Наше первое золото Игр в хоккее: отмечали медицинским спиртом, на призовые купили «Победы», в 90-е продали медали
Чемпионы-1956.
Мы запускаем сериал, посвященный олимпийскому хоккею, который трудно представить без сборной России. Денис Романцов расскажет обо всех победах наших в истории Олимпиад. Первая часть посвящена золотой команде Аркадия Чернышева и Всеволода Боброва на зимних Играх в Кортина д’Ампеццо.
Переносимся на 70 лет назад – в 1956!
4 февраля 1956-го в Москве – к первому съезду КПСС после смерти Сталина – готовится доклад «О культе личности и его последствиях», а по единственному (пока – скоро запустят второй) каналу телевидения показывают музыкальную комедию Ашхабадской киностудии «Хитрость старого Ашира».
В Италии тем временем Федерико Феллини готовится к съемкам «Ночей Кабирии», а в курортном городке Кортина-д’Ампеццо, на высоте 1200 метров над уровнем моря, советские хоккеисты выигрывают Олимпиаду – а отметить нечем. Выручает комментатор Вадим Синявский – покупает в аптеке две бутылки медицинского спирта.
Тем временем к главному тренеру сборной СССР Аркадию Чернышеву заходит заместитель руководителя советской делегации.
– Это все благодаря нашим витаминам, – говорит, – благодаря нашим таблеткам.
– Извините, – отвечает Чернышев, – но ваши таблетки лежат нетронутыми в углу моего номера.
Чернышев возглавил сборную из-за недовольства игроков нагрузками Тарасова
Чернышев – автор первого гола хоккейных советских чемпионатов (забил в Архангельске «Воднику»), а заодно играющий тренер первого чемпиона СССР, московского «Динамо».
Через год после чемпионства, в феврале 1948-го, Чернышев был одним из тренеров сборной Москвы в серии с пражским ЛТЦ, наполненном серебряными призерами Олимпиады в Санкт-Морице.
За вычетом 1:10 во второй игре выглядели советские хоккеисты достойно (победа, ничья, два некрупных поражения), и перед ЧМ-1953 встал вопрос о включении СССР в ИИХФ.
Ее швейцарский президент Франц Кратц слыл антикоммунистом и был не в восторге от условия Советского Союза – чтобы русский стал таким же официальным языком федерации, как английский и французский. Но вице-президент, ирландец Джон Ахерн, смотрел на дело как бизнесмен и видел в приеме СССР только плюсы.
Приняли СССР единогласно, но ЧМ-1953 наша сборная все же пропустила: не то из-за травмы лучшего игрока, Всеволода Боброва, не то из-за смерти Сталина. Команду его сына, ВВС, расформировали и объединили с ЦДСА.
Так прервалась золотая гегемония летчиков, и чемпионом во второй раз стало «Динамо» Чернышева. Тот еще до начала первенства, на излете ноября 1953-го, сменил во главе сборной Тарасова.
Настоял на этом Бобров, не принимавший жестких методов Тарасова и поддержанный многими сборниками, недовольными нагрузками на сборе в ГДР.
После победы на ЧМ-1954 Бобров уточнил в посольстве: «Могу я иметь в Швеции женщину?»
Еще до войны Чернышев вступил в партию, но был исключен после того, как расстреляли его брата (тот был начальником кафедры физвоспитания военной академии, где повышали квалификацию «враги народа» Блюхер и Тухачевский).
Сын Чернышева рассказывал, что перед назначением в сборную Аркадия Ивановича вызвал председатель Спорткомитета Николай Романов:
– Мы тут посовещались и решили доверить вам хоккейную сборную. И выяснилось, что вы не коммунист.
– Так сложилось. Не по моей воле.
– Да вы не волнуйтесь. Мы вам доверяем больше, чем некоторым партийцам.
– Спасибо, конечно.
– Ну так вы напишите заявление о приеме в партию. И закроем этот вопрос.
– Меня же несправедливо исключили: за брата, которого ни за что расстреляли. И если я второй раз напишу заявление, значит, признаю, что был не прав.
– Ладно, ладно, Аркадий Иванович. Работайте себе спокойно.
С Чернышевым сборная выиграла дебютный чемпионат мира, в Швеции, и чехословацкий защитник Вацлав Бубник объяснил это непохожестью трех советских звеньев друг на друга. Не успел адаптироваться к одной тройке – вылетает вторая и играет совсем в ином ключе.
Армейцы Бабич, Бобров и Шувалов обыгрывали кого угодно один в один. Динамовцы Крылов, Уваров и Кузин ловко комбинировали на высоких скоростях. Тройка из «Крыльев» поражала соперников молниеносными проходами крайних нападающих Бычкова с Хлыстовым и мощными бросками Гурышева.
В решающем матче ЧМ нашим выпала Канада, которая пропустила предыдущий ЧМ (никто не захотел тратиться на поездку), а в Стокгольме-1954 была представлена командой из Торонто «Ист-Йорк Линдхерстc».
Представляла она уровень B любительского чемпионата Канады (из уровня A все отказались): «Линдхерстc» еще и недосчитались нескольких игроков, которых не отпустили с основной работы на полтора месяца (так долго, потому что канадцы перед ЧМ играли выставочные матчи в Европе – чтобы отбить затраты на поездку).
Любители из Торонто выиграли первые шесть матчей ЧМ с общим счетом 57:5, и для чемпионства в игре с СССР хватило бы ничьей, но в матче со Швецией «Линдхерстс» лишились двух важных защитников (Чепмену сломали челюсть, Фискари повредил связки колена), и первое советско-канадское противостояние завершилось крупной победой команды Чернышева (7:2).
Автор двух из семи голов Виктор Шувалов назвал игру канадцев предсказуемой: швыряли шайбу в угол и неслись к ней вдвоем, а советские защитники опережали, подбирали, пасовали вперед и отрезали одного-двух соперников.
