Ричард Форд. Спортивный журналист

Это не рецензия на книгу. Хотя должен сказать, что спорта в этой книге относительно мало, по большей части это философская личная драма. Герой — спортивный журналист, у которого в жизни не всё идёт гладко, он предаётся многим воспоминаниям и пытается кое-что изменить.

Тем не менее, в книге есть место спорту и различным рассуждениям о нём, ситуативным и достаточно общим. Для читателей Спортса я собрал наиболее интересные цитаты такого рода. Возможно, после них кому-то захочется ознакомиться с книгой.

Далее — цитаты. Приятного чтения!

По его словам, беда моя состояла в том, что я неспособен «отдаться» чему-либо, и я прекрасно понимал, что он имеет в виду. (Ныне я изумляюсь, встречая спортсменов, которые, будучи вполне зрелыми людьми, еще и «отдаются» своему спорту. Случается такое нечасто, но это дорогого стоящий дар нашего непростого Бога.)

Наверное, тысячи людей находят свое подлинное призвание слишком поздно и вслед за тем делают все вполсилы, понимая, что чувство удовлетворения достигнутым, которым они тешились прежде, было мертворожденным. Со мной произошло нечто прямо противоположное. Я не знал, в чем состоит мое природное призвание, и открыл его совершенно случайно, а состояло оно в том, чтобы сидеть на пустой трибуне бейсбольного стадиона во Флориде и слушать шлепки кожаных перчаток и слова, которыми перебрасываются игроки; беседовать с тренерами и менеджерами команд под порывистым осенним ветром Вайоминга; стоять в траве тренировочного лагеря, находящегося в небольшом мукомольном иллинойском городке, и смотреть, как взлетают в воздух футбольные мячи; собирать значимую статистику и возвращаться домой или в офис, усаживаться за стол и писать об этом.

Спортсмены – это, в общем и целом, люди, которые позволяют своим поступкам говорить за них, они рады быть тем, что делают. Когда вы разговариваете с ними, чем постоянно занимаюсь я – в раздевалках, в гостиничных кофейнях и холлах, стоя рядом с дорогими автомобилями, – они, даже почти не замечая вас, что обычно и происходит, никогда не кажутся хотя бы в малой мере утратившими свою цельность или отчужденными, в них нет и намека на экзистенциальное отчаяние. Спортсмен может думать в этот момент о ящике пива, о барбекю, об искусственном озере в Оклахоме, по которому было бы здорово прокатиться на водных лыжах, или о какой-нибудь девушке, или о новом спортивном «шевроле», или о дискотеке, которую он приобрел в качестве налогового прикрытия, или просто о себе самом. Но можете поспорить на что угодно – ни вы, ни что вы там себе думаете его нисколько не интересует. Он эгоист, каких мало, а означает это вот что: он не вглядывается в свои эмоции то с одной, то с другой стороны, не гадает об альтернативных способах самовыражения и мышления. По сути дела, пребывающий в расцвете сил спортсмен обращает свой буквализм в отдельную загадку, просто-напросто с головой уходя в то, чем он занимается.

Годы тренировок учат его одному – необходимости отбросить сомнения, двойственность, самокопание и отдать предпочтение приятной, умеющей постоять за себя одномерности, которая в спорте вознаграждается мгновенно. Более того, вы можете бесповоротно погубить спортсмена, просто заговорив с ним вашим повседневным голосом, полным, быть может, умозрительности и непредсказуемости. Покажите ему, что мир, в котором спортсмены столь часто приживаются не без труда, а после окончания карьеры нередко страдают от депрессий, финансовых неурядиц, а то и чего похуже, сложнее того, к чему он готовился на тренировках, и вы перепугаете его до потери сознания. Потому-то спортсмены и предпочитают слушать собственные голоса или болтовню товарищей по команде (даже если болтают те на испанском). Если же вы спортивный журналист, вам придется приладиться к их голосам и ответам. «Как вы собираетесь побить эту команду, Стю?» – «Да просто выйдем на поле и будем играть нашу игру, Фрэнк, ведь она же и позволила нам подняться так высоко». И это будет их простенькая правда, а не ваша сложная, если, конечно, вы с ними не соглашаетесь, что я, например, зачастую и делаю. (Разумеется, спортсмены далеко не всегда такие тупицы, какими их порою изображают, они нередко способны вполне разумно рассуждать о том, что им интересно, – и делать это, пока у вас уши не завянут.)

К примеру, спортсмен никогда не позволит истории вроде той, что рассказала мне Викки, растревожить его, даже если чувства, подобные тем, что испытала она, проймут его до самого донышка. Спортсмен обучен не давать таким чувствам воли, не допускать, чтобы они слишком уж волновали его, а если все-таки разволнуют, он пойдет на тренировочное поле и пятьсот раз выбьет мяч со стартовой площадки, или отправится на пробежку и будет бежать, пока не упадет, или уйдет с головой в разборку и сборку какого-нибудь сложного механизма. Он знает, что может порадовать его, а что вывести из себя и что следует делать и в том и в другом случае. В этом смысле он человек по-настоящему взрослый. (И как раз по этой причине он не может стать вашим другом.)

А о спортсменах я хочу сказать еще лишь одно: вы можете узнать о них слишком много, можете даже научиться их не любить, хотя то же самое можно сказать о ком угодно. Чем лучше вы их узнаете, тем прочнее становится впечатление, что все они одинаковы – сюрпризов от них ждать не приходится, только фактов. И потому я иногда рассказываю о них меньше, чем знаю, коллеги же мои, берущиеся за «глубинные» интервью со спортсменами, совершают, сдается мне, большую ошибку.

