Галерея не сыгравших. Эрик Хэнк Гэтерс. Быть Бэнкмэном, или Knocking on Heaven`s Door… Часть третья

Вообще-то я не очень люблю уснащать свои труды какими-то сложными математическими выкладками, обилием статистических цифр и заставлять читателя «постигать всю глубину глубин» тактических схем. Не то, чтобы мне это было совсем неинтересно. Просто… когда-то, в ту счастливую пору, которая красиво зовётся «золотым детством», спортсмены были для меня, как и для всех в том возрасте, какими-то небожителями, по неизвестным причинам сошедшими на эту грешную землю, дабы показать нам своё волшебное искусство, богами или полубогами (что, как говорил Остап Бендер, в конце концов одно и то же). Потом наступил следующий этап: когда я сходил с ума как раз от всей этой статистики (хотя ни о какой «продвинутой статистике» и знать не знал, и названия такого не слышал), и тактики, и стратегии… Он совпал по времени (и во многом был вызван именно этим) поступлением в академию и игрой за баскетбольную команду этой самой академии. И ещё тем, что занимался этой командой действительно Преподаватель с большой буквы, любящий и знающий своё дело. То был период, когда я навскидку мог забросать собеседника статистическими показателями главных звёзд лиги (весьма скудными, надо сказать, - до появления интернета в нашей жизни было ещё ох, как далеко – почерпнутыми исключительно из таблиц, приводимых в «Спорт-Экспрессе»), мучился сам и мучил людей «понимающих и разумеющих» вопросами на тему того, например, что такое «треугольное нападение», а что такое – «принстонское», чем они схожи и чем они различаются; в большинстве своём «люди знающие и разумеющие» на поверку совсем таковыми не оказывались и удовлетворяющего меня ответа дать не могли (сейчас сидел-сидел – и так и не смог вспомнить, откуда я вообще узнал тогда эти термины; ну, «треугольник», допустим, от Владимира Александровича Гомельского, когда в рамках одной из «Лучших игр НБА» он комментировал матч с участием «Чикаго» Джексона, а вот «принстонское»? Наверное, от того же препода…)

Однако, шагнув в тот возраст, который уже не очень-то красиво зовётся «средним», когда всё чаще и чаще начинаешь ностальгировать по той поре, что опять-таки красиво зовётся «золотой», когда и до сороковника ещё вроде далековато, но уже начинаешь замечать, что далеко не всегда к тебе обращаются «молодой человек», а всё чаще – «мужчина» или «мужик», и при этом ты уже совсем не уверен, как было ещё несколько лет назад, что «мужчина» и «мужик» - это куда круче, чем «молодой человек»… так вот, где-то в это же время я поймал себя на том, что изменились (теперь уже, пожалуй, навсегда) и мои взгляды на спорт. Сейчас вся эта статистика и тактика меня, конечно, интересуют, но, в принципе, я к ним уже здорово охладел. В той же академии мне было бы очень важно знать, с каким именно процентом бросает трёшки Джош Смит: 26.4 или 26.5 (хотя, спроси меня тогда кто-нибудь: а зачем тебе, собственно, это нужно? Это тебе как-то поможет в жизни? – я бы только плечами пожал, и сам не зная: а зачем мне это, собственно, нужно? Это мне как-то поможет в жизни?) Сегодня, сейчас, мне достаточно знать, что бросает он их плохо, очень плохо – и хватит. Меня больше интересует, чем руководствовался Джо Думарс, когда собирал в команде трёх «больших», для каждого из которых «зона максимального комфорта» - это игра в краске, предполагая при этом, что все они будут выходить в старте, и каково самому Смиту читать, смотреть и слышать о себе всю критику в СМИ?

Главным для меня стала (и раньше была главным, просто сейчас вышла уж совсем на первый план) эмоциональная составляющая спорта – и только она. Когда бегун, установив мировой рекорд, пересекает финишную черту и падает от изнеможения, когда футболист, не забив решающий послематчевый пенальти, тоже падает от боли и разочарования – в себе самом и во всём мире, когда баскетболист, забросив трёхочковый с центра поля и принеся победу своей команде… не, не падает – триумфально поднимает руки вверх – вот эти мгновения для меня ценнее всех цифр и схем. Потому что цифры и схемы не помогут тебе забыть какие-то свои проблемы и неприятности. А вот когда ты сопереживаешь в эти моменты их непосредственным участникам и творцам и где-то в глубине души чувствуешь, что и сам к ним чем-то сопричастен (хотя кто объяснит – чем?) – вот тогда-то ты легко и естественно можешь выкинуть из головы всё, что тебя, может быть, беспокоит и грызёт изнутри…

Соответственно и моё отношение к спортсменам изменилось. Они для меня (во всяком случае – большинство) – уже давно не ангелы, крылья за эти годы куда-то пообрывались, нимбы обо что-то поразбивались; зато у кого-то чуть ли не копыта с рогами повырастали. Они – люди, просто люди; да – талантливые, да – великие в своём деле, но в остальном – такие же, как и мы. Со своими достоинствами и недостатками; и у них тоже бывает насморк, и болят животы. И труд каких-нибудь станочников-золотые руки – токарей, фрезеровщиков – или даже дворников, которые тщательно выполняют свою работу, так, что по их участкам пройти с работы-на работу одно удовольствие – я уважаю, по крайней мере, нисколько не меньше, чем то, что делают эти парни на газоне-паркете-льду-гаревой дорожке и т.д. Не говоря уж о каких-то действительно гениальных учёных или врачах… Кто-то подобные мысли, может, и сочтёт кощунством, но это – его проблемы. И этим-то – что они просто люди – спортсмены и продолжают оставаться для меня интересными. Совсем не только какими-то там героическими свершениями, а поступками и высказываниями, может быть, даже и совсем не имеющими отношения к спорту… Поэтому пытливый читатель, претендующий на почётное звание «эксперта», не найдёт в моих материалах ровным счётом ничего для себя любопытного – ни тебе какого-то глубокого анализа, ни «с этой точки такой-то игрок бросает вот так, а если сдвинется на 35 сантиметров правее – то вот эдак, ну, а если левее – то…» - ничего подобного в них нет (за редким исключением) и не будет. Они рассчитаны на других людей – кто относится к спорту так же, как и я; и единственное их предназначение – никак не загружать мозги читателей обилием цифр и чисел, далеко не про все из которых сразу и поймёшь – откуда они вообще взялись и зачем нужны, а просто… развлечь, никак не более. Поэтому только рад, когда узнаЮ, что люди эти сопровождают чтение попиванием чая (или наоборот – попивание чая чтением), или просто коротают за ним время по дороге на работу. Это – самые идеальные варианты. 

К чему это никому неинтересное отступление, да ещё и с тем более никому не нужными вкраплениями из личной жизни автора? Ну, хотя бы для того, чтобы выразить, так сказать, кредо этого блога: он в первую очередь – о людях, и уж только потом – о спортсменах. Или, скажем так, о людях, оказавшихся в спорте.

А ещё – для того, чтобы сделать какую-то подводку (не разводку) к  следующей части. Просто иногда сама логика повествования требует изменить некоторым своим привычкам и отказаться от каких-то устоявшихся взглядов. Это – как раз тот самый случай. Потому что можно много говорить о «Системе» - но куда нагляднее пояснить, по каким же именно законам она жила и работала. И станет понятнее, почему Хэнк, делая в определённый момент главный выбор в своей жизни, поступил при этом, на первый взгляд, безрассудно, и почему он вообще перед этим выбором был поставлен… В общем, это та ситуация, когда лучше один раз показать, чем сто – рассказать.

Поэтому предупреждаю тех, кто никогда не играл в баскетбол сам хотя бы на студенческом уровне, и им совершенно не хочется залезать в тактические дебри (хотя никаких дебрей там как раз и не будет): они могут смело пропустить следующий кусок текста – тот, который содержит в себе всякие картиночки, схемочки и указания вроде «ты бежишь туда, а ты сюда! Да не туда, а сюда, я сказал! Вот балбесы!» Ничего полезного и интересного там они для себя не почерпнут. Они могут перепрыгивать сразу же к той части истории, которая следует за этими картиночками. Просто для понимания дальнейших событий им важно усвоить для себя следующее: «Львы» играли не просто быстро. Они играли с такой же скоростью, с какой происходил обмен улыбками между всё тем же Остапом Бендером и Александром Корейко – в строгом соответствии с заветами композитора Ференца Листа: быстро, очень быстро, гораздо быстрее, быстро как только возможно – и всё-таки потом ещё быстрее. Темп был действительно абсолютно бешеным – безо всяких преувеличений. LMU словно затягивали соперников в аэродинамическую трубу своими кошмарными скоростями и болтались с ними в этой трубе всю игру – кто кого переболтает. Как называл игру «Лойолы» один из тренеров: «Плесни в огонь бензина!» Шутили, что игроки «Денвер Наггетс» во главе со своим тренером Дагом Мо, практиковавшие такой же безумный стиль в НБА, сгорают со стыда, наблюдая за играми «Львов». Как говорил Хэнк: «Я люблю бегать. Потому-то я и здесь. Здесь я могу проявить все свои навыки». Когда парни ещё не решили, что же им делать дальше, и приехали в «Лойолу» просто посмотреть, как и что, Уэстхед в качестве приманки показал им одну из видеозаписей с игрой команды. Те отказались верить в происходящее: «Бо и я посмотрели друг на друга. Мы решили, что это какой-то монтаж, или тренер поставил режим ускоренного воспроизведения, специально, чтобы поразить нас. Мы спросили его: это – правда? Вот так вы и играете? А Пол ответил: ага, вот так мы и играем все 40 минут. После этого мы определились с выбором очень быстро…» «Это было восхитительно, это было дико, это было весело. Это было просто увлекательно и удивительно: наблюдать, как всё это происходит. Это электрифицировало всех, кто был неравнодушен к бакскетболу», - говорил первый студенческий тренер ребят Стэн Моррисон о «Системе». Весьма образно отозвался об игре «Львов» тренер «Луизианских Тигров» Дэйл Браун: «Наблюдать за ними – это всё равно, что положить свои носки в стиральную машинку и смотреть, как они там крутятся. Рано или поздно у вас закружится голова». Защищались «Львы», по сути, единственным способом – прессингом по всей площадке, жёстким, яростным и беспощадным, который они должны были поддерживать на протяжении всего матча – до последних секунд (кто-то говорил, что это вообще не защита – и я не готов с этим спорить, поэтому игра команд Пола в обороне частенько характеризовалась, как «ноль-защита»). Они играли так, что, стоило вам отвлечься и посмотреть на какую-нибудь симпатичную девушку, сидящую неподалёку, а потом снова перевести взгляд на происходящее на площадке – и у вас волосы дыбом могли встать: «Ё-моё! Когда они успели набрать 12 очков?! Я ж только на девчонку немного засмотрелся… Ну всё, никаких девчонок – только баскет!» Они играли так, что «Лос-Анджелес Таймс» выделила специального журналиста – Алана Друза – который несколько лет только тем и занимался, что писал о матчах и жизни «Львов». И самое главное, что вытекало из такого стиля – он был до жути, до грани энергозатратным; игрокам приходилось выкладываться на пределе человеческих возможностей – и даже за этим пределом… «Львы» просто убивали соперников своей физикой – но и сами, конечно, выкладывались по полной. Всё, можете перепрыгивать до абзаца, начинающегося словами «Для того, чтобы окончательно осознать, чем именно стала игра «Львов» для NCAA, необходимо…»

«Львы» играли так, что телекомментаторы придумали свою фишку-шутку: приносили с собой на трансляции ремни безопасности и пристёгивались перед началом матча к креслам. И рекомендовали сделать то же самое телезрителям.