После 2:7 канадцы зашли в раздевалку сборной СССР с поздравлениями. Заодно разглядывали деревянные клюшки наших (по 3,7 рубля за штуку) и смеялись. На том же турнире наши подсмотрели у канадцев щелчки и пробовали повторять. Клюшки не выдерживали, ломались, и Чернышев умолял: «Ребятки, угомонитесь! Чем играть-то будем?!»
В советском посольстве победителям устроили роскошный прием. Пресс-атташе посольства Евгений Рымко отмечал, что выпивали здорово и нажимали на мясо, особенно на бифштексы с кровью. Также игрокам предлагались черная икра, запеченные окорока и крабы.
В разгар вечера Бобров спросил Рымко: «Слушай, как чемпион мира могу я иметь в Швеции женщину?» Не получив четкого ответа, Бобров сменил тему и, закатав брючину, показал колено – изрезанное, в шрамах. Друг Боброва, Евгений Бабич, запомнился Рымко внешним видом: все передние зубы были выбиты.
С защитной экипировкой у наших было неважно. Играли в велосипедных шлемах, поддевая под них шерстяные шапочки. Вратарь Николай Пучков приспособил под это дело боксерский шлем, а вратарскую фуфайку смастерил из телогрейки. На руках у него были обычные игроцкие краги. Вратарскую ловушку Пучков привезет из Канады лишь через несколько лет.
После 0:5 от Канады на ЧМ-1955 Пучкову кричали с трибун: «Мы поедем с тобой в Сибирь!»
Про ЧМ-1954 канадцы почти не писали, но поражение от СССР вызвало скандал, задело самолюбие, и на следующий турнир отправили уже лучшую любительскую команду страны «Пентиктон Вис».
Ее нападающий Билл Уорвик, в сороковые игравший в НХЛ за «Рейнджерс» отмечал, что русские многому научились у чехов, привнесли в хоккей пасы из футбола, катались очень быстро и комбинировали на скорости, вынуждая соперника получать штрафные минуты.
Давление на канадцев перед немецким ЧМ-1955 было огромным. На всех официальных приемах им твердили, что ждут реванша и золота. Радиожурналист Фостер Хьюит даже прервал рекордную серию (24 года комментировал матчи «Торонто Мэйпл Лифс») и отправился в Крефельд, на новую встречу Канады и СССР.
Перед игрой, в которой определялся чемпион мира, играющий тренер «Пентиктона» Грант Уорвик (старший брат Билла, 9 сезонов в НХЛ) сказал команде, что после позора 1954 года она несет ответственность перед всей Канадой.
Зная, что советская команда будет играть быстро, канадцы собирались действовать предельно жестко, особенно против тройки Бабич – Шувалов – Бобров.
Билл Уорвик подчеркнул: соперник напрасно разыгрывал комбинации до верного и не бросал издали. Вратарь Айвен Маклеланд легко с этим справлялся, а вот дальние броски были его слабой стороной.
Наши в итоге проиграли 0:5, и после пятого гола Пучкову издевательски кричали с трибун: «Мы поедем с тобой в Сибирь!»
Разгром в Крефельде убедил Чернышева: чтобы не уступать в силовой борьбе, надо чаще играть с канадцами. В Северную Америку наши еще не летали (первое турне состоится в 1957-м), но Чернышев нашел выход, устроив на излете 1955-го, в рамках подготовки к дебютной для СССР зимней Олимпиаде, поездку в Лондон.
В британской лиге выступало много канадцев, а лучший клуб, «Харрингей Рейсерс», недавно обыграл чемпионов мира, «Пентиктон Вис», – 5:3. В том турне блистал английским Николай Пучков, самостоятельно выучивший язык, чтобы больше узнать о канадском хоккее (Тарасов потом обвинял его: «попал в плен к чужим идеям», «стал смотреть на канадцев снизу вверх»).
В Лондоне советские хоккеисты знакомились с достопримечательностями и музеями, побывали на футбольном матче Англия – Испания, на собачьих бегах и в стереоскопическом кинотеатре, проведя перед первой игрой лишь две тренировки.
Они, считал Чернышев, не очень-то впечатлили игроков «Рейсерс»: те заявили, что советские хоккеисты им не ровня. Но уже на 28-й секунде десять тысяч болельщиков увидели, как британский вратарь Горди Инглиш пропускает от Александра Уварова.
Хозяева растерялись, а гости захватили инициативу и победили 11:1, но до конца турне (предстояло еще два матча) потеряли Всеволода Боброва: через минуту после гола – счет стал 2:0 – он получил травму колена в столкновении с защитником «Рейсерс».
К следующему матчу соперник усилился пятью игроками действующего лидера британской лиги, «Уэмбли Лайонс», и заменил вратаря. А сборная СССР, по словам Чернышева, расслабилась на фоне 11:1 – оттого и более стрессовая победа, 5:4 (после 0:4 к началу второго периода!).
Несколько дней спустя наши снова добыли волевую победу (3:2), но и потеряли из-за жесткости игроков «Уэмбли Лайонс» двух нападающих, Хлыстова и Уварова, который вообще потерял сознание.
Из каждой тройки выпало по игроку, и в следующем матче, в Париже, с британским «Брайтон Тайгерс», Чернышев обходился семью нападающими. Причем в парижском аэропорту случилась забастовка, и вместо часового перелета сборная СССР добиралась до Франции больше суток – поездом, пароходом и опять поездом.
В Париже советские хоккеисты побывали в Лувре, Соборе парижской богоматери, Версальском дворце, на Монмартре и на Эйфелевой башне, а заодно превзошли (2:1) «Брайтон», который называли сборной европейских канадцев. Они дважды затевали драку, а однажды перекинули через борт Евгения Бабича, автора победной шайбы в предыдущей игре.
