Василий Смыслов. Человек, нашедший гармонию
Почему-то было принято считать, что Смыслов – игрок, который стал чемпионом мира, не обладая по-настоящему чемпионским характером в сравнении с более брутальными коллегами по этому маленькому «клубу» (кстати, потом то же приписывали Крамнику). Но это, конечно, не так. У Василия Васильевича была и сила, и воля, и даже более того – он искренне верил в собственное предназначение, в свою богоизбранность! Наверное, поэтому четверть века спустя после первой, удачной попытки покорения вершины, в 63 года, на одних только морально-волевых сумел почти повторить подъем на высоту.
И именно ему принадлежит фраза, которая символизирует поход за титулом: «чемпион мира – это человек, который идет на таран!» Точнее и не скажешь. В этот момент, когда перед глазами лишь одна цель, все остальное представляется тебе малосущественным, и поступки, которые со стороны могут казаться чуть ли не аморальными, нисколько не противоречат общей концепции… А прав ты или виноват, разберутся на том свете.
Василий появился на свет 24 марта 1921 года в Москве. Многое в его жизни определил отец, который был современником Алехина и шахматистом 1-й категории. Он грезил о гармоничном развитии ребенка, – и поэтому Смыслов младший был просто обязан быть всесторонне развитым, заниматься и физической, и интеллектуальной культурой. Отец также еще играл на пианино, – и страсть к музыке передастся обоим его сыновьям.
С шахматами он познакомился уже в шесть лет, свой же первый турнир в жизни сыграл только в 14. «Родитель мой меня дома выдерживал, – вспоминал он. – Сперва без ладьи играл, а потом дядя мой, шахматист 2-й категории, со мной матч сыграл, – и вручил мне книгу Алехина “Мои лучшие партии” и надписал: “Васе Смыслову, победителю в матче и будущему чемпиону мира от дяди. 29 мая 1928 года“.» С этого-то все и началось!
Отец с детства привил Василию любовь к «простым» позициям, где участвовало не так много фигур, – и он смог прочувствовать, на что способна каждая из них. В будущем это сыграло огромную роль как в его мастерстве в эндшпиле, так и в его чувстве гармонии, применительно к шахматам. Смыслов нутром чуял, куда ставить фигуры, как они лучше взаимодействуют друг с другом, а также – осознавал границы допустимого риска.
«Взаимопонимание между игроком и ведомыми его рукой фигурами, раскрепостит его мысль, позволит видеть то, что часто остается скрытым от чисто логического анализа, – позже делился “секретом” своего понимания шахмат Смыслов. – Тогда и проявляется та врожденная способность шахматиста, которую я называю чувством гармонии!»
«Домашняя лаборатория» Смысловых, сплошь наполненная книгами Тарраша, Ласкера, Рубинштейна, Капабланки, Нимцовича, Алехина, и появившаяся уже в детстве привычка к многочасовому глубокому анализу, быстро вывели Василия в число ведущих молодых шахматистов столицы. И когда в 1935-м он появился во Дворце пионеров, он был почти сложившимся игроком, ему потребовалось чуть больше года, чтобы добиться той самой 1-й категории, которой так гордился его отец… В 1938-м Смыслов разделил 1-3-е место во всесоюзном турнире шахматистов 1-й категории, а вскоре – 1-2-го уже во взрослом чемпионате Москвы. За это достижение Василию был удостоен звания мастера.
Прошло еще два года бури и натиска, и 19-летний Смыслов выдвинулся в число лучших шахматистов страны. В 1940 году он дебютировал в чемпионате СССР, и сходу стал его бронзовым призером! Он проиграл только одну партию – Макогонову, сделал ничьи со всеми лидерами: Ботвинником, Кересом, Болеславским, Лилиенталем и Бондаревским, которые сенсационно поделили 1-2-е место, и прошелся с ножичком по аутсайдерам… Василий, чья игра и результат – он набрал 13 из 19, и только на пол-очка отстал от пары победителей, – вызвали восторженные отклики со стороны прессы и участников.
