Тимоти Белла «Баркли. Биография» Глава 17
Эпилог/Благодарности/Фотографии
***
Ветер был холодный -10, снег покрывал Милуоки перед Рождеством, а «Сиксерс» имели процент побед меньше 50%, но Jägermeister для Чарльза и Ларри Крышстковяка лился всю ночь напролет. Вместе с защитником «Милуоки» Фрэнком Бриковски они отдыхали после очередной напряженной игры, поражения от «Бакс».
Следующей остановкой Чарльза был Rosie's Water Works, давний водопой на Водной улице в центре Милуоки. Город, который раньше ненавидел его, теперь жаждал быть рядом с ним.
«В этом ирония драки, в которую он ввязался в Милуоки, — вспоминал Крыштковяк. — Ты должен был сказать какую-нибудь глупость, чтобы Чарльз захотел сделать тебе больно».
Сидя за барной стойкой, Джеймс Маккарти был подавлен после того, как увидел, что девушка, которая ему нравилась, общается с Чарльзом. Двадцатипятилетний ветеран армии и студент Университета Висконсин-Милуоки, МакКарти был хорошим парнем, который вообще не хотел драться, но все же мог ударить кого-нибудь так сильно, что тот отлетал назад со своих ног, сказал Боб Тредник, друг, который познакомился с ним благодаря их работе телохранителем и тяжелой атлетике. Тредник не знал, что сказать МакКарти, который, по его словам, все больше расстраивался, видя, как Чарльз и женщина покидают Rosie’s до 2:30 ночи. Пара направлялась в дом Крыштковяка, чтобы продолжить вечеринку. Тредник имел представление о том, кем был Чарльз, но полагал, что МакКарти знает о нем только как о каком-то профессиональном баскетболисте. Ближе к закрытию Тредник, культурист, пьющий колу, задумался о том, что он может съесть перед тем, как проснуться на утреннюю тренировку. МакКарти допил свое пиво, и у него появились другие, более насущные идеи: Давай-ка выйдем на улицу и поиздеваемся над ним. Но я не хочу с ним драться.
Когда Чарльз и Ли Энн Вутэн уходили, МакКарти, который, похоже, был в состоянии алкогольного опьянения после посещения четырех баров в тот вечер, начал кричать на них, находясь от них примерно в квартале, громко обращаясь к женщине на предмет того, собирается ли она заниматься сексом с Баркли. (Рассказывая эту историю в 2020 году, Чарльз сказал, что женщина, с которой он был, была женой Бриковски). Впоследствии Вутен дала показания в суде, что в их адрес звучали расовые и сексуальные оскорбления. Хотя Тредник не был полностью уверен по поводу того, что сказал его друг, он вспомнил, что МакКарти пошутил по поводу разницы в росте между женщиной и баскетболистом. Чарльз сказал, что он помнит, что слышал, как за ними бежали, в том числе кто-то сказал: «К хренам Чарльза Баркли». Затем Чарльз вспомнил, как трое мужчин — МакКарти, Тредник и Тони Мертенс — сказали, что он им не нравится и они хотят надрать ему задницу. Чарльз забеспокоился, когда понял, что количественно он в меньшинстве.
«Чарльз, — сказал 180-сантиметровый Маккарти, — я слышал, что ты один из самых крутых парней в НБА».
В этот момент Чарльз подумал, что ему, скорее всего, надерут задницу. По словам Тредника, он с самого начала не хотел иметь ничего с Чарльзом и устно дал ему понять, что не будет с ним драться. Но что бы ни было понятно или непонятно Чарльзу, это была плохая ситуация, и у звезды «Сиксерс» было мало ответов и времени. Затем, в те утренние часы, он придумал неортодоксальное решение, которое он мог перенести с баскетбольной площадки: заставить их думать, что ты сумасшедший.
