Галерея не сыгравших. Эрл Мэниголт. Козел forever! или Из ада – в легенды. Часть шестая

 

Часть пятая

Он ещё появлялся на площадке – ему даже казалось, что всё по-прежнему, он считал себя неприкасаемым, думал, что зависимость никак не отразится на его навыках… Но это было, конечно, совсем не так – организм сдавал на глазах; он уже ни на что не годился. С наивностью пятилетнего ребёнка он полагал, что, если не будет колоть героин в ноги, то убережёт их, и его сказочная прыгучесть сохранится, это дерьмо не сможет её убить. Но он больше не мог летать, как раньше, и очень быстро уставал. Однажды, прямо во время матча, весной 67-о, он в нескольких владениях подряд спотыкался на ровном месте и упускал мяч, а потом и вовсе дважды в течение пяти минут на какие-то секунды терял сознание. Это был уже настоящий позор, и, как говорил сам Козёл, тем вечером он сгоряча поклялся себе, что больше ноги его на площадке не будет… Восхищение публики быстро улетучивалось, овации и восторженный рёв слышались всё реже и реже…

Летом 68-го Боб Хантер, молодой медик, тот самый, с которым Мэниголт когда-то играл в парках, закончил колледж и приступил к работе в Гарлеме в рамках антинаркотической программы. Одним из тех, кто проходил курс реабилитации под наблюдением Хантера, был Эрл. Как вспоминает Боб, они сразу же стали очень доверять друг другу: «Это изначально не было похоже на обычные отношения «пациент-доктор»; с первого же дня я относился к нему с большим уважением. Потому что, конечно, я его так и воспринимал – как звезду уличного баскетбола, и мне даже повезло сыграть несколько раз в одной команде с ним – или против него. Так что я уже немного знал его, а он – меня, и между нами быстро завязалась настоящая дружба. Эрл не относился к наркоманам обычного типа. Я хочу сказать: он признавал, что его случай – очень тяжёлый, и не отрицал, что он – из тех, кого называют «закоренелыми»; нет, в этом отношении он был очень честен. Он хотел как-то помочь мне в этой антинаркотической программе, и дал много очень полезных советов на предмет того, как можно влиять и воздействовать на молодых наркоманов. Он знал множество способов, как можно достучаться до них, завоевать их доверие. И ещё – кучу всяких уловок, с помощью которых им удавалось провести меня в процессе лечения. Эрл говорил, что сам их использовал, так что он здорово помог мне сразу же распознавать все эти их трюки, и, может быть, таким образом нам удалось спасти немало молодых ребят, которых в противном случае уже и на свете бы не было.

Но в работе с наркоманами есть одна вещь, которая разочаровывает больше всего. Вы никогда не сможете понять и принять тот факт, что человек, который чудом не сгорел в пожаре, возвращается и снова прыгает прямо в пламя…  Но они делают это. У меня полным-полно друзей, которые сидели на наркотиках – и среди них хватает тех, кто умер от этого. Каждый раз, когда такое случалось, очень трудно было сдаться, смириться и не зацикливаться на том, что все эти люди когда-то ведь жили. Вы можете подумать, что это происходит… ну, скажем так, с обычными людьми, не наделёнными какими-то особенными талантами. Но, когда вы видите ребят вроде Эрла, вы понимаете, что это не так. И вы просто не можете осознать, уложить в голове, как такое возможно…»

Все надеялись, что тем летом Эрл сможет излечиться и вернётся. Он и впрямь так рьяно содействовал Хантеру в его работе, что многие верили: уж самому себе-то он и подавно в состоянии помочь. Но Хантер уже тогда был далёк от оптимизма: «Правда состояла в том, что никто не смог бы вылечить Эрла. Только он сам. Только он мог бы это сделать. Большинство зависимых отказываются от наркотиков лишь после того, как сталкиваются лицом к лицу с каким-нибудь кризисом. Ну, например, если они подходят совсем близко к самой грани, к смерти, но всё-таки тем или иным образом остаются в живых; после этого они могут что-то переосмыслить и держаться подальше от огня. Обычно – даже почти всегда – требуется что-то такое».

Тот реабилитационный курс так и прошёл для Эрла впустую, и спустя пару месяцев его любовь к «белой леди» вспыхнула пуще прежнего. «Эрл – такой душевный человек, – снова говорит Джей Войн. – Он никогда никого не обижал – ни словом, ни делом, никого. Но давайте смотреть правде в лицо: почти для каждого наркомана наступает такой момент – раньше или позже – когда он начинает заниматься воровством; без этого ему просто не выжить».

Естественно, и Мэниголт не стал исключением. Какое-то время торговцы дурью всё ещё снабжали его наркотой бесплатно, однако долго эта «лафа» продолжаться не могла, и весьма скоро наступил день, когда никакая популярность не помогала. Больше никто давать ему героин просто так не собирался; известность – известностью, а денежки – денежками, будь ты хоть какой легендой. Пристрастие Мэниголта требовало немалых затрат – в районе сотни долларов каждый день, и он, не раздумывая и не беспокоясь о моральной стороне дела, прибег к единственному кажущемуся ему доступным способу раздобыть деньги. Таковым было, ясное дело, воровство – о чём и говорил Джей Войн. Дошло до того, что как-то Эрл отправился в самый известный в Нью-Йорке, да и вообще в США «район одежды» – очень обширное по территории место, где, как понятно из названия, производят и продают одежду. Уж конечно, отнюдь не за тем, чтобы проследить за последними веяниями в мире высокой моды. Намерения у Козла были совсем другими: спереть парочку, а если повезёт, то и побольше, дорогущих норковых шуб из одного супермаркета. Что он успешно и осуществил. И, хотя гарлемские наркоторговцы, когда узнали об этом, снова стали снабжать его дурью бесплатно («Это всё потому, что я был Козлом; они не хотели видеть, что мне приходится воровать, чтобы купить у них дозу»), он уже не мог остановиться. А там – и до тюрьмы рукой было подать…

В 1969-м, как раз в тот год, когда Джаббар отрабатывал свой первый профессиональный контракт в качестве новичка «Милуоки Бакс», Мэниголт был арестован за хранение наркотиков. После 18-и дней, проведённых в манхэттенской тюрьме с говорящим названием «Гробницы», его перевели в другую каталажку – в Стормвилле, штат Нью-Йорк, которую какой-то шутник окрестил в своё время весьма цинично и где-то даже поэтически – «Зелёный рай».

«Возможно, это тот самый кризис, который ему нужен, – сказал тогда Хантер. – Может быть, так оно и есть… Но, когда вы имеете дело с наркоманами, тяжело что-то загадывать, и уж тем более – надеяться на лучшее…»

В чём-то он был определённо прав – по крайней мере, на тот момент…

За решёткой Эрл познал все прелести «холодной индейки» на собственной шкуре. «Холодная индейка» – это такое выражение из сленга англоязычных наркоманов. Под ним они понимают один из способов избавления от зависимости. Отличительной чертой является то, что он не подразумевает применения обычных медикаментозных методов и прохождения реабилитационных курсов; наркоман при «холодной индейке» полагается только на свою силу воли и выдержку. Он просто говорит себе: «Всё, с меня хватит. С этой минуты дури в моей жизни больше не будет. Не через полгода, не со следующей недели, не с завтрашнего дня, а с этой минуты. Всё». Иногда так называют само то состояние, которое переживает наркоман, резко, в одночасье пытающийся завязать с дурью. Мало кто идёт на такое добровольно – потому что это влечёт за собой почти смертельную ломку, которую никакими словами описать, думаю, невозможно (хотя вот Джон Леннон, скажем, даже песню сочинил с таким названием – и соответствующим содержанием). И поэтому ещё меньше тех, кто в силах выдержать всё это до конца – и не сорваться; для этого действительно нужно обладать незаурядной волей. Так что обычно через «холодную индейку» проходят те наркоманы, которые просто оказались в таких обстоятельствах, когда они в течение длительного времени не могут получить дозу – например, попали за решётку, как Мэниголт. Впрочем, во многих тюрягах проблем с тем, чтобы достать героин, нет никаких, но, по словам Козла, «в «Зелёном раю» всё было совсем не так. Там с этим делом было куда строже, чем в других местах...»

«Во время «холодной индейки» многие чуваки свихнулись и повесились, – рассказывал потом Эрл. – Ну, или пытались повеситься. Я, если уж говорить начистоту, тоже думал об этом, но редко – может, пару раз. Наверное, это потому, что на самом-то деле я не хочу умирать. Я и тогда жил баскетболом, и сейчас им живу. Я всё ещё люблю его. И я сейчас понимаю, что даже тогда надеялся, что смогу играть в него и дальше…» И вот, когда он, казалось бы, пал так низко, что ниже уже просто некуда, когда он бился в корчах адской ломки и катался по полу камеры в лужах собственной блевотины, одним словом, когда он готовился сдохнуть -  как раз в этот момент один человек, как в той поговорке, уже готовился ему постучать. Только не снизу, а сверху.  

Потому что, пока Козёл отбывал срок, его легенда продолжала жить и даже расти (как было позже и с Пи Уи Кирклэндом, и – в меньшей степени – с Джо Хэммондом). Как рассказывал сам Мэниголт: «Когда я сидел в камере или гулял по двору, ко мне всё время подходили ребята и спрашивали: типа, почему я здесь, что я тут делаю, почему я не играю в баскетбол? Они говорили, что не могут поверить в такое, что их мечта исполнилась – они, мол, поиграли с Козлом Мэниголтом, пусть даже и на тюремной площадке. Я чувствовал там себя королём… Даже парни из других тюремных блоков присылали мне записки, в которых писали, что меня не должно быть здесь, это место – не для меня, что мне нужно поскорее отсюда выбираться, приходить в себя, обретать форму и играть». И именно в это время, как ни странно, судьба сжалилась над ним и словно бы в качестве компенсации за все бедствия, которые он претерпел (и которые во многом он сам же и призывал на свою голову), решила дать ему последний шанс найти, обрести и реализовать себя в том, для чего он и был предназначен с самого рождения – в баскетболе. Да-да, это произошло как раз тогда, когда он сидел в тюрьме и от него уже ничего не зависело.

И если бы с Эрлом заключили контракт – это явилось бы чем-то уникальным. Да даже и так случившееся можно назвать эпизодом, единственным в своём роде. Ну, в самом деле – много ли вы знаете людей, которых приглашали в тренировочные лагеря после того, как они становились героями бестселлеров? Я, например, только одного – Мэниголта.

Впрочем, это была уже не столько улыбка фортуны, сколько коварная усмешка, ухмылка, гримаса…

В январе 70-о увидела свет книга известного спортивного журналиста Пита Экстелма «Городская игра». Как понятно из названия, в ней рассказывается о баскетбольной жизни Нью-Йорка в двух её главных ипостасях – профессиональной, которую олицетворяют, конечно же, «Никс», и любительской, то бишь уличной. Сегодня это – классика спортивной американской литературы, и даже сейчас кто-то называет «Городскую игру» не иначе, как своеобразной «баскетбольной библией». А тогда-то она и вовсе считалась лучшей книгой о баскетболе и пользовалась, без преувеличения, огромной популярностью, расходясь большущими тиражами. «Городская игра» выдержала испытание временем, пережила своего автора и несколько раз переиздавалась – даже спустя десятилетия, не утратив своей актуальности и по-прежнему пользуясь немалым интересом у публики. Тогда, в 70-м, повторюсь, она воспринималась, как откровение – книг о баскетболе издавалось ещё совсем немного, а уж о его уличной стороне так и вовсе не было. Лишь через шесть лет Рик Теландер, другой знаменитый спортивный обозреватель, завершит и опубликует свой эпохальный «Рай – это уличная площадка», произведение, уже полностью посвящённое этой теме, по мотивам которого в 1991-м снимут одноимённый фильм – в числе прочих в нём отметились в качестве актёров Хаким, Кендалл Гилл и друг Хэнка Бэнкмэна Гэтерса Бо Кимбл (впрочем, наши переводчики, по непонятным причинам, окрестили его «Игрой всей жизни»). Но первой ласточкой, человеком, который приоткрыл завесу тайны над уличным баскетболом для массового читателя, был именно Экстелм – и сделал он это как раз в «Городской игре».