Шокированный своим 6-м местом, Ботвинник надумал провести матч-турнир на звание «абсолютного чемпиона СССР», – и Смыслов подтвердил в этом 4-круговом турнире с участием всех лучших шахматистов страны свой статус. Он занял в нем то же 3-е место, пропустив вперед Ботвинника и Кереса, но опередил Болеславского и остальных.
За эти два успеха Смыслов получил билет гроссмейстера СССР под номером 8! «Это не удивительно, – писал позже Василий. – Путь к совершенству особенно бурно проходит в молодые годы, в неустанных поисках и борьбе, – и продолжается пока горит творческая мысль». Эта мысль, несмотря на то, что вскоре началась война, горела у него огнем…
Он стал чемпионом Москвы 1942 года, в 1943/44-м занял в нем 2-е место – сразу вслед за игравшим вне конкурса Ботвинником. Свое теперь уже привычное «серебро» он взял и на чемпионате СССР 1944 года. Впереди, с отрывом в два очка, был Ботвинник.
Вместе с Флором, Болеславским и Котовым (но не было Кереса) его включили в турнир в Гронингене в 1946 году. В нем, сразу после смерти Алехина, отчасти решалось – кому же должна достаться корона чемпиона мира? Завоевав 3-е место, правда, с приличным отставанием от Ботвинника и Эйве, которые изо всех сил боролись за принципиальную победу, Смыслов совершенно неожиданно для себя был номинирован в матч-турнир за звание чемпиона мира, который прошел в Голландии и СССР в 1948 году. К этим двоим добавились еще Керес и Решевский, ну а шестой – Файн от игры, увы, отказался.
Преимущество Ботвинника тогда было неоспоримым, – и он завоевал титул за три тура до финиша турнира. Вторым же в турнире, как уже стало привычным, стал Смыслов: он на пол-очка обошел Кереса и Решевского, выиграв в 24-м туре черными у Эйве.
«Мне было 27 лет, и десять последующих лет, с 1948 по 1958 годы, оказались периодом моей борьбы за звание чемпиона мира, – скупо сообщал Смыслов в своей биографии. – Эти годы потребовали от меня полного, а порой и предельного напряжения духовных и физических сил. Человек, поставивший перед собой задачу стать первым шахматистом мира и имеющий для этого необходимые данные, не вправе ждать легкой жизни!»
То, что Василий такую задачу перед собой, безусловно, поставил, говорило многое. Он, точно по рекомендации Патриарха, которого решил подвинуть с пьедестала, начинает и жить, и работать строго по его рекомендациям. Следит за распорядком дня, занимается спортом, играет не чаще трех раз в год и много работает, продвигая шахматную науку… У него, как у Ботвинника, появляются свои «системы массового уничтожения» в дебюте, он серьезно работает над эндшпилем (и даже выпускает вместе с Левинфишем, другом его отца и одновременно антагонистом М.М. книгу о ладейных окончаниях) и постоянно публикует свои аналитические работы, комментируя как свои, так и чужие партии.
В чемпионате СССР 1949 года, в котором на всесоюзную арену впервые вышла большая группа молодых шахматистов – Геллер, Петросян, Холмов и Тайманов, Смыслов выиграл свою первую золотую медаль. Он разделил усвой спех с чемпионом-1948 Бронштейном – после неудачного старта оба будто бы на параллельных колесницах мчались к победе, в финишном створе на какие-то пол-очка опередив пару Геллера с Таймановым…
А потом оба, Бронштейн транзитом через межзональный, а Смыслов как участник матч-турнира, оказались в турнире претендентов в Будапеште 1950 года. Но если Давид смог удержаться за Болеславским, а на финише и догнать его, то у Василия игра не шла, – он лишь хет-триком во 2-м круге гарантировал себе «бронзу» и место в следующем.
Смыслов сумел сделать правильные выводы из своей неудачи. И более того – наблюдая за тем, как Бронштейн регулярно переигрывал Ботвинника в нестандартных позициях в их матче 1951 года, завязывал «узелки на память», чем можно «взять» Патриарха.
«Готовясь к новому циклу первенства мира, я уделил основное внимание теоретической подготовке, – вспоминал Смыслов. – Мне надо было не только систематизировать новые дебютные знания, но также найти и разработать пути, как применять их на практике». И в 1953 году на знаменитом турнире претендентов в Цюрихе он был во всеоружии!
