Жизнь в доме на колесах, сон в промерзшей перевозке для лошадей, тупик из-за нехватки денег – путь пилота «Мерседеса» в «Ф-1»
Автоспорт – очень дорогой, и его стоимость все растет с каждым годом. Теперь даже сезон в международном картинге или региональной «Формуле-4» может стоить 100-300 тысяч долларов – а ведь это только первые шаги на пути в высшие лиги.
Оттого неудивительно, как все больше людей считает «Формулу-1» спортом богатых мажоров – особенно глядя, как ребята вроде Ланса Стролла получают от отца личные команды. Кажется, пройти весь путь без больших денег и без попадания в систему заводской поддержки стало почти невозможно?
«Сегодня в картинге решают команды. Там больше нет места для людей вроде нас – начавших фактически в багажнике грузовика, – вспоминал семикратный чемпион «Ф-1» Льюис Хэмилтон в интервью Дэвиду Леттерману. – Лучшее воспоминание – победа в чемпионате Великобритании 1995 года. Мы поехали на него на нашем ржавом трейлере, который не разгонялся быстрее 60 км/ч. И гонялись против богатых детей, у которых было все: команды, много картов…
Помню, одному парню платили 5 тысяч фунтов в день за работу механиком на машине одного мажора! В итоге у того парня отвалилось колесо в последней гонке. А у меня был только один механик – мой отец. И было великолепно. Мы уехали, распевая «Мы – чемпионы Англии!».
Льюис всегда гордился своим путем и трудами отца – ради дороги в автоспорт.
«У отца появилась идея попробовать меня на карте. Он купил его по объявлению из последней страницы газеты, мы оказались уже пятыми владельцами.
Мы отправились на задний двор местного строительного магазина и несколько часов гонялись там. Я сразу это полюбил. Мы нашли небольшой трек неподалеку и решили ходить туда практиковаться. Мы понятия не имели, что делать.
Мы приехали на трек на старом отцовском грузовике, которым он очень гордился – выглядел он потрясно! Вытащили карт из багажника – и весь паддок замолк. Что-то вроде: «Чего это они там делают?» Отец толкал меня сзади – прямо как в бобслее: они все влезают в боб, и тренеры толкают их с холма. Я выиграл первую гонку. Люди были в шоке, а мы просто продолжили то, что и делали.
Были не только отцовские деньги — моя мачеха тоже вложилась. Они оба пожертвовали все деньги, все накопления, что у них были, несколько раз перезаложили дом. Он уходил из дома в 5:30, садился на поезд до Лондона, потом возвращался — но не раньше восьми часов. Думаю, у него на ужин уходило меньше 15 минут. Потом он шел в гараж и работал над картом до часа ночи. А потом снова уходил на работу в 5:30. Я не понимаю, как он все это делал».
Возможность окупить такие труды осталась только в 90-е? Не совсем: бывший гонщик «Мерседеса» и нынешний первый пилот «Альпин» Эстебан Окон прошел похожим путем – из автоприцепа и мимо работника «Макдональдса» – в победители Гран-при.
И №31, оказывается, не один такой: нынешний напарник Хэмилтона Джордж Расселл вновь опроверг уверенность Льюиса, будто больше нет «начинавших в багажнике грузовика».
Видел отца только по выходным, он же – механик, уроки из проваленной карьеры брата
«Мой отец работал каждый день по 12 часов. Я почти не видел его неделями до вечеров пятниц, когда он садился за руль кемпера и вез меня по Великобритании на гонки, – рассказал №63 в подаскте High Perfomance Podcast бывшего помощника чемпиона 2009-го Дженсона Баттона Джейка Хэмпрфи и профессора психологии Дамиана Хьюза. – Ребенком ты в реальности не осознаешь, что вообще происходит и почему: почему папа не дома во время ужина, и на следующий день, и на следующий… А он вкалывает, чтобы была еда на столе, чтобы мы ни в чем не нуждались и могли вообще поехать на трек.
Отец был строг ко мне всю карьеру. Он же был у меня механиком всю мою карьеру в картах. А мать записывала руками в блокнот все данные по настройкам, времена – все. И давление на меня… Представьте, какое давление было на отце, сколько он жертвовал. Если бы он еще и не увидел, как сын старается в отчетных уик-эндах, больше интересуется футболом с друзьями между сессиями или просто слоняется вокруг… Если я чем-то таким его раздражал, он давал мне знать. Ведь он делал все это по одной понятной причине. Я должен был доказывать, что оно того стоит, а не просто пинать *** в перерыве.
Я бы не поменял ни одной вещи в наших моментах с отцом в картинге. Конечно, там были и слезы, особенно когда появлялось ощущение «ты подвел папу». Но это определенно сделало меня сильнее.