Чарльз разделся до трусов и носков в десятиградусную погоду и встал в позу для удара журавля из фильма «Парень-каратист». Он также нашел треугольный знак парковки, которым размахивал над головой и с его помощью наносил удары троице, сказал Тредник. Если его собираются избить, думал он, то это произойдет, когда он будет изображать своего внутреннего Ральфа Макио [прим.пер.: Американский актёр итальянского происхождения, получивший особую известность ролями Дениэла Ла Руссо в трилогии «Парень-каратист»].
«Я подумал: "Он что, собирается начать делать свои карате штуки прямо сейчас? Что это за карате?" — сказал Тредник. — Он был готов надрать мне задницу своим карате"».
Маккарти, все еще держа кулаки в боевой позиции, спровоцировал Чарльза каким-то жестом. Мгновением позже Чарльз нанес прямой удар левой в нос Маккарти, идеальный удар, от которого сразу же пошла кровь. Хотя Тредник был удивлен, что его друг не сопротивлялся, он подумал про себя, что Чарльз нанес красивый удар.
«Он упал и сказал: "Ты, мать твою, ударил меня!" — вспоминает Чарльз. — А я ответил: "Ты чертовски прав, и у меня есть еще много чего для тебя"».
В больнице Святой Марии медсестры и врачи убеждали студента колледжа со сломанным носом и рваными ранами на лице выдвинуть обвинения. Через несколько часов после того, как его высадили в отеле в центре города, Чарльз услышал стук в дверь от тренера. Полиция получила сообщение о ссоре возле бара. Он был арестован в своем номере отеля за нанесение побоев и провел около четырех часов в тюрьме округа Милуоки, после чего вскоре после 10:00 утра того же дня внес залог в размере $500. Обвинение в нанесении побоев карается максимум девятью месяцами тюремного заключения, максимальным штрафом в размере $10 тыс. или сочетанием обоих наказаний.
Боб Форд ехал в аэропорт, пока его таксист не упомянул ему, что «полиция приехала и забрала большого парня прошлой ночью». По мере развития истории о драке в баре Милуоки, Чарльз, бывший отшельник, не боялся продолжать выходить на улицу. Все, что ему было нужно, это чтобы его кто-то подвез его обратно. «Ты можешь меня подвезти? — спросил он у Форда. — В последнее время я не очень хорошо прогуливаюсь». Крыштковяку было интересно, почему его друг не зашел к нему домой. Он включил телевизор, чтобы посмотреть футбол в воскресенье, когда увидел, что фотография Чарльза занимает весь большой экран. Еще один вечер с Jägermeister, подумал он.
«Этот парень, очевидно, сделал замечание о том, что женщина узнает, каково это — заполучить большой черный член, - сказал Крыштковяк. — Когда Чарльз вышел из себя и надрал этому парню его зад, он сказал: "Вот каково это — заполучить большой черный член". Это предмет фольклора».
* * *
Запрос Аллену Лампкину был сделан быстро: Я хочу носить №32 в честь Ирвина. Жест сменить номер на сезон был сделан вскоре после того, как Мэджик Джонсон объявил, что он ВИЧ-инфицирован. Ошарашенный этой новостью, Чарльз быстро связался с Лампкином, менеджером по экипировке, чтобы узнать, что можно сделать. Номер, который носил Билли Каннингем, был убран из обращения, но его бывший тренер уже дал Чарльзу свое благословение носить его в течение года.
«Как только Мэджик объявил, что он ВИЧ-инфицирован, Чарльз решительно потребовал сменить номер, — заметил Лампкин. — Чарльз хотел, чтобы это было сделано, и это нужно было сделать».
Ожесточенное соперничество между «Сиксерс» и «Селтикс» утихло на одну ночь, когда Чарльз впервые надел этот номер — странное эмоциональное зрелище в «Бостон Гарден». Объявление Мэджика было настолько болезненным для Ларри Бёрда, величайшего соперника Джонсона и одного из его самых близких друзей, что он почти не говорил об этом. В ту ночь он шептал Чарльзу слова благодарности за то, что тот делает.