Особое значение для марафона в 28 туров приобрела физическая готовность… Она-то и сыграла важнейшую роль в победе Смыслова. Причем, как прямо, так и косвенно.
Туров за восемь до финиша, глядя из Москвы на то как советские участники, а их было 9 из 15, начали отнимать друг у друга очки, и к ним уже начал приближаться Решевский, – последовал начальственный окрик: «Прекратить!» И руководитель советской делегации должен был «определить», который из трех представителей СССР – Смыслов Керес или Бронштейн – находится в лучшей из них форме, и сможет гарантированно занять первое место в турнире. «Я смогу!» – тут же вызвался Смыслов, имевший в тот момент на пол-очка больше. И поддержанный руководством, был отрекомендован наверх как фаворит. Бронштейну было предписано белыми сделать с ним ничью, что он нехотя и сделал, ну а Кереса довели до такого нервного состояния, что он белыми влетел в 28 ходов!
Разумеется, ни во время, ни даже много лет спустя о таких «страстях» не было принято писать и говорить в СССР, и поэтому когда Бронштейн через 40 лет рассказал о том, что же творилось за кулисами Цюриха, Смыслов откликнулся умиротворяющим: «Дэви… ну зачем же портить такой замечательный турнир?» При этом история из Будапешта-1950, когда Болеславский «не возражал», чтобы его на финише смог достать Бронштейн, и не боролся в двух оставшихся партиях, а Давид выиграл «на заказ» у Кереса и Штальберга, тем не менее, свободно ходила не только в фольклоре, но даже на страницах книг.
Так или иначе, но Смыслов вышел на свой матч за корону против Ботвинника!
Начало было хуже не придумать: из первых четырех партий претендент проиграл три, а одна завершилась вничью. Ботвинник «запрограммировал» себя на Смыслова, и четко бил по его болевым точкам. А тот ничего кардинально нового не заготовил, может, чуть лучше или чуть хуже, но был самим собой. Но… «я не терял веры в свои силы, исходя из твердого убеждения, что как неудачам, так к успехам надо относиться философски», – писал Смыслов, и сумел раскрутить колесо фортуны в этом матче в свою сторону!
Одержав победу в 7-й партии, он лишь немного снизил бравурные настроения в стане у соперника, когда же выдал победный хет-трик с 9-й по 11-ю, то там началась настоящая паника. Смыслов дважды подряд «пробил» французскую, главный дебют Ботвинника, в которой тот набрал несметное число очков. Пришлось чемпиону уйти в испанскую, но и там его ждали неприятности, – так счет после 11-й стал 6:5 в пользу претендента.
Ботвиннику пришлось напрячь всю свою волю к победе, чтобы переломить ход матча. И следующие пять партий, завершившиеся со счетом 4:1 в его пользу, – стали настоящим спортивным подвигом чемпиона, победы в 12-й и 13-й партиях предопределили общий успех. Дело было не в том, что к Михаилу Моисеевичу вернулось лидерство. Он вернул форму, уверенность и нашел позиции, в которых может переигрывать Смыслова.
Тот собрался в 14-й и выиграл в яркой тактической битве, но на большее рассчитывать не мог. Ботвинник ушел вперед, и только на финише, когда напряжение борьбы сильно спало, позволил себя догнать, ни в один момент не теряя контроля над ситуацией.
Бронштейн, после того как сыграл вничью матч с Ботвинником, так и не поднялся до тех же высот. Но Смыслов сумел зайти на второй круг. Но главное – стал еще сильнее!
Так, лучший шахматист Запада 1980-х, Тимман находил стиль Смыслова идеальным – в нем была и оригинальная стратегическая линия, и ясность в игре, и виртуозное ведение эндшпиля. Ну и, конечно же, – динамика. Василий Васильевич мгновенно реагировал на малейшую перемену обстановки на доске, да и тактику всегда видел превосходно.
