Бобби Фишер. Неоспоримый
В канун миллениума шахматная общественность, как и весь остальной мир, подводила итоги XX века, – и «выбирала» лучшего игрока в истории. Разброс имен и мнений был под стать моменту: от Морфи и Филидора до действующего чемпиона мира Каспарова. Голосовали десятки тысяч шахматистов из более чем ста стран. Битва была жаркой, ну а когда дым рассеялся, выяснилось, что на первое место поставили – Фишера! Роберт Джеймс или, как больше нравилось самому Фишеру, просто Бобби, – фигура во многом загадочная и уникальная. Несмотря на то, что об одиннадцатом чемпионе мира написано несчетное число статей, изданы сотни книг, сняты художественные фильмы и проведена масса научных исследований, ближе к пониманию этого человека мы не стали. Он точно Сфинкс с недостижимого пьедестала продолжает взирать на шахматный мир, который, кажется, так до конца не понял и не оценил этого подвижника 64 клеток. Говоря о выдающихся представителях своего поколения, даже о чемпионах мира, мы не сомневаемся, что шахматы составляли довольно большую часть их жизни. Ну а в жизни Фишера – и в этом его главное отличие, позволившее ему достичь невероятных высот, – в том, что они занимали ее целиком! На все сто процентов. У него всё было подчинено тому, чтобы стать лучше, сильнее, достичь максимума возможного. Если что-то мешало в достижении цели, оно без раздумий приносилось в жертву. Он был поистине одержим своим стремлением к совершенству. И, в отличие от советских чемпионов, всего достиг собственным трудом, не прибегая ни к чьей помощи, – и твердо веря в свой гений. Бобби очень не любил, когда его называли «гением шахмат». «Я просто гений! – возражал он на определение, – То, что я занялся именно шахматами лишь стечение обстоятельств».
Так было с ним и в 15 лет, когда Фишер подобно молнии ворвался в большие шахматы, и в 29, когда он завоевал титул неоспоримого чемпиона мира. И даже позже, когда уйдя в неизвестность, продолжал будоражить воображение его многочисленных фанатов. Кому-то он мог показаться заносчивым, спесивым, пробавляющимся саморекламой, но Фишер всегда служил только одному божеству, – и все происходившее с ним, сверял по одному канону. Он любил шахматы искренне и бескорыстно, и поэтому всегда находил общий язык с его рыцарями, видел в них своих единомышленников, – сколь бы искусны в управлении деревянными фигурками они ни были. Так, искренне презирая советский строй, Бобби преклонялся и был близок со многими советскими гроссмейстерами.
По словам Спасского, с которым американец был особенно дружен, Бобби был лучшим представителем «советской шахматной школы», и работал над ними больше, чем все члены олимпийской сборной СССР вместе взятые! Кроме того, он был председателем в никогда не существовавшем «шахматном профсоюзе», чуть ли не в одиночку сражаясь с организаторами турниров и с ФИДЕ за то, чтобы творить в приемлемых условиях. Его способность к творческому отрешению, затворничеству и самодостаточность стали его профессиональным счастьем, но и его же проклятьем. Когда все мыслимые цели в шахматах им уже были достигнуты, перед Бобби встал вопрос: а что же дальше?
Ответить на него он так и не смог, – и подобно гениальному Морфи, также победившего всех мыслимых противников ушел в никуда, не в силах поставить на кон самое ценное, что у него было. Нет, даже не титул чемпиона мира, а свою шахматную безупречность. У Бобби, как у истинного художника шахмат, был идеальный слух на фальшь, – и он просто не мог допустить того, что он вдруг выдаст хотя бы единственную «неверную ноту»!
Впрочем, покинув шахматы на самом пике, – игрок Фишер, сам того не ведая, довольно быстро превратился в легенду, которая явно переросла реально человека Фишера. Сегодня этому трагическому гению и лучшему шахматисту XX века, прожившему ровно столько лет, сколько клеток на шахматной доске, – исполнилось бы 79 лет.
Мухосранск
Пон