Но попытка Чарльза почтить память своего друга вызвала еще одну огненную бурю. Когда перед началом сезона игроков спросили, не беспокоит ли их контакт с ВИЧ-инфицированным Мэджиком, Чарльз напомнил, что они просто играют в баскетбол. «Мы же не собираемся выходить на площадку, чтобы заниматься незащищенным сексом с Мэджиком», — сказал он. Критики и представители СМИ осенью 1991 года задавались вопросом, была ли ношение №32 такой уж хорошей идеей.
Вопросы о его дани уважения, которую, по его словам, должна была помочь повысить осведомленность о СПИДе, вывели Чарльза из себя, и он задался вопросом, почему его должно волновать мнение несведущих людей.
«Вы действительно думаете, что мне ЕСТЬ ДЕЛО до того, что говорят люди по радио? — раздраженно ответил Чарльз во время тренировки. — Мне абсолютно наплевать на то, что они говорят на шоу со звонками. Дело не в болельщиках, а в друге. Мне реально по хрену». Он сделал паузу, чтобы исправить свои грубости. «Мне реально пох, что они думают.
«Люди глупы, — продолжил он. — То, что они раздули из мухи слона, просто смешно. Речь идет обо мне и Ирвине, ни о чем другом. У меня нет времени играть с людьми в интеллектуальными игры. У меня нет времени беспокоиться о том, что меня будут критиковать. Если людям это нравится, это хорошо. Если нет, то к хренам их».
Все, чего хотел Чарльз — это играть в баскетбол, но разрушающаяся связь между городом и его двадцативосьмилетней звездой делала это невозможным. После семи лет жизни в Филадельфии, отношений любви-ненависти со СМИ и двойных стандартов в отношении его межрасового брака Чарльз устал от расизма в городе в больших и малых формах. Хотя динамика Филадельфии не является чем-то уникальным, расистская политика, проводившаяся его дома в начале 90-х годов, расстраивала его.
Примерно в это время Чарльз общался с преподобным Джесси Джексоном, борцом за гражданские права и бывшим политиком. Джексон аплодировал Чарльзу всякий раз, когда тот высказывался по вопросам расы или неравенства.
«Некоторые спортсмены проявляли мужество на площадке, но за пределами игрового поля оно угасало. Чарльз не поник, — сказал Джексон. — Он был светом за пределами игрового поля».
Команда позвонила Рику Махорну, приятелю Чарльза по бегу, который работал с ним в молодежном лагере в Поконосе, чтобы сообщить ему, что он не будет переподписан. Позже, за ужином, Кац сообщил Чарльзу, что команда подписала Чарльза Шеклфорда, часто порицаемого центрового, который поднял свою стоимость после того, как стал лидером итальянской лиги по подборам. «Я сказал: "Чувак, если я хочу итальянского, я съем пасту или что-нибудь еще. Мне не нужны баскетболисты"», — вспоминает Чарльз. В последующие годы он подколол решение Каца. «Я хотел Шака, а они дали мне Чарльза Шеклфорда», — пошутил он.
К сезону 1991/92 гг. команда окончательно доконала себя тем, что годами обменивала игроков первого раунда на минимальную прибыль. По словам Чарльза, Кац отправил его на войну против «Буллз» Джордана с духовым ружьем.
«Тебе нравилось, когда восходила твоя звезда и одновременно восходила команда. Наблюдать за тем, как команда падает, когда он поднимается, было тяжело, — сказал Джулиус Ирвинг. — Они были конкурентоспособны и могли попасть в плей-офф, но они не были настроены на борьбу».
Чарльз, который в 2:30 ночи по SportsCenter пустил слух о том, что его обменивают в «Портленд», похоже, вывел из себя некоторых из своих товарищей по команде, а именно Джейсона Уильямса. Около двух часов ночи в баре чикагского отеля «Хаятт Ридженси» после поражения от «Буллз» Уильямс, присоединившись к Чарльзу и еще нескольким товарищам по команде, чтобы выпить после игры, в итоге ударил пивной кружкой по голове тридцатичетырехлетнего мужчину, посчитав, что тот тянется за ножом. В результате инцидента Чарльза, который никак в нем не участвовал, затравили за то, что просто находился поблизости. «Я встретил там актера Джона Кьюсака, — сказал он. — Да, я был в баре с некоторыми из моих товарищей по команде, но я возмущен тем, что люди говорят, что я разговаривал с женщинами».