А для остальных – для тех, кому просто знать, что LMU играли очень быстро, мало, кому любопытно посмотреть, как же всё это происходило, и какие именно роли играли в «Системе» Хэнк и Бо…

Вот мы и добрались до первого места нашего хит-парада! И сегодня, как и неделю, и две, и три недели назад наш чарт снова возглавляет супер-пупер мегазабойный рок-н-ролльный хит от банды из «Лойола Мэримаунт»! Если вы слышите его в первый раз – то сделайте ваши радиоприёмники потише, а иначе фронтмены Хэнк-Бо Гэтерс-Кимбл и композитор Уэстхед точно снесут вам крышу! Итак: «Беги-беги-беги, стреляй-стреляй-стреляй!»

Вспоминая все команды, с которыми ему пришлось поработать, Уэстхед с особой любовью и ностальгией говорит не о «Лэйкерс» (ну, здесь-то всё ясно) или «Меркьюри», которые он приводил к титулам, а именно о LMU. Потому что именно молодые «Львы» восприняли и воплотили его «Систему» в наиболее чистом и первозданном виде – такой, какой он сам её видел. «Они полностью приняли её. Это произошло один раз – а потом новичков, пополнявших команду в каждом сезоне, просто подталкивали более опытные ребята, внушая им: это – наш путь в игре; когда вы приходите сюда – вы становитесь на этот путь и идёте по нему. Они действительно были сфокусированы на баскетболе, на победах, на том, что порвать соперников. Они хотели уничтожить оппонентов, заставить их почувствовать себя загнанными лошадьми. Я не собираюсь принижать значения защиты, но выигрывает-то та команда, на счету которой к концу игры будет больше очков… И мне уже не нужно было что-то говорить. Вам просто надо вовлечь в это игроков – и здесь не играет никакой роли их амплуа. Я говорю и о защитниках, и о форвардах, и о центровых. Если говорить конкретно о моих взглядах – то мне нужны игроки, скажем так, усреднённых габаритов, которые могут бежать и которые могут бросать. Игроки, которые могут закрывать позицию форварда, и которые способны играть внутри и снаружи. В «Системе» вам необходимы игроки, которые любят бежать. У меня всегда были игроки – я говорю о тех своих командах, в которых по-настоящему хорошо были отлажены быстрые прорывы – которые во всех других командах рассматривались бы исключительно, как игроки периметра, а у меня они процветали, постоянно проникая внутрь и проходя под щит. Благодаря быстрой игре они успевали залезть внутрь до того, как защита захлопывалась. Если вы играете медленно – для достижения успеха вам нужен какой-нибудь потрясающий пост-игрок ростом не ниже 208 см, чтобы он мог противостоять дабл-тиму и трипл-тиму. Но если вы играете быстро – вам достаточно 190-см игрока, который будет бить защиту внутри за счёт скорости - индивидуальной и общекомандной».

Все компоненты «Системы» уже использовались разными тренерами и в разных командах, но именно Уэстхед одним из первых (если не первым) собрал их воедино. Он успешно интегрировал трёхочковую пальбу (ещё одна коронная фраза Уэстхеда: «Нет такого словосочетания – «плохой бросок»; единственный плохой бросок – это несделанный бросок») в ультра-ап-темпо-игру, основанную на транзишн-нападении (позиционные атаки не существуют для Пола, как класс). И совместил это с прессингом по всей площадке. С Бо и Хэнком в старте это позволило «Львам» побить едва ли не все рекорды результативности в NCAA. Вот это и есть три кита, на которых зижделась «Система»: быстрые прорывы/транзишн-нападение, трёхочковые и агрессивный прессинг по всей площадке – чтобы раздавить соперников.

Стиль Уэстхеда основывался на очень ограниченной и узкой ротации – 7-8 игроков. Что отличало его от, например, «системы Гриннелла», тоже практикующей крайне быструю игру, но там была очень глубокая скамейка, и темп поддерживался как раз за счёт широкой ротации. У Пола такой возможности не было – его скамеечники присутствовали в команде, по большей части, просто для количества, «для мебели»…

Ещё одним отличием от других «быстрых» стилей (а «Львы» были, естественно, не первыми и не последними, кто играл в быстрый баскетбол) была та самая «ноль-защита». Игроки «Лойолы» начинали активно защищаться не с того момента, когда противник с мячом пересекал центральную линию. Как говорил сам Уэстхед, как только он начал использовать столь малое число игроков в ротации, он понял – если защита начинается на своей половине площадки, это даёт противнику возможность «перевести дыхание». А этого-то никак нельзя допускать! Таким образом, полный «man-to-man»-прессинг стал необходимым компромиссом. Хотя вопросы защиты вообще не очень-то беспокоили Пола: «Мы не расстраиваемся, если вы нам забьёте. Только уж делайте это побыстрее», - это его реальные слова. «Мы играем полный прессинг, постоянное давление, каждый защищается против каждого. Если это сработает – мы спровоцируем соперника на потерю и сделаем перехват; если нет – то вы пройдёте к нашему кольцу и, скорее всего, наберёте очки. Но это ерунда. Мы хотим вас завлечь в быструю игру, заставить играть так, как удобно нам, а при такой защите, которую мы практикуем, вы просто не сможете сохранять мяч все 40 секунд». Как сказал один раз с довольно-таки дьявольской усмешкой Хэнк: «Нам особенно нравится прессинговать команды, которые любят держать мяч. Нам нравится бить их с 30-очковой разницей».

Ещё одной особенностью «Системы» была агрессивная игра в низком посте. Уэстхед любил ставить своего лучшего игрока на позицию 4-о номера, чтобы тот получал мяч в транзишне где-то в середине площадки и шёл дальше с дриблингом. Если возможностей для быстрой передачи у того не было – он должен был пост-апить в обычной манере.

Постановка заслонов при такой игре, конечно, существенной роли не играла и была значительно упрощена. LMU это было не нужно – они лидировали в лиге по количеству трёхочковых попыток и, как уже было сказано, совмещали этот фактор с активной игрой в низком посте, постоянно создавая угрозу внутри.

Далеко не каждый мог выдержать такой темп и такие нагрузки – для этого необходимо было быть настоящим атлетом. Если ты хоть немного не в форме – тебе нет места в команде Пола (игроки LMU на первых порах, как только Уэстхед пришёл, элементарно валились с ног от усталости после тренировок – лишь бы до кровати доползти и упасть на неё; зато, когда начинался чемпионат – их преимущество в выносливости и  скорости практически перед всеми оппонентами бросалось в глаза). Бегай на тренировке! Бегай на улице! Вышел купить воды или вынести мусор – тоже бегом! Невероятная физическая готовность «Львов» была одной из главных визитных карточек «Лойолы» эры Уэстхеда. Если ты в «Системе» - будь добр отбегать в высочайшем темпе в каждой игре по 32 и больше минут, как делали это Хэнк и Бо; энергозатраты такого уровня были просто недоступны почти никому из других колледжей – даже если те, другие, считались по местным меркам отличными атлетами.

Лайонел Симмонс из «Ла Салля» в полном изнеможении – обычная картина для соперников "Лойолы".

 Упор делался на том, что каждый игрок на каждой позиции должен быть очень быстрым и подвижным. Два отрезка по 400 метров, потом – четыре по 200, потом – восемь по 100, потом – снова четыре по 200 и на десерт – ещё раз два по 400 (кто хоть раз в жизни бегал 400-метровку не просто ради интереса, а и для какого-то спортивного результата – отлично знает, какое это истязание для организма). Такова была беговая программа «Львов» в один из дней. На следующий день Уэстхед вносил «приятное» разнообразие: восемь по 400 и двенадцать по 200. Но главным «праздником» для парней были выезды на Манхэттен-Бич. Отдохнуть, поплавать и поваляться на пляже? Хрен-с-два! Уэстхед нещадно гонял туда-сюда своих подопечных по гигантской высоченной песчаной дюне, так что в кампус они возвращались ни живы, ни мертвы…

Уэстхед любит вспоминать с улыбкой, как к концу первых "песчаных" тренировок парни уже не бегали, а ползали по этой дюне...

В одном месте я прочитал, что «Львы» проводили что-то вроде предсезонных сборов на Пэррис-Айленде – на базе, предназначенной для подготовки морских пехотинцев. Где Уэстхед заставлял их делать всяческие не самые обычные упражнения. Например, ждал, когда ветер достигнет максимальной скорости, цеплял парням за спины небольшие парашюты и гнал их против ветра, что есть силы. Впрочем, упоминание об этом встретилось мне только один раз; ни сам Уэстхед, ни игроки ничего такого никогда не рассказывали. Так что, скорее всего, это просто красивая выдумка автора той статьи (по крайней мере, про Пэррис-Айленд – уж точно). Так игроки «Лойолы» превращались во что-то среднее между простыми людьми и аэробными машинами… 

Ну, и ещё одна важная особенность. В команде, как правило, есть первая, вторая и так далее атакующие опции – в каком бы стиле она не играла. В «Лойоле» они, в принципе, были тоже, но при этом «Система» строилась на том, что каждый игрок является таковой опцией – и каждый может «настрелять». Не зря Уэстхед говорил, что «каждому предоставляются в атаке равные возможности»…

Ну, ладно, как же всё это выглядело «в натуре», как сам Уэстхед описывал основные положения своей «Системы»?

1. Как только мы подберём мяч под своим щитом – или нам забьют – 2-й номер устремляется вперёд вдоль правой боковой линии и занимает позицию на трёхочковой дуге. При этом он не делает никаких остановок и оглядывается назад только тогда, когда займёт позицию и будет готов для броска.

3-й номер стартует вдоль левой боковой и проходит весь путь до блока (до той буферной зоны, которая лежит рядом с краской и ближе всего к щиту – там, где располагаются игроки атакующей и защищающейся команд при пробитии штрафных. На рисунке всё видно).

5-й номер передаёт мяч 1-у, пока тот смещается из района штрафной линии к центральной в правую сторону.

4-й номер занимает позицию перед 5-м и страхует его на случай, если у того возникнут проблемы с передачей.

 

2. Когда 1-й номер получит мяч – 3-й уже должен успеть занять свою позицию. 1-й отдаёт мяч 3-у, если тот открыт для лэй-апа.

Правила для 1-о номера: a) двигай мяч по площадке со всей возможной для человеческих сил быстротой и б) делай передачу ради очков! а не ради самой передачи.

