет выходила в финал Кубка Англии, но за последние десятилетия не бросила серьезного вызова ни одному из главных трофеев. Тем не менее, они все еще были удобной командой, и Грэм Ле Со был одним из ее ключевых игроков. Так много их атакующей игры начиналось с того, что он мародерствовал на левом фланге и мы чувствовали, что было бы неосторожно с нашей стороны не завести его немного и попытаться вывести из игры.
Такая возможность представилась, когда он попытался произвести быстрый свободный удар из хорошей позиции. Я встал перед ним, наклонился и показал свою дерзкую задницу — и Ле Со буквально увидел задницу! Он сошел с ума, кричал на судью, чтобы тот удалил меня за неспортивное поведение. Я подошел к нему и взъерошил ему волосы, а он набросился на меня, но — по крайней мере, для меня — вся ситуация была комичной: я был просто заводящим подростком, и это сработало. Чем больше я смеялся, тем больше он злился, так что в этом отношении дело было сделано. Только потом я понял, как нелепо и неловко все это выглядело. Несколько лет спустя я получил возможность извиниться напрямую, и, к его великой чести, Грэм признал то, что я не имел в виду ничего дурного. Но в то время Жерар Улье считал весь этот эпизод совершенно неприемлемым. У него были свои представления о том, как должны вести себя игроки «Ливерпуля», и я не сомневался, что потерпел неудачу. Среди нас, большинство парней чесали в затылках, пытаясь понять, что же такого плохого в том, чтобы подшучивать над противником так эффективно, что он не оказывал никакого влияния на игру. Но к тому времени я, вероятно, должен был прочитать предзнаменования и начать обуздывать свой энтузиазм.
Прям уж, раскатал губу — наша следующая домашняя игра была против «Эвертона». Ее предыстория состояла в том, что, по общему наблюдению, игры в дерби начали становиться все более токсичными. Университетские доны написали целые диссертационные работы о причинах и способствующих факторах упадка дружбы в дружеском дерби. Но основные моменты заключались в том, что «Эвертон», выигравший Лигу в 1985 и 1987 годах, с тех пор терпел медленный спад, постоянно заигрывая с вылетом из дивизиона в течение последних нескольких сезонов. Многие их болельщики возлагали вину за это прямо на «Ливерпуль». В результате катастрофы на стадионе Хейзел в 1985 году английские клубы были дисквалифицированы на все европейские соревнования с 1985 по 1990 годы (а сам «Ливерпуль» на год дольше).
Выиграв Лигу в 1985 году, «Эвертон» почувствовал, что его ограничили в самом расцвете сил и лишили шанса на длительный период доминирования. Если уж на то пошло, можно было бы поспорить, что они действительно усилились летом 1985 года — подписав контракт с Гари Линекером, заняв второе место в 1986 году, а затем снова выиграв Лигу в 1987 году. Но в футболе нет ничего логичного. Это игра страсти и инстинкта, и болельщики «Эвертона» чувствовали себя ужасно разочарованными своими соседями в Красном.
На личном уровне я к концу 90-х стал фигурой ненависти среди синих. Почти с самого моего дебюта мне приходилось терпеть оскорбления на улице, граффити возле моего дома, мелкий вандализм у дома моей мамы даже после того, как я переехал. Я не думаю, что тот факт, что я был поклонником синих с детства, имел какое-то отношение к этому. Макка и Джейми Каррагер оба, казалось, избежали язвительности, с которой столкнулся я — это было больше связано с голами, которые я забил против них, и прямым ущербом, который я нанес, прямо с моего самого первого дерби.