Внешне все выдавало в нем чемпиона. Посадка Смыслова за доской, его походка и весь облик свидетельствовали о его полной внутренней собранности, решимости, даже жесткости во время игры. И то, как он «ввинчивал» фигуры в доску, когда позиция ему особенно нравилась. При всей своей внешней мягкости, обтекаемости во время партии он вдруг превращался в другого человека, для которого не бывало компромиссов.
В преддверии победного для него турнира претендентов в Амстердаме в 1956 году, он в 1955-м выиграл Гастингс, затем сильный турнир в Загребе, где на 2 очка обошел Ивкова и Матановича и на 2,5 – Геллера. А потом с ним же разделил 1-2-е места – в чемпионате СССР! Годы спустя Спасский назвал Смыслова лучшим турнирным бойцом 1950-х.
Главное, что помогло Смыслову во второй раз подряд выиграть турнир претендентов, – это, конечно, опыт. Он спокойно смотрел за тем как Геллер в 1-м круге «сжигает» себя буквально в каждой партии и захватывает лидерство. На 2-й у него просто не осталось сил… Василий же, стартовав со скромных «+1», включил скорость именно тогда, когда этого требовала ситуация. Во второй половине турнира он выиграл все партии белыми, черными же не стеснялся коротких ничьих, и добился отрыва в 1,5 очка от Кереса.
Дорога к новому матчу с Ботвинником была открыта. А сам матч на этот раз пошел уже строго по сценарию Смыслова! «Судьба предоставила редкую возможность – вторично оспаривать титул чемпиона мира… – писал Василий в преддверии поединка. – Уже одно это обязывало меня в этот раз бороться с предельной собранностью и энергией».
Хорошим предзнаменованием для Смыслова стала победа в 1-й же партии. Затем в 4-й и 5-й Ботвинник напомнил о себе, однако претендент тут же сравнял счет, а после 8-й и вышел вперед, после чего уже не уступал инициативы до самого конца… Его игра стала более уравновешенной, гармоничной, он играл свежей, интересней; вырисовывался его дебютный перевес. Плюс Ботвинник еще перестал дожимать в «своих» позициях.
У Смыслова же со «своими» позициями, прежде всего в эндшпиле, все обстояло лучше не придумать! Он выиграл три тонких окончания – в 12-й, 17-й и 20-й партиях, которые и стали теми «кирпичиками», которые сложились в общий успех в матче – 12,5:9,5.
В тот день, 27 апреля 1957 года родился новый, 7-й чемпион мира по шахматам!
«Главная сила Смыслова в том, что он проницателен, – писал Ботвинник после матча, в известной степени настраивая себя на новый матч. – Талант его весьма универсален и исключителен… Может тонко сыграть в дебюте, уйти в глухую защиту, бурно атаковать или, наконец, хладнокровно маневрировать. Ну, а про эндшпиль и говорить нечего, это его истинная стихия. Иногда он принимал решения, поражавшие своей глубиной».
Но при всем признании таланта соперника, силы, общей закономерности собственного поражения в 1957-м, Ботвинник даже и в мыслях не допускал, что его титул останется у Смыслова. «На всякую силу всегда найдется другая, большая сила», – любил повторять он, и принялся искать недостатки, уязвимости соперника. И, кажется, нашел… Впрочем они в большей степени лежали в области индивидуальности нового чемпиона мира, чем шахматных особенностях его игры. В этом плане характерны воспоминания Спасского о том как Патриарх готовился к несостоявшемуся матчу с Фишером. Тот долго не мог для себя найти черты сходства манеры игры Бобби, – но после долгих исследований сумел прийти к решающему «загадку Фишера» выводу: «Играет как молодой Смыслов!»
Между первым и вторым поединками с чемпионом мира успело пройти три года. Между матчем и матчем-реваншем, который затребовал Ботвинник, – меньше года. Не сказать, чтобы Смыслов все это время прямо-таки почивал на лаврах, но… насладиться успехом, самым большим, который можно было себе представить в шахматах, он точно не успел. Разве, наладил связи с партийными бонзами, которые потом ему сильно помогали.