 

 

 

 

 

 

 

3. 1-й номер может отдать пас на 2-о в любой момент – если тот открыт для броска. Не просто для движения мяча – только если 2-й открыт для броска!

Если 2-й и 3-й номера закрыты, 1-й устремляется на чужую половину поля так быстро, как он только способен.

4-й номер уже должен стоять в 12-15 футах слева от 1-о и в шаге-полушаге позади него.

В это время 5-й должен быстро пересекать центральную линию.

 

 

 

 

4. Как только 1-й номер достигнет бросковой зоны, он должен оценить ситуацию: стянуть защиту на себя, угрожая проходом,  и отдать открывшемуся игроку передачу под бросок или пройти внутрь самому до самого кольца, если это возможно. Также 1-й номер волен бросить 3-очковый пулл-ап, если положение оптимально.

 

 

 

 

5. Когда 1-й номер отдаёт передачу 2-у, главное правило для 2-о – «Бросай!» Если у него нет возможности для открытого броска – первый не должен делать на него пас. Так что, если он немедленно делает бросок и этот бросок из неудобного положения – это вина 1-о номера, не 2-о. 3-й, 4-й и 5-й номера в это время… эх, блин, вот в такие-то моменты и понимаешь с особой ясностью, что баскетбол – это всё-таки американская игра, а никак не русская (ну, конечно, когда родная сборная проигрывает шведам и швейцарцам – понимаешь это ещё острее). Короче, в этот момент 3-й, 4-й и 5-й номера агрессивно идут на щит, активно борясь с оппонентами, входя с ними в жёсткий силовой контакт с целью забрать подбор и набрать очки «второго шанса» в случае промаха. Сколько слов вместо всего-то одной фразы, которую и орут в подобных случаях тренеры-американцы: «Crash the boards!»

6. Следующей опцией для передачи от 1-о номера является 4-й, занявший место на трёхочковой линии.

 

 

 

 

 

 

 

7. 4-й номер смещается к штрафной линии. Если он не получает в этот момент передачи от 1-о, он уходит на правый блок, чтобы получить мяч там.

 

 

 

 

 

 

 

 8. Другой вариант – 4-й номер резко смещается к правому блоку, в то время как 1-й отдаёт пас на 2-о. 2-й номер может, если сочтёт это лучшим, передать мяч внутрь на 4-о.

 

 

 

 

 

 

9.Как только 4-й номер устремляется к правому блоку, 5-й начинает движение вперёд, ища возможность получить пас под свободный бросок.

 

 

 

 

 

 

10. Если возможности бросить нет, 5-й номер отдаёт мяч врывающемуся в краску 4-у. 3-й в это время отскакивает на левое крыло.

 

 

 

 

 

11. Если же мячом владеет 2-й номер и решает не бросать и не делать передачи 4-у, он отдаёт пас на 5-о. 5-й выбирает: бросать или делать передачу 4-у в краску. 3-й отскакивает на крыло для получения мяча от 5-о.

 

 

 

 

12. Если 5-й номер решает не бросать и 4-о закрывают в краске, 5-й делает пас 3-у.

4-й продолжает смещение через краску и занимает положение на левом блоке для последующего пост-апа.

1-й и 5-й номера ставят заслоны для 2-о, который с их помощью резко перемещается на вершину 3-очковой, открываясь под передачу.

 

 

13. Если в начале атаки 5-й номер не может сделать передачу непосредственно 1-у, он отдаёт мяч 4-у.

1-й смещается в центральный круг, получает мяч от 4-о – и прорыв продолжается по той же схеме.

 

 

 

 

 

 

 

 

Или вот ещё один пример тотально быстрой атаки из игровой книги Уэстхеда.

1. 2-й номер бежит в правый угол.

3-й номер бежит в левый угол.

5-й номер бежит к правому блоку.

4-й номер бежит на левый локоть («Вы из какого общества, ребята? – «Трудовые резервы». – А что, «Динамо» бежит? – Все бегут»).

1-й номер пересекает центральную линию так быстро, как он только способен.

Все должны быть готовы получить мяч и бросить.

 

 

 

 

 

 

2. 1-й номер может сделать передачу на 2-о, 3-о или 4-о. Первой опцией для всех является бросок.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

3. Если мяч направляется в угол 2-у номеру и он не бросает, он должен задействовать 5-о номера в низком посте или сделать передачу 4-у.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

4. Передача на 4-о номера будет означать перевод мяча на другую сторону площадки. Каждый раз, когда мяч переводится на другую сторону, 5-й номер резко смещается с одной стороны блока на другую.

1-й номер закрывает крыло.

4-й номер находит передачей 5-о во время его движения вдоль блока.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

5. 4-й номер может также перевести мяч на 3-о. При этом 5-й также совершает своё перемещение.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

6. Если 3-й номер не бросает, он отдаёт пас на сместившегося 5-о.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Функционал каких-то амплуа Уэстхед сводил до минимума, на других позициях ему, наоборот, требовались универсальные игроки. Например, разыгрывающий должен был получить первую передачу и перейти с мячом на чужую половину; казалось, что быстро перетащить мяч через центральную линию и отдать его под бросок (последние четыре слова Пол неизменно подчёркивал) – это его единственная обязанность, больше ни в каких розыгрышах он участия не принимает (а их, этих розыгрышей, в обычном понимании, как правило, уже и не было). Но и здесь всё не так просто: «Начать прорыв – это обязанность разыгрывающего. Он должен доставить мяч определённым игрокам на определённых позициях. Он должен вести мяч и искать открытого игрока одновременно. Это очень тонкая вещь, но если она не выполняется – ничего не работает. Слишком часто разыгрывающий сначала оценивает ситуацию, а потом начинает дриблинг. Не посмотреть - и побежать, а бежать - и смотреть. Он должен отлично управляться с мячом. При этом ваш разыгрывающий должен чувствовать, кто горяч, а кто – нет. Ничего хорошего не получится, если он будет отдавать мяч «холодному» игроку». Атакующий защитник (в идеале – отличный снайпер) должен смещаться на правое крыло, бросать джамп-шот или делать пас внутрь. Зато от лёгкого форварда (которого играл Бо) требовалось уже гораздо больше: он не просто должен был бегать туда-сюда вдоль левого края площадки. 3-й номер должен был по полной отрабатывать под своим щитом на подборах – но при этом успевать убегать в прорыв вместе с атакующим защитником, разгоняя тем самым этот прорыв. Его усилиями и создавался фронт прорыва. Он должен был отзащищаться – и успеть занять свою позицию впереди, пока соперники сами не встали в защите. Считалось, что именно лёгкий форвард в «Лойоле» должен быть лучшим атлетом и обладать наивысшим скиллом обыгрыша один-в-один. Мощный форвард заполнял центр (параллельно с разыгрывающим) и открывался под джамп-шот. Тогда термин «комбо-форвард» ещё не был в ходу, но фактически в концепции Уэстхеда 4-й номер должен был быть как раз таким комбо-форвардом, который лучше других в команде умел совмещать игру под кольцом и ближе к периметру. Центр делал первый быстрый короткий надёжный пас (Уэстхед часто называл эти передачи «бейсбольными») и должен был успеть занять место тяжёлого форварда, когда тот начинал рывок к щиту. При этом было бы очень хорошо, если бы центр мог неплохо бросать открытые джамперы из района штрафной линии. И, конечно, был главным ребаундером.

Итак, подведём итоги. Все игроки должны занимать свои, строго определённые точки на площадке. Двое на крыльях – трёхочковые снайперы – растягивают защиту.  «Большие» несутся вперёд. «В идеале – вы должны успеть провести ответную атаку, пока соперники ещё празднуют попадание в наше кольцо». Прессинг по всей площадке создавал кучу возможностей для быстрых прорывов и для оппонентов тоже – но того-то Уэстхеду и надо было! Так они и втягивали противников в свою игру. «Я никогда не видел баскетболиста, который мог бы отзащищаться один против троих. Мы стремимся создать как можно больше выходов три-в-одного в течение матча», - рассказывал Пол.

Вот так-то. Вроде бы всё совсем незатейливо. Как и обещал Уэстхед: «Простота, простота, простота». Кто-то может даже сказать: упрощённость. Но при этом нужно помнить одно: ко всей этой простоте прилагалось непреложное требование – быстрота. Уэстхед добивался от подопечных, чтобы они доводили мяч до чужого кольца за 5 секунд. А в идеале – ещё меньше. Не знаю, как вы, а я прежде всего обращал внимание даже не на то, кто куда должен перемещаться, в какой момент пасовать, а в какой – ловить. Мне в глаза постоянно бросались эти вот ремарки Пола: «со всей возможной скоростью», «быстро, как это только возможно», «с максимальной скоростью, на которую только способен человек», «прорывается вперёд, не оглядываясь…» Уэстхед словно зомбировал, заклинал, заговаривал своих игроков: «Быстро, быстро, ещё быстрее…» Недаром его первоначальное описание «Системы» (то самое – на трёх страницах) начинается словами: «Как только делается первый пас (после подбора или ввода из-за лицевой) – все пять игроков мчатся вперёд и занимают свои места в схеме. Ключ к успеху – это постоянное поддержание быстрого темпа, быстрой игры. Защита может знать, что вы будете делать и как действовать – но вы всё равно будете бить её, потому что она не будет за  вами успевать»…

Эта фотография Хэнка выражает саму суть той «Лойолы» - кажется, что даже майка за ним не поспевает, а сам он вот-вот из неё выскочит.

Для того, чтобы окончательно осознать, чем именно стала игра «Львов» для NCAA, необходимо немножко представлять себе общую картину, которая сложилась в студенческом баскетболе ко второй половине 80-х. А представала она весьма депрессивной, потому что принцип «чемпионство выигрывает защита» пускал корни в игре всё глубже и глубже. Соответственно, подавляющее большинство тренеров использовали стиль, основанный на контроле мяча, и прибегали к замедлению игры всеми доступными способами (кстати, да-да – те, кто любит говорить, даже не удосужившись посмотреть ни одной игры тех времён, что, мол, тогда, в 60-70-е, игроки ползали, как улитки, не то, что сейчас – глубоко ошибаются; скорости были, что надо). Это привело к тому, что матчи, в которых команды не могли набрать даже по 50 очков, не были чем-то необычным.  За 10 лет – с 1972-о до 1982-о – средняя результативность команд сократилась на 10 очков – с 77.7 до 67.7.  Так что в 1985-м в NCAA время на атаку ограничили 45-ю секундами, а восемью годами позже – 35-ю, чтобы хоть как-то бороться с тотальным торможением игры. А в 1986-м ввели и трёхочковую линию.

