19 мин.

Майкл Картер-Уильямс: что случилось с Майклом Картером-Уильмсом

14

Нью-Йорк – 27 июня.

Один из лучших вечеров в моей жизни. Я никогда не забуду, как оказался в зеленой комнате, с мамой, папой, бабушкой, дедушкой и всеми остальными. В этот момент странно, как громко все шумят вокруг тебя, все разговаривают и смотрят на телевизоры, но как этот шум затихает, когда называют твое имя. Все в твоей голове затихает. Ты словно оцепенел, идя по сцене, надевая бейсболку и пожимая руку комиссионера. И этот образ навсегда отпечатывается в твоей памяти – как будто ты никогда не покинешь это место, когда ярко светит свет, когда ты стоишь на сцене рядом с Адамом Сильвером (прим. комиссионер НБА, правда в тот год им был Дэвид Стерн, видимо, Майкл подзабыл) и просто улыбаешься. Новичок года 2014. Это было похоже на Режим Карьеры (прим. в компьютерной игре НБА). Как будто все было идеально расписано по сценарию . И послушайте, я слышал все разговоры о том, что я выиграл, потому что был «слабый драфт класс» или что-то в этом роде, и люди могут говорить, что хотят. Но эта лига никому ничего не отдает. Когда все сказано и сделано, такое достижение, как звание новичка года, уже что-то значит. Это часть твоего наследия. Но для меня это было еще и дополнительным давлением.

Я счастлив тем, кто я есть сегодня – муж и отец, игрок и партнер по команде. Я больше не чувствую того давления, которое оказывает на меня звание новичка года. Но сейчас я нахожусь в таком положении, когда могу признать, что было время, когда это меня действительно задевало. Было нелегко перейти от людей, проявлявших столько любви в колледже, к тем, кто говорил про новичка года в НБА, про Майкла Картера-Уильямса, который может стать следующим этим защитником, или тем защитником... Чувак, а Майкл Картер-Уильямс особенный.... «Что случилось с Майклом Картером-Уильямсом?» «Почему его карьера пошла по такому пути?» Люди насмехались надо мной и пытались меня высмеять, начиная от аналитиков ESPN и заканчивая болельщиками. Долгое время на мое имя выливалась целая куча негатива, и я все это слышал. Хуже того, я все это впитывал. Прошло пять лет, и я уже не был тем невинным молодым парнем с драфта. Я был встревожен и подавлен до такой степени, что к моменту моего отъезда из Хьюстона в 2019 году я достиг самой низкой точки в своей жизни. Я делал такие вещи, что больше не мог смотреть на себя в зеркало, потому что не узнавал человека перед собой. Я потерял всё. Свою невесту, детей, работу... всё.

Когда в 2015 году Филадельфия обменяла меня в Милуоки, я воспринял это очень тяжело. Это был настоящий шок. Я участвовал в разговорах на высоком уровне о будущем команды, и никогда не упоминалось, что меня могут обменять в Милуоки. Я думал, что набираюсь опыта для развития, и, как только у нас появятся более лучшие игроки, я стану частью этой команды. Кроме того, у меня были сильные боли, и я боролся с ними весь год, прежде чем наконец мне сделали операцию на плече. После этого мне не терпелось вернуться, в том числе из-за полученной награды. Но я не уделял этому времени так, как следовало бы, и вернулся не в лучшей форме, что создало проблемы для других частей моего тела. При этом в голове у меня было ощущение, что я выиграл самую большую награду, которую только может получить новичок, что я был частью плана. Но они просто перестали в меня верить. И очевидно, что это бизнес. Так что я начал новую главу в Милуоки.

Поначалу все шло хорошо. Мы были совершенно новой командой, и у нас не было никаких проблем. Мы попали в плей-офф, и, хотя проиграли в первом раунде, можно было почувствовать потенциал, который позволил бы нам развить этот опыт и сделать еще больший рывок в следующем сезоне. Но по какой-то причине этого не произошло. На следующий год все изменилось.