Единственный турнир, который он провел в ранге чемпиона – это командный чемпионат Европы в Вене 1957 года. И тогда же, в первый и единственный раз в карьере возглавил сборную СССР. На олимпиаде-1952, куда не взяли Патриарха, 1-ю доску отдали Кересу, а во все остальные годы команду возглавляли действующие чемпионы мира: Ботвинник, Таль, Петросян, Спасский и Карпов, в 1984-м Смыслова, несмотря на то, что формально он был третьим игроком страны после двух «К», на олимпиаду послали молодежь.
К слову, у Смыслова десять золотых олимпийских медалей – с 1952 по 1972 год он лишь раз, в 1966-м, не попал в состав сборной СССР. Пять – чемпиона Европы и одна, с 1985-го – командного чемпионата мира… Он четырежды побеждал в матчах против сборной США, трижды – англичан, бесчестное число раз – югославов… Разумеется, он играл оба раза в составе сборной СССР в матче и матче-реванше века в 1970 и 1984 годах против «сборной избранных шахматистов мира». Именно его победа в заключительной партии первого матча, над Олафссоном, принесла выигрыш «красной машине» – 20,5:19,5.
Впрочем, вернемся в 1958 год. Слишком уж легкая концовка победного поединка, когда Ботвинник, понимая, что матч уже не спасти, практически не боролся на финише, могла расхолодить Смыслова, заставить его подумать, что «проблема М.М.» уже решена. Но в новом матче ему противостоял «прежний», полностью мобилизованный соперник.
Смыслов, к тому же, буквально за несколько дней до старта заболел гриппом, а по ходу матча он перешел в воспаление легких. О переносе матча не могло быть и речи – тремя годами позже Таль играл реванш с Ботвинником сразу по операции по удалению почки, – максимум, что мог сделать чемпион в такой ситуации, взять пару-тройку тайм-аутов и рассчитывать на то, что болезнь в мартовской-то Москве рассосется сама собой…
Ботвинник начал круче, чем в 1954-м – с трех рядовых побед, и не позволил сопернику, в первый раз переломившему ход матча, «зацепиться» за борьбу. Так, стоило Смыслову выиграть 5-ю – последовал немедленный ответ в 6-й, а после 11-й – была 12-я. Когда же Ботвинник после 14-й вышел на «+4», а в 15-й в выигранном положении забыл про часы и просрочил время, даже реакция экс-чемпиона говорила: «Всё, Василию конец!»
Сам он часто повторял максиму, произнося ее то по-французски, то по-русски: «Делай что должно, и будь что будет». Но… свое поражение от Ботвинника он воспринимал как высшую несправедливость. Шесть лет, да по сути всю жизнь идти к титулу, – и потерять его таким нелепым образом. И ведь всё, – ему надо начинать практически с нуля.
Для Смыслова это был тяжелейший удар, который надолго вывел его из числа ведущих шахматистов мира. На турнире претендентов 1959 года в Бледе, Загребе и Белграде он практически не принимал участия в борьбе за первое место, отстав от Таля на 5 очков! Василий представлял опасность в каждой конкретной партии и победил в пяти из семи микроматчей, но… как бы написал Алехин, «был похож на любого экс-чемпиона мира». То есть, у него сохранились все достоинства как игрока, но он перестал доверять себе, – и все решения, которые раньше давались ему легко и свободно, вдруг превратились в сплошное мучение. «Лекарством» от такого забвения могли стать только победы.
Но их не было. Тяжелые сомнения в себе Смыслова продолжались почти 10 лет…
Он любил повторять в ту пору, выведенную им золотую формулу: «Я сделаю 40 хороших ходов, и если вы сделаете то же самое, – то партия закончится вничью!» Но именно это у него самого и не получалось: из-за долгих размышления он часто попадал в цейтноты и разваливал большинство хорошо проведенных им партий в районе 30-35 ходов.
В 1964-м, казалось, он, наконец-то нашел себя – разделил 1-4-е места в межзональном в Амстердаме, став в один ряд с молодыми – Спасским, Талем, Ларсеном. Однако сразу же «без шансов» влетел в претендентском матче 1/4 финала Геллеру – 2,5:5,5.
С 1967 по 1969 год экс-чемпион выдал ряд высоких результатов в крупных турнирах: он был в призах в Монте-Карло, Москве, Пальма-де-Мальорке, Полянице-Здруй, Скопье, Гаване и на чемпионате СССР-1969, где в последний раз зацепился за «бронзу».