Ну, может быть, я немного и сгустил краски. Были, были тренеры и команды, выделявшиеся на сером фоне «лица необщим выраженьем». Здесь и «Северная Каролина» Дина Смита, чья игра тоже была во многом замешана на быстрых прорывах. И, конечно же, «Индиана Хузиерз» великого (и ужасного – мог и придушить немного, для профилактики, игрока, если ему чего не нравилось) Боба Найта, который придумал и активно развивал своё «нападение в движении» (которое тоже оказало влияние на «Систему» Уэстхеда). Той «Индиане» удавалось совмещать симпатичную, радующую глаз игру с результатом – 3 чемпионства с 76-о по 87-й годы. Сам Уэстхед, уж если на то пошло, в свою очередь, «заразил» тренера уже упоминавшегося «Гриннелл Колледжа» Дэйва Арсено, который в чём-то переделал «Систему» на свой лад (например, часто практиковал «хоккейные» смены – менял всю пятёрку разом, задействуя для поддержания высокого темпа 15 игроков). Или Гэри Смита из «Редлэнда» (132.4 очка в среднем за игру в сезоне 2004-05). Или Отто Портера из «Оливет Назарин». Но, во-первых, это с каждым годом всё больше становилось исключением из правил, а во-вторых, в игре всех перечисленных команд всё-таки проглядывало побольше рассудочности и прагматизма, чем у «Львов» с их молодецкой удалью и задором.

В целом картина была довольно унылая и не самая радостная. Тем ярче на этом фоне выглядел LMU… Словно бы из ниоткуда, из воздуха, на ровном месте появляются «Лойола», Уэстхед и его «Система». Ещё прошлой зимой заштатных «Львов» знали лишь наставники команд NCAA, непосредственно с ними игравших, да некоторые специалисты. А теперь они словно взяли всю лигу за шкирку – и встрянули так, что мало не показалось! Это был эффект разорвавшейся бомбы. «Вы говорите – 45 секунд на атаку? Ну, я понимаю это, как 4-5 секунд на атаку, - улыбался Уэстхед. – Я не последовал совету Бена Франклина «не держите все яйца в одной корзине». Мне больше по душе слова Марка Твена «складывайте все яйца в одну корзину». Вот этим мы и занимаемся». «Вы попали в зону высокой турбулентности», – ставили соперников в известность игроки «Лойолы» с первых же секунд матчей, и как с этим бороться, неизвестно. Особенно явно это просматривалось в тот, первый для Хэнка и Бо сезон в команде; противники действительно не знали, что им делать. Будущий член Зала баскетбольной славы, знаменитый Лу Карнессека, тренировавший команду университета Сент-Джона (и вообще-то относившийся к быстрой игре с презрением), одним из первых узнал на своей шкуре, что такое «Система» в действии. После окончания матча видок у Лу был немного ошарашенный, и он смог выдавить из себя краткое: «Я думаю, что сегодня я видел самые впечатляющие быстрые прорывы в своей жизни…» Мол, много чего я повидал, но чтобы вот такого… Ошарашенный - даже при том, что «Сент-Джон» выиграли три очка, а «Львы» забили «всего-то» 85 (меньше они набросают только в трёх играх того сезона)! Н-да уж, это были реально быстрые «быстрые прорывы»…

«Пеппердайн» проиграли в том сезоне «Лойоле» все три матча: 95:107, 127:142 (эти поражения разделили лишь три дня) и 106:109. После второго, самого жестокого, тренер «Пеппердайна» Джим Хэррик, в общем-то, признался, что не понимает, как можно с этим бороться: «То, как они играют – это необычно. Они просто дают вам забивать и надеются, что в итоге всё равно опередят вас. Они дают вам забивать с 5-и футов, дают забивать лэй-апы, данки. Они говорят: ну, давай же, забрасывай. Это score-a-thon (специально не стал переводить это слово – на русском как-то неблагозвучно получается; Хэррик играет словами, имея в виду, что LMU задают темп игры, словно камертоном). И мы тоже заражаемся этим вирусом. Ого, мы набрали 127 очков! А потом смотришь – они-то набрали 142…» Да, не зря ведь Бо предупреждал: «Быстрый прорыв – это то, чем живёт Уэстхед»…

Вроде бы ничего примечательного в той игре не было. Сколько их потом было у «Лойолы» - таких, где они громили соперников с разницей «под и за 40»… И всё же она – особенная, один из «верстовых столбов» в истории «Львов». Потому что тот матч с «Теннесси» был первым в своём роде – он положил начало эре «Хэнка-Бо». Достижения самого Эрика тоже не слишком-то впечатляют – 22 очка, лишь 6 подборов (а чего, казалось бы, ожидать от центрового ростом 201 см?) Ну, и 4 точных штрафных из 13-и (ох, как же Хэнк плохо их бросал – эти корявые движения нужно видеть своими глазами, словами не опишешь; и сам же мучился из-за этого – но поделать ничего не мог)… Но это было только начало – и для самого Гэтерса, и для всех «Львов»…

Да, начало эры. Впрочем, начинать её Хэнку пришлось одному – Бо, готовясь после годичного вынужденного отпуска к началу сезона, осенью на одной из тренировок, как назло, получил травму – трещину в правой коленной чашечке, и пропустил первые шесть игр, пробившись в старт лишь ближе к середине чемпионата.

Ту, первую игру – с «Теннесси» - LMU выиграли. И это удивило только тех, кто лично присутствовал на матче и видел, в каком именно стиле «Львы» это сделали. Вторую – с «Сент-Джоном», который произвёл такое впечатление на Карнессеку, проиграли – и это тоже не для кого откровением не стало. А чего ещё от них ждать-то, от этих «Львов». Дальше всё вроде бы продолжалось в том же духе – пара побед, пара поражений. Ничего такого особенно поразительного (Уэстхед говорил, что это – одна из особенностей «Системы»: необходимо 6-7 матчей, чтобы вкатиться в неё). А ещё правильнее будет сказать – мало кому были интересны на тот момент успехи и неудачи LMU. Зато все бы очень-очень удивились, если бы кто-нибудь сказал им тогда, что после третьего поражения в сезоне «Лойола» выдаст победную серию из 25-и матчей подряд, займёт первое место в конференции (выиграв в своей WCC все 14 игр), пробьётся в «мартовское безумие», дойдёт до второго раунда и оступится только там, в 26-м по счёту матче – в поединке с одним из записных фаворитов «Северной Каролиной Тар Хилз»!

Лига долго не могла понять, как же следует относиться к баскетболу в рамках «Системы». Да, в принципе, так и не поняла. Так что все три сезона «Львы» занимали свой, особый статус. LMU сразу же был пречислен к главным «золушкам» лиги. Но обычно команда пребывает в числе таковых сезон, ну, может, чуть больше, после чего всё возвращается на круги своя, и она падает обратно в подвалы турнирных таблиц, или в лучшем случае обрастает мясом, набирается опыта, матереет и переходит в разряд тех, кого принято называть «крепкими середняками», а может – и покруче. LMU продолжали уверенные выступления - но долгие годы безвестности и прозябания на дне давали себя знать. Успехи продоложали расцениваться, как неожиданность, а отнюдь не закономерность. Так «Львы» все эти три сезона и проходили в «золушках»…

Впрочем, вряд ли сами они слишком заморачивались на такой штуке, как «статус». Они были любимы практически всеми болельщиками, соперники относились к ним с неподдельным уважением, журналисты не уставали выражать чувства, близкие к восторгу, от явления в NCAA под названием «Лойола Мэримаунт», в команде был отличный микроклимат – там не было эгоистов, потому что сама «Система» таковых безжалостно бы отторгла (или, может быть, ещё правильнее будет сказать: «Система» подразумевала, что в каждый отдельно взятый момент матча и каждый игрок мог стать таким эгоистом), все получали настоящий кайф от своей игры… Я нисколько не приукрашиваю той картины, которую рисовали в те годы «Львы» на общем полотне NCAA. А уж если представить, что всего-то полгода назад их, ещё раз повторюсь, никто не знал… Да, то были по-настоящему крутые времена!

LMU переписывали многие рекорды. Они выдали пять самых результативных матчей в истории первого дивизиона NCAA (четыре из них – как раз во время эры Уэстхеда), играя с каждым сезоном всё ярче и ярче: сезон 1987/88 – 110.3 очка в среднем за игру, 1988/89 – 112.5 и, наконец, 1989/90, ставший апогеем, - 122.4(!) Сдаётся мне, что очень, о-о-очень нескоро кто-то сможет хотя бы приблизиться к этому рекорду, не говоря уж о том, чтобы повторить или побить его. Впрочем, все эти цифры хотя и впечатляют, но выглядят сухо и невыразительно. Единственное, что можно из них понять – что LMU много забивали, а вот какой была их игра? А была она, эта игра… была она… все эти слова вроде «драйвовая», «куражная», «экспрессивная», «заводная» не могут передать тех чувств, которые она будила у болельщиков, видевших её вживую. Игра эта была жизнерадостной и жизнеутверждающей, и, посмотрев её, невольно мелькала мысль: «Эти парни веселятся на паркете, их жизнь прекрасна, они ни о чём не думают – только о великой Игре, их, кажется, не заботит, что будет завтра, для них нет такого слова: «потом», есть только «здесь» и «сейчас»… Да эта жизнь и впрямь представляется не такой уж плохой штукой, когда видишь такое…»

Хэнк и остальные "Львы" начинали веселить зрителей ещё на предматчевой разминке. Но то была лишь лёгкая прелюдия к той феерии, которая ожидала всех в игре...

Конечно, когда дым рассеивался, шарики занимали свои места за роликами, когда наступало время взвешеннного анализа, у некоторых особенно здравомыслящих болельщиков и журналистов появлялись мысли  о том, что сейчас они смотрели не баскетбол, а что-то ещё. Во всяком случае, совсем не баскетбол в общепринятом и устоявшемся понимании: «Это, естественно, было увлекательно, но, блин, я хотел бы увидеть от них хоть какую-то защиту», или «Они, конечно же, весёлые и просто классные ребята, но то, как они играют – я после этого чувствую себя каким-то больным… Они ваще не играют в обороне!» Что частенько и впрямь соответствовало истине: казалось, что игроки LMU возвращаются на свою половину паркета только лишь для того, чтобы ввести мяч из-за лицевой в игру после пропущенного быстрого прорыва – и устремиться уже в свой. И так – на протяжении всего матча. Кто кого «перепрорывает»… В последний сезон «эры Уэстхеда» на определённом этапе «Львы» пропускали в своё кольцо по 108.4 очка за игру, давая соперникам набирать больше 100-а очков в 11-и из первых 14-и матчей того сезона – причём те бросали с процентом 56.2 с игры. Чё за цирк тут происходит?

«Нам это нравится – то, что мы играем в весёлый и приносящий удовольствие баскетбол, и позволяем делать то же самое сопернику», - усмехался Уэстхед. У него был повод для улыбки – «Система» работала, в тех четырнадцати матчах «Львы» проиграли лишь трижды… И – опять же со смехом, который мог показаться отчасти коварным, Уэстхед, словно хвастаясь, сам же охотно давал соперникам рецепт, как же можно справиться с его командой: мол, я вам сам всё расскажу, но вы ведь всё равно не сможете этим воспользоваться… «Это должна быть команда с очень хорошим тренером и очень хорошими атлетами, и большими парнями, которые могут быстро возвращаться в защиту и закрывать ключевые для нашего нападения точки».