В следующие полторы недели сборная СССР еще трижды сыграла с британскими канадцами и, считал Чернышев, в прямом и переносном смыслах набила достаточно шишек перед Олимпиадой (Шувалов подтверждал: «После английского турне мы увереннее себя чувствовали в жестких единоборствах»), отработав и необходимый ритм – семь матчей за десять дней.
В итальянской газете написали, что Кортина-д’Ампеццо «не для голодранцев»
Играть предстояло в горах, и для подготовки к таким условиям Чернышев повез сборную на Домбай. Многие хоккеисты впервые оказались в таком шикарном месте и восхищались окружающей красотой: ледниками, скалистыми вершинами, лесистыми склонами.
Сборная жила на альпинистской базе и совершала вылазки в горы – причем спускаться, рассказывал Шувалов, было тяжелей и волнительней, чем подниматься.
В Италию советская команда прибыла почти за две недели до старта олимпийского турнира, опробовав искусственный лед «Стадио дель Гьячо» (Ледовый Стадион) в товарищеском матче с Италией (10:2).
Защитник Николай Сологубов говорил, что играть на высокогорье, по соседству с орлами, поначалу было не так-то просто. Акклиматизация наступила на 14-15-й день. Дальше дышать стало много легче.
Писатели Лев Кассиль и Сергей Михалков делились с читателями «Известий» атмосферой первых дней Олимпиады: «Пожалуй, не найти сейчас в Кортина-д’Ампеццо человека, который не был бы заражен веселым поветрием обмена нагрудными значками.
Есть счастливцы, успевшие за эти дни наменять и приобрести столько значков, что они не помещаются у них на куртках и перебрались уже на шляпу. Люди запросто подходят друг к другу на улице, бесцеремонно разглядывают значки на отворотах курток и жестами объясняют, что готовы вступить в меновые отношения.
Особенным успехом, вне всякой конкуренции, пользуются наши советские значки. Любой нагрудный значок мира можно свободно обменять на эмблему Всесоюзной сельскохозяйственной выставки и на новогодний елочный значок Центрального Дома работников искусств в Москве.
Немало сегодня в Кортине таких, кто приехал сюда, привлеченный отнюдь не духом благородного спортивного соревнования. Такие приехали сюда не столько для того, чтобы людей посмотреть, сколько ради того, чтобы показать себя и свои сверхроскошные туалеты и лимузины дорогих американских марок.
Это люди толстого кошелька. Они готовы заплатить любые деньги за удовольствие. Они оккупировали лучшие отели, платя бешеные деньги за роскошные номера.
Благодаря этому даже в таком фешенебельном отеле, как «Мирамонте-Мажестик», иным аккредитованным в Италии дипломатам приходится довольствоваться скромными номерами, никак не соответствующими их рангу и положению. Люди с миллионами лир и сотнями тысяч долларов котируются здесь выше полномочных послов.
Не случайно одна из миланских спортивных газет жаловалась, что коммерческий ажиотаж сделал недоступным для среднего итальянца посещение е олимпийских игр в Кортине. На это газета «Джорнале д’Италия» откровенно огрызнулась, заявив, что Кортина-д’Ампеццо «не для голодранцев».
Автор первого гола сборной СССР на Олимпиаде хотел бросить хоккей после ЧМ-1955
Жили наши на отшибе, в отеле «Тре Кроче» (Три Креста), олимпийской атмосферы толком не чувствовали и лишь изредка видели по телевизору соревнования других спортсменов.
Отсюда, может, и напряжение, предстартовый озноб, в котором признался Виктор Шувалов и который привел к тому, что до 15-й минуты первого периода дебютного матча СССР проигрывал Швеции 0:1.
Потом Евгений Бабич сравнял счет, а в начале второго периода вывел советскую команду вперед и через восемь минут ассистировал лучшему другу, Всеволоду Боброву.
Спортивный врач Олег Белаковский вспоминал, что именно Бабич и Бобров придумали прием оставления шайбы. Бабич раскручивал соперников, на скорости запутывал их, недалеко от ворот выманивал на себя оставшихся защитников и оставлял шайбу Всеволоду. А тот, выходя один на один, реализовывал стопроцентно.
Бабич, по словам Белаковского, был очень впечатлительным. Волновался перед всякой игрой и сильно горевал из-за поражений (после 0:5 в Крефельде в ярости распахнул окно гостиничного номера и заорал: «Никогда больше не буду играть в хоккей!»).
В то же время Бабич не увядал после силовых приемов, а играл еще неистовее и давал сдачи. В конце 1950-го, в матче его ВВС с ЦДКА, попал клюшкой в солнечное сплетение Николаю Сологубову, едва не сделав защитника инвалидом и надолго выведя из строя (Сологубов этого, очевидно, не простил и не принял Бабича, когда тот в начале 60-х ненадолго возглавил ЦСКА).
Досталось Сологубову и в игре со Швецией (следующий матч он пропустил), где СССР победил 5:1, – дубль сделал Валентин Кузин, русская ракета пятидесятых.
Бобров называл Кузина самым скоростным советским хоккеистом. К слову, как и Бобров в Сестрорецке, Кузин в Новосибирске выучился на слесаря-лекальщика и, наигравшись, не остался в спорте, а устроился слесарем-волноводчиком на предприятие, занимавшееся разработкой и изготовлением радиолокационных комплексов.
Его друг, игравший за «Динамо» в русский хоккей Леонид Рогачевский, рассказывал, что Кузин, казалось, летал надо льдом – настолько легким было его скольжение. А еще он закладывал виражи почти на месте, не теряя скорости (и не опуская голову), чего не умел никто в нашем хоккее.