Да, возможно, у нас были не лучшие семейные отношения, и мы больше походили на гоночную команду… Мы не приезжали на отдых, мы приезжали побеждать. А вот если побеждали – тогда наслаждались и развлекались, конечно. Была традиция – заезжать в KFC после побед. Но если все шло не по плану – я просто видел, как на отца падало еще больше давления.
И только в 16 лет со взрослением я начал это осознавать. Ведь мой отец тратил эти 10 лет не только на меня – предыдущие 10 лет ушли на брата. 20 лет страсти и тяжелейшего труда. Я не мог его подвести.
Мой брат на 11 лет старше меня и начал заниматься картингом в 11-12 лет, что в нашем мире значит «на 5 лет слишком опоздал». Он был невероятно талантливый, но сразу отставал на поворот. Выигрывал чемпионаты Британии и мира, но упустил шансы пройти дальше.
Но я смотрел на него и трудности семьи и учился на его ошибках. Я лучше понял, какие на какие жертвы они шли и что требовалось от меня. Не хочу сказать ничего плохого, но, например, когда идешь в универ, тебя там могут окружить не лучшие люди с не самым позитивным влиянием. Вечеринки, выпивка… Другие вещи, которые топовому атлету не стоит делать. Никакой критики, это обычные вещи для студента. Но я понял в свои 9 лет, когда ему было 20-21 – мир не так прост, и для успеха нужно вкладываться полностью. Нельзя выбрать сразу все пути, нельзя идти в каждые выходные на вечеринку, как обычный подросток, если хочешь потом выступать как топ.
Я ужасно учился в школе. Всегда сидел сзади и творил бардак с друзьями, меня постоянно водили к директору. Сейчас я думаю, что если бы продолжил путь с теми людьми из школы – они бы, скорее всего, не оказали бы хорошее влияние. Окружающие люди невероятно, невероятно важны.
Я ушел из школы, когда мне было 14 лет. У меня всегда были смешанные чувства на этот счет, но я следовал своей мечте. Мне требовалось гоняться. Иногда я чувствовал нехватку нормальной жизни – когда видел старых друзей со школы, как они… Делают то, что все определяют как «веселье» и наслаждаются.
В 16 лет у меня уже не было своих денег на «Формулу-4». Если бы не нашелся спонсор – это был бы конец. Потому я и лихорадочно думал тогда: я должен что-то сделать, я должен что-то сделать. Просто выигрывать – недостаточно».
Новая колонка для The Times: жизнь в доме на колесах, суть бизнеса отца, как все изменилось в «Ф-1»
После первого честного рассказа о трудном пути к «Формулу-1» к Джорджу обратилась британская газета The Times c просьбой рассказать подробнее о родителях и их жертве.
«Мои самые ранние воспоминания связаны с жизнью в доме на колесах, пока родители строили полноценный дом в глуши, неподалеку от Висбеха, в Кембридже. А я катался по участку на детском тракторе с педалями.
Я младший из троих детей. Моей сестре Каре 37 лет, она работает моим личным помощником. Бенджи сейчас 36, и он увлекся картингом, когда ему было всего 11. Он был блестящим гонщиком: выиграл чемпионат страны, а потом и чемпионат мира по картингу. К сожалению, даже с учетом столь юного возраста, ему было уже слишком поздно начинать профессиональную карьеру.
Я же занялся картингом, когда мне было 6 лет, и Бенджи мне очень помог. Он был моим наставником. В итоге Бенджи завязал с гонками во время учебы в университете, а на мне сосредоточился отец.
В течение недели я его редко видел. Он рано вставал и поздно возвращался домой, занимаясь бизнесом по продаже семян и бобовых. У отца не было богатой семьи, он сам сумел построить успешный бизнес. Так что мы не жили в бедности, но и настолько богатыми, как семьи некоторых нынешних гонщиков «Формулы-1», мы точно не были.
После долгих часов работы отец потом возил нас на своем фургоне по гоночным трассам по всей стране. Это было вполне себе семейное дело. Отец был механиком, мама готовила еду и собирала данные о моем пилотаже. Когда я выступал хорошо, мы всегда праздновали и настроение было отличным. Но поскольку все так сильно вкладывались в мою карьеру – и эмоционально, и финансово, – в случае неудачного уик-энда настроение у всех было плохим.
Отец всегда был суров к тем, кого любил. И маленьким ребенком с этим было непросто справиться. И давление оказывалось не только на меня, оно влияло на всю семью. Я чувствовал груз ожиданий и неудач. И теперь я понимаю, почему отец, когда я допускал какую-то глупую ошибку и вылетал с трассы, мог подумать: «Какого черта я вообще этим занимаюсь, ради чего?» Он работал на износ, чтобы поддерживать мою гоночную карьеру и ему должно было тяжело видеть, когда я порой не прикладывал для достижения успеха достаточно усилий.