Вот так непритязательно выглядело первое издание «Городской игры».

Несколько глав в ней посвящены лидерам или просто ключевым игрокам «Никс» тех лет: одна – Уиллису Риду, другая – Уолту Фрэйзеру, третья – Каззи Расселлу, ещё одна – Майку Риордану, следующая – недавно перешедшему в команду Дэйву ДеБушеру… Есть своя глава и у Мэниголта – он, просто парень с улицы, тоже попал в этот более, чем почётный ряд.

Главу эту Экстелм назвал весьма символически: «Падший идол: гарлемская трагедия Эрла Мэниголта». Она начинается следующими словами: «В длинной череде несчастий, постигших столь многих молодых спортсменов из гетто и оставшихся незамеченными для всего остального мира, кажется почти невозможным выбрать в качестве примера кого-то одного и отдать ему приоритет. И всё же в русле тех традиций, которых придерживаются в парках Гарлема, в историях, которые там рассказываются, одна фигура возвышается над всеми остальными. Спросите тамошних жителей о лучших спортсменах, о наиболее результативных баскетболистах, которых они видели в игре – и вы услышите дюжину имён, и чаще других среди них будут упоминаться Конни Хокинс и Лью Алсиндор, или другие знаменитости того же калибра. Но при этом почти все они без исключения скажут вам: первая и главная из всех незагоревшихся звёзд – это Эрл Мэниголт.

Результаты игр на городских площадках не фиксируются официально, и протоколов, в которых отражалась бы статистика Мэниголта, нет; нет никаких материальных доказательств того, что Козёл превосходил других уличных игроков…» – ну, и так далее.

Вообще, когда читаешь эту главу, то становится как-то не по себе. Экстелм, повторюсь, работал над своей книгой в конце 60-х. И, описывая подвиги Ноуинса и Хэммонда, он, конечно, не мог знать, что пройдёт десять лет – и Вертолёт погибнет в автокатастрофе, когда ему будет всего-то тридцать семь, а Разрушитель… Наверное, Экстелм не подозревал, что Хэммонд на пару со своим дядей Вилли уже в те дни был одним из самых известных наркодилеров Гарлема, и через год он отклонит весьма заманчивый контракт от «Лейкерс» и тем самым лишит себя неповторимой возможности сразу, в первом же сезоне, надеть чемпионский перстень на палец, а ещё через несколько лет сам сядет на дурь, в 85-м окажется в тюрьме, потом побывает там ещё несколько раз, а выйдя на свободу после последней отсидки, превратится чуть ли не в обычного бомжа и будет слоняться по улицам с мешком, набитым всяким хламом, и предлагать встречным купить что-нибудь, чтобы заработать на хлеб, при этом отводя взгляд в сторону – потому что ему было стыдно перед теми, кто знал его ещё богом Ракера (а в Гарлеме Разрушителя помнили все).

Но и на этом фоне строки о Мэниголте оставляют ещё более тяжёлый осадок. Впервые «Городская игра» попала мне в руки лет, наверное, восемь-девять назад. К тому моменту о Мэниголте я уже кое-что слышал – не так много, как сейчас, но не так уж и мало. В любом случае, достаточно, чтобы понять: его история – это большая трагедия. Но, даже зная это, было нелегко читать главу, отведённую Козлу. Ведь речь в ней идёт о молодых парнях: Герману на тот момент было лет двадцать пять-двадцать шесть, Джо – и вовсе нет двадцати, и кажется, что всё у них, и у Мэниголта, хорошо, даже замечательно, а будет ещё лучше… И тут – пара-другая фраз всё перечёркивает: «Но он был молодым человеком из гетто – как и все остальные; с присущими ему слабостями и сомнениями, которые делали его по-своему очень уязвимым и ранимым. Он не получил нормального образования, он не видел для себя никаких стимулов, будущее казалось ему бесперспективным, и однажды он решил для себя, что баскетбол поможет ему подняться лишь до определённой точки – не выше. И тогда он свернул на совершенно иную дорогу, погрузившись в уличную жизнь и став символом злой стороны этой жизни в гетто. Эрлу сегодня около двадцати пяти лет, он бывший наркоман и находится в тюрьме. История Эрла – это нечто куда большее, чем просто его личная история. На игровой площадке он был воплощением магии и мощи, фигурой, олицетворявшей мечты и идеалы всех мальчишек в то время, покорявшей любые преграды; но вот он не смог взять очередной барьер, который поставила перед ним жизнь, и обессиленно повис на нём. И, когда он пал, все чаяния и надежды, которые связывались с его именем, рухнули на землю вместе с ним. Можете назвать его человеком, растратившим впустую свой талант, жертвой, достойной жалости, трагическим героем – всё это будет верно, потому что он символизирует всё то возвышенное и страшное, что свойственно спорту в этом городе».

Может, Экстелм говорил обо всём этом очень уж патетически, но по сути-то он, конечно, прав. Даже сегодня, спустя столько лет, слышать всё это как-то… ну, не знаю… неприятно, что ли (не самое подходящее слово в данном случае, но ничего лучше в голову не приходит). Тем более, что на самом деле всё было ещё хуже – Экстелм не мог предвидеть, что Мэниголт не только бывший наркоман, но и будущий. Кумир для многих и многих, обладатель выдающегося спортивного дара – и, по большому счёту, к двадцати пяти годам практически конченный человек, уголовник, сидящий на героиновой игле. В этом видится какое-то неестественное противоречие, странное несоответствие, нечто до ужаса неправильное, и на языке вертится что-то вроде: так, мол, не должно быть, и вообще – как же так-то?! Но всё это только кажется, потому что судьба Мэниголта – лишь один из многих примеров. И всё же для первых покупателей «Городской игры» это превращалось в настоящее потрясение – ведь для них-то все эти события происходили не когда-то там, давным-давно, полвека назад и далеко-далеко, а здесь и сейчас…

Ну, да ладно, разговор сейчас не об этом, а о том, что как-то, проходя мимо витрины книжного магазина, «Городскую игру» увидел некий джентльмен. Увидел – и не замедлил купить и прочитать её. И это могло бы сыграть в жизни Мэниголта ключевую роль – ведь джентльмен этот был далеко не праздным любопытствующим болельщиком. На тот момент мужчина этот был уже далеко не молод – ему было лет эдак пятьдесят, но представительным и импозантным его делали не только возраст и седая шевелюра, но и, например, серый деловой костюм, в который он был облачён – насколько стильный и изящный, настолько же и дорогой. Правда, его лицо сложно было назвать аристократически-интеллигентным. А поверх костюма было небрежно наброшено синее двубортное пальто спортивного покроя.

Это был сам Роберт «Билл» Дэниэлс – человек, которого по праву величают «отцом кабельного телевидения». Дэниэлс был первопроходцем в этой области, и уже тогда заработал себе громкое имя и многомиллионное состояние как раз на кабельных телетрансляциях. Вообще, Дэниэлс – личность крайне любопытная. Например, в своё время он стал чемпионом среди боксёров-любителей штата Нью-Мексико – и ушёл с ринга непобеждённым. В 41-м Билл вступил в ряды военно-морского флота, поучаствовал в двух войнах – Второй мировой и Корейской – и, снискав себе славу опасного воздушного бойца (Билл был лётчиком-истребителем), покинул армию, дослужившись до высокого звания. Возвращаясь к себе домой, он зашёл в один из баров Денвера и случайно увидел, что там по телевизору показывают боксёрский поединок из другого штата. Сначала Дэниэлса заинтересовала сама технология передачи телевизионного сигнала на большие расстояния – а потом он и вовсе «заболел» всем, что связано с трансляциями.

Что не менее важно для этой истории, Дэниэлс, как уже, наверное, понятно, всегда был очень неравнодушен к спорту – например, в 80-х он наряду с Джерри Бассом был совладельцем «Лейкерс».

Но пока до этого было очень далеко, и на носу у Дэниэлса были совсем другие заботы. Буквально только что, летом 70-о, он купил и перетащил в Юту команду Американской баскетбольной ассоциации «Лос-Анджелес Старз». И, хотя первые, самые тяжёлые годы АБА – период становления – были позади, лига продолжала испытывать острый дефицит поклонников из-за отсутствия контракта с телевидением. Например, те же «Лос-Анджелес Старз» в спортивном плане были весьма успешны – на момент переезда они существовали всего два сезона, но уже на второй дошли до главного финала. Ну, точнее-то говоря, прожили они всё-таки уже три сезона – потому что первый год базировались в Анахайме и назывались «Амигос». Тогдашний владелец «Звёзд» Джим Кёрст признавался, что он точно знал: дебютные два или три сезона команда будет приносить ему сплошные убытки, особенно учитывая прямое соседство с гигантами из «Лейкерс», но потом он всё-таки рассчитывал потихоньку сначала «выйти в ноль», после чего можно было робко ожидать какую-то прибыль. А там – как знать – могло случиться и слияние с НБА, на которое так уповали многие владельцы команд АБА. Тут уж пошли бы совсем другие расклады. Однако действительность оказалась куда более суровой. Несмотря на отличные результаты, на все акции и интересности, с помощью которых Кёрст привлекал болельщиков (о которых я сейчас рассказывать не буду – всё-таки в глубине души таю надежду, что когда-нибудь дойдут руки до отдельной серии материалов, посвящённых АБА; хотя, конечно, вряд ли я до неё доберусь...), посещаемость была мизерной – в районе двух с половиной тысяч человек на матче. Кёрст быстро осознал, что такие финансовые потери от владения «Звёздами» не могли ему присниться и в страшном сне, и выставил их на продажу. Тут-то и подоспел Дэниэлс, и благодаря ему «Старз», которым исполнилось три года, в третий же раз за это время поменяли прописку.

Стать владельцем команды АБА в те дни было равносильно прыжку из самолёта, когда ты не уверен, есть ли у тебя в сумке за спиной парашют – или там пусто. И, пожалуй, больше шансов было как раз на то, что парашюта нет, нежели на благополучное приземление. Особенно, если ты организуешь команду на новом месте. А в случае со «Звёздами» это, скорее, напоминало именно попытку рождения нового франчайза, чем обыкновенный переезд. И даже не потому, что всё, необходимое для существования баскетбольной команды, в Солт-Лейк-Сити приходилось создавать практически с нуля (не считая, правда, того крайне важного обстоятельства, что её домом стал недавно открытый «Солт Пэлас», построенный специально к грядущим в 72-м году олимпийским играм, который был, наверное, лучшей ареной во всей АБА). Просто тем летом картина и близко не была похожа, допустим, на переселение «Сиэтла» в Оклахому. Пусть ту же Оклахому-Сити и никак нельзя отнести к главным баскетбольным городам Америки, а уж тогда, в 2008-м, когда появились «Тандер», она и подавно таковым не являлась, всё же тамошние жители, интересовавшиеся игрой, были в курсе происходящего, знали состав «Суперсоникс» и понимали, чего им ждать. Да и многие из тех, кому баскетбольные дела были, по большому счёту, побоку, всё-таки где-то чего-то там слышали краем уха, что теперь у них в городе будет команда НБА, и в её составе есть какой-то парень по имени Кевин Дюрант, который, говорят, очень круто играет и которому прочат суперзвёздное будущее – в общем, показывает такое, ради чего определённо стоит потратить своё время и сходить на арену в выходной… А вот в Солт-Лейк-Сити о команде, которая будет теперь у них базироваться и выступать в АБА, не знали ровным счётом ни-че-го…

Дэниэлс осознавал это лучше всех остальных, вместе взятых. И, разумеется, отдавал себе отчёт в том, что ему придётся столкнуться всё с той же проблемой – отчаянной нехваткой внимания со стороны горожан. Будь он человеком иного склада, он бы, возможно, пошёл по другому пути. Можно было бы, например, подписать контракт с девушкой, которая вообще не знала, что такое баскетбол – и не просто подписать, но и задействовать её непосредственно на площадке в одном из игровых эпизодов, как это произошло в матче «Кентукки Колонелс». Видимо, в «Кентукки» вообще были сильно озабочены привлечением на трибуны именно мужской части болельщиков, потому что несколько лет спустя они выпустят на паркет в большом перерыве команду девчонок из Playboy. Ну, правда, всё выглядело очень даже пристойно, не считая одного – они тоже взяли баскетбольные мячи в руки впервые в жизни. А вот «Майами Флоридианс» пошли ещё дальше – вместо болбоев их матчи обслуживала бригада… болгёлз. Делали они это, ясное дело, в купальниках – Флорида, как-никак. Помимо обычных обязанностей – бегать за мячами, улетевшими в ауты, и подавать их судьям, девчата занимались и другими делами, как то: фотографировались с болельщиками перед началом игры, разносили напитки после первой половины и танцевали. И вот их танцы-то представляли собой нечто куда более фривольное и, называя вещи своими именами, эротическое, нежели программы современных групп поддержки. Было возложено на их хрупкие плечи и длинные ноги и ещё одно очень ответственное дело: когда соперник пробивал штрафные, они вставали под щитом прямо перед ним и всячески отвлекали его, принимая довольно-таки провокационные позы. Уж не знаю, были ли на сей счёт у руководства «Флоридианс» какие-то особые договорённости с полицией нравов – может, и были... В общем, неудивительно, что, хотя за «Майами» и отыграли в разное время по одному-два сезона звёзды АБА вроде Уоррена Джабали, Лэрри Джонcа или Донни Фримэна, и даже настоящие суперзвёзды лиги в лице Мэка Кэлвина и Мела Дэниэлса, эта развесёлая компания сексапильных барышень была в городе популярнее самих баскетболистов…

Одна из болгёлз «Флоридианс» на боевом посту.