Правда, во второй игре Олимпиады Кузин обошелся без голов. Наши разгромили Швейцарию 10:3, хотя снова пропустили первыми – на третьей минуте, от нападающего «Лозанны» Фрица Нефа, которого потом прозвали Носатым (за шесть переломов носа в игровой карьере).
Через пять минут счет сравнял армейский защитник Дмитрий Уколов, заменивший Сологубова в паре с Иваном Трегубовым.
В 1949-м Уколова призвали из «Спартака» в армию, но его явку в военкомат прозевали, и Дмитрий три месяца прослужил на Северном флоте. На чемпионском фото ЦДКА-1950 Уколов запечатлен в матроске. В подписи указаны воинские звания хоккеистов: капитаны Тарасов, Меньшиков, Старовойтов и Орехов, старшие лейтенанты Никаноров и Афанасьев, старшина Сологубов, старший сержант Елизаров. И матрос Уколов.
Для него гол швейцарцам – единственный на Олимпиаде-1956. Вперед в той игре советскую сборную вывел динамовец Юрий Крылов. На одной из последних тренировок перед отправлением на Олимпиаду ему сломали челюсть. Пищу принимал только жидкую, через трубочку, даже моргать было больно, но продолжал тренироваться и не пропустил в Италии ни одного матча, хотя Чернышев и врачи сомневались в быстром выздоровлении.
Как и Крылов, дубль в игре со Швейцарией оформил центр третьего звена Алексей Гурышев, первый в советском хоккее, забросивший триста шайб.
«Во время войны Гурышев, как и я, работал на заводе, – рассказывал мне Анатолий Кострюков. – Токарем. Щелчок у него был необыкновенный. Однажды Леша даже в кино снялся. В фильме «Хоккеисты» с Рыбниковым и Жженовым. Причем сыграл не какую-то короткую роль, а настоящую».
На сценарий «Хоккеистов» писателя Юрия Трифонова вдохновило расставание Анатолия Тарасова с легендарным защитником-ветераном Иваном Трегубовым, который в игре со Швейцарией – с передачи Гурышева – сделал счет 8:1.
Трегубов курил с семи лет, бросил школу после третьего класса, после смерти на войне отца и старшего брата работал молотобойцем и играл в хоккей с мячом за заводскую команду. Потом в хабаровском ОДО понадобилась замена Сологубову, призванному в Москву, и Трегубова перебросили туда из Комсомольска-на-Амуре.
Там Трегубов тоже наиграл на приглашение в Москву, в ЦДКА, к Тарасову и слегка ужаснул новых одноклубников, когда, сев в автобус, достал из кармана шинели пачку «Севера». «Ты потерпи, потом. Тарасов этого не любит», – подсказал Сологубов.
Коньков 45-го размера для новичка не нашлось, натянул на размер меньше и мало того что тренировался с дискомфортом в ногах, так еще и шайбу не мог оторвать ото льда (привык-то к мячу). Тарасов отнесся с пониманием и дал Трегубову время на привыкание к новой игре.
Трегубов, по его словам, по 12 часов в день «ковырялся с шайбой», но все равно не мог привыкнуть и молил о возвращении в Хабаровск, но Сологубов отговорил, помог Ивану освоиться (Трегубов воспользовался советом играть жестче и «бил беспощадно – когда надо и не надо»), и «братья Губовы» стали одной из сильнейших пар защитников европейского хоккея пятидесятых.
После 19:5 в трех первых матчах Чернышев заметил напряжение в игроках и повел их в горы
На следующий день после 10:2 со Швейцарией Трегубов и Сологубов снова играли вместе, во втором матче со шведами, и СССР победил 4:1 благодаря дублю Гурышева и голам Боброва с Шуваловым, заигравших вместе при трагических обстоятельствах.
В 1949-м Шувалов переехал из Челябинска в ВВС. В январе 1950-го ее патрон Василий Сталин распорядился не брать новичка на игру в Челябинск, чтобы не злить уральских болельщиков, считавших Шувалова предателем.
А тот все равно хотел полететь. Объяснял, что полгода не видел родителей, но босс ВВС был непреклонен. Шувалов проводил команду на аэродроме, передал через нападающего Василия Володина чемодан подарков для родни и, посмотрев какую-то игру на «Динамо», вернулся в комнату коммуналки на Хорошевке.
Вскипятил чайник, сел ужинать – вбегает сталинский адъютант Степанян: «Собирайтесь, хозяин вызывает». Вскоре Шувалов услышал от Василия Сталина: «Несчастье, хоккеисты разбились при посадке. Нужно собрать новую команду [так в основу ВВС попал 19-летний Виктор Тихонов] и ехать на игру».
Официально о трагедии не сообщалось, но слухи все равно окутали Челябинск. Пока Шувалов не вышел из поезда, родственники не верили, что он жив. Поездом прибыл и Бобров, тоже чудом не улетевший в Челябинск злополучным рейсом. Тогда-то двух новичков (Боброва переманили из ЦДКА) и поставили в одну тройку.
Причем Шувалов не скрывал, что играть с Бобровым было невыносимо. Тот постоянно требовал шайбу или мяч (до 1954-го Шувалов играл и в футбол) и однажды так обиделся, не получив пас, что, будучи играющим тренером футбольного ВВС, посадил Виктора в запас (вызволил оттуда Василий Сталин).
«Женька Бабич не раз повторял фразу: «Одним финтом не прокормишься». И был тысячу раз прав, – вспоминал Шувалов в интервью журналу «Российский хоккей». – Надо было иметь два-три приема, отработанных до автоматизма, – защитники ведь тоже не дураки, на мякине их не проведешь.
В нашем звене все могли делать финт «клюшка-конек-клюшка», но каждый выполнял его по-своему. Женька Бабич выполнял почти трюковой номер, который выглядит особенно эффектно против могучих и не очень поворотливых защитников.