Подобное внимание со стороны СМИ вскоре стало неизбежным.
* * *
Чарльз заявил, что его бабушка, Джонни Мэй, может набрать больше очков за игру, чем Бол, запасной центровой команды ростом 231 см.
Мнения Чарльза были острыми и многочисленными. Гиллиам, которого называли «Мистер Мачо», обладал слишком слабой и нестабильной игрой на подборе. Хокинс был бы вне закона в двадцати пяти штатах, если бы у него было хоть что-то похожее на инстинкт убийцы. Шеклфорд был выкинут из скромных «Нетс», так какой от него толк здесь? А Кац, ну, он знал меньше, чем средний баскетбольный болельщик, и должен был доверять своим баскетбольным людям. «У меня в запасе еще три хороших сезона, так что смекайте», — написал Чарльз.
Но когда в конце 1991 года в преддверии выхода его автобиографии эти мнения просочились, Чарльз протестовал, что он не говорил того, что говорил. На самом деле, он утверждал, что его неправильно процитировали в его автобиографии.
Когда он услышал как защищается его товарищ по команде, Хокинс отреагировал так, как отреагировал бы любой человек: «Я не знаю, как тебя могут неправильно цитировать в твоей же собственной автобиографии».
Книга вышла далеко за рамки материала для доски объявлений. Самореализация сына Чарси, застенчивого, бедного мальчика с Юга Джима Кроу, который вырос в громкоголосого мультимиллионера, была провокационной, поскольку для многих это была суровая правда. В книге «Возмутительный!» он говорил читателям, что если бы ему не платили $3 млн. в год за то, что он так же хорошо прыгает и бросает мяч в баскетбольный мяч, то большинство людей при первом же взгляде на него побежали бы в другую сторону. Для его соавтора Роя С. Джонсона это чувство, что это был человек, который был основан на своей собственной Черноте.
Старший редактор Sports Illustrated, Джонсон к тому времени, когда он связался с Чарльзом, был автором биографии звезды «Лейкерс» «Прикосновение Мэджика», которая имела критический и финансовый успех в 1989 году. То, как Чарльз строил отношения с чернокожими журналистами, поразило Джонсона. В то время, когда в НБА было всего несколько чернокожих писателей — Майкл Уилбон, Дэвид Олдридж, Дэвид Дюпри, Роско Нэнс, Джонсон и другие, — звезда поставила перед собой цель познакомиться с цветными репортерами, которых в раздевалках было очень мало. Джемель Хилл увидела, как спустя годы поддержание доступа к Чарльзу помогло ей сохранить свою профессиональную ценность. «Он понимал, что для таких, как он, планка гораздо выше, и сохранение подобного доступа было задумано специально, — сказала она. — Чарльз знал, как важно для нас добиться успеха».
Такой уровень поддержки и осведомленности восхищал Джонсона, особенно когда после игры он неизбежно оказывался в тех же ресторанах и барах, что и Чарльз. Когда ему удалось поговорить с ним, Джонсон был поражен количеством вопросов, которые Чарльз задавал по темам, в которых он мало разбирался. Его любопытство ко всему, что не касается баскетбола, делало общение с ним легким.
«У Чарльза всегда была сильная совесть, — вспоминает Джонсон. — Когда что-то менялось в мире и в культуре, он спрашивал меня об этом. Нам было легко найти общий язык, помимо разговоров о красивых женщинах, которых мы видели в клубе».
Летом Джонсон на несколько часов садился на поезд из Нью-Йорка и нажимал на кнопку записи, в то время как двадцатилетний Чарльз обсуждал все, что только можно: его отца, взросление в бедности, расизм, Сонни Смита и Боба Найта, Мозеса и Дока, драку с Биллом Лэймбиром, эпидемию кокаина. Не говоря уже о выжигающем дотла нападении на «Сиксерс».