Однако Дэниэлс придерживался более традиционных воззрений и считал, что большинство болельщиков всё-таки приходят на арену насладиться баскетболом, а не поглазеть на полуголых девиц – то есть главное представление устраивают игроки, а не кто-то ещё, и именно они собирают публику.

В общем-то, такие люди у него были. Звёзды в составе «Звёзд» наличествовали (извините за такой вот неуклюжий и неостроумный каламбур). В наследство от приказавшей долго жить калифорнийской команды «Юте» досталось не только название, но и, например, Вилли Уайз, о котором я немного рассказывал в истории Джо Хэммонда. Вилли выбрали на драфте «Воины» (тогда ещё – из Сан-Франциско) под 64-м номером, но он оказался в АБА. И только когда он подписался с «Лос-Анджелесом», остальные увидели, кого они проворонили. Дебютного сезона хватило Уайзу для того, чтобы заслужить в глазах многих репутацию лучшего двустороннего игрока – лучшего не только в АБА, а во всём профессиональном баскетболе. Также уже было известно, что за «Юту» будет играть Зелмо Бити – звёздному центровому из НБА, который поучаствовал там в двух All-Star Game, наконец-то разрешили выступления в АБА. О многом говорит то, что его прозвищем было не только «Большой Зи» (ну да, Жидрунас Илгаускас был совсем не первым «Большим Зи» в баскетболе), но и «Франчайзинг». Кто-то сравнивал его с Артисом Гилмором. В своё время Марти Блэйк, человек, которого называют «гуру драфтов», работая генеральным «Сент-Луис Хокс», выбрал Бити под общим пятым номером – выше Джона Хавличека или, например, Чета Уокера. И, насколько можно об этом судить, он никогда не пожалел о таком выборе. Бити был действительно классным игроком – и одним из самых недооценённых. И из-за того, что Зелмо был невысок для центрового – всего-то 205 см (он заметно уступал в росте и Чемберлену, и Беллами, и Расселлу), и из-за девяти операций на коленях тоже (это при том-то уровне медицины). Но всё это не мешало ему штамповать дабл-даблы на раз. Известнейший тренер Слик Леонард говорил о нём: «У Бити характер не баскетболиста, а боксёра. С ним никогда и никому из оппонентов не было просто и легко – он давил на них и физически, и психологически. Если вы выходили играть против него – вам нужно было приготовиться к настоящей войне. Он никогда не переставал бороться. Его манеру невозможно забыть – он передвигался по паркету, словно, знаете, такой чванливый и спесивый дворецкий на службе у очень-очень родовитых аристократов, но, добравшись до щитов, начинал орудовать под ними, словно лесоруб с топором… Я не могу понять, почему его ещё не включили в Зал славы…» Кстати, сравнение с лесорубом отнюдь не случайно. «Я всегда хотел быть плотником, – признавался Зелмо. – Кроме шуток. Ну, просто я всегда любил работать руками. Знаете, как это приятно, когда в конце дня вы можете посмотреть по сторонам – и увидеть плоды ваших трудов. Я с детства очень уважал столяров, которые работают в мастерских и создают своими руками прекрасные вещи». Эту мечту Зелмо реализовал – он выстроил для себя и жены здоровенный дом, и сделал это, как и хотел – собственными руками. В общем, это был великолепный баскетболист и, как вспоминают все, знавшие его лично, просто человек с большими душой и сердцем – даже несмотря на то, что Зелмо не всегда вёл борьбу чисто (Мел Дэниэлс, Царствие ему Небесное, вспоминал о Бити: «Он наступал мне на ноги, или дёргал меня за трусы, или просто клал на меня свою тяжёлую руку и захватывал в замок, так, что я и двинуться не мог. Я бесился, хотел сам заграбастать его и швырнуть на паркет… Мы играли за разные команды – но я всё равно столькому у него научился, просто наблюдая со стороны за тем, как он действует...») А пока Зелмо хвастался тем, что, подписав контракт с «Ютой», за один год получит больше, чем за три в «Атланте», в НБА.

Так что команда досталась Дэниэлсу талантливая. Да ещё и тренер был, что надо – легендарный напарник Боба Коузи по задней линии «Бостона» Билл Шерман. Вот вся эта банда в первый же сезон после переезда и завоевала для «Юты» чемпионство.

Дэниэлс, вроде бы, мог быть доволен. Максимальный спортивный результат, образцово-показательно проведённая маркетинговая компания по раскрутке команды, само то, что Билл со своей деловой хваткой, которая тогда ещё была ох, какой крепкой, очень грамотно выбрал Юту в качестве нового места обитания для «Звёзд» (почему – это уже тема для совсем другой «истории») – все эти факторы, сошедшиеся воедино, позволили «Старз» уже в стартовом сезоне в Солт-Лейк-Сити выйти на первое место по посещаемости во всей АБА. Правда, в абсолютном выражении цифра всё равно выглядела довольно смешно – лишь 6 246 болельщиков в среднем на домашних матчах при общей вместимости дворца 12 666 мест, и, по словам самого Билла, только за первый год после переезда он потерял полмиллиона долларов. Так что Дэниэлс всё равно испытывал беспокойство. Талант – талантом, но вот насколько яркой была «Юта»? В реалиях АБА, особенно в те годы, когда она запускалась и переживала все болезни роста, вопрос: «Что первично, результат или игра?» был даже не основным философским; нет, он превращался в вопрос жизни и смерти. В конце концов, подавляющая часть зрителей собирается, чтобы увидеть именно представление. И, как я уже не раз отмечал в предыдущих «историях», АБА представала в этом плане уникальным явлением: профессиональная лига, в которой та самая подача игры не менее важна, чем пресловутый результат – а то даже и поболее. И вот с этим-то у «Звёзд» были проблемы. Потому что любимейшим делом на площадке для Уайза было зачехлить самого опасного игрока соперников; и пусть очков он тоже набирал достаточно, но ждать от него каких-то особых изысков в атаке пачками не приходилось. А Зелмо на момент появления в «Старз» был уже ветераном – ему почти исполнился тридцать один год, и не было никакой гарантии, что хирурги, в очередной раз разобрав его исстрадавшиеся колени, смогут собрать их обратно. Тогда-то, конечно, никто ещё не знал, что контракт свой он отработает на все сто, а в его пороховницах, несмотря на травмы, ещё полным-полно пороху, которого хватит на многие подвиги (в игре с «Вирджинией», например, он насобирает 28 подборов, потом накидает «Питтсбургу» 63 очка – и отметится ещё в трёх All-Star Game, теперь уже в АБА).

Чемпионский состав «Юты». Вилли Уайз выступает в роли шалопая. На общих школьных фото частенько можно увидеть кого-нибудь такого, кто, стоит фотографу сказать: «Сейчас вылетит птичка» – обязательно скосит глаза к носу или скорчит дурацкую рожу. Вот и Вилли в самый ответственный момент вместо того, чтобы смотреть прямо перед собой, решил окинуть начальственным взором шеренгу партнёров. Зелмо Бити стоит вторым справа. Билл Шерман скромненько притулился в нижнем ряду крайним справа.

К тому же Дэниэлс рассчитывал, что эти шесть с лишним тысяч фанатов – только начало, и не собирался останавливаться. Тут-то он и вспомнил с печалью о Мэке Кэлвине – вот кто пригодился бы ему на роль классической звезды в долгосрочной перспективе больше других.

Кэлвин успел отыграть сезон за «Старз» – и им с ним, опять же, здорово повезло. Никто не обращал на него внимания до самых поздних раундов драфта, пока под 187-м номером на Мэка наконец-то не положили глаз «Лейкерс». Закончилось всё тем, что он действительно попал в «Лос-Анджелес» – только в другой, как раз в «Старз». Кэлвин был физически сильным, несмотря на совсем маленький рост, жёстким разыгрывающим, и считался одним из лучших мастеров при организации и развитии быстрых прорывов. Он и сам был очень скорым – и на ногу, и на руку; как отмечал Лу Карнесека: «Он просто невероятно быстрый игрок; я даже не знаю, что у него работает быстрее: голова, когда он ищет позицию для броска, ноги, когда он туда перемещается, или руки, когда он выпускает мяч по кольцу». Вдобавок к этому Кэлвин (которого, естественно, по аналогии с Мэкки-Ножом тоже сразу же прозвали «Ножом») обладал отличным броском.

Именно он выдвинулся на ведущие роли в «Лос-Анджелесе» во второй половине чемпионата и больше других поспособствовал стремительному и неожиданному взлёту «Звёзд» и их выходу в главный финал. Сложно сказать, стали ли тому виной суета и организационная неразбериха, сопутствовавшие переезду, или же какие-то другие причины – но никто почему-то не удосужился предложить Мэку в межсезонье достойный контракт. Тогда он подписался с «Флоридианс» (которые к тому времени откинули из своего названия «Майами») – и там-то выстрелил уже по-настоящему. Да так, что мало никому не показалось – в одночасье он превратился в суперзвезду, предстал типажом того баскетболиста, в котором так нуждалась и коего так разыскивала АБА, одним из главных её олицетворений и символов. 182 см энергии, куража, страсти, фантазии и одержимости – из всего этого выплавилась абсолютно искрящаяся, ослепительная игровая манера. Человек-шоу, человек-цирк, человек-праздник... Наверняка, когда «Юта» встречалась с «Флоридианс», Дэниэлс кусал себе локти, наблюдая, как зажигает на паркете Кэлвин – но уже в форме другой команды...

Как раз в это время в руки Биллу попала «Городская игра». И, когда Дэниэлс дошёл до главы о Мэниголте и прочитал её первую половину, где рассказывалось о подвигах Козла (а также Вертолёта Ноуинса и Разрушителя Хэммонда) на площадках Большого яблока, его охватил восторг. Вот же он, вот тот, кто ему нужен – парень, который может стать главной изюминкой его команды, вишенкой на торте!

Уличный стиль процветал в АБА – собственно, он и был её главной визитной карточкой. Во главе угла – тот же принцип: не просто переиграй соперника, а сделай это красиво, чтобы у зрителей дыхание захватывало.

Настоящий культ данка, тоже впервые возникший на городских площадках, в АБА, правда, ещё не наступил, но ждать оставалось совсем-совсем немного – буквально считанные месяцы до начала следующего сезона, когда в лиге появятся Джулиус Ирвинг, Дарнелл Хиллмэн и Артис Гилмор. И почва для них уже была подготовлена – Конни Хокинсом и Спенсером Хэйвудом, которые за весьма недолгий период пребывания в лиге, перед своим уходом в НБА, показали, что именно способные парить над кольцом прыгуны сводят публику с ума больше всего, и их данки ставят пришедших на матч зрителей на уши, как ничто другое… Дэниэлс не мог не видеть, что подобные люди ценились в АБА на вес золота.

