«Отдал мне 10-летнему штурвал вертолета в полете!». Дети любимейшего гонщика «Феррари» в «Ф-1» – о бесстрашии отца
В январе фанаты «Феррари» обычно празднуют дни рождения самых любимых гонщиков «Ф-1» в истории марки: семикратного чемпиона мира Красного Барона Михаэля Шумахера и печального гения, представлявшего образ Скудерии до легендарного немца и нынешнего аватара бренда Шарля Леклера.
Речь о канадце Жиле Вильневе – победителе всего шести Гран-при. Однако их, двух поулов и 13 подиумов хватило для всеобщего обожания: за безбашенный и бесстрашный стиль Жиля обожали и фанаты, и владельцы: основатель марки Энцо Феррари вообще котировал Вильнева как сына.
Соперники тоже высказывались о Жиле как о невероятном таланте – например, бывший напарник по Скудерии и чемпион 1979 года Джоди Шектер называл его «самым быстрым гонщиком, которого когда-либо видел мир», а четырехкратный чемпион мира Ален Прост – «Последним великим гонщиком – сделавшим всех остальных нас просто классными профессионалами».
Жиль погиб в 32 года после аварии на Гран-при Бельгии – и его смерть оказалась ровно такой же, как и жизнь. Он гнал изо всех сил в квалификации, пытаясь перебить время напарника, и переступил черту, задев «Марч» Йохена Масса, подпрыгнул и улетел за барьеры. Потому что даже в такой момент атаковал абсолютно без страха.
«У Жиля был образ совершенного безумца, — говорил инженер Скудерии в те году Харви Постлтуэйт. – Ну, безумец, вероятно, неправильное слово, но все выглядело так, будто он был очень быстрым и безответственным за рулем гоночной машины. На самом деле, это было не совсем так. Он был очень вдумчивым гонщиком, серьезно относился к гонкам. Но ему нравилось доводить все до предела. И ему нравилось, что каждый круг, который он проезжал, был таким же быстрым или быстрее, чем предыдущий.
В «Феррари» тогда было гораздо меньше политики, чем сейчас, – считал Постлтуэйт. – Тем не менее, тебе надо было быть внимательным и не заходить на «чужую территорию». А Жиль с этим не особо считался! Если он думал, что машина плоха, он говорил об этом, и это, как правило, расстраивало многих людей. Но его это не волновало. И Энцо очень любил его за это, так как это именно то, что он хотел услышать. Он хотел знать. Я не думаю, что кто-то когда-либо был по-настоящему близок к Энцо Феррари. Конечно, у него была большая привязанность к Жилю».
Но правда ли Жиль был именно таким? Собрали воспоминания его детей – портрет Вильнева не на треке, а семьей в обычной жизни. И да, кажется, он вообще не представлял себе концепцию расплаты за риск.
Дочь Мелани: «200 км/ч по шоссе, мы на заднем сиденье требуем быстрее»
Я выросла на трассах – вместе с папой, мамой Джоанн и братом Жаком.
Жиль начинал с гонок на снегоходах – даже остались фотографии, на которых есть беременная мной мамам держит за руку Жака, которому тогда было всего года два.
Когда мой отец перешел в «Формулу Атлантик» – его первые гонки на одноместных болидах – я еще совсем маленькой вместе с Жаком уже бегала по паддокам. Мы росли среди звуков и запахов гонок, в этой волнительной атмосфере. Для нас это была обычная жизнь.
Мы переехали в Европу, когда мне примерно пять лет. Сесть на самолет и переехать в Европу было большим делом. В первые пару лет у отца был моторхоум, который его друг возил на все гонки на континенте. Он просто жил в нем, а мы всегда были с ним на гонках.
В 1977 году состоялся дебют Жиля в «Формуле-1», на «Сильверстоуне» – он находился за рулем третьего болида «Макларена». Жиль оказался невероятно быстр и появился буквально из ниоткуда – так что Энцо Феррари решил рискнуть и подписал его в «Феррари». Думаю, это была просто интуиция.