«Чарльз выступал против того, что он считал посредственностью, — сказал Джонсон. — Чарльз был расстроен, и единственное, что выходило из Чарльза — это нефильтрованное и честное. Это задело некоторых людей, и ему было не по себе, но он говорил правду».
Проблема возникла, когда, к большому удивлению Джонсона, газета Inquirer нарушила эмбарго на публикацию материалов из книги и поместила критику Чарльза в адрес Каца и его товарищей по команде на первой странице. Никто — ни Джонсон, ни Чарльз, ни издатель Simon & Schuster — не знал, что реплики будут опубликованы задолго до того момента, когда эмбарго будет снято. По словам Джонсона, история с его критикой «Возмутительного!» застала Чарльза врасплох, поскольку он не знал, откуда она взялась. Напряженная ситуация заставила Чарльза упрекнуть своего соавтора в средствах массовой информации, а также поручить Гленну Гатри выяснить, что можно сделать, чтобы полностью уничтожить тираж. Его мнение изменилось, когда он узнал, что было напечатано не менее шестидесяти тысяч экземпляров книги, что заставило его изменить курс и предложить книге поддержку.
Чарльз извинился перед своими товарищами по команде, но Кац тогда остался обиженным. «Сколько раз ты можешь ударить человека по голове, прежде чем скажешь, что не примешь извинений? — спросил владелец. — Он не усвоил урок». (В 2019 году он сказал, что не помнит, чтобы выходила какая-либо книга о Чарльзе).
Критика Чарльзом собственной команды в автобиографии стала своего рода переломным моментом, объяснил Форд.
«Публика начала понемногу поворачиваться, а у Чарльза наступила усталость, поэтому книга стала разделительной линией, — вспоминает он. — Организация постоянно оценивала, будет ли реальная реакция, если они обменяют его. Потом они начали понимать, что её не будет».
* * *
Возможно, Чарльз стал на несколько килограмм тяжелее с тех пор, как Джонсон написал его автобиографию в начале 90-х годов, но в остальном он практически не изменился.
Чарси действительно была для него примером для подражания и создала тот уровень интенсивности и трудолюбия, к которому он стремился. Когда вы видите Чарльза, бегущего по полу из одного конца в другой, шар для боулинга ростом 193 см, это результат тех проектов и того, как тяжело работала его мать. Ради него она собиралась ежедневно отдавать все силы.
Его воспитание не слишком отличалось от воспитания любого мальчика, испытывающего чувство отверженности со стороны отца. Его мать и бабушка несколько смягчили ситуацию. Я думаю, что даже его агент, Гленн, в какой-то степени был отцом, которого у него не было.
В начале своей карьеры Майкл был стандартом. Чарльз сделал все возможное в «Филадельфии», чтобы соответствовать этому стандарту. В этом не было никакой вражды, поскольку он полностью уважал Майкла и делал все возможное, чтобы подражать тому, что было у Майкла.
Очевидно, что с тех пор он вырос как человек, но я не думаю, что он сильно изменился. Теперь он пытается повлиять на мир с помощью активизма. Он, так сказать, пробудился. Но я не думаю, что он кардинально отличается от того человека, которым он был тогда.
* * *
Бросок почти с семи метров грузного тяжелого форварда отскочил от обода, и «Буллз» снова выиграли на «Спектруме».
После поражения Линам заметил, что дальний бросок Чарльза был «непродуманным», и в раздевалке до него дошли слухи. Когда репортеры окружили его шкафчик, Чарльз ответил на критику СМИ по поводу его суждений и того, почему он сделал этот бросок. Для него это также было подходящее время, чтобы снять с себя ответственность за некоторые вещи.