И вот Билл натыкается на какого-то паренька, который, оказывается, умеет заколачивать сверху в том же темоядерном стиле, как и сам Ястреб – а может, и того покруче! Разве можно упустить этого воздушного акробата?! Такие на дороге не валяются! Вот это находка! Ведь, если только Экстелм в своей книжке не приврал, если только всё написанное там соответствует действительности – это как раз тот человек, о котором будут говорить в городе, о котором люди, побывавшие на матче, в экстазе будут рассказывать своим знакомым и тащить их на следующую игру, чтобы те посмотрели на его фантастические трюки собственными глазами! Одним словом, этот парень по прозвищу Козёл – тот, кто будет «продавать билеты» на его команду, «делать аудиторию и кассу», тот, о ком будут хотя бы иногда писать в прессе, тот, благодаря кому о «Юте» узнают и услышат… Тем более, что он ни за кого не заигран, его не нужно ниоткуда выдёргивать, просто подходи – и забирай. К тому же, логично, что Мэниголт должен играть именно за них, и всю выгоду от его подписания тоже должны получить они – «Юта Старз», действующие чемпионы АБА; а кто же ещё? И он никак не мог понять, как же этого самородка упустили из виду нью-йоркские команды – «Никс» и «Нетс».

Впрочем, даже у такого оптимиста, как Билл Дэниэлс, энтузиазма поубавилось, когда он дошёл до второй половины главы. Понял он и то, почему «Никс» и «Нетс» не пытались приглашать Мэниголта – ведь там сообщалось, что ещё совсем недавно его потенциальный игрок крепко сидел на игле, и сейчас тоже сидит, но уже в тюрьме за хранение наркотиков. Так что затея с его подписанием могла показаться большинству сущим сумасшествием.    

Большинству – но не Дэниэлсу. В нём уживались консерватизм, новаторство, холодный расчёт и готовность рискнуть. Билл делал это постоянно: он рисковал, выходя на боксёрский ринг, или сидя за штурвалом истребителя, рисковал, заваривая всю эту кашу с кабельным телевидением, и, конечно же, рисковал, став владельцем команды АБА. Но Дэниэлс был типичным selfmademan`ом, то бишь «человеком, который сделал себя сам». И обладал всеми чертами, свойственными людям подобного типа: он верил в себя, в свою счастливую звезду и интуицию, не привык отступать и считал, что любая удачная задумка (а идея заполучить Мэниголта казалась ему исключительно удачной) не должна пропадать втуне – нужно хотя бы попытаться воплотить её в жизнь и довести до ума, а уж там будет видно, что из всего этого получится. Пусть замысел этот и кажется на первый взгляд отчасти безумным. К тому же у Билла уже был положительный опыт в этом направлении: за последние годы он принял на работу в свою кампанию около двадцати пяти бывших уголовников – и был ими, по большей части, вполне доволен. Он знал, что, хотя это и неимоверно трудно, когда речь идёт о таких тяжёлых случаях наркомании, как у Эрла, всё же можно вернуть их к нормальной жизни: «Да, я был отлично знаком со всеми плюсами и минусами взаимодействия с такими людьми, и видел своими глазами, как сложно иметь с ними дело. Первые восемь или десять человек, которых я трудоустраивал, рано или поздно снова оказывались в тюрьме. Но потом я столкнулся с Роном Лайлом (на момент их встречи Лайл был осуждён за убийство второй степени; после досрочного освобождения из тюрьмы присоединился к команде боксёров, которую спонсировал Дэниэлс, и провёл несколько очень ярких и запоминающихся боёв – в том числе с Мохаммедом Али и Джорджем Форманом). И могу вам сказать, что он теперь в состоянии всегда держать себя под контролем. Причина этого в том, что он знает – у него есть талант, он понимает, насколько он хорош в своём деле – и он посвящает ему всю свою жизнь» (стоит отметить, что столь лояльное отношение к человеческим порокам со стороны Дэниэлса вполне объяснимо: он и сам испытывал одно время немалые проблемы с алкоголем).

Билл не любил откладывать дел в долгий ящик. Он закрыл книгу и принялся за осуществление своего плана, решив, что для начала было бы неплохо поговорить с каким-нибудь очевидцем турниров в Ракер-парке, который мог бы опровергнуть или подтвердить всё написанное Экстелмом, в общем – поручиться за Козла, стать его рекомендателем. Лучшей кандидатуры, чем Пит Векси (смотри «Указатель имён»), было не найти – хотя он варился в жизни Ракер-парка не так уж давно, Питеру хватило этого времени, чтобы успеть оценить главных уличных звёзд (правда, как раз Эрла-то он толком в игре и не видел, потому что карьера Козла фактически закончилась к моменту появления в парке Векси); к тому же он уже был достаточно известным журналистом, прослыл человеком, великолепно знающим и разбирающимся в студенческом баскетболе, и можно было сказать, что он смотрел на происходящее глазами специалиста. То есть мнение Векси считалось весьма авторитетным – и к нему-то Дэниэлс и обратился. Тот ответил, что, в общем-то, всё, о чём прочитал владелец «Юты» – правда.

Возможно, Векси и сам не верил, что из этого дела может выгореть что-то путное. Но ещё до того, как Эрла посадили, Питер успел близко с ним сойтись и даже подружиться. И теперь он просто не мог не сказать, что этому парню определённо стоит предоставить шанс – ну, а вдруг произойдёт чудо?

Вообще-то первоначально в суде Козлу выписали пять лет, но через шестнадцать месяцев, в конце 70-о, в декабре, Эрла освободили. Его задействовали в городской программе по борьбе с наркотиками в Гарлеме и, как рассказывал он сам, у него ни разу не возникало желания уколоться. «Я буду держаться от них подальше, – говорил Эрл. – Я теперь поумнел. Я ведь никогда не делал ничего для себя. Теперь пришло моё время – время для чего-то хорошего в моей жизни. В ней и так хватало дерьма».

И почти сразу же Дэниэлс приехал в Гарлем на своём чёрном лимузине-«Кадиллаке», чтобы разыскать там Эрла и предложить ему попытать счастья со «Звёздами». «Я слышал, что он меня ищет, – рассказывал Козёл. – Но я не знал, где он остановился, где он живёт. И вдруг как-то вечером входит сам Дэниэлс и спрашивает: «Мне нужен Эрл Мэниголт. Он здесь?» Я вам честно говорю: когда он сказал, кто он такой, я, блин, поверить просто не мог. Я не знал, что об этом и думать! Он и вправду приехал сюда за мной?! Да я о таком и мечтать не смел! Это было самое главное событие в моей долбаной жизни, самое хорошее, что когда-нибудь со мной случалось…» Эрл ставил Дэниэлса даже выше Холкомба Ракера: «Мы виделись лично всего-то раза три, но я сразу понял: это – самый прекрасный человек, которого я когда-нибудь встречал! Он не смотрел на меня, как на наркомана, он не смотрел на меня, как на вора – для него я был просто человеком. Если бы такие люди были рядом со мной почаще, со мной никогда бы не случилось всего этого говна… Когда ты вместе с Дэниэлсом – ты просто не можешь продуть…»

Кажется, и сам Эрл в то время всё ещё рассчитывал заиграть на высоком уровне. Да и как было не надеяться? «Все вокруг мне говорили: давай, езжай, покажи этим профи, что ты можешь. Ведь ты же делаешь из них дураков!» «Все вокруг» – это поклонники таланта Козла, которым казалось, что его дар всё ещё здесь, что ничего не изменилось; за своими восторгами они просто не хотели замечать того, что от их любимого Эрла осталась лишь бледная тень. А вот для тех, кто подходил к его нынешним способностям объективно, кто смотрел на Мэниголта не сквозь розовые очки, это было очевидным.

– Я подбросил Эрла до аэропорта, когда он улетал в «Юту», – рассказывает уже упоминавшийся Вилли Мэнгам – один из партнёров Козла по «Франклину» и по «Молодой жизни». – Но эта возможность засветилась для него очень поздно. Для его тела это было уже чересчур, оно и так прошло через слишком многое… Он уже не мог поддерживать того темпа, выкидывать таких трюков, что и раньше…

Козёл присоединился к «Звёздам», когда уже миновала половина предсезонки.

И вот он сидит на скамейке во время небольшого перерыва в двусторонней игре – один из супергероев гарлемских баскетбольных площадок, Эрл Мэниголт, Козёл. А здесь он – новичок. Даже смешно становится, когда думаешь об этом – новичок, это почти в двадцать семь-то лет… Или правильнее будет сказать – уже бывший супергерой? Блин, он не ожидал, что это окажется так тяжко… Он закатывает красную тренировочную майку до самых подмышек. Она промокла насквозь – хоть выжимай. Пот крупными горошинами стекает вниз, на живот, капли падают с лица на паркет… Вот бы сейчас под вентилятор… Сердце стучит бешеным молотом, отдаваясь громовым эхом в висках… Грудь ходит ходуном, как у старой клячи – загнанной, вконец замученной непосильной работой... А впрочем – почему «как?» Именно так он сейчас себя и чувствует. Он поднимает голову и видит, что все – тренеры, игроки, обслуживающий персонал – уставились на его грудь. Кто-то смотрит искоса, словно стесняясь показать свой интерес, кто-то – вперился расширенными глазами чуть ли не в упор. Смотрят, смотрят… Он уже привык к такому – стоит ему снять рубашку, и это всегда привлекает внимание.

Там, в самом центре этой худой, чуть ли не впалой груди, что-то жутковатое – словно кто-то забил туда шарик для пинг-понга, и тот так там и остался, врос между рёбрами, покрылся кожей… Даже видавшие виды мужики слегка меняются в лице, когда глядят на это, а уж особо впечатлительные барышни и вовсе не могут сдержать непроизвольного «ой!» и торопятся отвернуться. Он чувствует, что надо как-то объяснить, откуда же это взялось, ответить на немой вопрос, который крутится сейчас у всех на языке. И говорит – со своим обычным простодушием, так что сразу же становится ясно: этот страшный рубец – совсем не из тех шрамов, которые служат украшениями настоящему мужику, это – вечная память о самых страшных днях его жизни, когда он был в полном отчаянии, несмываемое клеймо позора и деградации:

– А-а-а, это, ребят, ожог. Однажды я, типа, поймал приход. Ну, словил кайф. Ага, словил, значит, кайф, а у меня в руке была зажжённая сигарета. Но я, типа, был уже не здесь, и мне было по фигу. Когда я спустился обратно, вниз, на землю, вся комната была в дыму, а сам я горел. Хоть рубашка была мокрой от пота, она горела. И шкура на моей груди тоже горела…

Он говорит об этом тихим, мягким голосом, как о чём-то совершенно обыденном, заурядном, и по его лицу можно прочесть, что ожог – это, в сущности, далеко не самая большая неприятность, приключавшаяся с ним в жизни.

Сегодня из Денвера прибыл сам Билл Дэниэлс – специально для того, чтобы посмотреть на Эрла; ради этого владельцу «Юты» пришлось проделать путь над Скалистыми горами.