Мне кажется, Энцо привлекла его скорость вкупе с пониманием машины и умением выжимать из нее максимум. Мой отец был очень честным и открытым человеком – понимал, что ему дали шанс, и гонялся на пределе своих возможностей. Он отлично провел сезон-1978, выиграв Гран-при Канады, можно сказать, утвердил сделку. Я думаю, Энцо увидел в нем нечто особенное и как в человеке, и как в гонщике.
Жиль определенно научился паре трюков за время гонок на снегоходах. Я читала пару материалов, где он отвечал на вопросы обо всем этом – и упоминал, что именно делает для улучшения видимости на трассе, ведь вы не можете постоянно смотреть только вперед, вам нужно смотреть и по сторонам. Как вы сами понимаете, когда вы управляете машиной в условиях проливного дождя, действует тот же принцип. И я думаю, что гонки на снегоходах – в условиях плохой видимости, когда тебе также нужно уметь пускать технику в занос, на скользком покрытии, что для снега вполне логично, – научили его лучше справляться с пилотажем в таких условиях и в обычных гонках.
Но Жиль всегда хотел делать все эффектно, зрелищно. На шоссе в обычной жизни он тоже не ездил медленно. Нет, он разгонялся до 200 км/ч, а мы детьми, сидели на заднем сиденье и кричали: «Быстрее, еще быстрее!» Или катаясь на катере мог прыгать по волнам направо и налево, или летая на вертолете любил проверить, насколько он может разогнаться, или может ли он лететь вертикально… В общем, он всегда любил проверять пределы возможностей во всем, чем занимался.
Мне кажется, это был адреналиновый кайф, на котором мы постоянно росли. Будучи ребенком, ты быстро ко всеми привыкаешь – и ничего другого мы не знали. Таким он был с и с нами, и своими машинами, таким был его образ жизни».
Напарник, ставший другом, и превратившийся во врага
«После сезона с Карлосом Рейтеманном и двух с Джоди Шектером, в 1981 году в «Феррари» пришел Дидье Пирони. Они с Жилем очень сблизились и стали хорошими друзьями.
У меня остались воспоминания о том, как мы катались на моторных лодках вместе с Дидье. Жиль брал нас на свою лодку, у Дидье была свои, и мы уезжали, останавливались где-нибудь на побережье одного из островов в Средиземном море, обедали, а потом возвращались домой. В то время спонсором Дидье была компания по производству конфет Haribo, так что каждый раз, когда мы с ним виделись, он всегда приносил нам огромный пакет конфет – нам, детям, очень нравилось.
В 1981 году болид у «Феррари» получился очень плохим. Жиль, с учетом имевшихся в его распоряжении возможностей, провел невероятный сезон, а вот Дидье остался далеко позади. Когда наступил 1982 год, болид «Феррари» стал заметно лучше. Думаю, если бы не трагедия, он бы выиграл чемпионат.
Дидье был очень голоден до побед, он хотел выиграть любой ценой. На заднем плане, за кулисами, тоже происходили разные события с политическим оттенком. Например, Дидье женился, а Жиля и мою маму на свадьбу не пригласили. Мой отец даже не знал о том, что это случилось, так что для это стало небольшим шоком. Вроде бы, он все равно спокойно к этому отнесся, подумав: «Ну, ничего страшного». Хотя на самом деле, если разобраться, это и правда было немного странным. Ведь они были не просто напарниками по команде, они были хорошими друзьями в обычной жизни.
И потом случилась Имола».
[Вражда между Пирони и Вильневом разгорелась именно в Имоле: француз нарушил существовавшее между ними джентльменское соглашение, вырвавшись вперед по ходу гонки и в итоге одержав победу. И такое поведение сильно не понравилось канадцу.
Будучи все еще в разгневанном состоянии Вильнев приехал на следующий этап чемпионата – в бельгийский Зольдер, – полный решимости реабилитироваться, но в квалификации все закончилось трагедией. Сезон-1982 оказался последним в «Ф-1» и для Пирони – причиной стала жесткая авария на «Хоккенхаймринге». А пять лет спустя в возрасте 35 лет Пирони сам погиб в результате инцидента на моторных лодках.]