Да и не всё было так уж прозрачно. «Те из вас, кто считает, что «Лойола» играет без защиты – просто посмотрите ещё их игры и подумайте ещё раз», -  советовал тренер «Оклахомы» Билли Таббс. Действительно, мало кто мог оставаться с трезвой головой, когда на него в каждую секунду наскакивают один-два опекуна и пытаются вырвать мяч из рук. Этот полный прессинг порождал в рядах противников лихорадочное движение мяча, что провоцировало у них огромное количество потерь – а LMU только этого и надо было! 23.4(!) потери – столько их совершали в среднем за игру оппоненты в том последнем сезоне. Когда все предпочитали играть зону – Уэстхед использовал персоналку. «Я люблю прессинговать, - говорил Хэнк. – Мне нравится быть задействованным в этом. Сейчас и тогда, два года назад, когда всё только начиналось – это большая разница. Сейчас соперники забивают нам гораздо меньше лёгких мячей. Вначале, когда Уэстхед только объяснял нам, чего он хочет, мы говорили: нет, у нас это не получится, на это нужно слишком много сил. Мы думали, что для такой игры нужно быть в нечеловеческой форме. Тренер так не думал. И вот, за последние два года, всё изменилось. Все это увидели. Наверное, другие тренеры поверить не могли, что прессинг может быть настолько хорош. Это – наше оружие». Примерно о том же рассуждал и Кимбл: «Когда тренер первый раз заговорил об этом, мы решили, что это просто невозможно. Нам нужно так быстро переходить в нападение, а потом прессинговать по всей площадке – это должно было занять недели и даже годы, чтобы заиграть на таком уровне интенсивности. Это тяжело – и психологически, и физически. Каждый год мы учились чему-то, тренер вносил необходимые коррективы в игру – и это действительно помогло нам. Теперь мы уверены, что мы можем играть таким образом».

Можно было критиковать или восхищаться игрой «Лойолы» - но равнодушной она точно никого не оставляла. Даже те, кто считал, что они играют без обороны, обводили в календаре дату следующей их игры, чтобы ещё раз увидеть и задуматься: как же это у них получается – не защищаться и побеждать?

«Львы» безо всяких прелиминарий в виде лавирования-маневрирования предпочитали сваливаться на абордаж и отправлять вражеское судно к чертям на дно, а команда этого судна ковыляла в раздевалку после матча на полусогнутых от усталости ногах и только там, немного придя в себя, посидев и успокоившись, начинала задумываться: «Чё это вообще ща было? Чё за хреновину мы ща творили на паркете? Во что мы позволили себя втянуть? Вроде и играли неплохо, очков много набрали… Но тогда почему у каждого из нас такое чувство, что нас только что здорово поимели – а мы при этом даже не заметили, как это случилось?!»

Было много таких матчей, когда соперники цеплялись-цеплялись, крепились-крепились, играли до перерыва на равных – а после, всё-таки не выдержав ураганных скоростей, начинали сыпаться прямо на глазах и в итоге падали, нокаутированные... Такой вот, например, эпизод…

Восемь очков Реджи Миллера за девять секунд в первом матче полуфинала Востока с «Никс» 1995-о года (ну, ладно, за 8.9 секунды) – для меня одно из ярчайших воспоминаний детства-юности. Благо, матч этот был показан в «Лучших играх НБА», так что удалось увидеть его собственными глазами по горячим следам. Были, конечно, потом и тринадцать очков за тридцать пять секунд от МакГрэйди, но те «8 за 9» Миллера оставили в моей душе гораздо больший след, чем «13 за 35» от Трэйси. Я был уверен, что больше никогда не увижу чего-то подобного. Уверен долгих вот уже почти 20 лет… И вот, работая над материалом и просматривая доступные видеозаписи игр «Лойолы» тех лет, - увидел. Снова увидел, как те же 8 очков забиаются за невообразимо короткий отрезок времени. Произошло это в игре первого раунда «мартовского безумия» сезона 1989-90 между «Нью-Мексико» и LMU. И было там два отличия. Первое: у «Львов» эти очки набирали два игрока, а Миллер был один (торжество одного из главных принципов «Системы» «каждый игрок в атаке имеет равные возможности»). И второе: эти 8 очков LMU набрали не за 9 секунд. Не за 8. Не за 7. И даже не за 6. А – за пять! Повторю ещё раз: 8 очков за 5 секунд. За это время они вынудили своим полным прессингом ошибиться «Нью-Мексико» при вводе мяча из-за лицевой, ввели мяч сами пасом на дугу с последующей точной трёшкой, не отходя на свою половину поля, тут же сделали перехват и забили из краски, сделали ещё один перехват (всё так же – «не отходя от кассы»), после которого один из игроков «Нью-Мексико» смог выбить мяч за лицевую, вновь ввели мяч под трёшку – и реализовали её! Когда видишь такое – хочется материться от восторга и орать: «Блин! Да я писал это, а вы читали, в несколько раз дольше, чем это длилось в игре!» Сразу же после этих 8-и очков произошёл ещё один знаковый эпизод: игроки «Нью-Мексико» длинной передачей наконец-то доставили мяч в зону атаки, двое из них выходили на кольцо на одного «Льва» (что было в играх LMU частым явлением), но здесь вихрем подоспел ещё один игрок из «Лойолы» и успел сорвать атаку, выбив мяч из рук уже собиравшегося забивать соперника… После перерыва счёт был равным. На момент нокаута от LMU – уже 66:52 в пользу «Львов», через пять секунд – уже 74:52! Конечно, это окончательно сломало хребет «Нью-Мексико», и они проиграли 92:111…

Когда я смотрел это (и потом прокручивал раз за разом снова и снова), то испытал чувство, которое среднестатистический нормальный зрелый мужик ощущает, думается, очень и очень редко – полузабытое чувство из детства, когда на твоих глазах обычные вроде бы люди совершают настоящее чудо, чувство щенячьего восторга без границ… В такое очень трудно поверить, слушая чей-то рассказ - только когда увидишь собственными глазами…

А ведь было это совсем не в решающие, критические секунды игры, когда команда просто вынуждена идти на крайние меры, как «Индиана» в том матче с «Нью-Йорком». До конца было ещё долгих 13 с лишним минут, но LMU играли так всегда – вне зависимости от счёта и времени. И что-то говорит мне, что подобные эпизоды были, скорее всего, и ещё в каких-то матчах, сыгранных «Лойолой» за те три сезона, просто мне попался на глаза именно этот. Вот такая это была команда…

А что же Хэнк и Бо? Они, как уже говорилось, стали краеугольными камнями «Системы». Были в «Лойоле», конечно, классные парни и помимо них. Например, атакующий защитник Джефф «Вольная Птица» Фрайер. Из той редкой породы игроков, которые в удачный для себя вечер могут забросить столько, сколько захотят, едва ли не в одиночку уделав противника, снайпер с искрой Божьей (это он забил те две трёшки за 5 секунд. А ещё, например, в том же «мартовском безумии», уже во втором раунде, установил рекорд, закидав «Мичиган» 11-ю точными трёшками, и он держится и по сей день). Или шведский тяжёлый форвард Пер Стимер – тоже ростом 2 метра, но как раз благодаря этому отлично вписавшийся в «Систему». Стоит ещё раз отметить: она давала возможность реализоваться и проявить себя всем, кто хотел реализоваться (и готов был терпеть ради этого сверхнагрузки Уэстхеда). Не хочется перегружать повествование лишней статистикой, но эту привести стоит: сезон 1987/88 – Хэнк (22.5), Бо (22.5), Майк Йост (17.6), Кори Гэйнз (17.4), Фрайер (12.6), сезон 1988/89 – Хэнк (32.7), Фрайер (22.9), Энох Симмонс (18.7), Бо (16.8), сезон 1989/90 – Бо (35.3), Хэнк (29.0), Фрайер (22.7), Террелл Лоуэри (14.5).

В скобках – средняя результативность игроков «Львов» за сезон. В каждом из трёх сезонов набиралось по меньшей мере 4 человека со средней результативностью заметно выше 10-и очков за игру. В последнем – Бо набирал по 35, а Хэнк вплотную приблизился к 30-и! И это – в студенческом баскетболе, с его 40-минутными играми…

Трио главных помощников Хэнка и Бо: 11-й номер - Том Пибоди, за ним - Пер Стимер, 21-й номер - Джефф Фрайер.

И, конечно же, был ещё Том Пибоди – он же «Человек-Синяк». О нём стоит сказать немного подробнее, потому что Том был самым оригинальным персонажем в этом наисвоеобразнейшем коллективе. Оригинальным именно своей обычностью – он играл в «Лойоле» в самый привычный глазу простого болельщика земной баскетбол. Он был единственным, кто не рвался набирать много очков – и единственным, от кого Уэстхед этого не требовал (при том, что до прихода в «Лойолу» Тим показывал вполне сносную результативность). «Когда дело доходит до броска, Том – это главный чудак в нашей команде. Его бросковая техника в полном порядке. Но он так поглощён всем остальным в игре – движением мяча, защитой, спасением мячей из аутов – что броски просто проходят мимо него». Когда Уэстхед увидел Пибоди в первый раз, то подумал, что он никак не подойдёт для «Системы». «Я решил, что его стиль годится только для медленной игры». Но потом полностью изменил своё отношение…

Если мелюзге бросить футбольный мяч, то это превращается во всеобщую свалку, когда они всей толпой носятся от одних ворот до других с квадратными глазами, не различая, где свой, а где чужой, с единственной мыслью – забить гол. Изредка в одной из команд находится паренёк, который, несмотря на столь же юный возраст, уже читает игру лучше других, просчитывает её на пару ходов дальше и, поняв, что происходит что-то не то, наступает на горло своей песне и старается держаться поближе к своим воротам, превращаясь в защитника. И, как правило, побеждает именно та команда, за которую играет этот паренёк. Не потому, что её игроки забили больше, а потому, что благодаря проявленному им хладнокровию они меньше пропустили.

Вот такую же роль играл Пибоди в «Лойоле». Он был тем якорем, который не давал этой сумасшедшей команде окончательно рвануть в небо и опускал на землю. Он самоубийственно улетал в ауты за уходящими мячами, он отрабатывал в защите, подстраховывая партнёров – насколько это вообще было возможно в той странной оборонительной стратегии, которую практиковал Уэстхед, он, будучи номинальным разыгрывающим, готов был закрыть в случае необходимости едва ли не все пять позиций – если только это поможет команде; он выполнял всю черновую работу наряду с Хэнком. Но как он всё это делал! Если Фрайер был снайпером от Бога, то Пибоди – таким же скрэппером. Том относился к тем людям, к которым по неизвестным причинам с детства накрепко привязываются всякие травмы различной степени тяжести: царапины, ушибы, ссадины, растяжения, переломы. Говорите, трудновато, совершая жёсткий фол в нападении, сломать челюсть не противнику, а себе самому? Нет проблем, если речь идёт о Томе Пибоди! Она ещё не успела толком срастись – а Том снова сломал её, въехав на велосипеде с разгона в стену. «Вся моя голова в швах. Мои родители всерьёз опасались, что рано или поздно кто-нибудь позвонит в полицию – и меня отберут у них и отправят в приют за жестокое обращение с ребёнком». Том ломал голени, стопы, голеностопы – чего он только не ломал… Но всё заживало на нём, словно на собаке. Вот и в тот раз, когда Уэстхед приехал на смотрины, Пибоди не должен был играть – у него не совсем срослись порванные связки на правой ноге. «Я сказал доктору: наложи повязку, или хотя бы покажи мне, как это правильно сделать, потому что мне нужно сегодня играть!»