Вот он идет с шайбой прямо на защитника – вот-вот он так ему врежет в корпус, что все внутренности вывернутся. Женька намеренно отпускает шайбу далеко от себя, защитник тянется к ней одной рукой, а Бабич легко отбивает его клюшку (он-то держит свою двумя руками!), и только его и видели!
У меня и у Бабича была пара фирменных финтов с резкой сменой направлений. У Боброва – на финт-другой больше. Все их знали, но неизменно покупались: он делал их настолько естественно, что не реагировать было нельзя.
Естественно, все это требовало мощной коньковой подготовки. У нас она была заложена русским хоккеем, что во многом и обеспечило своеобразие почерка первого поколения советских хоккеистов. От ворот до ворот – сто метров. Попробуй, преодолей это расстояние не скольжением, а бегом!»
Шайба Шувалова в игре со Швецией стала победной, но и после 19:5 в трех первых матчах Чернышев чувствовал, что напряжение в команде на спадает (все-таки – первая Олимпиада), а с приближением главных игр – только возрастает, – и повез игроков в горы.
Хоккеисты гуляли, катались на санях и просто веселились. Вечером, за ужином, Чернышев заметил: игроки раскрепостились. Назавтра команда повторила вылазку в горы, а потом иногда даже заменяла ею тренировку.
Болельщиков на хоккее пытались согреть инфракрасными лучами: не помогало – в отличие от вермута
Помогал Чернышеву Владимир Егоров. Я спрашивал Анатолия Кострюкова, игравшего у Егорова в «Крыльях» (а потом также помогавшего Чернышеву в сборной):
– Владимир Егоров, сделавший «Крылья» чемпионами в 1957-м, – что за человек?
– Наивный чуть-чуть. Мало того, что сам ни к сигаретами, ни к выпивке не притрагивался, так еще и по игрокам не мог понять – кто пьет, кто курит. Егоров прекрасно в футбол играл – до войны его лучшим полузащитником страны признавали. Я успел поиграть с ним и в футбол, и в русский хоккей. Когда он уезжал в хоккейную сборную, ассистировать Чернышеву, оставлял меня, действующего игрока, за главного в «Крыльях». Вторых тренеров тогда еще не было.
В защите «Крыльев» Кострюков играл с Альфредом Кучевским: «У Алика отец был литовец и носил фамилию Кучаускас, – рассказывал Кострюков. – Алик с детства играл за «Крылья» и в победном финале Кубка-1951 против ВВС забросил Григорию Мкртычану первую шайбу. Завершив карьеру, Кучевский с Гурышевым трудились судьями, а потом Алик устроился в «Спортлото».
Хоккейный журналист Владимир Пахомов добавил, что на ЧМ-1954 именно Кучевский узнал о плане наблюдателя Тарасова – поберечься в игре с Канадой, где, мол, все равно нет шансов, и сфокусироваться на победе над Швецией, которая сделала бы СССР чемпионом Европы – и подбил Боброва пойти к Чернышеву: сказать, что нечего экономить силы, надо побеждать.
Кучевский уверял, что перед первой игрой с канадцами совершенно их не боялся: заметил, что они нахальны и грубы, пока не получат сдачи, – и давал, когда соперники били Боброва и других лидеров советской сборной. А на Олимпиаде досталось уже Кучевскому, и четвертый матч, с ФРГ (8:0), стал для него последним на турнире.
Счет в игре с западными немцами открыл Александр Уваров, про которого Бобров говорил: по физическим данным динамовец походил скорее на поэта или актера, чем на хоккейного бойца, – среднего роста, худощавый, внешне хрупкий. Но в кипении игры, по словам Боброва, становилось ясно: хоккей немыслим без Уварова.
Матч с ФРГ, где Уваров отметился дублем, завершал как бы разминочную часть Олимпиады – оставались главные соперники: Чехословакия, США и Канада.
Пока сборная готовилась к важнейшим матчам, писатели Кассиль и Михалков на страницах «Известий» яростно опровергали информацию западных журналистов, что лыжница-чемпионка Любовь Козырева перед стартом выпила 200 грамм русской водки.
Также они возмущались ехидством иностранцев в отношении советских спортсменов, которые не обращались к гостиничной прислуге и сами гладили себе одежду.
«Что касается мнимой неприступности горной крепости «Тре кроче», якобы охраняемой коммунистами, – передавали Михалков и Кассиль, – то мы весело смеялись над этой горной легендой вместе с лыжниками из США и Германии, которые с успехом выступали в этой гостинице на вечере самодеятельности, устроенном нашими спортсменами.
Надо было слышать, как один из членов советской делегации пел итальянские песни, а девушка из Западной Германии с удовольствием подтягивала нам, когда мы хором пели «Широка страна моя родная».
Другой советский корреспондент, Герман Колодный (сокурсник Бескова в институте физкультуры по прозвищу Гиляровский спортивной журналистики), так описывал в «Вечерней Москве» второй период матча с ЧССР, ставший переломным – 2:1 превратились в 5:1.
«Первый перерыв. На поле выходят восемь рабочих в синих костюмах и красных кепках. В руках у них никелированные совки, которыми они сгребают со льда снег. Они идут по полю, выстроившись двумя треугольниками, параллельно друг другу. В течение 5-6 минут поле приводится в порядок.
В перерыве же происходит вручение олимпийских медалей американским спортсменам, победителям в соревновании по фигурному катанию. Начинается второй период. Чехословацкие туристы подбадривают своих спортсменов. Они громко скандируют: «Вы-рав-нять! Вы-рав-нять! Дотого, дотого! (Вперед!)».