На тренировочных майках нашиты красно-сине-белые звёздно-полосатые американские флаги. Ребята говорят, что такие же есть и на форме боксёров из денверской команды, которую содержит Дэниэлс. А ещё они рассказывают, что даже его машина (не та, чёрная, на которой он приезжал к нему в Гарлем, а другая) раскрашена в те же цвета, и на каждой дверце у этого здоровенного кадиллака – тоже по флагу, Да ещё надписи есть... как их там?.. а, ну да: «Любите его (флаг, в смысле), или оставьте его» («Love it or leave it»). И вроде бы даже пару раз видели, как он этим флагом размахивал – просто так, потому что ему это нравится («Ну да, если я увижу какой-нибудь парад, да при этом они ещё и играют «Поднять якоря!» (неофициальный гимн, или, скорее, боевая песнь военно-морских сил США), то я обязательно присоединюсь. Я очень люблю это. Для меня флаг значит очень многое», – признавался Дэниэлс). Вообще, ребята много чего про него болтают. Ну, например, что сейчас он женат уже в четвёртый раз. И ещё он вроде бы сам им говорил: «Я могу развлекаться и веселиться на вечеринке всю ночь напролёт. А потом целый день работать на пределе сил – и работать хорошо». В общем, как понял для себя Эрл, этот мужик – очень необычный человек, он никого похожего в своей жизни не встречал. И это хорошо, потому что кто бы ещё стал с ним связываться и давать какие-то шансы? Будь он нормальным владельцем профессиональной баскетбольной команды, какими их представляет себе Мэниголт, уж точно держался бы от отчаявшегося Козла подальше и никуда бы его не пригласил… Только такому человеку он, наверное, может быть интересен, и только такой может попытаться заговорить с Эрлом на одном языке и, может быть, даже понять…

Роберт Билл Дэниэлс – боксёр, лётчик, пионер кабельного телевидения. Одним словом – человек-пароход. И ещё – филантроп, каких мало. В частности, Билл не был обязан как-то компенсировать болельщикам стоимость абонементов, когда «Юта» прекратила своё существование – тем не менее, через несколько лет он с лихвой вернул фанатам все эти деньги совершенно добровольно. Похожих деяний в его жизни было великое множество – и приглашение Мэниголта лишь один из примеров. 

Н-да, ещё неделю назад, когда он только здесь появился, он произносил какие-то слова, полные оптимизма, ощущал что-то вроде эйфории… А теперь – по всему выходит, что этой проверки, главной проверки в своей жизни он не выдерживает. Сразу же, с первой же тренировки стало ясно, что он провалится… После нескольких лет, когда он толком-то и не играл, а сидел на наркоте, от него уже ничего не осталось. И рад бы в рай, да грехи не пускают… Где тот Эрл?.. Нету его. И больше не будет. Был – да весь вышел. С этим остаётся только смириться. Потом он скажет, что играл в лагере где-то на 75 процентов от своих возможностей, но эта оценка выглядит явно завышенной. Он не способен отзащищаться, он больше не может бороться за подборы, как раньше… Всё ушло. И, хоть он иногда – совсем редко – ещё готов улететь в быстрый прорыв почти, как в прежние годы, всё это – лишь жалкие проблески. Бросок – и тот потерял свою траекторию; даже после лэй-апов – даже после лэй-апов!  – мяч бессильно прокатывается по дужке, но в корзину не попадает. Кольцо больше не хочет принимать от него мячей… Ему больно – и за свой утраченный талант, и за то, что он так разочаровывает мистера Дэниэлса; он теперь, поди, думает, что тот Эрл Мэниголт – это просто выдумка бездельников, ошивающихся на уличных площадках Нью-Йорка, сказочка для гарлемских детишек…        

Нескольких дней оказалось достаточно, чтобы руководство «Юты» нарисовало для себя неутешительную картину того, что сейчас представляет собой Мэниголт, как игрок. И, прежде чем наступил день первой выставочной игры, которую сам Эрл ожидал с большим нетерпением, ведь в ней противником «Юты» должны были стать «Милуоки Бакс» из НБА во главе со старым приятелем-соперником Каримом, его из лагеря отчислили…

Надо отдать должное Дэниэлсу – он проявил столь присущее ему человеколюбие, даже когда понял, что с Мэниголтом очень сильно ошибся. Ну, а сам Козёл, отзываясь с таким восторгом о душевности Билла, оказался прав на все сто. Дэниэлс пообещал оплатить ему обучение в «Сноу-колледже» в Эфраиме в той же Юте, да ещё и выдавать от своего имени регулярную стипендию. И Эрл вроде бы с радостью согласился. Но потом съездил домой, побродил по знакомым с детства улицам, заглянул на площадки, где он когда-то царствовал – и предложение Дэниэлса отверг: «Я хочу учиться, но я знаю, что я не готов, и я слишком долго был далёк от всего этого». Вместо этого он собирался дождаться зимы и присоединиться к гарлемской лиге Баумана, где уже играли его товарищи по несчастью – такие же падшие идолы, которые были либо недостаточно хороши, либо недостаточно умны для того, чтобы стать профессионалами. По словам Эрла, он надеялся вернуть там хоть какие-то из потерянных навыков, хотя и сам Козёл уже вряд ли всерьёз рассчитывал, что такое возможно. На прощание Дэниэлс сказал: «Дисциплина – вот вещь, в которую я верю. Он не похож на тех парней, которые валяются целыми днями в парках и считают, будто весь мир им обязан». А помощник главного тренера «Юты», Лэрри Крегер, добавил от себя: «Если бы только Эрл в девятнадцать лет попал в колледж с хорошей баскетбольной программой… Он бы стал совершенно исключительным игроком на профессиональном уровне. Я не знаю, сколько сегодня в нём осталось от того баскетболиста, которым он был раньше – треть, четверть, ещё того меньше... Но даже сейчас иногда можно увидеть, какие в нём были заложены скорость, подвижность и контроль над собственным телом».

После столь непродолжительного вояжа в стан «Старз» на Мэниголта с предложением выходили «Гарлем Глобтроттерс» – но от него он отказался уже сам. Потом Мэниголт объяснял: «Не, я ничего не имею против «Глобтроттерс». Но это просто не мой стиль». Не уверен, что он был так уж искренен, говоря эти слова – уж что-что, а как раз его игровая манера соответствовала «Гарлему» донельзя. К тому же, кто-то вспоминает, что поначалу-то Мэниголт воспринял приглашение с энтузиазмом, и даже готов был ответить на него согласием. Но тут на него напал очередной приступ хандры, и он сказал «нет». А возможно, всё куда прозрачнее – просто он понимал, что уже не сможет показывать того, чего от него все ждут…

Вопрос, насколько же был хорош Мэниголт на самом деле, и как он проявил бы себя на профессиональном уровне, несмотря на весь его легендарный статус, по большому счёту, так и останется открытым – уже навсегда. Этого никто и никогда не узнает. Например, у многих знатоков его навыки игры на периметре на фоне невысокого для баскетбола роста вызывали немалые сомнения. Кто-то говорил, что он умел только данковать.

Питер Векси, например, относился к перспективам Эрла достаточно скептически – даже несмотря на то, что они были друзьями. После возвращения в Гарлем Мэниголт пережил несколько очень неприятных и волнительных недель. Перед отъездом в Солт-Лейк-Сити Козёл успел каким-то образом перейти дорогу кое-кому из наркодилеров, и теперь те с нетерпением его поджидали – и явно не для того, чтобы пригласить выпить в баре. История эта весьма тёмная и мутная, сам Эрл предпочитал о ней не распространяться, так что непонятно, что именно там между ними произошло. Так или иначе, Козёл понял, что лучше ему будет сейчас залечь на дно – и решил, что более подходящего места, чтобы спрятаться, чем квартира Векси, ему не найти. «Я не могу сказать точно, что они там не поделили. Не знаю – тем более, что Эрл наркотики тогда уже не употреблял. По-моему, в то время в Гарлеме появились какие-то ребята из другого района, которые начали уж очень рьяно расширять свою сферу влияния – вот с ними-то у Эрла что-то и получилось. Потому что никто из местных не вздумал бы тронуть его и пальцем. Так что все эти недели он жил у меня.  В итоге у старых гарлемских банд просто лопнуло терпение – они собрались вместе и уничтожили этих новых парней к чёрту. На том неприятности Эрла с ними и закончились.

А про его игру скажу вам честно – я не думаю, что у него хорошо получилось бы на профессиональном уровне. Он был удивительно, совершенно фантастическим образом одарён в чём-то одном – но другие его навыки были в той же степени скудны. Вот Пи Уи Кирклэнд и Джо Хэммонд – эти ребята вполне могли стать звёздами и среди профи. Это были по-настоящему крутые игроки. Когда я только появился в Ракере, то почти сразу же разделил там всех парней на две группы. Первую можно назвать «циркачами», «актёрами» – они играли в своё удовольствие, они развлекали себя и собравшуюся публику. Я не хочу сказать, что они были плохими баскетболистами, просто, если из их игры убрать всю эту внешнюю эффектность, яркость – большой вопрос, что останется. Вот к таким я для себя относил Козла. И была вторая группа, их было гораздо меньше – те играли не менее феерично и красиво, но сразу же становилось ясно: эти парни ни на секунду не забывают о такой штуке, как результат, они играют на победу, они бойцы – и в этом отношении они смотрят на баскетбол так же, как и профессионалы. Например, Нэйт Арчибальд был таким. И Кирклэнд с Хэммондом – тоже. А Эрл… нет, он явно не был лучшим на их фоне. Он не умел создавать себе возможности для броска, и самого-то этого среднего броска у него толком не было. Вспомните, что произошло в «Юте»: уже на второй день всем было ясно, что он не тянет – даже при том, что владелец «Звёзд» Билл Дэниэлс очень хорошо к нему относился, просто обожал его. Я не уверен, что одних только выкрутасов в воздухе достаточно для того, чтобы заиграть в профессиональной лиге. Конечно, я никогда не говорил этого Козлу в лицо при его жизни, да и за спиной тоже – если бы он услышал эти слова, они окончательно разбили бы его бедное сердце. К тому же, в глубине души я всё-таки всегда хотел верить, что у него могло бы получиться, сложись всё, как надо – и тогда мы бы увидели одного из самых чудесных баскетболистов в истории».

Вот такое мнение высказывает Векси – не самое лестное для Козла. Справедливости ради, стоит отметить, что Питер появился в Ракере уже в конце 60-х – когда Эрл не то, что был на сходе, а, можно сказать, вообще завязал с игрой. Поэтому журналист никогда не видел, что же представлял из себя Мэниголт на пике, в своей лучшей форме, когда он ещё не заложил душу героиновому дьяволу.

Возможно, наиболее близким к истине будет суждение о Мэниголте уже упоминавшегося Олли Тэйлора – потому что он не раз сам смотрел игры Козла, и, более того, встречался с ним на площадке: «Я учился тогда в школе «ДеВитт Клинтон». Между прочим, в нашей школе было сразу семеро парней, которые попали потом на драфт НБА – и Нэйт Арчибальд в их числе. Однажды «ДеВитт» играл товарищеский матч с командой «Бена Франклина». У нас была талантливая команда – и у них была талантливая команда, за которую выступал Мэниголт. Он был настоящей звездой. Правда, опыт игры против него был достаточно коротким – как я уже сказал, у нас была адская конкуренция, и я тогда выходил со скамейки, да и на площадке проводил по несколько минут. Так что – нет, я не играл против него так уж много; но я наблюдал за ним. Понимаете, некоторые истории, которые о нём рассказывают, они… ну, в общем, я ничего такого никогда не видел – ни разу. Вы же знаете сами, сколько о нём ходит разных баек до сих пор – так вот, могу сказать, что лично я никогда не видел, чтобы он делал что-нибудь из того, о чём говорится в каких-то из этих историй. Он никогда не был смертоносным, неудержимым шутером, так что вам не стоило опасаться его бросков и подниматься к нему на периметр. Нет, вся опасность исходила от него непосредственно под щитом, рядом с кольцом – от этих его данков».