Но физические атаки наших Эвертонских друзей были ничто по сравнению с нападением на мою репутацию. К тому времени, когда мы играли с синими в апреле 1999 года, ситуация в городе в целом и для меня лично достигла пандемических масштабов. Постоянно ходили слухи о том, что я якобы наркоман, несмотря на то, что я принимал и проходил многочисленные случайные проверки на наркотики как в «Ливерпуле», так и в сборной Англии, и несмотря на то, что я был счастливым, обрученным человеком. Я встретил любовь всей моей жизни, Керри, в один из вечеров в Ливерпуле с ее семьей, и в сценах, напоминающих Майкла Корлеоне, ухаживающего за Аполлонией Вителли из фильма Крестный отец, нас сопровождали ее многочисленные сестры, когда мы узнали друг друга за прошедшие месяцы. Если я наркоман, то еще и дурак, потому что только дипломированный псих рискнет навлечь на себя гнев сестер Хэннон! К личной пикантности добавлялся тот факт, что «Эвертон» под руководством Уолтера Смита барахтался на дне лиги, и почва была прекрасно подготовлена для того, чтобы я немного их озадачил.
Все не сразу пошло по плану, и Оливье Дакур забил гол не берущимся ударом из-за пределов штрафной. Синие, собравшиеся на трибуне Энфилд Роуд, бредили, подпрыгивая вверх и вниз, но все же находили время напомнить мне, когда я касался мяча, что я Иуда, ублюдок, неординарно красивый и, конечно же, тупица. Поэтому, когда Марко Матерацци был наказан за фол на Патрике Бергере внутри штрафной площади, не было достаточно высокой стены или достаточно прочной веревки, чтобы удержать меня от того, чтобы пробить этот пенальти. Тот факт, что я запустил мяч мимо Томаса Мюре, чей бескомпромиссный прием вывел меня из строя на большую часть года в моей последней игре в дерби, сделал этот момент еще более сладким. Я хотел бы сказать, что прыгнул со сжатым кулаком в воздухе, готовый приветствовать своих восхищенных товарищей по команде — нет, черт возьми! Мне очень жаль, но даже сейчас я ни на секунду не жалею о том безумном праздновании, которое последовало за этим – я точно знал, что делаю.
С самого детства у меня то и дело возникали проблемы с носовыми пазухами. Это было не так уж серьезно, но один мой приятель-боксер сказал мне, что если надеть на переносицу специальный пластырь аэрстрип, то он откроет носовые полости, поможет дышать глубже и, в свою очередь, лучше играть. Я носил его уже некоторое время — он стал эдакой частью моей персоны, поэтому у моего маленького аватара в Твиттер-аккаунте прямо сейчас есть дерзкий аэрстрип поперек носа! Как бы то ни было, я опустился на четвереньки и «фыркнул» на линию ворот, мой большой пятак с этим пластырем утонул в белой краске. Макка подбежал и попытался поднять меня. Он смеялся и тряс головой, крича: «Вставай, ты сумасшедший, ублюдок!», но я продолжал.
В конце концов, я встал и побежал к фанатам «Эвертона», чтобы показать им немного любви, но их уровень полыхания взорвал стекло термометра, поэтому я снова опустился на колени и сделал это снова, просто на случай, если они не поняли шутку в первый раз. Наконец, игра возобновилась, и незадолго до перерыва я добавил еще один гол в их ворота, на этот раз подставив голову под мяч после розыгрыша углового, и мы повели со счетом 2:1. Странно оглядываться назад и еще более странно говорить об этом сейчас, но в концовке первого тайма я буквально упивался оскорблениями болельщиков «Эвертона» — мне это нравилось. Казалось, чем больше они оскорбляли меня, тем больше я мог мучить их в ответ.
Во втором тайме мы начали закручивать гайки, и после того, как мы профукали по крайней мере четыре хороших шанса расставить все точки в матче, Патрик Бергер забил дальним ударом на 85-й минуте, вызвав массовое исступление в стане болельщиков (кроме сердитого угла на трибуне Энфилд Роуд). Но, как говорится, мы начали петь слишком рано. В самом конце Фрэнсис «Фрэнни» Джефферс оторвался и забил настоящий гол нападающего штрафной площади: 3:2, и добавлено еще четыре минуты. Это были нервные последние несколько минут, и синие схватили бы незаслуженную ничью прямо перед финальным свистком, если бы не вмешательство малоизвестного молодого героя в процессе своего становления. «Эвертон» выпустил Дэнни Кадамартери, быстрого нападающего, который вызвал нечто вроде скандала в стане «Ливерпуля». Конечно же, он набежал на пущенный вразрез мяч, обежал Джамо и пустил мяч в пустые ворота... или как ему показалось.