Смыслов тогда во многом держался за счет наработанных им ранее связей. «К помощи своих болельщиков в правительстве он, знаю, обращался не раз, – вспоминал Корчной. – И всегда с успехом. Он охотно занимал места, ему не предназначенные, выталкивая для этого своих товарищей-гроссмейстеров. Так, в 1968 году он вытолкнул из олимпийской сборной Таля, а в 1976-м из межзонального – Кузьмина. Нужно, наверное, очень верить в свои неписаные правила, в свою исключительность, чтобы так всех толкать…»
Однако они не помогли Смыслову пробиться на межзональный в Сусе в 1967-м. Ну, а на Пальма-де-Мальорке в 1970-м он оплошал уже сам, разделив лишь 7-8-е места.
Он медленно, но верно превращался в «пенсионера союзного масштаба», которому все готовы аплодировать, улыбаться, и… обыграть, если он рискнет покуситься на их место! Впрочем, обыграть Василия Васильевича, уже перешагнувшего порог 50-летия было не так-то просто. Он обрел свою гармонию и научился добиться максимального результата при минимальных усилиях. Смыслов почти не готовился, играл «с листа», и если его тут же не ловили в каких-то длинных дебютных вариантах и он выходил на игру, – исполнял не хуже, чем в молодые годы… Разуваев, который в те годы много общался и наблюдал за его игрой, называл экс-чемпиона не иначе как – «Рука». А дело в том, что рука сама, практически не требуя указания от головы, ставила его фигуры туда, куда надо!
В словарном запасе Смыслова тех лет практически не было шахматных оценок – да, они ему были и не нужны, избыточны. Что нового он мог узнать о шахматах? Гораздо важнее было для него настроение, погода, собеседник, которые могут настроить на игру.
И, конечно, музыка, которая была его второй жизнью. Спасала, вдохновляла и позволяла ему подняться над собой и уйти в вечное, особенно когда у него что-то не складывалось за доской. Еще с юношеских пор, когда он осваивал инструмент под присмотром отца, а потом профессионально занимался в консерватории вокалом – в 1950-м Смыслов даже участвовал в конкурсном отборе в Большой театр! Вплоть до преклонных лет оставался обладателем звучного баритона, даже записал несколько пластинок, а на свое 75-летие сумел спеть сольный концерт с симфоническим оркестром в большом зале Московской консерватории. О себе он говорил, что «всегда жил между музыкой и шахматами».
Вторым якорем, который позволял ему крепко стоять на ногах, была вера. Пройдя через целый ряд модных течений – спиритические сеансы, «жизни после жизни» с ее светом в конце тоннеля, собиранием деревянных божков или увлечением НЛО вкупе со святой и наивной верой в истинность всего, что говорится по телевизору или пишется в прессе, – он рано или поздно должен был прийти к богу. Но, несмотря на это, продолжал верить еще в предсказания Нострадамуса, гороскопы, приметы, дурные знаки и сглазы.
Нет сомнений, что ему важно было найти ответы, касающиеся лично себя, понять – куда и зачем он идет, что ждет его по ту сторону жизни и смерти?.. И тут вдруг, как озарение, Смыслову на седьмом десятке явилась максима о его собственной избранности!
Трудно было представить, что этот крайне спокойный человек способен вдруг до такой степени перемениться, – пропитаться амбициями и желанием снова бороться за титул с соперниками, которые годились ему не то что в сыновья, во внуки. И что с того, что ему не удалось пройти в претенденты ни в Петрополисе в 1973-м, ни в Биле в 1976-м и ради чего он чуть не сломал карьеру Кузьмину, ни в 1979-м, когда ему не удалось пробиться даже в межзональный. Но на этот раз у него все обязательно должно получиться.
Смыслов работал тогда как одержимый – чуть ли не по 10 часов каждый день! Молодые гроссмейстеры, которые посменно работали с ним, изнывали от усталости, но Василий Васильевич не чувствовал утомления. Он должен был выжать из себя все до последней капли. И каким-то чудом, в которое трудно поверить, у него и вправду получилось.