«Я — ниггер 90-х, — провозгласил он. — [Philadelphia] Daily News, Inquirer буквально сидели на мне. Все, что я делаю, неправильно. Они хотят, чтобы их спортсмены были дядями Томами [прим.пер.: Дядя Том — заглавный персонаж романа Харриет Бичер-Стоу 1852 года «Хижина дяди Тома». Он был воспринят многими читателями как новаторский гуманистический образ раба, того, кто использует непротивление и отдает свою жизнь, чтобы защитить других, сбежавших из рабства]. Я говорил вам, белым парням, что вы никогда не слышали о ниггерах 90-х. Мы делаем то, что хотим». Он поприветствовал Амада Рашада, репортера с боковой линии НБА на NBC, который смеялся в хрупкой тишине комнаты белых журналистов. «Это всегда связано с расовой принадлежностью, — сказал Чарльз. — Расизм существует всегда. Теперь я буду более откровенен. Нанося вам ответный удар, ребята. Я буду делать то, что хочу. И у вас есть два варианта: вы можете поцеловать меня в зад или попытаться обменять меня».
Год, прошедший после инцидента с плевком, оставался периодом самоанализа. В городе, охваченном истерикой осуждения, журналист Ларри Платт пошел другим путем, отступив на шаг назад, чтобы посмотреть на более широкий феномен Чарльза и его способность участвовать в жизни окружающего мира. После того как его рассказ о Чарльзе был опубликован, редактор Платта сказал ему, что у него есть сообщение. Чарльз хотел поблагодарить Платта и пригласить его в воскресенье посмотреть футбол. Они вместе пили пиво и решали мировые проблемы, не выходя из кабинета Чарльза.
Чарльз спросил его, что он читает, в то время как Платт делал заметки о лучших пылесосах, по словам Чарльза. Звезда баскетбола неоднократно вызывал Платта на теннисный матч, пока его друг не уничтожил его. (Позже Чарльз рассуждал, что смог победить Платта благодаря двум словам: «Золотая, мать ее, медаль»).
«На него оказало сильное влияние мужество Али и его готовность говорить правду, — сказал Платт. — СМИ сыграли на том, что Баркли либо просто сумасшедший, либо пытается вынудить его обменять. Это было больше похоже на то, как молодой спортсмен выражает свое общественное сознание. Я думаю, что это было гораздо более искренне, чем манипуляция».
Резкое заявление Чарльза о том, кем он является и что он представляет, в комнате, заполненной в основном белыми репортерами, произошло на фоне годичной реакции после того, как водитель из Лос-Анджелеса Родни Кинг был жестоко избит четырьмя полицейскими. Их оправдательные приговоры по обвинению в нападении с применением смертельного оружия привели к беспорядкам в Лос-Анджелесе, в результате которых погибло пятьдесят пять человек, были произведены тысячи арестов и нанесен материальный ущерб на сумму $1 млрд. в один из самых расово нестабильных моментов в истории Америки.
В начале десятилетия хип-хоп культура переживала ренессанс благодаря таким группам, как N.W.A, Public Enemy и A Tribe Called Quest, и разговоры, которые раньше были частными, теперь становились все более публичными, говорит доктор Тодд Бойд, заведующий кафедрой изучения расы и поп-культуры в Университете Южной Калифорнии. «Точка зрения Чарльза, была, по сути, следующая: "Я сам себе хозяин и делаю то, что хочу", что является заявлением о независимости, — сказал Бойд. — Язык, который он использовал, был языком, популярным среди молодых чернокожих мужчин того времени. Чарльз говорил те вещи, которые стали чаще слышать в музыке».
Разделив в 1992 году обложку журнала The Source со Спайком Ли под заголовком статьи «Ниггеры девяностых», Чарльз не считал свои слова спорными. По словам Чарльза, общество никогда не изменится полностью и не будет прогибаться под таких чернокожих людей, как они, но оно меняется.
«Я думаю, что чернокожие делают успехи, но они никогда не будут равными, — сказал он режиссеру. — Мы никогда не будем на одной волне».