При этом, по воспоминаниям других людей, у него вроде бы был не такой уж плохой дриблинг, а кто-то рассказывает, что и шутером он был отменным – и если бы, мол, тогда уже придумали трёхочковую линию, он только так клал бы дальние броски (кстати, и сам Козёл всегда подтверждал в беседах, что он был снайпером)… Здесь тоже возникают вопросы. Например, насчёт того же броска: ведь, если он у тебя есть, то потерять его так же сложно, как и найти, когда его у тебя нет. Но, конечно, не стоит забывать о нескольких годах лютой героиновой зависимости – за это время Эрл за малым не потерял свою душу, самого себя; что уж тут судачить о такой мелочи, как какой-то бросок? К тому же, как я цитировал выше, Тодд Крегер, ассистент главного тренера «Юты», считал, что, если бы в молодости Эрл оказался в хороших руках – из него получился бы исключительный бриллиант… 

Так кому же здесь верить? А кому хотите. Ведь что из этого правда, а что – нет, уже не установишь. Можно утверждать только то, что он был совершенно уникальным человеком в плане атлетизма, особенно это касается его запредельного, заоблачного прыжка. Как написали когда-то в одной из публикаций на «Bleacher Report»: «Если вы верите в легенду о Козле – то он был так же хорош, как Майкл Джордан, если не лучше. Если вы относитесь ко всем рассказам о нём скептически, вам всё же стоит отдать Мэниголту дань уважения и с доверием отнестись к словам Абдул-Джаббара и других знаменитых людей, считающихся специалистами в баскетболе. Он, быть может, не стал бы таким великим, как Майкл Джордан, как повествуют о том многие истории, но он, без сомнения, был бы суперзвездой…»

Вернувшись в Гарлем, Эрл оказался фактически и без дома, и без семьи. Теперь он проводил дни в отчаянных поисках места для ночлега; как правило, это были сущие дыры даже по меркам гетто, куда какая-нибудь добрая душа пускала Козла в обмен на всякие мелкие услуги – вроде похода в магазин за выпивкой и закуской. Его коллеги – Джо Хэммонд и Пи Уи Кирклэнд – о бывшем товарище не забывали. Правда, их помощь была весьма своеобразной, учитывая, что оба уже давно стали настоящими богачами: они давали Эрлу денег на игру в крэпс. Этим он и развлекался – и иногда даже чего-то там выигрывал; хотя похвастаться таким везением, как Джо, он не мог, а мухлевать, как Пи Уи, не умел. Так что эти удачи были большой редкостью...

Пи Уи Кирклэнд и Флай Уильямс говорили, что именно в тюрьме они стали другими людьми. При этом они имели в виду даже не столько само по себе лишение свободы, когда не можешь пойти, куда хочешь, и делать, что пожелаешь (хотя и это, конечно же, тоже), сколько то, что они впервые оказались оторванными от того уголовного мира, в котором существовали с самого детства, и у них наконец-то появились возможность и время спокойно обдумать свою жизнь – и осознать, что пора сворачивать с криминальной дорожки и возвращаться к нормальному существованию, пока ещё не совсем поздно. И попытаться, по возможности, искупить хотя бы некоторые свои грехи.

Мэниголт никогда не упоминал, в какой момент его посетили те же мысли – в камере ли, или в каком-нибудь другом месте и в другое время. Возможно, это произошло как раз тогда – в тренировочном лагере «Юты», когда он окончательно увидел, увидел с предельной ясностью, что, как игрок, он уже абсолютно ничего из себя не представляет, и пришла пора, когда нужно посвятить свою жизнь чему-то другому. Да и какая, собственно, разница, когда он это понял? Самое главное – что понял: «Самое страшное – так это то, что я знал: многие дети становились наркоманами из-за меня. Ну, в смысле, я был для них героем, и, если я сижу на игле, то это, типа, нормально, значит, так и надо. До меня это доходило слишком долго… Я твёрдо решил для себя: я хочу отдать какие-то долги своей общине, людям, которые все эти годы относились ко мне с таким уважением, с такой заботой – даже когда я очутился в полном говне. Это – мой способ отблагодарить их всех за то, что они протянули мне руку помощи в самые хреновые дни – дни, когда я сидел на наркоте».

Итак, побывав на неудачных смотринах в «Юте», отклонив приглашение «Глобтроттерс», Козёл вернулся, чтобы принести всем этим людям свой главный дар.

Его талант уже давным-давно ушёл – даже несмотря на то, что он всегда берёг свои некогда фантастические ноги. Кажется, что ноги – это вообще едва ли не единственное достояние Эрла, которым он по-настоящему дорожил в жизни. Не зря он почти в каждом интервью считал необходимым отметить это специально: «Не, я никогда не дырявил своих ног. Слышите? Я ни разу не дал игле прикоснуться к своим ногам…» Но вот его неповторимая, кажется, свойственная только ему способность покорять и очаровывать толпы так никуда и не пропала, осталась с ним. В самом деле, последний дар – самый драгоценный, истинный дар – который Мэниголт принёс своему миру, в котором его так боготворили, не имеет никакого отношения к его непосредственно баскетбольному таланту. В конце концов, эта вещь – мимолётна, и уж особенно – в случае Эрла. Ну, хотя я не очень-то верно это сейчас сформулировал. Талант, конечно, штука не то, чтобы мимолётная, но просто… просто это нечто такое, что принадлежит именно тебе, он – твоя неотъемлемая собственность; можно кого-то научить чему-то – но вот передать ему, вложить в него именно свой талант не получится, он уйдёт вместе с тобой. Нет, Козёл обладал чем-то ещё, более дорогим и важным – какой-то особой силой, которая и притягивала к нему людей, наблюдавших, как он играет. Эти счастливцы-свидетели представлений Мэниголта говорят, что покидали парк после матчей с его участием со странным чувством – даже если видели всего-то одно такое шоу в жизни. Они рассказывают, что ощущали себя должниками – потому что Козёл не просто играл для них и ради них; неким сказочным способом, который знал лишь он один, он делился со всеми вокруг своим величием. Он не давил на зрителей совершенством, не казался недосягаемым – просто все вокруг почему-то начинали считать, что и они как-то сопричастны к тому, что творит на площадке этот паренёк…

А теперь – о том самом даре. Кажется, это был единственный поступок в жизни Мэниголта, который он тщательно продумал, взвесил – и при этом был достаточно твёрд, чтобы довести его до конца. А было это, надо сказать, непросто, совсем непросто. И даже, вроде как, смертельно опасно – на это нужно было решиться. И потому вдвойне здорово, что Козлу хоть здесь хватило силы воли не бросать начатое – ведь это стало, в конечном счёте, его своеобразным памятником.

Эрл посвятил его одному из своих самых любимых людей – Холкомбу Ракеру (ну, а кому же ещё?) И изобретать велосипеда Козёл не стал, а просто пошёл по той же дорожке, которую проторил до него сам Холкомб. Козёл тоже решил организовать турнир – чтобы оградить, насколько это возможно, гарлемских детей от влияния улицы и, главным образом, естественно, от наркотиков.

Он уже и место для своего турнира присмотрел – Морнингсайд-парк, расположенный у подножия холма в Южном Гарлеме. Но вот реализовать свои планы ему было нелегко…

Дело происходило в 1971-м. Вообще-то собственником Морнингсайд-парка в тот момент числился Колумбийский университет, но истинным хозяином там, пусть и неофициальным, был один из авторитетнейших гарлемских наркодилеров.

Даже спустя много лет Морнингсайд – не самое приятное местечко: в траве тут и там валяются использованные шприцы, бутылки – целые и разбитые; торговля дурью ведётся практически в открытую: если полицейские поблизости и случаются, то стоят с безучастным видом не дальше пятнадцати шагов от продавцов и их клиентов – и ровным счётом ничего не предпринимают.

Морнингсайд во всём своём великолепии...

Такая же невесёлая картина царила в парке, когда там появился Козёл – чтобы попробовать дать Морнингсайду ту жизнь, для которой он когда-то и разбивался:

– Я не буду называть вам имя того парня. Даже не просите – просто не могу. Скажу только, что он был одним из самых крутых наркодилеров во всём Гарлеме в то время. Ну, и я, типа, пришёл к нему и спросил: может ли он помочь мне организовать тут летний турнир? Сказал ему, что он должен что-то сделать для местной общины. И он согласился. И ещё я вам вот так скажу: я уверен, что, если бы к нему пришёл какой-нибудь чувак с тем же, с чем пришёл я, и которого не уважали бы так, как меня – он бы его убил. Я вам говорю. Но со мной всё было по-другому. Не то, чтобы я точно знал, что он со мной ничего не сделает. Просто, когда я шёл к нему, я, типа, верил в своём сердце: этот дилер мне не сможет навредить, потому что мало кого в Гарлеме – во всём Гарлеме – любили так, как меня. Он не мог сказать «нет» Козлу. Что ж, так уж получается, что это был единственный раз, когда моя репутация сослужила мне хорошую службу – единственный за всю жизнь…

Чем нагляднее представляешь себе эту сцену (благо особой фантазии на это не требуется), тем абсурднее и абсурднее она кажется.

Уж не знаю, конечно, восседал ли этот наркобарон в роскошном кожаном кресле за таким же великолепным дубовым столом. Но, думаю, вряд ли сильно ошибусь, если предположу, что он уж точно был облачён в дорогущий костюм (на который его собеседник, наверное, не заработал бы и за сто лет) и увешан килограммами драгоценностей. А рядом стояли несколько здоровенных громил, которые не дали бы и волосу с его головы упасть. А на улице его поджидала шикарная новенькая тачка… Ну, и так далее. Да, он был в этих кварталах героем – тут уж ничего не скажешь. По крайней мере, местные ребята так на него и смотрели. Они видели в нём объект для подражания – и в душе надеялись, что когда-нибудь и сами смогут стать такими же. Они считали, что этот чувак достиг успеха – просто потому, что он чертовски богат, и им было неважно, какой ценой он добился своего материального благополучия. Главное – добился…

А напротив, у стены, жмётся кто-то, кого и нормальным человеком-то сейчас назвать трудно. Выглядит, чуть ли не как бродяга. Да ещё его то и дело начинает колотить мелкой дрожью, а уже в следующую секунду вдруг бросает в жар (последствия зависимости давали о себе знать, и видок у Козла был хреновый)…

Ну, и кто тут – главный? Кто из них здесь – круче? Первый – одетый с иголочки, напыщенный, лощёный-холёный, уверенный в себе, или второй – похожий скорее на пародию на человека, с трудом подбирающий слова? А ведь выходит, что именно второй.

Потому что тот, первый, уже давным-давно привык, что он – царь и бог в этих местах; он делает, что ему заблагорассудится, он – вершитель судеб, никак не меньше. Захочет – озолотит и облагодетельствует, а захочет – и убьёт, не особо задумываясь. И то, и другое ему – раз плюнуть, стоит щёлкнуть пальцами. И он отлично знает, что ему за это ничего не будет – всё останется безнаказанным, никто и слова не скажет. Ведь все понимают: попробуй-ка, открой рот, вякни чего-нибудь – тогда и сам недолго на этом свете заживёшься… Вон, ему на днях говорили, что из этого… как там, блин, его… Колумбийского университета, что ли?.. короче, откуда-то там приезжали какие-то мудаки, чтобы, типа, предъявить свои права на эту землю. Ну, и где эти крысы? Узнали, с кем они пытаются связаться, и быстренько умотали обратно в этот свой колледж. И правильно сделали – зачем искать неприятностей на свои задницы?