Я хотел выходить на площадку и точно бросать. Я хотел показывать самую лучшую игру в защите в своей жизни. Но часто я просто не мог. У меня были игры, в которых я выходил на площадку и хорошо защищался, но потом в нападении я не мог точно бросить. Или у меня были игры, в которых я не мог забить простейший лей-ап. И у меня был тренер, который, как я чувствовал, смотрел на меня и хотел, чтобы я был им. Скажу честно, мы с Джейсоном Киддом в то время не очень-то ладили. Я не был тем игроком, которым был он, но он пытался подтолкнуть меня к этому. Послушайте, я не пытаюсь никого обвинять. Я не верю, что нужно на кого-то указывать пальцем. Я понимаю, что есть тренеры, которые именно такие и пытаются использовать негативную энергию, чтобы мотивировать тебя. Но некоторых людей это не мотивирует. Что касается меня, то это полностью лишило меня уверенности в себе.

Все началось с малого – с тихого голоса в моей голове, который говорил мне, что я должен быть идеальным все время. Я уверен, что многие из тех, кто читает эту статью, могут понять это. Мне казалось, что, выходя на площадку, я не могу допустить ошибок. Но этот перфекционизм начал ломать меня. Как только у меня появилось такое мышление, я был обречен. Я постоянно сомневался в себе. Я перестал верить в то, что могу сделать на площадке. Наступал день игры, верно? Я просыпался и думал только об игре, надеялся, что сыграю хорошо, и прокручивал это в голове снова и снова, от начала до конца. О.К., начало игры. Ага. Возьми мяч. О.К. Бросай, Майкл. БРОСАЙ. О.К., руки вверх, защита, защита, защита. Ага. В моей голове целыми днями звучал раздражающий внутренний монолог, как муха, жужжащая в ухе. Иногда я не мог есть. В худшие дни мне казалось, что я паникую. Может быть это чересчур, но я мочился по 15 раз на дню, просто нервничая из-за игры. Как только я выходил на площадку, после первой минуты или около того, я был в порядке. Но когда я садился на скамейку, мой разум снова погружался в то нервное состояние. Как будто внезапно что-то овладевало мной, а я не знал, что именно.

В моей семье распространена депрессия. Когда мне был год, моя бабушка покончила с собой. Это очень грустная, безумная история. Она должна была присматривать за мной, но в итоге меня не отвезли к ней домой. И в ту ночь она умерла от передозировки. Я был слишком мал, и долгое время ничего не знал об этом. Но в каком-то смысле это было похоже на тучу, которая нависла над моей семьей. Это был травматический опыт, особенно для моих родителей. Но, когда я рос, то не обращал внимания ни на что подобное. Я не мог обратить внимание на эти вещи, потому что не знал, что это такое. Я не знал, что такое депрессия. Не знал, что такое тревога. Я всегда был настолько сосредоточен на баскетболе, что другие вещи просто проплывали мимо.

Я родом из маленького городка Гамильтон, расположенного недалеко от Бостона. Представьте себе много леса и людей на лошадях. На самом деле это богатый город. Но история моей семьи не совсем такова. Хотите верьте, хотите нет, но мой дед выиграл землю, на которой построил наш дом, в покер в 50-х годах. Эта земля находилась в пригородном районе, и именно там выросла моя мама. Мой биологический отец жил в центре города, в Кембридже. В Бостоне, конечно, есть хорошие районы, но если спуститься в Дорчестер, Роксбери, там становится неспокойно. Каждые выходные я ездил к другой бабушке и общался с кузенами, живущими в Кембридже, мы бегали по улицам и играли в баскетбол. Так что я все время был в городе, но жил в пригороде. Дом у нас был хороший – вроде, с четырьмя или пятью спальнями. Просто у нас в нем не было ни хрена. Хахах. И никаких денег. Я вырос на хот-догах, «МакЧикенах» и пицце «Эллио».