И как бы в ответ на эти возгласы чехословацкие хоккеисты предпринимают длительный штурм ворот советской команды, стремясь сравнять счет. Вот на две минуты удаляется с поля Бобров. B игре пять советских хоккеистов. Они стойко обороняют ворота. Десятиминутный натиск чехословацкой команды подходит к концу. И вот уже на 12-й минуте Пантюхов доводит счет до 3:1.
Теперь настает очередь подбадривать команду нашим туристам. Слышится: «Мо-лод-цы! Мо-лод-цы! Еще! Еще!» И призыв не остается без ответа. Шувалов забрасывает четвертую шайбу, а за две минуты до конца периода Сологубов забивает пятый гол. 5:1.
Снова раздается звук сирены. Перерыв. Холодно. Не помогают обогревающие трибуну инфракрасные лучи. Болельщики подходят к электрическим грелкам. Другие предпочитают выпить стакан горячего кофе или бокал вермута».
Перед игрой с СССР тренер Канады сказал про наших: «Мы никогда не видели команды, которая бы играла так комбинационно»
Победив 7:4, советская сборная обеспечила себе звание чемпиона Европы. При этом команда Владимира Боужека (в 1950 чудом избежал ареста, когда многих игроков сборной посадили за антикоммунистические разговоры в ресторане) билась до последнего, забросив в третьем периоде три шайбы.
Две из них на счету капитана сборной ЧССР, защитника Карела Гута. Карел дружил с Бобровым и вспоминал: на площадке друг друга не жалели, а после игры, видя широкую русскую улыбку Боброва, Гут не мог не улыбнуться в ответ.
Гут настаивал, что Бобров обогнал свое время, играя совершенно непредсказуемо: то отдавал пас, то обыгрывал один в один, то неожиданно – метко и сильно – бросал по воротам.
Ценил Гут и коллегу по амплуа, Николая Сологубова.
Игравший с ним за армейцев и сборную Николай Карпов (будущий тренер чемпионского «Спартака») рассказывал, что Сологубов был чистым, порядочным человеком, но в начале сороковых оказался в тюрьме за то, что вынес с мясокомбината свиную тушу (надев на нее телогрейку с ушанкой и объяснив на проходной: «Напился человек»).
Зимой 1942-го Сологубов попал в штрафбат и через год был ранен: под Шлиссельбургом угодили под шквальный огонь, в ногу прилетел осколок (с поля боя Сологубова вытащил товарищ, который был вдвое его старше). Через полтора месяца, подлечившись, вернулся на фронт, и, когда возвращался с языком из разведки, пуля попала в большой палец правой руки.
После нового возвращения на фронт Сологубов стал наводчиком 229-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона, и при наступлении на Красное Село разорвавшаяся мина-лягушка повредила ему обе ноги.
Врачи сказали, что началась гангрена, но от ампутации правой ноги Сологубов отказался (20 лет, мечтал вернуться в спорт), и его эвакуировали в удмуртский Глазов, где сделали восемь операций. Голеностоп почти не работал, но, главное, спасли ногу.
С возвращением на лед Сологубов поторопился: правая нога закровоточила, конек наполнился кровью, пришлось снова ложиться под нож.
На фронт не вернулся – перевели в Хабаровск, а оттуда в армейский клуб Москвы, где партнером Сологубова с 1953 года был экс-нападающий «Крыльев» Юрий Пантюхов.
Заменив в крыльевской тройке Михаила Бычкова, он забил не только чехословакам, но и, на следующий день, американцам. В сборной Пантюхов был главным остряком.
Виктор Шувалов вспоминал: когда жили в Свердловске рядом с женской сборной по конькобежному спорту, одна спортсменка увидела в номере Пантюхова ракушку и поинтересовалась, для чего это. «На нос надеваем, чтоб не сломали», – ответил хоккеист. Девушка поднесла ракушку к лицу и попыталась примерить.
В другой раз, в столовой после тренировки, игроки подошли за курицей и крикнули поварихе: «Шура, мне ножку». Пантюхов и тут соригинальничал: «Шура, а мне – между ножек».
Американцам Пантюхов забил с передачи Николая Хлыстова, а в первом голе ему же ассистировал. Хлыстов тоже был балагуром (это он рассказал, что золото отмечали медицинским спиртом от Синявского) и, хотя забил в чемпионатах страны больше ста шайб, считал себя в первую очередь ассистентом.
Ассистентом, благодаря которому Алексей Гурышев стал одним из лучших советских бомбардиров. Хлыстов полагал, что главное в хоккее не забивать, а видеть поле, вовремя отдать, действовать технично и с хитринкой.
Кроме Пантюхова с Хлыстовым американцам забили Бобров с Кузиным. Наши победили 4:0, а уже через двадцать часов предстоял решающий матч – с Канадой, которую представлял лучший любительский клуб страны «Китченер-Ватерло» с отцом Мартина Бродера в воротах и обладателем двух Кубков Стэнли Бобби Бауэром в роли тренера.
Его младший брат, священник Дэвид Бауэр, будет тренировать сборную в шестидесятые и попадет в «Профессионалы» Высоцкого: «Сперва распластан, а после – пластырь… А ихний пастор (ну как назло!) – он перед боем знал, что слабо им. Молились строем – не помогло».
Накануне решающей игры канадцы пригласили советских журналистов на обед, и Боб Бауэр признался: «Мы никогда не видели команды, которая бы играла так комбинационно и точно, как ваши хоккеисты. Наши игроки не привыкли думать в игре. Их девиз – вперед, только вперед. А у вас главное в игре – расчет.
Вы играете разнообразно, умно, и это делает вашу команду особенно сильной... Против вашей сборной мы будем действовать сильнее, чем это было против других».
После поражения в финале тренер Канады выделил Пучкова, Сологубова и Крылова
Итак, 4 февраля 1956 года.