И всё-таки, несмотря на всё это, вот с этим опустившимся человеком напротив, который пришёл к нему сегодня и просто сказал: отдай мне парк – он сотворить ничего не может, не имеет он над ним никакой силы. Потому что он – настоящая легенда для всех местных, и был ей уже тогда, когда сам этот бандюга только начинал своё восхождение по криминальной лестнице. И нет у него над Козлом власти…

В самом деле, начинает казаться, что эта сцена наполнена прямо-таки библейским содержанием – извечным вселенским противостоянием Добра и Зла. Вот только в ней всё перепутано в такой клубок, что и не разберёшься, где здесь чёрное, а где – белое…

Парадокс, и даже сюр какой-то… Хотя бы потому, что Добро здесь олицетворяет когда-то звезда уличного баскетбола, а теперь – едва ли не бомж. При этом он осознаёт, что парк и деньги он может получить только у того, с кем, в общем-то, собирается бороться – то есть у своего врага, крутого и страшного дилера, потому что лишь у него эти деньги можно достать. И вот он идёт к этому человеку, и говорит ему: мне нужен этот парк и немного баксов на раскрутку своего турнира, я хочу попытаться вернуть тех, кто уже связался с наркотиками, на правильный путь, а тем, кто ещё их не попробовал, не дать ступить на кривую дорожку. То есть, если это начинание воплотится в жизнь благодаря содействию наркобарона, то армия его клиентов-покупателей уменьшится (если, конечно, у этой баскетбольной легенды чего-нибудь выгорит) – а значит, и его доходы немного сократятся. Да, конечно, суммы, которых он недосчитается, в общем потоке будут ничтожными, чисто символическими. Но ведь дело в данном случае и не в деньгах. Самое-то главное – в другом. Пусть то, что этот человек хочет провернуть, и не назовёшь открытым восстанием против власти бандюги, но ведь это в такой вот неявной, мирной форме в любом случае будет подрывать его авторитет. Кем себя возомнил этот чувак? Он будет тут рассказывать малолеткам о вреде, который приносят наркотики – и у кого-то из этой мелюзги наверняка что-то такое отложится в голове, и она уже не пойдёт к нему, и не будет покупать у него дурь, а будет рассказывать своим друзьям-приятелям ту же хрень. И, наверное, чем дальше, тем больше таких будет становиться… Так что же, выделить этой легенде собственных денег на то, чтобы он хоть немного, самую малость, но помешал ему этим своим турниром вести его же бизнес? И, тем не менее, так и происходит – тот анонимный наркоторговец разрешает Эрлу забрать парк и помогает его замыслу стать реальностью. Потому что это – Эрл Козёл Мэниголт, а не кто-то там ещё…

Человек борется с наркотиками и теми, кто их распространяет, при, так сказать, полной финансовой поддержке одного из тех, кто их распространяет… Так и хочется спросить: где во всём этом – логика? Где здесь привычные причинно-следственные связи? Но вряд ли стоит это делать, да и вообще – заморачиваться на этом. Чтобы разобраться, как такое могло произойти, нужно, наверное, родиться там, в Гарлеме. Уж его-то обывателям всё это совсем не казалось странным и малопонятным. Такие уж законы – свои, особые – действуют в их мире; мире, в котором жил и играл Козёл…

Ну да, вот так Мэниголт и открыл свой турнир – в парке, который выделил в его распоряжение один из главных гарлемских преступных авторитетов, и на те десять тысяч долларов, которые ему просто выдал всё тот же авторитет. Эрл купил на них майки и необходимый инвентарь и оплатил услуги хронометристов и арбитров. «Турнир Козла» быстро превратился в достаточно престижное соревнование, славившееся своей зрелищностью даже на фоне других летних лиг Нью-Йорка. Именно там начинал свой путь Реджи Картер, отметившийся в составе «Никс», или Марио Эли. И, конечно же, одна из ярчайших звёзд НБА в будущем Бернард Кинг и его куда менее известный младший брат Альберт (причём из них двоих именно Альберт считался в те дни настоящей иконой улиц) – тоже выходцы из лиги Эрла Мэниголта.

Правда, далеко не всегда всё шло так уж гладко. На протяжении первого года наркодилеры и сами торчки держались от парка подальше. Тот же самый криминальный босс, на чьи деньги и в чьём парке проводились матчи, сказал (а в Гарлеме всё сказанное им имело силу закона), чтобы ни одна живая душа не смела трогать ни Эрла, ни любого другого человека, так или иначе связанного с турниром.

Однако с началом второго года в этот маленький мирок, который пытался выстроить Эрл, начала проникать коммерция; именно в то время уличный баскетбол стал превращаться кое для кого в настоящую дойную корову. Эти «кое-кто» – мелкие драгдилеры; они заинтересовались игрой на городских площадках и сделали из неё что-то вроде тотализатора. Теперь на результаты матчей ставились крупные суммы. Как рассказывал потом сам Эрл, то лето, лето 72-о, было первым, когда деньги наркоторговцев стали во всё больших количествах просачиваться на асфальтово-бетонные площадки – и роль, которую они на них играли, всё возрастала и возрастала… Мир уличного баскетбола стремительно коммерционализировался (ох, слово-то какое длинное) – прямо на глазах. Раньше ничего подобного и в помине не было, и ветераны стритбола, привыкшие к совсем другим правилам – когда играют для души и из чистой любви к баскетболу и болельщикам – забеспокоились. Но что они могли сделать? Когда второй сезон турнира Эрла подходил к концу, дилеры стали собирать и выставлять на матчи свои собственные команды, которые играли только на деньги и за деньги – и то были далеко не самые чистые деньги. Говорят, что в те дни ставки на игру составляли от ста тысяч долларов и больше.

– Ну да, я точно помню – тем летом торговцы наркотиками впервые влезли непосредственно в игру, – говорил Мэниголт. – Они ставили тысячи, сотни тысяч баксов на матч! А ведь там, в тех командах, играли совсем молодые ребята, просто сопляки! Это убивало душу игры! Б…ь! Я не мог просто сидеть на жопе и спокойно смотреть на это, я должен был что-то делать…

И он сделал. Конечно, Козёл не пошёл, как Рэмбо, косить врагов из пулемёта; он сделал то, что было в его силах. На следующий год, в 73-м, он перевёз свой турнир на новое место – на пересечении 99-й улицы и Амстердам-авеню (место это называлось «Игровая площадка Счастливого Воина», но почти сразу для всех окрестных жителей оно превратилось в «Козёл-парк»). Эдвин Грин по прозвищу «Коко» приехал в Гарлем как раз в тот момент – когда авторитет Козла в местной общине был непререкаем: «Я оказался здесь в десять лет. Я приходил сюда, в этот парк. Я думал, что это – самый обыкновенный парк, просто площадка; да так оно и было. Я не знал тогда об Эрле Мэниголте, у него был парк в другом районе. Но потом-то я узнал… В 1972-м Эрл появился здесь, в нашем парке – я отлично запомнил этот момент. Он стоял прямо тут. А потом, следующим летом, он организовал здесь свой турнир – и принёс сюда дух Ракер-парка. И так наш парк стал из самого обычного, каких много, легендарным».

Кстати, стоит, конечно, оговориться: то, что началось летом 72-о в Морнингсайд-парке, породило целое поколение игроков, таких, как, например, Джеймс Спиди Уильямс (один из известнейших стритболистов в США), которые разбогатели и обеспечили себе сладкую жизнь, участвуя как раз в этих самых «наркотических» матчах. Но для Козла подобные вещи всегда были неприемлемы – для него это выглядело чем-то вроде предательства, опошляло сами основы игры:

– Не-е-ет уж, мне это никогда не нравилось. Такие штуки мне совсем не по душе – это точно не то наследие, которое я хотел бы оставить после себя. Вы сами видите: всё, чем я сейчас занимаюсь – это пытаюсь удержать тех ребят подальше от дури. Вот это и будет моим наследием.

Эх, говорить – всегда легче, чем делать, а благими намерениями вымощена дорога сами знаете, куда… Наверняка, произнося все эти правильные слова, Эрл искренне верил в то, что так оно и есть, что неприятности (по крайней мере – связанные с наркотиками) остались в прошлом. Но в 77-м его порочная привычка вновь дала о себе знать, и он опять пристрастился к героину – и не только. Мэниголт продолжал кататься на своих «американских горках»; он пробыл несколько лет на вершине, после которой его ожидал очередной головокружительный спуск…

Вспоминают, что в тот летний день – день открытия очередного турнира – небо с утра затянулось тучами. Словно создавая подходящий антураж последовавшим драматическим событиям, пошёл дождь – по всем законам жанра. Сначала он был мелким и надоедливым, потихоньку накрапывал себе, сеял назойливой изморосью, но постепенно расходился всё сильнее и сильнее и к тому моменту, когда должен был прозвучать стартовый свисток, превратился в настоящий ливень. Об игре не стоило и думать…

Быть может, если бы не этот злосчастный дождь (если, конечно, он лил на самом деле), не случилось бы того, что случилось... Хотя – к чему эти пустые, ничего не значащие слова? Если бы да кабы… Сваливать свои беды на капризы погоды и тому подобные сиюминутные природные явления – последнее дело. Никто не заставлял Эрла участвовать в той истории, которая изначально, по определению, не могла закончиться ничем хорошим – но он, тем не менее, с лёгкостью в неё вляпался. Тем самым в очередной раз продемонстрировав, что за пределами игровой площадки он слишком уж часто поддавался чужому влиянию.

А началось всё с того, что в тот самый ненастный день Мэниголт объявил об отмене турнира вместо того, чтобы перенести его открытие на другой день, после чего, недолго думая, вскочил в автомобиль, где его уже ждали друзья, и покатил в Бронкс. А закончилось – и закончилось совсем скоро – на скамье подсудимых. Наверное, и сам Эрл долго не мог уразуметь, как же так получилось: вот только что, буквально вчера, он готовился к проведению своего турнира, а сегодня уже видит небо в клеточку…

Он никогда не рассказывал в подробностях, что же произошло после того, как он покинул свой парк. Он вообще об этом не распространялся. Видимо, потому, что стыдился многого в своей жизни – но вот этого эпизода в особенности. Известно, что некая компания (в которую хватило ума затесаться Эрлу – или, наоборот, не хватило) решила ограбить некое место. Мэниголт ни словом не обмолвился о том, как его вообще туда занесло – то ли по собственной дури, то ли под воздействием дури, но, скорее всего, именно второе, потому что невозможно представить, чтобы он смог решиться на такое, будучи в трезвом уме и твёрдой памяти. Не говорил он и о том, как близко они подошли к своей цели, и на чём именно прокололись. Впрочем, насколько можно понять по косвенным намёкам, эта гоп-компания и не имела каких-то шансов на успех – составляли её, судя по всему, не опытные профессионалы, а любители-дилетанты. А кто ещё в самый последний момент возьмёт на такое дело парня просто с улицы вроде Эрла? Да и какого-то детально разработанного плана, как и положено в таких случаях, у них, вроде бы, тоже не было – так, собрались с бухты-барахты и поехали; Козёл даже не признавался, добрались ли они вообще до Бронкса или их остановили раньше. Но всё выглядело так, что это должно было стать самым нелепым и несуразным ограблением, какое только можно себе представить (что, конечно, никак не извиняет Эрла и его горе-подельников). Единственное, о чём Мэниголт упоминал со всей определённостью, так это о том, что в случае, если бы дело выгорело, им бы достался очень, очень жирный куш: «Мы собирались похитить шесть миллионов долларов (можно предположить, что доморощенная банда примеривалась к какому-нибудь крупному ювелирному магазину или, скорее, банку). Но у нас ни хрена не вышло. Они [следователи] решили, что я был там, типа, заводилой (вот уж что-что, а это – очень сомнительно). Ну, и я схлопотал два года».

После этих двух лет, которые Мэниголт провёл под стражей, пока велось следствие, здесь же, в Бронксе, а потом в манхэттенском Оссининге, он забрал сыновей (которых у него стало уже двое) и отбыл с ними на малую родину, в Чарльстон, где сам он некогда и родился. Подальше от Нью-Йорка и от всех его наркотических искушений, с которыми сам Эрл никак не мог справиться. Кстати, кто-то поговаривает, что всего детей у него было семеро, и при этом он никогда, естественно, не был официально женат – но тут уж, что называется, со свечкой не стоял, так что ничего сказать по этому поводу не могу. Единственное, что знаю точно – что оба этих сына,  о которых идёт речь, были от Ивонн, с которой он восстановил отношения.

И вот Мэниголт каким-то никому неизвестным образом вдруг нашёл в себе силы измениться – и, стряхнув с себя всю эту грязь, снова начать подъём наверх. Теперь уже последний. Он говорил, что поклялся в Оссининге самому себе, что больше никогда не свяжется с наркотиками. Так оно и произошло. Мэниголт во второй раз встретился с «холодной индейкой» – и теперь пройти через неё было ещё труднее и мучительнее, потому что его уже не окружали стены камеры. Дальше в его жизни места дури уже не было. Жаль, сделал он это всё-таки поздновато: «Я сказал себе, что теперь-то уж точно буду держаться от наркоты подальше. Она убивала моё тело, убивала его каждый день. Я устал так жить. Да, мне пришлось пройти через адскую боль, и потребовалось всё моё мужество. Мне нужно было куда-то убраться из этого города и бороться с самим собой. Но я это сделал. Я ушёл от дури так же, как и пришёл к ней – никаких вам лекарств, больниц, консультаций, реабилитационных курсов. Я победил её – так же, как когда-то побеждал своих соперников. Это всё выглядело примерно так: вот, я иду к корзине, но защитник – это я, типа, про дурь так говорю – стоит между мной и моей целью. Я хочу его провести, обдурить, показываю обманное движение вправо, обманное движение влево – но он не поддаётся. Так что всё, что мне остаётся – это взлететь над ним. Ну, и я это сделал – я высоко взлетел, к самой корзине, и я снова забил. Как раньше… И ещё я не хотел, чтобы мои сыновья попали в ловушку Нью-Йорка – как я когда-то. В Большом яблоке нет ничего, кроме всяких там опасностей и неприятностей».