Мой отчим был школьным тренером по баскетболу и учителем, а мама – школьным тренером по баскетболу. Так что у нас было не так много денег, чтобы жить в таком месте. Все мои мысли всегда были о том, как я буду поступать в колледж. У моей семьи не было достаточно денег, чтобы отправить меня туда, поэтому отчим говорил, что нужно либо получать стипендию, либо идти в армию. Я очень не хотел идти в армию. Так что решил, что я должен получить баскетбольную стипендию.

Мой отчим – единственный, кто научил меня тонкостям игры в баскетбол. Он всегда говорил мне, что нужно оставаться верным игре, на 100%. Когда я говорю, что мои родители были увлечены баскетболом, я имею в виду, что они были увлечены им. Я помню, как они с мамой взяли меня на тренировку девушек из Uconn (прим. команда Huskies, университет Коннектикута). Я видел, как Дайана Таурази бросала мяч в течение часа перед тренировкой, и это до сих пор самая впечатляющая тренировка, которую я когда-либо видел в своей жизни. То количество бросков, которое она сделала.... Это было просто невероятно. А еще мой отчим брал меня на Летнюю лигу НБА. Я видел Кеньона Мартина, когда был совсем маленьким, и видел, как Майкл Бизли тоже играл в Летней лиге. В те дни эти парни были словно гиганты для ребенка из бостонской глубинки.

Я съехал от родителей, когда мне было около 15 лет, чтобы отправиться в школу-интернат в другом штате. Не думаю, что я был готов к этому на 100 %, но очень сильно я хотел получить эту возможность. Если я хотел пробиться на следующий уровень, то это был шаг, который я должен был сделать.

Вот так в двух словах можно описать тяжесть драфта. Быть вдали от семьи, пока ты еще ребенок, только ради возможности получить стипендию в колледже. Попасть в колледж и пройти путь от игрока McDonald’s All-American, Jordan Classic до сидящего на скамейке запасных на глазах у всех своих друзей и семьи и почувствовать первое настоящее испытание. Вся работа всей твоей жизни, все эти тяжелые дни, когда ты не ходил на вечеринки, жертвовал нормальной жизнью ради поездок в AAU (прим. Amateur Athletic Union, любительский спортивный союз), вся тяжелая работа в спортзале окупается в этот момент. И ты должен держаться за это и лелеять это, потому что через секунду все это НБА может закончиться вот так.

Некоторые из моих травм были случайными. Я получил травму бедра из-за того, что угодил ногой в экран, находящийся рядом с площадкой. То же самое произошло с плечом. Его ударили, и оно выскочило из сустава и вернулось обратно, и потом это продолжалось снова и снова. Мне не повезло. Травма бедра случилась в Милуоки. Мне пришлось сделать операцию, и на этом мой сезон закончился. Той же осенью меня обменяли в Чикаго, где у меня начался хронический тендинит в коленях. Затем я подписал контракт с Шарлотт, где некоторое время все было отлично. Я познакомился с тренером Клиффордом (прим. Стив Клиффорд, текущий тренер Шарлотт Хорнетс), у которого была другая, более позитивная философия баскетбола. Я хорошо играл, пока мне не сделали еще одну операцию на плече, и в итоге я не смог вернуться.

Летом 2018 года меня взял Хьюстон – моя пятая команда за пять лет. Вскоре я увидел, что команда от меня отдаляется. Меня перевели в статус DNP (прим. Did Not Play, вне заявки на игру), и это стало последней каплей. Я больше не видел света в конце тоннеля.

Я просто хотел утопить свою боль и забыться, забыть обо всем, о чем я думал. Я начал ходить по клубам. Я больше не верил в себя. И у меня были демоны в голове, с которыми я боролся... Я делал то, чего не должен был делать вне баскетбольной площадки. Из-за этого я чувствовал себя дерьмом. Я был расстроен своими травмами и постоянно думал о том, почему я не выступаю на том уровне, на котором, как мне казалось, я должен выступать, и на котором, по мнению всех, я должен выступать. Я слышал людей, критикующих меня за то, что делал вне площадки, и обнаружил, что пытаюсь соответствовать ожиданиям, которые никогда не ставил перед собой. Я был потерян. К этому моменту я даже не пытался соответствовать званию новичка года. Я просто не хотел, чтобы на меня смотрели как на дерьмового баскетболиста.