В каждом матче «Лойолы», и не по одному разу, можно было наблюдать переворачивающиеся столики, визжащих чирлидерш, разлетающихся в стороны, как кегли после страйка, – и самого Тома, возлежащего где-нибудь в третьем ряду на коленях у благобразного седого джентльмена и потирающего ушибленный локоть, колено, голову, бок – или всё вместе разом. При этом на лице у Пибоди было вполне умиротворённое выражение: это именно он спас тот безнадёжный мяч и начал атаку, которую завершил точным броском один из его партнёров. «Я никогда не забуду Тома Пибоди, - говорит Дэйл Марини, который вёл статистику на играх «Лойолы». – Мы очень быстро поняли, что нам не стоит держать какие-либо напитки на нашем секретарском столе. Потому что в любой игре рано или поздно наступал такой момент, когда в него или на него влетал Том – и всё стекало вам на брюки. Это просто удивительно. Ну, после того, как он пару раз перевернул стол, мы убирали всё жидкое куда-нибудь подальше».

Запрыгивающий на столы и улетающий на трибуны Том Пибоди - в любом матче "Лойолы" можно было наблюдать такие эпизоды по несколько раз.

В своей самоотверженности Том не знал пределов. «Вы не можете не восхищаться тем, что он делает, - говорил Барри Цепель, директор отдела спортивной информации «Лойолы». – Но при этом вы начинаете бояться, как бы этот парень не погиб после одного из своих полётов. А зрителям я бы рекомендовал держаться подальше от первых рядов». Даже Делорес, мать Тома, которая, казалось бы, должна была привыкнуть ко всему, недоумевала: «Каждый раз, когда я смотрю, как он играет, я спрашиваю себя: Господи, неужели всё это так необходимо?» Партнёр Пибоди Джон О`Коннелл признавался: «Иногда он падает на паркет с такой силой, что ребятам на скамейке, которые видят это, остаётся только опустить голову, закрыть глаза и молиться, чтобы с ним всё было нормально». В команде за такую манеру игры Пибоди называли по-разному: то Дэмиеном (по аналогии с сыном сатаны из «Омена»), потом – просто Террористом, но в итоге остановились на «Человеке-Синяке». Комментаторы во время матчей вели статистику, кто сколько наберёт очков, а для Тома – сколько раз он улетит за пределы площадки или рухнет на пол за мячом. «Пибоди – 9 с половиной падений в среднем за игру. Пибоди – сегодня пока 5».

«Иногда я могу стоять совершенно открытым – но я всё равно отдам мяч другому. Видя это, тренеры качают головами. Они бы хотели, чтобы я почаще бросал, поэтому в таких случаях они испытывают что-то вроде разочарования. Но я уж лучше отдам мяч Хэнку и посмотрю на то, как он положит его в корзину. Я знаю, мы играем в такую игру, в которой я могу промазать даже 20 бросков – и это будет неважно. Но то, что я делаю – это играю в защите так хорошо, как только могу, стараюсь сделать побольше перехватов, довести мяч до открытого партнёра, снять немного давления с ребят, которые забивают. Я просто играю, играю изо всех сил. Это – единственный способ, который я знаю, я не могу играть как-то по-другому». «В то время, как другие ребята готовят свой следующий бросок, Том занят тем, что взрывает всё вокруг», - так охарактеризовал действия подопечного Уэстхед. Впрочем, таким самопожертвованием на паркете роль Пибоди не ограничивалась – он был настоящим лидером команды наряду с Хэнком в раздевалке.

И всё-таки именно Гэтерс и Кимбл разводили пары наряду с Уэстхедом в топке «Системы», именно они выгоняли паровоз «Лойолы» из тупика на прямую дорогу. «Сам Бог благословил Уэстеда, когда к нему пришли Бо и Хэнк», - скажет потом их бывший партнёр по USС Томми Льюис. Неслучайно, совсем неслучайно начало той 25-матчевой победной серии «Львов» в сезоне 1987/88 совпало с возвращением после травмы и дебютом в их составе Кимбла. На тот момент Уэстхед видел в Бо куда более многообещающего игрока в сравнении с Эриком (как и все остальные) и так и сказал: «Мы не проигрываем с тех пор, как он вышел. Он невероятный атакующий игрок, который делает и партнёров лучше. Он любит не только бросать издали – ему нравится играть и вблизи от кольца, даже если на нём висят трое соперников». Уже упоминавшийся тренер «Пеппердайна» Джим Хэррик охарактеризовал Кимбла как «мужика среди пацанов». «Бо Кимбл поднимает нас на новый уровень, - нахваливал друга Хэнк. – Он вытворяет на площадке такие вещи, о которых другие могут только мечтать». Это соответствовало действительности: в Кимбле Уэстхед нашёл резкого, взрывного свингмена, который был ему так нужен, чтобы «Система» заработала. Хотя Бо и утратил часть своего атлетизма (изрядную, надо сказать, часть) после той самой травмы коленной чашечки и последовавшей через год артроскопической операции, он оставался идеальным человеком для игры «Лойолы»: активно боролся под щитами (были игры, где он при своих 193 см мог собрать под два десятка подборов), потолкавшись под своим щитом, нёсся на чужую половину, успевая поддержать быстрый прорыв и занять своё место, где был опасен и со средней, и из-за дуги… «Он – редкий игрок, - говорил Уэстхед. – Внутри, снаружи, любым способом, каким ему захочется, он переиграет вас».

Эрик любил повторять фразу: «Кимбл сделал Гэтерса, а Гэтерс сделал Кимбла»…

…А оба они, вместе с Уэстхедом, конечно, сделали весь LMU. И только с появлением в стане «Львов» этой парочки болельщики действительно могли сказать, что «Система» запущена».

Ну, а Хэнк? Вряд ли ему позавидуешь. Центровой с ростом 2 метра – сами понимаете. Если покопаться во всяких источниках, то, наверное, можно найти несколько таких, а вот так, навскидку, мне приходит на память только пара двухметровых центров – наш Александр Белов да забугорный Уэс Анселд. Та «Лойола» вот именно, что играла, а не пахала на паркете. Но если и была в этой игре какая-то доля грязной работы – почти вся она доставалась на долю Эрика и Пибоди. Представьте, каково это – не эпизодически, в результате неудачного размена, не в силу сложившейся ситуации, а всё время, постоянно бодаться с парнями, которые, как правило, выше тебя минимум на 6-8 сантиметров. Да, конечно, частенько соперники атаковали с тех же быстрых прорывов, а не в длинной позиционке, так что до включения таких фундаментальных навыков центрового в обороне, как чтение игры в командной защите,  подстраховка и т. д. дело просто не доходило - поэтому даже и не скажешь, насколько хорош или плох был здесь Хэнк (хотя, опять же, всё упиралось в рост). И как бы мощно и высоко ты ни прыгал – из штанов не выпрыгнешь, и много «горшков» с таким ростом не поставишь (хотя все три сезона Гэтерс был лучшим в команде по блок-шотам). Но других обязанностей с него никто не снимал. Эрик должен был бороться с ними за подборы, делать тот самый первый – «бейсбольный» пас, знаменующий начало быстрого прорыва LMU – а потом нестись во весь опор под чужое кольцо, чтобы успеть этот прорыв поддержать, получить мяч, ворваться под щит и атаковать, или вырвать отскок после промаха партнёра и попытаться забить «очки второго шанса»…

Центровой-слэшер… Звучит как-то необычно, странновато… и даже как-то неправильно. А вот Гэтерс частенько превращался в такового – так уж было задумано в «Системе» Уэстхеда. Чтобы измыслить такое, нужно быть сумасшедшим, говорите? Ну, так Уэстхед и не скрывал: «Чего-чего, а сумасшествия мне не занимать». И Хэнку, наверное, тоже было свойственно немного безумия. Потому что он, будучи, вроде бы, поставлен в совсем противоестественную для своего роста позицию, испытывал от происходящего самый настоящий кайф. Зона атаки для Хэнка была ограничена 10-12-ю футами от кольца – но там он превращался в настоящего зверя, с которым очень редко кто мог справиться. Эрик, конечно, пытался хоть как-то расширить свой диапазон – он-то знал лучше всех остальных, какой скептицизм вызывают его ужасные броски со средней у скаутов НБА. В одном из интервью, когда он приближался к одной весьма знаменательной отметке, Хэнк сказал: «Мои броски улучшаются. В этом году я бросаю гораздо лучше, и сама техника тоже стала лучше. Я думаю, что смогу нормально бросать и с большей дистанции. Прямо сейчас я довольно неплохо забрасываю на тренировках с 15-16-и футов». Но, конечно, сам Хэнк отлично понимал – даже с его фанатичным упорством он вряд ли сможет значительно улучшить этот навык: «Я не думаю, что начну бросать когда-нибудь с 18-и футов. Зачем мне бросать с 18-и, если я могу спокойно забить с 12-и?»

Хэнк был великолепным скорером в «Лойоле» - но, кажется, не сильно-то и гордился этим. Его страстью на паркете были подборы, о чём он не уставал говорить. И это понятно – с таким бойцовским характером, как у Эрика, что может быть лучше и приятнее, чем разделать под орех под щитами какого-нибудь оппонента на полголовы выше? Эрику досталось очень горячее сердце, и жажда постоянной борьбы не давала ему покоя – крови жарко становилось! «Очки – это всего лишь очки. Да, я скорер, но не особенно-то шутер. Подборы – вот та вещь, на которой я всегда концентрируюсь. Любой может набрать много очков. Но подборы – это совсем другое дело. Ты должен выйти на подбор и получить его. Хочешь ты этим заниматься или нет – но это необходимо для команды. Подборы идут от сердца. Я хочу выиграть подбор – и на этом я сосредотачиваюсь в игре». Поэтому, когда Хэнку сказали в его джуниорский сезон, что он лидирует в NCAA и по очкам, и по подборам – он выглядел здорово удивлённым: «Это сюрприз для меня – что я лучший в обеих категориях». Напомню – это говорит человек ростом 2 с небольшим метра. История знает, конечно, людей, которые, не отличаясь высоким по баскетбольным меркам ростом, умудрялись переигрывать куда более рослых оппонентов и собирать кучу отскоков. Самые известные из последних (вот написал – «из последних» – и сам сразу же подумал: блин, сколько лет уже не играют эти «последние»! Всё-таки время – очень коварная штука…) это, конечно, Сэр Чарльз и Червяк. Можно вспомнить и Джерома Лэйна (не столько его профессиональную, сколько студенческую карьеру). Ну, или действительно из последних – скажем, Миллсэп и Фарид (хотя эти, хоть и самую малость, но повыше). Так вот, Гэтерс был из той же породы. Когда смотришь на его статистику – поневоле думаешь: «Ого…» За три сезона в «Лойоле» Эрик собрал 1130 подборов в 94-и играх – итого в среднем по 12 с сотыми за матч. Ещё больше обращает на себя внимание тот факт, что почти половину из них – 527 – Хэнк подбирал в нападении, а в его первый сезон в форме «Львов» - так и вовсе больше половины: 141 против 137-и! Ясно, конечно, что «виновата» в таком положении дел сама концепция «Системы» с её постоянными быстрыми прорывами, но всё-таки - немного удивительно… Мальчишкой Хэнк боготворил, естественно, Джулиуса Ирвинга. Так же естественно, что в колледже образцом для подражания стал для него Толстяк – и ему льстило, когда их начинали сравнивать: «Ребята называют меня Бэби Баркли. Он постоянно выкладывается по полной, напрягает все силы, и это то, что мне очень нравится. Конечно, я знаю – во мне больше мощи, силы, чем изящества. Но я могу действовать по-разному».