В Чарльстоне Эрл вёл весьма прозаический образ жизни. Он снимал небольшой коттедж и зарабатывал на жизнь, как мог, как умел. Ну, например: красил фасады, косил газоны, убирал дворы, чинил сломанные скамейки, даже зарекомендовал себя в качестве неплохого сантехника: «В общем, я делал там то, от чего стараются увильнуть чистые люди». И считался у местных честным, исполнительным и трудолюбивым работником – хотя всё это время жил, в общем-то, на грани нищеты. Недаром журналистам, которые приезжали к нему в Чарльстон взять интервью, он говорил: «Да, мне нужны деньги. Когда я просыпаюсь, то первое, о чём думаю, так это о том, чем мы с сыновьями займёмся сегодня, как заработаем кусок хлеба. Так что, когда мы закончим, мне придётся попросить у вас денег на ужин – на всякий случай. А вдруг завтра мы не сможем ничего найти?»

– Я сейчас – старик, – говорил 44-летний Мэниголт, собирая разбитые пивные бутылки в урну на площадке в Молл-парке. В феврале ему сделали операцию на сердце – уже вторую, заменили два клапана, и после неё он несколько дней провёл между жизнью и смертью. – Я уже не могу так двигаться, не могу взлетать… Я почти и не играю сейчас, даже сверху забить не могу. Но я об этом не жалею. Что сделано – то сделано. Я ещё попробую как-то исправить свои ошибки – хоть некоторые… Я каждый вечер здесь, в этом парке, разговариваю с ребятами. Просто рассказываю им о своей жизни, про улицы, про наркотики. Прошу их, чтобы они не загоняли сами себя в угол, как сделал это я. Они слушают меня. Я всё им рассказываю. Всю свою жизнь. Ничего не утаиваю.

Карлос Элстон, который входил в первую команду лучших школьников Южной Каролины, сказал тогда: «Очень много людей у нас знают Эрла. Он играл в Нью-Йорке – но даже здесь, в другом штате, едва ли не каждый слышал это имя. Поэтому так много молодых парней приходят сюда, чтобы послушать его. И то, о чём он рассказывает, очень важно для них».

Добровольное отшельничество Козла в Чарльстоне затянулось на семь лет. И всё это время он не уставал повторять, что постоянно чувствует вину перед всеми теми жителями Нью-Йорка, которые так любили Эрла – за то, что забросил свой турнир. А жителей таких было слишком много, что просто взять и забыть о них.

Надпись на футболке у Мэниголта гласит: «Каждый учит каждого». Девиз, который придумал Холкомб Ракер – и к которому в итоге пришёл и сам Козёл...

И вот Эрл понял, что пора возвращаться в Гарлем, который и был для него настоящим домом: «Когда я рос, то смотрел на таких ребят, как Том Сандерс и Кэл Рэмси (оба играли на нью-йоркских уличных площадках, когда Эрл был ребёнком; Рэмси потом проведёт пару сезонов в НБА, а Сандерс и вовсе станет 8-кратным чемпионом в составе «Бостона»), и на Холкомба Ракера. А теперь парни, которых я оставил там, когда уехал, смотрят на меня. Им нужно, чтобы я был рядом…» Угробив собственные надежды, Козёл почувствовал, что теперь обязан помочь другим не превратить свою жизнь в дерьмо. Хотя бы попытаться…

Правда, принимая такое решение, он испытывал немалые сомнения. Эрл признавался, что, с одной стороны, любит Нью-Йорк, но с другой – боится его: «Мне страшно. Мне страшно потому, что сыновья всегда смотрят на отцов – и хотят делать так же. Меня пугает, как бы они не пошли по моему пути. Но, думаю, такого всё-таки не случится. Я разговариваю с ними насчёт этого – каждый день разговариваю, по полчаса точно. Так что они меня понимают. И знают, как я их люблю».

                                                                                                                  Продолжение следует...

Comments

[Кирилл Евсеев]

Только начал читать, ещё на середине первой части. Хочется немного поделиться впечатлением. Занимательный текст, действительно интересно узнавать не только о баскетболистах, но и какой-то жизни в самих Штатах, о их судьбах. Улыбнул момент, когда я уже читал минут 20, а потом появилась фраза: "Если вы любите длинные истории, то вам не сюда". Обычно за это время успеваешь уже средние по объему 3-4 статьи прочитать, а тут это относится к началу. Немного необыкновенный стиль написания. Он не художественный, а вот ближе к разговорному. Когда ты с кем-то разговариваешь, с кем-то, кого долго не видел. И вот ты ему рассказываешь что-то, потом вспоминаешь одно, другое, не хочешь не упустить ни одной подробности. Вот примерно такой стиль)

Жаль, что нет особо широкой публики, действительно достойно и интересно, остаётся найти время, чтобы всё это прочитать. Спасибо за творчество

[Рахон Р.]

Спасибо большое за ваши материалы.

[Shkipper]

Ответ Roman Slipchenko

Автору: Вижу, традиционно мало отзывов по текстам из этих серий. Я читал все серии от начала до конца. Это очень интересно и оставляет гораздо более глубокий след в голове чем 99% материалов на сайте. Для такого контента нужно еще где-то выделять место, так как тут немного теряется и обесценивается. Возможно, и правда есть смысл оформить, или издать как отдельный материал с удобной навигацией, который бы объединил все эти части на Ру языке. Спасибо за труды. Хотелось бы, что б было понятно, что спрос есть. Просто тут нет предмета для срача, или для кучи ИМХО, потому комментариев мало. Каждый делает свои выводы.

Спасибо. А по поводу спроса... Думаю, вряд ли стоит говорить о чём-то подобном.

Я и не питал никаких иллюзий по поводу того, что эти опусы вызовут какой-то ажиотаж. В своё время я делал их наброски для весьма узкого круга людей - и, выкладывая их в такой форме здесь, не рассчитывал, что круг этот будет существенно шире. Поэтому сразу решил: если, начиная с определённого момента, аудитория будет составлять менее 20-и читателей - сворачиваю шарманку.

Просто это по определению не может пользоваться спросом. Это - сугубо нишевой продукт на сегодняшний день. Мало кто вообще захочет заглянуть внутрь, если в заголовке стоят совершенно незнакомые имя и фамилия. Потому что большинству читателей в сети неинтересны, скажем, Джерри Лукас или Том Хейнсон. Многие не просто не слышали этих имён - им вообще неинтересно узнать, кто эти люди. Потому что для основной массы звёзды - это Джеймс, Дюрант, Уэстбрук, Дэвис и ещё несколько сегодняшних игроков, а всех, кто был раньше, они с лёгкостью отправляют на свалку истории. Когда-то меня это удивляло, потому что сам-то я всегда относился к этому вопросу по-другому - для меня не было между ними никакой разницы, все они были для меня абсолютно равноправными - в своём величии и статусе. Просто кто-то играл раньше, кто-то - позже, а кто-то играет сейчас. И как раз звёзды прошлого вызывали у меня большее любопытство - потому что про современных, хочешь не хочешь, а всё равно чего-то там узнаешь, а вот про старых действительно нужно что-то раскапывать. Но таких меньшинство - повторюсь, большей половине интересен только день нынешний. Что уж говорить о Хэммонде, Мэниголте, Кирклэнде, Гэтерсе и других, если они появятся, конечно, которые и в НБА-то ни минуты не сыграли? Я не утверждаю, что это плохо или хорошо - просто тут каждый решает для себя.

Из тех, кто всё-таки заглянул внутрь, большая часть просто испугается и убежит, увидев, что там нет гифок, видео и тому подобного - зато текста невпроворот (хотя, если читать минут по пятнадцать в день, можно без спешки одолеть всё). В результате на выходе остаётся очень-очень ограниченное число людей, которым это по-настоящему интересно - и вряд ли это можно назвать спросом.

Повторюсь - аудитория в пару десятков читателей меня вполне устраивает, о большем я как-то не очень и задумывался. Да, конечно, многие скажут, что писать такие объёмные тексты, не пользующиеся практически никакой популярностью - это уже не простая графомания, это проявление какого-то гораздо более тяжёлого душевного расстройства, и даже хуже того - откровенная глупость. Я, если уж на то пошло, и не готов с ними спорить - очень может быть, что они правы. Зато я близок к уверенности, что те, кто это читает - читает не о том, кто прыгает выше всех, или о других второстепенных вещах, а от начала и до конца, кого зацепили прежде всего судьбы героев "просто историй", а не что-то ещё (а именно об этом я и рассказываю) - люди неглупые и непустые, и в душе у них определённо что-то есть. Я к этому особенно и не стремлюсь, но сама по себе канва "Галереи не сыгравших" - это человеческие трагедии в том или ином виде, так что эта тема поднимает такие непростые вопросы, как моральное падение - и очищение (как в случае Мэниголта или Кирклэнда), или и вовсе - вопрос жизни и смерти (как в случае Хэнка Гэтерса). Всё это сегодняшним обществом не слишком-то востребовано, это немодно, для него это неформат, ему это элементарно неинтересно, спроса на это нет. Но не для всех. И то, что есть те, кто относится к этому не так, пусть их и немного - это просто здорово.

[Валерий Михайлов]

Ухх, классный материал! Жаль что только сейчас увидел, придется наверстывать:) Автору огроменное спасибо!

[Air Pry]

вот таких материалов и не хватает мне, что бы называть спортс уникальным спортивным сайтом.

Подписался на блог!

[sheva1976]

Ответ Кирилл Евсеев

Только начал читать, ещё на середине первой части. Хочется немного поделиться впечатлением. Занимательный текст, действительно интересно узнавать не только о баскетболистах, но и какой-то жизни в самих Штатах, о их судьбах. Улыбнул момент, когда я уже читал минут 20, а потом появилась фраза: "Если вы любите длинные истории, то вам не сюда". Обычно за это время успеваешь уже средние по объему 3-4 статьи прочитать, а тут это относится к началу. Немного необыкновенный стиль написания. Он не художественный, а вот ближе к разговорному. Когда ты с кем-то разговариваешь, с кем-то, кого долго не видел. И вот ты ему рассказываешь что-то, потом вспоминаешь одно, другое, не хочешь не упустить ни одной подробности. Вот примерно такой стиль) Жаль, что нет особо широкой публики, действительно достойно и интересно, остаётся найти время, чтобы всё это прочитать. Спасибо за творчество

Да, классный вообще весь цикл статей. Тоже зачитываюсь. Вообще хорошая идея писать такие вещи - это как отдельное приложение к НБА-шной истории и жизни, инфу о которой можно где угодно почерпнуть. Но даже на фоне обилия инфы по баскетболу баскетбольная трибуна на sports.ru дико хороша. А подобные истории, находки добавляют очень изысканного изюма

[Shkipper]

Надо бы чего-то написать, а то как-то даже неудобно...

Надеюсь, никто не в обиде на автора за то, что он вроде бы никак не отвечает на его благодарности, и не считает, что автор воспринимает их, как нечто, само собой разумеющееся - или и вовсе не обращает на них внимания. Поверьте, это не так - каждое ваше доброе слово прочитано, услышано и очень мне дорого.

[Shkipper]

Ответ leeds1

Хотел бы поинтересоваться у автора, кто будет героем следующей истории?

Честное слово, не готов сказать. Ничего в этом отношении не загадываю и, уж тем более, не планирую. Ставя последнюю точку в очередной "истории", у меня не было и нет никакой уверенности, что последует и следующая. Я пока даже не могу предположить, когда у меня теперь будет достаточно свободного времени в следующий раз, чтобы заняться чем-то подобным. Поэтому не строю никаких планов - чьим будет следующим портрет и когда. И будет ли вообще...

[Kars]

Ответ Skeleton64

А ведь это можно было бы издать книгой...

Я бы купил

[mobyte33]

Про Ноуинса было бы интересно почитать...

А так, спасибо за статьи, просто супер