И в самый худший момент я был пойман за каким-то дурацким поступком. Этому нет оправдания. Из уважения и любви к своей семье я не буду слишком углубляться в эту тему, но скажу следующее: я предал своего лучшего друга. Видеть, какую боль я причинил своей семье, было очень больно. Все, что произошло дальше, я заслужил. Моя тогдашняя невеста Тиа уехала из Хьюстона вместе с нашей шестимесячной дочерью. И вот, словно по воле кармической судьбы, на следующей неделе меня обменяли и отправили на вейвер.

Казалось, что вся моя жизнь рушится на моих глазах. После этого я около двух месяцев не играл в баскетбольной команде. Я переехал в Калифорнию. Я останавливался на съемных квартирах Airbnb и в отелях, чтобы быть ближе к дочери. Но то, что я не жил с ними, меня раздавило. Я впал в глубокую депрессию. Когда Тиа уехала, я, кажется, даже не вставал со своей кровати около пяти дней. Честно говоря, мне даже трудно вспомнить это время. Это было настолько мрачное время для меня, что я почти отключился от всего. Мне было просто наплевать на все на свете. Понимаете, о чем я? Когда я выходил на прогулку, мне казалось, что я иду бесцельно, что все и вся проходят мимо меня. Потом у меня начались приступы тревоги.

Однажды я ехал к Тиа домой, и вдруг у меня началась гипервентиляция. Я не понимал, что происходит. Мне казалось, что на груди у меня 45-килограммовый груз, а стены смыкаются вокруг меня. Я остановился и попытался отдышаться, а затем вернулся на дорогу. Когда я вошел в дом, все мое тело покалывало. Я был в холодном поту. Я рассказал Тие о случившемся, и она сказала: «Думаю, у тебя просто приступ тревоги». Я впервые об этом слышал, и это меня напугало. Я был очень взволнован. Мне казалось, что я не контролирую свое тело. Это повторилось еще несколько раз, пока я не научился распознавать, когда это происходит, и не освоил методы их снижения. Если у вас есть тревожность, вы понимаете.

Жизнь в съемных квартирах, без работы, только тренировки и попытки быть хорошим родителем привели меня не просто к смирению. Это заставило меня задуматься о главном в жизни. У меня больше не было отвлекающих факторов. Мне наконец-то пришлось снять шоры и посмотреть себе в лицо. Каждый день я возвращался в этот дом, который даже не был моим, в нем почти не было моих вещей, и сидел там, в своем дерьме. Я просто сидел и думал. У меня не было другого выбора. И в этой тишине меня посетило откровение. Как будто на самом дне я почувствовал ясность. Я понял, что у меня так много проблем, что я не знал, с чего начать. Мне нужно было наладить свою карьеру и ситуацию в семье. Но больше всего мне нужно было понять, кем я хочу быть как личность. Я знал, что мне нужно стать лучше, но не знал, с чего начать. А потом, через пару месяцев после того, как Хьюстон обменял меня, позвонили из Орландо.

Когда я приехал в Орландо, я снова оказался у тренера Клиффа, того же самого, что и в Шарлотт. Так что он знал меня и то, каким игроком я был. Он был одним из тех людей, которые оценили мою игру в НБА. У нас с ним были очень хорошие отношения. Мне дали 10 дней и я хорошо сыграл. Затем я получил еще 10 дней и снова сыграл хорошо. Затем меня подписали до конца года. Я начал строить отношения с командой, владельцами и генеральным менеджером. И я по-прежнему близок с ними по сей день. Это безумие, что благодаря одной возможности я наконец-то освободился от петли негатива, которая тянула меня под воду.