Доказать, что ты можешь быть лучше противника, даже значительно уступая ему в росте – было делом принципа для Гэтерса. А сами эти противники относились к Хэнку с чувством изрядного пиетета, а то и испытывали по отношению к нему немалый трепет – вплоть до настоящего испуга. В сезоне 89-90 один из будущих героев великолепного «Сакраменто» начала 2000-х, а на тот момент – новичок «Пеппердайна» Даг Кристи успел пересечься с Хэнком в паре игр в NCAA – и вряд ли вынес для себя после этого хорошие воспоминания. В одном из эпизодов он ударил Эрика локтем, уж не знаю – случайно или специально. Может быть – и специально, потому что Гэтерс реально разозлился. После окончания первой половины, когда команды шли в раздевалки, один из работников арены стал свидетелем сцены, которую тоже запомнил навсегда: «Гэтерс шагал с очень мрачным видом, а рядом семенил Кристи и, заглядывая Гэтерсу в лицо, всё время спрашивал виноватым тоном: «Хэнк, Хэнк, что я сделал не так? Что я сделал не так?» Что же так испугало Дага? Просто после инцидента Эрик окинул обидчика угрожающим взглядом и абсолютно спокойным, чуть ли не весёлым тоном, словно бы шутя, сказал: «Если ты сделаешь так ещё раз – я тебе… всю морду расшибу». Даг сразу понял, что Хэнк совсем не настроен шутить. Отлично начав матч, после перерыва Кристи сник, растворился на паркете и закончил заупокой…         

 В чём причины того, что Гэтерс частенько внушал соперникам что-то вроде страха, так сразу и не скажешь. Вряд ли в его происхождении – мало ли было в NCAA парней из таких неблагополучных районов, для которых баскетбол был единственным средством выбиться в люди. Да и все знали, что Хэнк –  из тех молодых людей, которых принято называть «правильными», никогда не состоявший в бандах и не имевший всяких там криминальных наклонностей. Какими-то грязными поступками на паркете Хэнк тоже вроде бы не отличался. Вроде бы – потому, что в комментариях к одному из ранних матчей эры «Хэнка-Бо» в «Лойоле» я наткнулся на такой эпизод. После окончания игры тренер соперников был очень недоволен и излил свою ярость в пресс-центре, обвиняя Гэтерса и Кимбла в том, что они часто ведут себя неспортивно: «У них хорошая команда, и эти ребята – они тоже хорошие игроки. Но плохо то, что они всё ещё используют эти свои низкопробные штучки, принятые в гетто». Больше я не встречал (и не видел в записях игр) ни одного подобного момента, когда кто-то из оппонентов обвинил бы Хэнка в том, что тот умышленно задел его по лицу при борьбе за подбор, сунул локтем под рёбра, встретил плечом и «сбил дыхалку», наступил на ногу или наоборот – не убрал свою, когда соперник на неё приземлялся после прыжка… Ни разу никто не говорил, что Эрик использует какие-то неспортивные уловки, кроме того самого тренера. Да и сам он не стал уточнять и конкретизировать, что имел в виду под «низкопробными штучками». Так что не знаю, в чём там было дело – может быть, этот наставник был просто крайне раздосадован тем, что его команда проиграла «в одну корзину» и искал виноватых повсюду. А может, и была в его словах доля истины, и Хэнк и впрямь не был тогда таким уж «рыцарем на белом коне»…

Впрочем, если относить к «низкопробным штучкам» трэш-токинг, то – да, Хэнк пользовался им в полной мере. К этой штуке можно относиться, конечно, по-разному. Для кого-то она – забавная «примочка» в игре, то, что привносит на площадку свой особый колорит, придаёт ещё большую перчинку, ну, а для кого-то – нечто неприятное, чему совсем не место в благородном спорте и что совсем не красит людей, использующих трэш. Но он был, есть (хотя и в гораздо меньших объёмах, чем раньше) и, наверное, будет и дальше – так что, нравится это или не нравится, никуда от этого не деться. А для нас, кто ещё застал в достаточной мере игры того периода, который сегодня принято называть «старой школой», и по которому подавляющее большинство из нас (и я – не исключение) так ностальгируем, это и вовсе неотъемлемая часть баскетбола, и убери её из игры - она и вообще выглядела бы как-то не так…

Так вот, в Хэнке НБА потеряла великого мастера трэша. Можно даже сказать – единственного в своём роде. Это был, собственно, и не трэш-ток в обычном понимании – там не было ничего откровенно грязного и пошлого (впрочем, конечно, далеко не у всех спецов он выглядит именно так – только у тех, у кого не хватает мозгов придумать что-нибудь поинтереснее и поумнее). Это больше напоминало репортаж, который вёл комментатор Хэнк Гэтерс прямо с площадки, находясь в самой гуще событий. Это и неудивительно – Эрик учился на соответствующем факультете (спортивного вещания) и беспрестанно «рассказывал» о своих действиях и игре оппонента. С одной стороны – это звучало весьма остроумно (даже сами противники говорили, что иногда не могли сдержать улыбку), с другой – частенько было действительно обидно и жутко раздражало…

Но, думается, главные причины такой робости, которую кто-то испытывал перед Хэнком, всё же в другом. Просто все быстро узнали, что главная черта Эрика – это его бойцовский характер. Игра была для него войной, он не просто получал удовольствие от любимого занятия – баскетбол был для него средством самоутверждения. Любой, кто играл хотя бы просто на улице, не говоря уж о чём-то посерьёзнее, знает, как тяжело действовать против такого человека – он не останавливается и пытается вас переиграть на каждом шагу, в каждую секунду времени… Хэнк, вслед за своим тренером, ясно давал понять: я не знаю, получится ли у меня уделать вас или нет, но то, что вам будет непросто, что вы адски устанете сегодня, что вас ждёт беспощадная битва – это я вам гарантирую! А ведь это подкреплялось ещё и внушительным внешним видом Эрика. Ненапрасно, ох, ненапрасно он проливал семь потов и в тренажёрном зале «Доббинса», и потом – в USC, и теперь – в LMU. Кстати, вот уж три десятка лет прошло с тех пор, как Гэтерс проводил долгие изнурительные часы за «качалкой» в том зале в «Доббинс Тек», и чуть меньше, как он делал то же самое в LMU, - но и сегодня ребята, которые там учатся, так и говорят: «Я пойду позанимаюсь в «Месте Хэнка»! или «Пошли покачаемся в «Месте Хэнка»! Те времена, когда верхняя часть его тела казалась не очень развитой, давным-давно прошли – теперь его часто сравнивали с кузнецом. Те же широченные плечи, те же бугры мышц, выпирающие под майкой… Даже физически мощные оппоненты чувствовали при контакте, что тело этого парня – как будто отлито из стали, словно они сталкиваются с наковальней. Что уж говорить про «хиляков» - те, бывало, отлетали от Хэнка, как сами знаете, какие матрасы (ну, или веники)… Дружелюбная улыбка, располагающее выражение на лице – с выходом на паркет всё это улетучивалось, оставался только жёсткий взгляд: не ждите лёгкой жизни! Хэнк никогда не дрался во время игр (разве что ещё в школе, после той двусторонки, когда Янковичу пришлось разводить их с Бо  «по углам»), но ни у кого не возникало сомнений – если дойдёт до чего-нибудь такого, если он по-настоящему разозлится, то тогда этот – да, этот – может и «всю морду расшибить». Поражения для Хэнка были личным оскорблением – независимо от того, где они случались. Так что в том, что соперники, бывало, и побаивались Гэтерса, ничего удивительного нет.

Не только могучие плечи – весь облик Хэнка заставлял соперников проникаться к нему уважением. В общем-то, на фотографиях, на видео ничего такого особенного вроде и незаметно. Ну да, я бы сказал, что Хэнк совсем не тянул по наружности на интеллигента до мозга костей и утончённого аристократа в седьмом колене, и было явно видно – в его жилах течёт совсем не голубая, а самая обычная пролетарская кровь. Но и чего-то пугающего в нём я тоже не вижу – мордоворотом из подворотни он, по-моему, не смотрелся. Наверное, это нужно было именно почувствовать, находясь рядом с ним во время игры. Потому что Кевин Уокер, например, игравший за UCLA, вспоминает такой эпизод. Он был другом «Пуха» Ричардсона и жил с ним в одной комнате в общаге кампуса, а потому достаточно скоро узнал и Хэнка – Пух и Эрик частенько ездили друг к другу в гости на выходные. Во время одного из такие приездов Уокер и познакомился с Хэнком. Пух куда-то ушёл, и Эрик дожидался его в общаге, когда вернулся Уокер. «Однажды я зашёл в комнату, и вдруг увидел там какого-то парня. Я реально нашёл его вид угрожающим и пугающим». «Каким-то парнем» был Хэнк, и Уокер охарактеризовал его внешность как «очень грубую. Он был таким… представительным». Это уже потом, когда они частенько играли друг с другом на площадках общаги, Уокер узнал, какой Хэнк на самом деле весельчак и юморист по жизни, а тогда… Не зря кое-кто из оппонентов признавался, что, когда он выходил на паркет и встречался глазами с Хэнком – ему начинало казаться, что Эрик куда выше своих двух метров… «В матче его оппоненты переставали ощущать, что он ниже их на несколько дюймов и легче на пару десятков фунтов. Потому что он настраивался на то, что каждый подбор должен остаться за ним, и готов был умереть ради этого», - вспоминает Бо. «Игра для него – это настоящая война, - говорил Уэстхед. – Именно так он её и воспринимает. Когда он выходит на паркет перед началом игры и жмёт соперникам руки, все они понимают, что он хочет им сказать: давайте, начнём битву!» «Когда мы играли тренировочные матчи – я несколько раз сталкивался с ним и понял, какой же он монстр под щитами», - вспоминает тот же Уокер.