В 61 год Смыслов едва не выиграл международный турнир в Москве в 1981 году, а в нем играли все лучшие: чемпион мира Карпов и будущие претенденты того цикла: Каспаров, Белявский, Полугаевский, Геллер, Портиш, Тимман, Андерссон… Затем, просочившись в межзональный в Лас-Пальмасе в 1982-м, сумел выиграть пять партий, – и зацепиться за первую двойку. Позади него остались Петросян, Ларсен, Тимман, Псахис, Тукмаков, – и с гордо поднятой седой головой и очками в роговой оправе стал претендентом.
Дальше – еще интересней. Его матч 1/4 финала с Хюбнером завершился вничью, причем Роберт сравнял счет в предпоследней партии. После же того как все партии тай-брейка завершились вничью, организаторы матча были вынуждены кинуть жребий… в местном казино. Впечатлительный немец покинул помещение, а Смыслов назвал «красное», – и спокойно наблюдал за тем как шарик, попрыгав на колесе рулетке, сыграл за него.
Его полуфинальный матч с Золтаном Рибли едва не сорвался из-за интриги, которую во имя дисквалификации Каспарова чуть не провернули советская федерация и ФИДЕ. Но как только матч был возобновлен, Смыслов уверенно прошел и венгра – 6,5:4,5.
В финале ему противостоял Каспаров. Гарри было 21, Василию Васильевичу – 63!
Несмотря на разницу в возрасте, практической силе (2675 против 2565) и в мотивации, Смыслов оказался не пустым «орехом» для будущего чемпиона мира, – потребовалось время, чтобы Каспаров смог адаптироваться к ветерану и победить его – 8,5:4,5.
Этот невероятный, фантастический результат явно перекрывает достижения Ласкера во второй половине 1930-х годов, когда тот в 60 с гаком играл, но все-таки не выигрывал в крупнейших турнирах тех лет. Смыслов же смог поднялся до формального 3-го места в мировой иерархии. А по воспоминаниям Авербаха, помогавшего старому другу в цикле, и до соответствующей этому статусу самооценки, и требовательности ко всему.
Но, конечно, всякое чудо на то и чудо, что долго не продолжается. Смыслов получил как финалист предыдущего розыгрыша место в претендентах в 1985 года, где был не так уж плох, набрав 50%. Но на этом его участие в цикле первенства мира закончилось. Хотя за Василием в нем закрепился рекорд, который вряд ли кто-то будет в состоянии побить. В 1948 году он начал поход за титулом, в 1957-м его завоевал, в 1985-м же последний раз был претендентом. Итого – 37 лет на высшем уровне! Сейчас в 37 заканчивают…
Впрочем, Смыслову довелось еще раз стать чемпионом мира – среди сеньоров, в самом первом таком турнире в 1991 году… Но однажды сыграв там в год своего 70-летия, он не стал завсегдатаем этих балов забытых воспоминаний. Зато регулярно, с удовольствием, до 2001 года принимал участие в матчах «леди против сеньоров» в Монте-Карло.
Василию Васильевичу нравилось находиться в окружении красивых молодых девушек, к его удивлению, еще и неплохо игравших в шахматы. Ну а сам он попал в «добровольное окружение» еще в 1952 году, когда раз и навсегда соединил свою жизнь со свой Надей, Надюшей, Надеждой Андреевной – единственным человеком на свете, с которым он мог быть абсолютно откровенен. Она была частью его, частью его души, и первое, что делал он, войдя в гостиничный номер в любом отеле мира, – доставал из чемодана и ставил на столик рядом с кроватью фотографию своей всегда молодой улыбающейся жены.
Она была со своим Васей до самого конца, – и ушла в том же 2010 году, что и он.
Правда, в отличии от того же Спасского, в 62 года Смыслов напомнил о себе, в 80-е катком пройдясь по более молодым соперникам за звание чемпиона мира и сыграв с матч с годящимся ему во внуки Каспаровым. Эх, хорошо бы Владимир Борисович, который Крамник, также сказал бы, а что, а тоже еще могу - и с блеском вернулся бы в шахматный мир, взяв пример со своего замечательного предшественника.