* * *
Чарльз поделился с Говардом Стерном, что недавно он делил джакузи с Дональдом Трампом и несколькими женщинами. Он был польщен тем, что шок-жокей похвалил его как «Адониса» с «большими плечами, сильными мышцами, упругой задницей».
«Это от усердной работы, Говард, — ответил он. — Однажды и ты получишь работу, и тебе придется много работать».
Как и во многих других интервью Стерна 90-х годов, разговор неизбежно зашел о сексуальной жизни Чарльза. В данном случае это была Морин, «горячая белая блондинка», известная как его жена. Стерну было любопытно: Какой у нее рост? Сколько она весит? Твоя жена носит мини-юбки? Когда Чарльз не знал, какой у Морин размер груди — C или D, он ответил, что узнает ответ, когда сам проверит это в их постели.
Обнаженный в постели в пятницу утром, Чарльз передал телефон Морин, чтобы она провела интимный разговор с самопровозглашенным «королем всех СМИ». Чарльз — животное в постели? «Как муравей или муха, что-то маленькое», — пошутила она. Ваши родители осуждают вас за то, что вы вышли замуж за чернокожего парня? «Им все равно. Он зарабатывает $3 млн. в год», — сказала она.
По поводу того, что Чарльз не заставил ее подписать брачный контракт, Морин пошутила со Стерном о том, что если они расстанутся в финансовом плане она будет чувствовать себя прекрасно. «Если я его брошу, — смеется она, — он говорит, что выложит все по полной».
Дискуссия отразила волнения, с которыми столкнулась пара. В начале апреля 1992 года, через неделю после выступления на шоу Стерна, появились сообщения о том, что пара рассталась. Стю Быкофски из Philadelphia Daily News сообщил, что слухи о расставании ходили уже пару месяцев, а Чарльз поселился в отеле «Адамс Марк» на Сити-авеню.
Все личные неприятности вылились в удручающий сезон 35-47. Чарльз, у которого был контракт до 1995 года, уже поклялся пропустить тренировочный лагерь, если не будет никаких изменений в составе. Но Хокинс знал, что Чарльз, скорее всего, сыграл свою последнюю игру в составе «Сиксерс».
«Дошло до того, что Чарльзу нужно было сменить обстановку, — сказал Хокинс. — Это было прискорбно, но мы просто не были достаточно хороши».
В течение трех лет одним из главных вопросов, окружавших Чарльза, был вопрос о том, в какую команду его можно будет обменять. В свое время на обложке журнала Sporting News он был изображен в шести разных формах.
Предыдущим летом Чарльз уже пытался спланировать свой собственный переезд, отправившись в Портленд, чтобы встретиться с генеральным менеджером команды Джеффом Петри. Он увидел команду всех звезд под руководством Клайда Дрекслера с захватывающим темповым нападением, у которой были проблемы с позиционным нападением против элиты лиги. Чарльз подчеркнул, что он может изменить это в своем трехчасовом выступлении перед Петри. Мечта была недолгой, когда на следующий день ему сообщили, что его не будут обменивать. («Я сказал им, что они никогда не выиграют чемпионат»). В 2018 году он шутил, что «Трэйл Блэйзерс» должны ему чек на $1 197, чтобы возместить стоимость билета в оба конца из Филадельфии в Портленд. Через несколько дней Дамиан Лиллард вручил ему чек, спустя почти двадцать семь лет после обмена, который так и не произошел.
Но потом показалась перспективной сделка с «Лейкерс». По сообщениям, в результате обмена Джеймс Уорти, игрок калибра Зала славы на своем закате, и Элден Кэмпбелл, перспективный здоровяк, были бы отправлены в Филадельфию в обмен на Чарльза. Чтобы отпраздновать это событие, Чарльз начал пить около полудня. Затем, около 15:30, он получил еще один звонок от Гатри. Сделка с «Лос-Анджелесом» сорвалась, поскольку «Филадельфия» опасалась удара, который организация могла бы получить от обмена своего знакового игрока.
«Я пьян в стельку, а у нас в тот вечер была игра», — вспоминает он.