Вряд ли это можно назвать пугающим видом...

...Но на паркете от всей этой доброжелательности не оставалось и следа. Кое-кто был в курсе и раньше, а уж вскоре после прихода в "Лойолу" и вовсе все узнали, что дело не только в мощных мускулах: просто на площадке Хэнк превращался в робота - казалось, что он также не устаёт с первой и до последней секунды матча, и даже если упадёт, то, словно терминатор, найдёт какие-то дополнительные источники энергии, поднимется и будет так же неотвратимо и неумолимо двигаться к цели. Такая неукротимость здорово действовала на психику оппонентов.

«Надерём им задницы!» - один из любимейших выкриков Эрика, которым он заводил партнёров перед выходом на площадку. Звучит как-то уж совсем простецки и банально для такого остроумного парня, как Хэнк. Мог бы, казалось бы, и чего-нибудь поинтереснее придумать. Но он соответствовал натуре Хэнка, как никакой другой. Он выходил на паркет не просто повеселиться, не только помочь команде одержать победу. В той же степени он выходил именно ради этого – надрать задницу каждому, кто встанет у него на пути. Любому – без разницы. По фигу - будь это хоть какой-нибудь Майкл Смит из колледжа, название которого Хэнк узнал, только когда посмотрел расписание матчей. Хоть Стэйси Кинг из «Оклахомы». А хотя бы и башни-близнецы из «Луизианы» Стэнли Робертс и Шак. Хэнк был уверен, что в состоянии надрать задницу всем. И даже лучше, если оппонент будет силён и раскручен – ведь именно в противостоянии с такими можно набрать куда больше вистов. Да и это куда интереснее – играть с такими парнями, это и есть баскетбол! После матча с «Луизианой», ещё не отойдя от перепитий игры, ещё с трудом переводя дыхание, ещё когда пот лился со лба градом, Хэнк сказал: «Я бы очень хотел играть против кого-нибудь вроде О`Нила каждый вечер!» Ещё одна фраза, отлично характеризующая Хэнка…

Но вернёмся в то межсезонье, когда Гэтерс и Кимбл только ещё раздумывали, с каким учебным заведением им связать свою судьбу. Хэнк точно знал, чего он хочет больше всего в жизни – играть в НБА. Того же желал и Бо, хотя эта мысль не перерастала у него в манию, как у друга. Так что LMU виделся друзьям далеко не самой лучшей стартовой площадкой. Уже говорил, что ни репутацией, ни авторитетом маленький католический колледж похвастаться никак не мог. Это как в футболе – там есть такие «карлики», вроде Лихтенштейна, Люксембурга и Андорры и т. п., которых все рассматривают, только как поставщиков очков (хотя в последние годы всё реже приходится слышать словосочетание «футбольные карлики» - и всё чаще фразу «сегодня играть в футбол умеют все»). Вот «Лойола» и были такими же лилипутами – только уже на фоне баскетбольной NCAA.

Всё-таки тут можно усмотреть какой-то перст судьбы: что эти трое сошлись в таком колледже, затерянном в самых глубинах одной из слабых конференций на Западном побережье. Однако в одной из первых же бесед Хэнка и Бо с Уэстхедом выяснилось: тот тоже лелеет честолюбивую надежду – только, в отличие от ребят, не попасть, а вернуться в НБА. Подумайте, парни: вы можете помочь мне, а я могу помочь вам. «Так почему бы нам не сделать этого вместе?»

Первое посещение кампуса оставило у Хэнка чувство разочарования. А после похода в местный тренажёрный зал он – фанат «качалки» - и вовсе пришёл в уныние: «В USC у нас был один из лучших залов в стране. Там всё было просто роскошно. Там было реально приятно заниматься – не то, что здесь.  Здесь, в «Лойоле», у нас просто дыра по сравнению с USC». Но Хэнк не был бы Хэнком, если бы позволил себе надолго раскиснуть: «А потом я подумал – быть может, это мотивирует меня?» Впрочем, настал момент – и администрация колледжа установила современные тренажёры.

Но было и ещё кое-что, что мотивировало всю команду и Эрика в частности - Gersten Pavilion, в котором играла команда, с первых же игр, как только болельщики поняли, какое зрелище их ждёт в каждом матче, оказывался неизменно заполненным под завязку. Все четыре с половиной тысячи мест – и это тоже было совсем не похоже на времена USC. Хэнк вдруг обнаружил, что попал в идеальное место, идеальную команду и к идеальному тренеру – о лучшем и мечтать нельзя! «Наши рекорды, и вообще – наши результаты – это здорово! Наш колледж уже давным-давно не одерживал каких-то значимых побед. Это просто великолепно: видеть толпы фанатов на каждом матче, эти постоянные аншлаги… Знаете, это совсем не интересно: играть перед тремя тысячами зрителей, которые собирались на матчи USC. Да и то не каждый раз… Я пришёл сюда – и всё встало на свои места. Я думаю, что это было Божьей волей. Сейчас я оглядываюсь назад и постоянно говорю себе: Господи, как я рад, что выбрался оттуда! Для моей дальнейшей карьеры это было самым лучшим шагом…» Были и другие плюсы, о которых говорил Бо: «Когда ты учишься в большом колледже – то можешь просто затеряться среди остальных студентов. А в «Лойоле», учитывая, насколько хорошо мы играли, нас знал каждый».

Уэстхед тоже быстро понял, кто попал к нему в руки – хотя окончательно это дошло до него, наверное, только в джуниорский год Гэтерса. Хэнк был одним из тех, кто сразу же осознал: нельзя быть «немножко беременным» - «Системе» ты нужен весь, без остатка. И с головой в эту «Систему» нырнул: «Тренер Уэстхед постоянно повторяет нам: вы не можете быть в «Системе» на 95 процентов. Ты должен быть в ней на все 100 процентов, - рассказывал Эрик после одной из первых тренировок. – «Система» открывает свои двери настежь – и благодаря этому я могу показать всё, на что способен. Она также даёт  мне возможность делать то, чего я пока не очень-то умею. Ты должен быть фундаментальным, если играешь «Систему».

Ну, здесь, конечно, Хэнк приукрашивает. Тот же Уэстхед, думается, был бы совсем не против, чтобы его центр обладал хотя бы более-менее приличным броском со средней. Но с этим – не к Хэнку. Сила, быстрота, подвижность, прыгучесть – вот чем брал Хэнк. И вновь, вновь приходится повторять – настолько это бросалось в глаза: все эти чисто игровые атрибуты заслонял его бойцовский дух, отношение к игре, желание отдать всё: «Мои первые впечатления от Хэнка – это то, что он очень хочет выигрывать и сочетает это желание с очень тяжёлой работой на тренировках. Если у нас есть 100 владений за игру – он хочет быть задействованным во всех ста, - говорил Уэстхед. – Такой подход к игре позволяет ему рассчитывать на многое. Он пытается участвовать во всех игровых ситуациях, ввязывается во всё – и не на три минуты, а на протяжении всего матча. Он очень атлетичный игрок. И не забывайте о том, что он постоянно оттачивает свои атакующие навыки! »

Это верно – оттачивает. В USC статистика Хэнка была более, чем заурядной - 8.3 очка и 5.1 подбора. В LMU же, став твёрдым игроком стартовой пятёрки, пользуясь полным доверием со стороны Уэстхеда, он выдал «на гора» 22.5 очка и 8.7 подбора – прогресс весьма заметный. По обоим показателям Хэнк занял второе место в конференции (интересно, что по результативности его обошёл как раз тот самый Том Льюис из «Пеппердайна», о котором ребята сказали, что не будут играть в одной команде с таким эгоистом, ещё когда все были в USC). Казалось, ничто не остановит этого парня – он готов носиться туда-сюда по площадке без перерыва – с первой и до последней секунды, а если понадобится – ещё и несколько овертаймов отбегает.

Хэнк и Бо попали в первую символическую сборную WCC, но далеко не все считали, что это – максимум. Дэвид Спенсер – тот самый, который открыл ребят в одной из школьных игр в Филе и привёз их в USC – был одним из таких. Он зорко следил за парнями и не терял с ними связи. И ему не совсем нравилось то, что происходит: «Я всегда умел мотивировать Гэтерса. Хэнк набирал много очков в последнем сезоне, но с подборами всё было совсем не так хорошо. Я сказал ему: знаешь, если ты будешь лидировать в стране по подборам в следующие два года – то вот это как раз то, что принесёт тебе деньги. Увидишь: это даст тебе много преимуществ. Доводы были услышаны». Вроде бы 8.7 подбора для 2-метрового игрока – совсем неплохо, но Спенсер отлично знал, что говорил: и то, что от Хэнка можно ожидать куда большего, и то, что он умел мотивировать Эрика, и то, что тот не пропустит его слова мимо ушей. Гэтерс вообще был в этом плане очень правильным человеком: он всегда прислушивался к советам и рекомендациям, которые давали ему люди постарше и поопытнее, и во многом развивался как игрок и благодаря этому своему качеству… Так что уже вскоре Эрик начал говорить – и подтверждать это делом – следующее: ««Меня вообще не сильно беспокоят очки. Фактически, я лидирую по результативности только благодаря моим подборам. Ещё раз скажу: любой сможет набрать 30 очков за вечер, если только поставит перед собой такую цель и будет делать всё ради этого. А подборы – это что-то особое, они идут от огня в сердце. У нас забить может любой. На подборах ты действительно должен работать. Скоринг – это хорошо, но я хочу, чтобы моё имя связывали именно с подборами. Если я буду собирать много подборов, учитывая мой прыжок, мою подвижность, работу ног и способность оказываться в нужное время в нужном месте – это значит, что мы выиграем много игр. Перед игрой моя единственная цель – набрать больше 10-и подборов».

В финальном турнире WCC «Львы» переиграли всех соперников в присущем им стиле – тех затягивало в водоворот быстрого атакующего баскетбола «кто кого», а когда они приходили в себя – оказывалось, что поезд ушёл. С «Портлендом» Хэнк набрал 33 очка и сделал 15 подборов, с «Пеппердайном» - 18 и 13 соответственно, с «Санта-Кларой» - 24 и 4. И был признан MVP турнира. LMU ликовал: они вышли в «мартовское безумие» всего лишь в третий раз в своей истории! Ну, строго говоря, даже в первый: предыдущие два раза «Львы» играли в турнире, проходившем ещё под эгидой NIT (National Invitation Tournament). Уэстхед, названный лучшим тренером сезона в WCC, мог отпраздновать небольшую победу: «Система» заработала! Все взирали на карликов из «Лойолы» с нескрываемым интересом и удовольствием: никаких подвигов от них, конечно же, никто не ждал, но ведь всегда любопытно посмотреть на такую весёлую банду, которая нет-нет, да и внесёт живую струю в размеренный ход турнира.

«Львы» ожидания болельщиков, в общем-то, оправдали. Чего-то сверхвыдающегося не показали, но зрителей развлекли.

Часть вторая

                                                                                                   Продолжение следует...

 

 

 

 

 

 

Comments

[фанат баскетбола]

эпик