Молодой номер 28, который вышел всего за 15 минут до этого, заменив нашего травмированного правого защитника Веджа Хеггема, примчался как гончая собака и бросился за мячом, как раз вовремя, чтобы задержать его, выбить с линии и сохранить счет 3:2 в пользу могучих красных. Парень праздновал так, словно только что забил победный гол, ударяя кулаком по воздуху и принимая поздравления товарищей по команде: его звали Стивен Джеррард. Если учесть, что я играл бок о бок с полузащитниками калибра Джона Барнса, Яна Молби, Ронни Уилана, Стива Макманамана, Хаби Алонсо, Гэри Мака (Макалистера), Дэнни Мерфи, Дитмара «Диди» Хаманна, Пола Инса и Джейми Реднаппа, то не будет преувеличением сказать, что Стивен — лучший среди них и, наряду с Маккой, я бы сказал, самый лучший из всех, с кем я играл на любой позиции.
Любая кратковременная эйфория от этой победы в дерби со счетом 3:2 была быстро погашена, когда британские СМИ впали в панику из-за моего празднования гола на линии ворот. Как и во многих моих действиях — например, забивать невероятные голы из невозможных ситуаций! — празднование было в основном импульсивным и инстинктивным.
Попытки Жерара Улье защитить меня только усугубляли ситуацию. Босс начал сбивчиво объяснять, что встать на четвереньки и «есть траву» — это типичное камерунское празднование гола, которое Ригоберт Сонг привез с собой в Мелвуд. Ползая вдоль линии с одной рукой на носу, уткнувшись лицом в пышный дерн Энфилда и с широкой глупой ухмылкой на лице, я просто имитировал овцу или козу, делающую то, что для нее естественно, и поедая старую добрую траву марки L4. Жерар хотел как лучше, но пресса разошлась по городу с этой историей, и в итоге он выставил нас всех немного сумасшедшими. Клуб не стал дожидаться решения ФА: я был оштрафован на £60 тыс. за нарушение условий моего контракта и нанесение ущерба репутации и имени клуба. Я уже должен был предстать перед дисциплинарным слушанием ФА по делу Грэма Ле Со, и еще до конца дня я обнаружил, что мне также предъявят обвинение по делу травы. Сказать, что я чувствовал, что со мной немного жестоко обратились, было бы преуменьшением.
В разгар всей этой полемики наступила десятая годовщина катастрофы в Хиллсборо. Когда это ужасное событие произошло 15 апреля 1989 года, мне только что исполнилось 14 лет, и я собирался подписать с клубом свой школьный контракт. Даже в том возрасте я был глубоко тронут этой трагедией. Этого не могло не быть — чувство оцепенелого неверия в то, что это может произойти на современном футбольном матче, было повсюду. Но только через десять лет, став игроком «Ливерпуля», я начал по-настоящему ощущать глубокое и длительное воздействие, которое Хиллсборо оказывал на семьи, выживших и их близких. Клуб всегда устраивал собственную поминальную службу, на которой присутствовал весь персонал, но поскольку это была десятая годовщина и семьи так и не приблизились к справедливости, которую они искали и заслуживали, служба на Энфилде должна была быть больше и горше, чем когда-либо.
Сидя там, слушая имена и возраст всех этих болельщиков, я осознал всю глубину потерь. Если это было трудно для меня понять, то каково это должно быть для тех, кто ближе всего к людям, которые потеряли свои жизни? Это были болельщики всех возрастов и происхождения, которые пришли посмотреть, как их любимая команда играет в полуфинале Кубка Англии, и не вернулись домой с игры.