Председатель президиума Верховного Совета СССР Климент Ворошилов в день 75-летия принимает с поздравительными визитами зампреда КНР маршала Чжу Дэ и посла Швеции Рольфа Сульмана.
В Государственной библиотеке имени Ленина открывается выставка, приуроченная к 75-летию со дня смерти Достоевского. Среди экспонатов – рукописи, первые издания книг, письма родным.
В Москве открывается показ достижений советского цирка: на столичной арене дебютируют молодая гимнастка Валентина Суркова, силовые акробаты Киселев и Касеев, азербайджанский жонглер Абдулаев, молодые акробаты-вольтижеры братья Запашные.
Советский премьер Булганин предлагает американскому президенту Эйзенхауэру заключить договор о дружбе и сотрудничестве между СССР и США.
В ГДР пишут о провокационных действиях западных разведок: из ФРГ на территорию Восточной Германии опускаются воздушные шары с листовками «провокационно-клеветнического характера».
В Ленинграде прошел 15-й тур первенства страны по шахматам. Спасский выиграл у Лисицына, Тайманов у Бывшева и Толуш – у Хасина. Партия Холмов – Корчной закончилась вничью. После пятнадцати туров у Спасского одиннадцать очков, Тайманов и Холмов набрали по девять с половиной очков.
В Кортина-д’Ампеццо перед последним туром расклад такой: у СССР 8 очков и разница шайб +18, у Канады – 6 очков и +14, у США – 6 очков и +9 (причем американцы играли с чехословаками после нас с канадцами).
Перед игрой канадцы припугнули: по пути на лед колотили клюшками по дверям советской раздевалки. Черные полоски под глазами соперников наши тоже восприняли как попытку устрашения, а канадцы просто защищались от солнечных бликов – играли-то на открытом катке.
Чернышев требовал встречать соперника в средней зоне, не давая раскатываться и забрасывать шайбу к нашим воротам.
В первом периоде канадцы отутюжили нашу зону, но счет так и не открылся. Когда советские хоккеисты пришли в раздевалку, доктор не знал, за кого хвататься: у игроков ушибы, раны, ссадины. У Крылова кровоточили бровь и пальцы.
– Играть сможешь? – спросил его Чернышев.
– Да что вы, Аркадий Иванович! К чему спрашиваете? Чувствую себя прекрасно – забью сегодня!
В ответ Чернышев вздохнул и обратился ко всем: «Молодцы, что не пропустили,не дрогнули. Самое тяжелое позади – они не смогут такой темп поддерживать. Сейчас будет полегче атаковать. Только прошу – не задерживайтесь в чужой зоне, при потере шайбы успевайте вернуться и отработать в обороне. В нашей зоне не мудрите, попроще играйте».
Второй вратарь сборной СССР Григорий Мкртычан вспоминал: когда канадцы шли после первого периода мимо нашей раздевалки, несусветно орали и лупили клюшками по стене: до того злились, что счет не открыт.
Канадцы всю игру дубасили первую тройку СССР и недоглядели за динамовским звеном: Уваров ворвался в канадскую зону, упал, смятый двумя канадцами, но отбросил шайбу в сторону, и налетевший Крылов открыл счет.
Других голов во втором периоде не было, а начало третьего откладывалось – канадцы попросили перезалить лед. Но и это не сработало: вскоре после возобновления игры Кузин забил с паса того же Уварова.
«Мы ужасно разочарованы, – подытожил поражение 0:2 Боб Бауэр (Канада даже второй не стала, пропустила вперед США). – Советская команда победила заслуженно. В целом мы действовали неплохо. Этого хватило бы для того, чтобы обыграть любую команду на этой Олимпиаде кроме советской.
Команда СССР была лучшей в течение всего турнира. Особенно хорошо играли в последнем матче вратарь Пучков, защитник Сологубов и нападающий Крылов. По моему мнению, Сологубов и Крылов могли бы с успехом соперничать с любым канадским профессиональным игроком».
В ресторане, где советских хоккеистов награждали золотыми медалями, иностранные репортеры окружили Сологубова:
– О чем думали, когда канадец убежал один на один, а вы догнали его и забрали шайбу?
– О чем думал? – улыбнулся Сологубов, уже неплохо отметивший успех. – Вот были у меня в кармане шиллинги [после поездки на студенческие игры-1953 в Австрии Сологубов всю буржуазную валюту называл шиллингами], а канадец их утащил. И я вложил все силы в рывок и сожрал его.
Почти все чемпионы-1956, дожившие до девяностых, продали золотые медали – жить стало не на что
После игры с Канадой председатель Спорткомитета Николай Романов заявил, что победители должны увидеть Рим, и хоккейную сборную отправили в столицу на автобусе. Хоккеисты побывали на развалинах Колизея и в Ватикане, а потом поездом добрались до Вены и вылетели во Внуково.
Торжественной встречи не было. Разве что вместо автобуса – одного на всех – каждому игроку подали по легковому автомобилю, чтобы с комфортом доехали до дома.
Игрокам выписали за победу по 25 тысяч рублей, но после вычета налогов осталось 16 800. Также игрокам позволили купить «Победу» вне очереди, но она стоила 20 тысяч – пришлось доплачивать. Шувалов уточнял: до Олимпиады почти ни у кого из хоккеистов машин не было, только Бобров ездил на обшарпанном «Опеле».
Многие, впрочем, быстро продали свои «Победы» (из-за сборов некогда было ездить), и только Дмитрий Уколов ездил на своей, пока не развалилась.
Жена ушла от Уколова после того, как он завершил карьеру игрока из-за травмы. Уколов шесть лет работал таксистом, а потом 22 года – на 34-м автокомбинате Мосавтотранспорта. В год выхода на пенсию похоронил вторую жену, через год мать и жил один в 11-метровой комнате в коммуналке.