Линам, который к тому времени перешел с должности тренера на роль генерального директора, едва успел освоиться в офисе, как получил письмо от болельщика. В записке было около десяти строк, каждая из которых была похожа на следующую.
Уважаемый тренер Линам,
Никогда не обменивайте супера.
Никогда не обменивайте супера.
Никогда не обменивайте супера.
Никогда не обменивайте супера.
Никогда не обменивайте супера.
Никогда не обменивайте супера.
Никогда не обменивайте супера.
Никогда не обменивайте супера.
Никогда не обменивайте супера.
Никогда не обменивайте супера.
Это напутствие генеральному менеджеру-первогодке он запомнил на всю оставшуюся жизнь.
* * *
Закусочная-гадюшник в Норт-Сайде Милуоки был удобным выбором для Чарльза, чтобы избежать больших толп людей, требующих поговорить с ним или подписать мяч. Однако Том Халлоран, его адвокат по делу о драке в баре, был поражен тем, что, казалось, все внутри знали Чарльза, как будто он в течение двадцати лет приходил сюда. Они оставили его в покое, что было очень кстати.
«Он сказал: "Знаешь, Том, я устал быть Чарльзом Баркли, не как человек, а каким меня изображают", — вспоминает Халлоран. — Его всегда воспринимали как часть WWE [прим.пер.: Американский рестлинг-промоушн]. Он понимал это и всегда играл свою роль; он был маркетологом. Но в тот момент он устал от того, что его так рекламируют. Он получил шанс не быть Чарльзом Баркли».
Дело Чарльза стало вторым по значимости судебным разбирательством в Милуоки в том году. В начале 1992 года страну потряс суд над Джеффри Дамером, серийным убийцей, который убил и расчленил семнадцать мужчин и мальчиков. Интерес к этому делу возрос еще больше, когда его показали по Court TV, начинающему кабельному каналу. Конечно, дела были существенно разными, но Джон Франке, окружной судья округа Милуоки, рассматривавший дело Чарльза, сказал, что огласка и осложнения, возникшие после того, как они оба попали на Court TV в том году, не похожи ни на что, что город видел или мог выдержать.
Решение не заставлять Чарльза давать показания привело к быстрому завершению процесса в июне 1992 года. Франке вспомнил, как МакКарти фактически признал, что был пьян и вел себя как придурок. Было также вознаграждение в размере $125 тыс., которое, по показаниям МакКарти, он взял бы в обмен на прекращение дела и снятие обвинений. «Как только присяжные услышали это, они ни за что не осудили бы его», — сказал Франке.
Приехав в суд, Тредник сказал МакКарти, что не будет лгать в суде ради него, на что тот ответил, что и не надо. Но Чарльз сказал, что начал беспокоиться, когда поверил, что ребята лгут о том, что они болельщики и хотят получить автографы.
«Если бы эти чуваки избили меня до полусмерти, я был бы Чарльзом Баркли, которому надрали задницу», — сказал он.
После трехдневного судебного разбирательства присяжным из девяти женщин и трех мужчин понадобилось около девяноста минут, чтобы оправдать Чарльза по двум обвинениям в мелких правонарушениях. Он выглядел заметно успокоившимся.
«Он хороший шоумен, и для всего этого представления он сделал очень хорошее лицо, — сказал Халлоран. — Он сказал мне: "Том, это была долгая неделя"».
Его юридические проблемы подошли к концу. Дальше Чарльз попросил Глена Гатри составить письмо для отправки в «Сиксерс», в котором он сообщал, что не хочет больше за них играть. Он также позвонил в Филадельфию и перечислил пять команд, в которых он был заинтересован: «Орландо», «Финикс», «Портленд», «Сан-Антонио» и «Сиэтл». Но письмо от Гатри так и не дошло — команде оно было не нужно. Менее чем через пять часов после решения суда время Чарльза в «Филадельфии» подошло к концу, и он был обменян в «Финикс Санз».
***
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