«Жиль был совершенно потрясен тем, что случилось в Имоле. Он никогда не гонялся в такой манере. Да, он хотел побеждать, хотел выжимать из болида максимум, но он никогда бы не позволил себе переступить через кого-то или выбить соперника с трассы, чтобы добиться победы. Никогда. Все случилось очень быстро. А уже через две недели случился Гран-при Бельгии.
Когда в 1987 году, уже после смерти Дидье, у Пирони родились близнецы, его подруга Катрин Гу позвонила моей маме и сказала, что очень хотела бы назвать их Дидье и Жиль, если та не возражает. Моя мама сказала, что конечно не возражает, хотя между собой мы никогда не разговаривали. В 1982 году Катрин еще появилась в жизни Дидье, поэтому моя мама не успела узнать ее в то время, когда они с Дидье были по-настоящему близки.
Думаю, все так сложилось просто потому, что сложилось, а не из-за желания кого-то отдалиться друг от друга. Сейчас Жиль Перони работает инженером в «Формуле-1», поэтому они с моим братом иногда общаются, они довольно хорошо знают друг друга, что конечно довольно забавно – и я желаю ему всего самого лучшего. Я думаю, что снятый документальный фильм очень помог обеим семьям с точки зрения возможности восстановить эти контакты.
В целом довольно трудно выразить словами то, почему некоторые личности – такие, как мой отец, – могут так привлекать внимания, заставляют людей начать мечтать, вызывают в людях страсть и увлечение. Начиная от того, как он сам был себе механиком в «Формуле Атлантик» и как мы все жили на призовые, и заканчивая тем, как он пришел в «Формулу-1», а потом Энцо каким-то чудом решил подписать его в «Феррари»…все это кажется какой-то мифологической историей. Мне кажется, если бы вы написали об этом как об истории, вам бы никто не поверил».
Сын Жак: «Отдал мне 10-летнему штурвал вертолета в полете!»
Будущий гонщик «Ф-1» и чемпион мира 1997 года вспоминал такие же безумства в интервью французскому Auto Hebdo.
«Противоположное тому, во что люди верят: я почти не знал отца, потому что его почти никогда не было с нами. Потому я учился у него тому, чему хотел учиться, что себе представлял.
Помню, как был с ним в вертолете и смотрел, как он пытается сделать петлю в 50 метрах от земли, просто чтобы впечатлить других пилотов в вертолетном порту – отличный пример зернышка безумия. Или как он отдал мне десятилетнему штурвал со словами: «А теперь твоя очередь вести нас в небо».
Нет, у него вообще не было чувства опасности. Я помню другой перелет на вертолете между Пра-Лупом в Южных Альпах и Монако. Ему пришлось заглушить мотор в полете, потому что тот перегревался, и загорелись тревожные огни. Еще он летал в тумане, и как-то раз в Италии он летел над автострадой, чтобы определять дорогу по светофорам и знакам, потому что потерялся.
Ребенком меня все это веселило, ведь я рос вот так. Но нужно гордиться тем, что делал вещи, которые никто не смог бы даже подделать. Потому еще ребенком я превратился в самого рискового человека. В школе во время занятия лыжами если нам встречался склон для прыжка, я всегда пытался прыгнуть первым.
Мой отец не был сознательным, он чувствовал себя неприкасаемым. Но все равно он научил меня понятию «риска», с нюансом того, что ты можешь пострадать. Я научился уважению к риску от отца, от наблюдений за его делами и работой. Игра с опасностью не означает, что она должна оставаться неосознанной».
Источник: Formula1.com
Фото: Gettyimages.ru/Bongarts, Don Morley/Allsport, Hulton Archive, Edaordo Fornaciari; AP Photo/Heinz Ducklau, Dave Caulkin
Очень хотелось бы увидеть экранизацию их истории. Она того стоит.
https://youtu.be/Yt8UlE8e3Y8?si=-miy81RT4qufG26q