Как только я получил испытательные 10 дней, я начал терапию у командного психолога. Это было то, что, как я знал, доступно любому из нас. Они не отслеживают, кто посещает терапевта, или что-то в этом роде. Я встретился с психологом команды и спросил его, есть ли у нас с ним время, когда мы могли бы поговорить. А потом он соединил меня с кем-то за пределами команды. Думаю, поначалу они были шокированы, услышав, с чем я сталкиваюсь, ведь по мне этого не скажешь. Каждый день я приходил в тренировочный зал и был бодрым и счастливым, стараясь зарядить команду позитивом, потому что отчасти именно так я видел свою роль. Я не только игрок-ветеран на площадке, но и парень, который может прийти и поднять настроение, убедиться, что парни играют усердно. Я чувствовал, что это моя обязанность, и старался делать это в меру своих возможностей. А потом я приходил к командному психологу и говорил: «Эй, я прохожу через все эти вещи». Мы говорили об этом, и я на собственном опыте понял, как можно быть одним человеком на площадке и в то же время проходить через ад, когда тебя никто не видит.

Когда я оглядываюсь назад, мое психическое здоровье напоминает пазл, который мне пришлось собрать, чтобы начать жить лучше. Когда я начал проходить терапию в Орландо, все стало выглядеть более радужно. В один прекрасный день, не могу сказать точно, когда это произошло, я просто понял, что меня устраивает моя ситуация. Я смирился с тем, кто я есть. И я смирился с тем, что, возможно, никогда не вернусь к Тиа. Я установил распорядок дня, чтобы справляться со своими обязанностями отца, и мне было хорошо, даже несмотря на то, что я не жил с ними. Я просто полностью отбросил перфекционизм – идеальную семью, идеальную карьеру. Я перестал сопротивляться течению и позволил ему нести меня. Всё никогда не будет идеальным, и это нормально.

Забавно, что как только я отпустил это, дела пошли на лад. У меня стали лучше получаться игры в Орландо. У нас с Тией все наладилось. Мы снова вместе. У нас родился еще один ребенок. Мы поженились. До того, как я сломал лодыжку, я действительно выступал очень, очень хорошо, и у меня все было в порядке с ментальным здоровьем. И даже несмотря на то, что в прошлом году я ушел из команды, я по-прежнему спокоен. Я больше не играю в игру «что-если». Я спокоен за свою карьеру. У меня так много достижений, и я прожил жизнь больше, чем мог мечтать. Я познакомился с удивительными людьми и могу приносить пользу, что вызывает у меня гордость. Я благодарен за все. Я ни о чем не жалею. Действительно не жалею.

Было время, когда я думал, что со мной покончено, что мои лучшие дни остались позади. Я думал: черт, после НБА история Майкла-Картера Уильямса будет закончена. И все вышло не так, как я хотел. Но мое видение стало более ясным. Я начал видеть картину в целом. Мое время в качестве баскетболиста было таким удивительным. Но это никогда не было полной историей. Когда ты прошел через то, что прошел я, ты начинаешь ценить все детали картины. Я смотрю на своих детей, на свою жену Тию и понимаю, что все это время было главной историей. А мой счастливый конец? Мне пришлось за него бороться. Сейчас, впервые в жизни, я действительно чувствую, что лучшее еще впереди. Что может быть лучше такого завершения истории?

Оригинал: https://www.theplayerstribune.com/posts/michael-carter-williams-nba-basketball

Фото: East News/AP Photo/Sue Ogrocki, John Raoux, Matt Slocum, Brian Kersey; Gettyimages/Christian Petersen, Bob Levey, Elsa, Tom Pennington; instagram.com/mcarterwilliams

logoМайкл Картер-Уильямс
logoШарлотт
logoОрландо
logoЧикаго
logoХьюстон
logoМилуоки
logoФиладельфия
logoНБА