Осенью 1992-го Уколов умер от рака, и похоронить его было некому. Лишь через три недели соседка, Раиса Захаровна, звонившая по всем подряд телефонам из записной книжки Уколова, достучалась до Юрия Баулина (защитника ЦСКА пятидесятых и участника Олимпиады-1960).
Баулин стал искать деньги на похороны – ЦСКА и ФХР не помогли, выручил Отари Квантришвили, председатель Фонда соцзащиты спортсменов. Похоронили Уколова на Востряковском кладбище.
А на Ваганьковском много лет работал гравером еще один олимпийский чемпион-1956, защитник Генрих Сидоренков, после травмы Кучевского игравший на Олимпиаде в паре с Уколовым.
Машину, купленную после Игр, он продал, чтобы лечить сына Юрия, прожившего лишь двадцать лет, и после того, как за три года до получения военной пенсии его уволили с воинской службы, осознал, что умеет только играть в хоккей и ни к чему иному не приспособлен.
Устроится тренером в московские клубы не вышло. Работать грузчиком или рубить мясо в продмаге Сидоренков отказался. Выбрал Ваганьково, куда позвали друзья и где в декабре 1984-го поручили хоронить экс-министра внутренних дел Щеколова, который покончил с собой после обвинений в коррупции.
«Сначала возмутился: как я, заслуженный мастер спорта, олимпийский чемпион, и вдруг – кладбищенский работник? – говорил Сидоренков в интервью «Совспорту» в 1988-м, за пару лет до смерти. – Но жизнь, она любого укатает. Согласился.
И знаете, получилось. Руки у меня правильно построены. Стыдился ли я своей работы? А почему? Я не умею рубить мясо, зато хороший гравер. Правда, сейчас я уже гравером не работаю. Руки не те стали. Ныне я диспетчер в Боткинской больнице. Оклад – 100 рублей».
Мало у кого из чемпионов-1956 жизнь после игровой карьеры сложилась хотя бы примерно так благополучно, как у Боброва с Пучковым, тренировавших большие клубы и сборную.
Бабич покончил с собой в 51 год. Гурышев, оставив судейство, работал снабженцем на заводе. Трегубов – грузчиком в пивном баре у Малой арены Лужников, Сологубов – сторожем в гараже под высоткой на улице Восстания.
«Коля Сологубов и Иван Трегубов – лучше этой пары защитников не ведал наш хоккей, – утверждал в мемуарах демиург воскресенского хоккея Николай Эпштейн. – Это же было чистое золото, божественные игроки. Я диву давался: откуда они взялись, такие гиганты. Ничего лишнего, ни грамма жира, накачанные, резкие, скоростные, техника блестящая, бросок мощнейший.
Конечно, и Алик Кучевский был парень что надо, Виноградов Саша, Генрих Сидоренков, Димка Уколов. Позже появились замечательные игроки Рагулин и Иванов. Этих-то я сам растил.
Очень близко к Трегубову и Сологубову стояли Валерий Васильев и Саша Гусев, очень близко. Но все же те чуточку лучше были. И керосинили прилично. Если брали на грудь, так уж... Никто не говорит, что это хорошо. Плохо, конечно, для организма, да для всего плохо.
С ними кое-кто из молодых тоже в застольях участвовал. На равных. А утром – тренировка, а эти молодые не тянут. И вот Трегубов с Сологубовым им говорят: «Вот те на, пить с нами наравне, а бегать мы за вас, что ли, будем? Нет, ребятки, так дело не пойдет. А ну-ка, вперед»
Вот личности. Они себе на тренировках поблажек не давали после выпивок. Работали честно, на износ. Я Ивана [Трегубова] взял к себе в «Химик» играть. Он уже к тому моменту был не тот, от «керосина» даже лечился. А я взял. Не из жалости, а из уважения к великому мастеру. Жалости он бы не потерпел.
Да и знал я, что Трегубов будет выкладываться на все сто, коли к нему со всей душой, с доверием. Стараться будет. Кое-что он мог моим пацанам в команде еще показать. А только однажды вхожу после тренировки в раздевалку, а Иван сидит, голову на руки опустил, меня не видит.
И на выдохе с такой безысходностью: «Не могу...». Сколько живу, помню это «не могу». С такой болью Ваня это слово из себя буквально выдавил, вымучил. По-мужски, сам с собой наедине вынес себе приговор: «Не могу». Немногие способны в жизни на такую самооценку. Мужество тут нужно немалое».
Виктор Шувалов рассказывал, что почти все сборники-1956, дожившие до девяностых, продали золотые медали – жить стало не на что. Шувалов получил за свою 600 долларов, но двадцать лет спустя ее выкупили у американского коллекционера и заново вручили Виктору Григорьевичу в Кремле.
Фото: РИА Новости/Дмитрий Донской, Мстислав Боташев, В. Николаев, В. Козлов, Владимир Гребнев, Александр Невежин, Алексей Хомич, Алексей Дружинин; Gettyimages.ru/Fox Photos/Hulton Archive; East News/AP Photo/Hans Von Nolde
нас играет не одна, а три команды. Едва успеешь приспособиться к игре одной тройки, как тут же приходится перестраиваться..."
***
Справедливости нужно отменить, все игроки были сложившимися мастерами...Плюс руководили сборной талантливый тренерский штаб. Аркадий Иванович Чернышев и Владимир Кузьмич Егоров.
***
Виктор Васильевич Тихонов рассказывал о Егорове: "Его отличал творческий подход к делу. Его мысль постоянно работала над тем, что надо сделать для развития хоккея, каким путем идти, как строить тренировки. Владимир Кузьмич был грамотным и весьма требовательным тренером. А управлять такой командой в то время было довольно сложным делом. Те ребята послевоенного времени, сполна хлебнувшие лиха, были покруче нынешних".