Сейчас я живу в мире «Формулы-1», где о десятках миллионов долларов порой говорят так, будто это пакет с орешками. Даже в «Формуле-2» и «Формуле-3» гонщикам приходится находить огромные суммы, чтобы попасть на стартовую решетку – это просто безумие.
В 16 лет, когда я продолжал продвигаться по карьерной лестнице, я осознал, что у отца просто нет таких денег. И подумал: «Вот дерьмо, если я не смогу найти необходимую поддержку спонсоров или меня не подберет какая-нибудь команда, о мечте попасть в «Формулу-1» можно просто забыть».
Победа в чемпионате «Формулы-2» в 2018 году стала очень важным моментом, но я никогда не забуду день, когда подписал контракт с «Уильямсом» в «Ф-1» в сентябре 2018 года. Я выступал на этапе «Формулы-2» в Сочи, в России, когда мне позвонила Клэр Уильямс – тогда заместитель руководителя команды, – и предложила сделку. Мама и папа были первыми, кому я об этом сказал, и они оба расплакались. А я сказал им поберечь слезы до момента моей первой победы в «Формуле-1».
Мой отец – человек с сильным характером. Но он стал более эмоциональным с тех пор, как его дети покинули родной дом. Также он стал дружелюбнее и даже не против время от времени повалять дурака. Единственное, о чем жалею – выступления в «Формуле-1» почти не оставляют свободного времени, чтобы увидеться с родными, но мы постоянно общаемся по телефону.
Конечно же, отец по-прежнему считает каждый пенни и летает только эконом-классом – и даже не позволяет мне оплачивать их перелеты. Знаю, что мои родители и сами могут позволить себе летать бизнес-классом, но для них это дело принципа. Я же хочу быть уверен, что смогу достичь такого же положения, выступая в гонках, и смогу позволить себе обеспечить им наилучшие условия, когда они уйдут на пенсию. Мои родители в полной мере этого заслужили».
Отец Джорджа: не видел сына дома, первый отпуск – через 38 лет брака,
«Был всего один случай, когда Джордж не выложился на полную и в результате это вызвало большой переполох. В 17 лет он провалил свой первый экзамен по вождению, потому что думал, что быть отличным гонщиком на гоночной трассе будет вполне достаточно. И вернулся домой в ярости, считая, что принимавший экзамен инструктор был во всем неправ. Нам пришлось вернуться в учебный центр в Кингс-Линн, чтобы Джордж мог поспорить с инструктором. Закончилось все не очень хорошо.
Джордж был довольно дерзким мальчишкой, любил пошутить. Я много работал – помню только ту сторону его жизни, которая касается гонок, а вот смотреть за тем, как он растет дома, я не мог. У нас была хорошая жизнь, но ради нее приходилось очень много работать. Я из семьи рабочих-фермеров с очень небольшим заработком и мне хотелось вырваться из этого – уйти из сферы сельского хозяйства, найти что-то получше. А в итоге стал владельцем бизнеса по оптовой продаже семян.
Мы с женой Элисон знали о том, что Джордж станет гонщиком еще с тех пор, как ему было два года. Он по сути родился на трассе, постоянно приходил на гонки, чтобы посмотреть на своего брата и помочь в гараже. У него был игрушечный трактор, на котором он ездил по пит-лейн и собирал стикеры с каждой гонки, чтобы потом наклеить на свой трактор команды «Джордж Расселл Рейсинг».
По мере того, как Джордж продвигался по карьерной лестнице, расходы становились все больше и больше. Мы вложились в моторхоум, чтобы ездить на гонки – до этого мне иногда приходилось спать в промерзшей перевозке для лошадей. Так что да, приходилось чем-то жертвовать. Мы с Элисон впервые вместе поехали в отпуск лишь два года назад, чтобы съездить в Лансароте (один из Канарских островов). К тому времени мы были вместе уже 38 лет. Люди думают, что теперь, когда Джордж выступает в «Формуле-1», мы каждые выходные тусуемся с Льюисом Хэмилтоном и Тото Вольффом, в лучах славы. Но это максимально далеко от истины. Теперь мы с Элисон редко ходим на гонки – просто потому, что не хотим вмешиваться.
Не существует никакой волшебной палочки, по взмаху которой ты станешь гонщиком «Формулы-1» – нужно упорно трудиться и полностью посвятить себя этому. Только в тот момент, когда я вместе с Джорджем стоял на стартовой решетке перед началом его первого Гран-при «Формулы-1» и видя огромную толпу людей на трибунах я подумал про себя: «Господи, мы и правда это сделали!»
Фото: Gettyimages.ru/Handout/Jaguar Racing; instagram.com/georgerussell63/
"Таков путь" (Ц)