Плохим спортивным журналистам вечно хочется вызнать такие вещи, а вот правду они знать не желают, для нее в их писанине просто не находится места. Спортсмены, скорее всего, думают и чувствуют в важные для них мгновения всего ничего – их на это натаскивают, – но и от них можно ждать, что в любой заданный момент в головах их присутствует не одна и только одна мысль.

– Спорт – это же просто парадигма жизни, так? Иначе кому бы он, к чертям собачьим, был интересен? – Мне известно немало людей, которые думают так же. (Сам я стараюсь избегать таких размышлений.) Но, на мой взгляд, это упрощение. Я считаю, что жизнь ни в каких метафорах не нуждается.

Что я с удовольствием сделал бы, лежа на веранде и ожидая, когда день расцветет и обратится в светлую Пасху, так это собрал в кучку кое-какие полезные мысли касательно Херба, пару деталей, которые послужат магнитом, смогут притянуть к себе все, что придет мне в голову ближайшими днями, – так, собственно, хорошие спортивные статьи и пишутся. Вам почти никогда не приходится садиться за стол и спокойно писать, глядя на пустую желтую страницу, надеясь соединить в одно целое превосходные мысли, которые зародились у вас с самого начала. Это было бы попросту ужасно. Нет, вы пытаетесь дать волю своим хаотичным инстинктам, застать самого себя врасплох, сочинить фразу или умещающееся в одну-две строки описание – чем пах воздух в такой-то день или как ветер ерошил и разукрашивал поверхность озера, – что-нибудь необычное, но способное сделать дальнейшее сочинение статьи неотвратимым. Набросав такие заметки, вы откладываете их, позволяете им самостоятельно высидеть план статьи, который и обнаруживаете, начав незадолго до срока ее сдачи рыться в ящике стола, – вот тогда вы садитесь и пишете.

<...>

Конечно, люди моей профессии, падкие до дешевых театральных эффектов, быстро управились бы с Хербом. Это умельцы вынюхивать неудачи: если боксеру за тридцать и он достиг наконец лучшей своей формы, они намекают, что ноги у него, похоже, уже не те; если подающий игрок научился в конце концов бегать, как ветер, они сообщают, что запястья его утратили былую гибкость. В любой победе они видят лишь зародыши поражения, в любых человеческих начинаниях – проявления продажности.

Среди спортивных журналистов водятся люди на редкость поганые, жизнь для них состоит из лжи и поддельных трагедий.

<...>

Многим ли лучше будет то, что напишу я? Не уверен. Не всякая жизнь поддается рассмотрению глазами спортивного журналиста. Может быть, мне и удастся подобраться к Хербу с тыла, увидеть в его драме перегруппировку сил, показать твердость характера, позволившую ему выжить, – в общем, написать нечто такое, что несколько сот тысяч людей с удовольствием прочтут, попивая перед воскресным обедом крепкий мартини (у каждого из нас свои читатели и свои часы, в которые нас следует читать), нечто способное сделать ткань жизни более плотной. Это не ближайшая статья, над которой мне предстоит поработать. Но в конечном счете я прошу для себя не многого: недолгого и неприметного участия в жизнях других людей; возможности рассказать о них простым правдивым языком; умения не относиться к себе слишком серьезно и способности забывать о них, когда я закончу рассказ. Ведь писать о спорте – это одно, а жить – совершенно другое.

Для меня команда – вообще вещь загадочная, Уэйд. Это не явление, это событие. Такая же разница, как между временем и часами. Свести ее к механизмам и ролям невозможно.

Я доволен, в большинстве смыслов, тем, что не владею такой информацией и считаю спортивную журналистику не профессией, но проявлением приятного склада ума, скорее методой рассмотрения определенных явлений, чем сводом сведений и работой с ними. Построение обоснованных предположений доставляет мне удовольствие, поскольку позволяет видеть в себе обыкновенного человека, а не одушевленную программу на ФОРТРАНе, которая выплевывает статистические данные и сводит спорт к безвкусной бухгалтерии. Когда спорт прекращает существовать как предмет умозрений, пусть даже праздных, бесцельных и вводящих в заблуждение, что-то идет наперекосяк, какого бы мнения ни держался на сей счет Матт Грини, и, значит, тебе пора бросать это дело, пусть им занимаются клиометристы и компьютерные хитрованы из «Прайс Уотерхауз».

Сейчас я был бы рад доверительной дружеской болтовне, мне ее давно не хватает, такова изнанка постоянного вращения в кругу спортсменов и людей, которых я знаю плохо и никогда не узнаю хорошо, людей, имеющих дьявольски мало общих со мной интересов, о которых мы могли бы поговорить. Как это ни грустно, работа спортивного журналиста означает, что жить тебе приходится все больше с собственными мыслями, лишь с краешку подбираясь к тому, что думают другие.

– Увы, я не умею задавать правильные вопросы. – Она морщит лоб, желая подчеркнуть, что искренне огорчена отсутствием у нее этого навыка. – У меня они выходят слишком сложными, а ответы я получаю короткие. – Тут нет ничего удивительного, – говорю я. – Старайтесь, чтобы вопросы были простыми, и не забывайте повторять их снова и снова, переиначивая. Большинству спортсменов до смерти хочется рассказать вам всю правду. Нужно им просто не мешать. Как раз поэтому многие спортивные журналисты и становятся жуткими циниками. Роль у них вовсе не такая значительная, как им кажется, вот они и злобятся. А ведь все, что от них требуется, – научиться хорошо справляться со своей работой.

В последнем своем письме Ирма написала: «Как я прочитала во «Фри пресс», Фрэнки, многие выдающиеся люди – за исключением одной дикторши – читают по утрам статьи о спорте. Думаю, это должно тебя окрылять. Тебе так не кажется? (Мне кажется.) По-моему, ты должен уделять своей работе больше внимания».