Интервью Мальцева из «Колорадо»: пожар, операция, паника из-за мельдония, посиделки в СКА и доверие Сакика
Разговор Дениса Романцова.
В прошлом году воспитанник «СКА-Петергоф» ярко стартовал в «Нью-Джерси» (6+3 за пару месяцев), а после обмена в «Колорадо» более чем вдвое превзошел личный рекорд результативности – 48 очков. Все они, правда, пришлись на фарм-клуб, но поучаствовал Мальцев и в чемпионском сезоне «Эвеланш» – и ощутил доверие генменеджера Джо Сакика.
– Как провел месяц после возвращения из Америки?
– Отпуска пока не было – тренировался в Питере. Когда появится определенность с новым контрактом, полечу в Сочи.
– Ты ездил в Тампу на третий-четвертый матч финала. Чем там занимался?
– Шансов выйти особо не было (иначе предупредили бы), а у меня впервые получился такой длинный сезон, 82 матча, так что в Тампе я в основном отдыхал у бассейна. Сакик пошутил: «Проживаешь свою лучшую жизнь?» – «А что еще делать? Не играю же».
– В феврале, после первого гола в 2022-м, ты пару дней отдыхал на пляже. Как успел?
– Я тогда был в НХЛ, и предстоял 4-5-дневный перерыв на Матч звезд. Купил билеты в Майами на три дня, но меня спустили в АХЛ, и мы улетели в Калифорнию. Там я и отдохнул после двух матчей – с другом из «Сан-Хосе» Лехой Мельничуком.
– А билеты в Майами?
– Пропали. Вернулась где-то половина стоимости.
– Раньше ты каждое лето тренировался в Аспене с другими клиентами Пола Теофаноса. А в этом году?
– Сбор прошел в июне, когда я был с «Колорадо». Можно и сейчас съездить, но не хочу – там дорого и скучно, а тренеры не лучше, чем здесь.
– Там с игроками работал Боб Хартли?
– Да, он тоже клиент Пола. Еще был Артур Ирбе – но больше отдыхал, на лед только пару раз вышел. А основной там – Сергей Брылин.
Он тренировал фарм-клуб «Нью-Джерси» и говорил мне перед драфтом: «Не дай бог мы тебя выберем. Буду гонять». – «Со мной «Девилс» даже не разговаривали». Я общался с другими десятью командами, но попал именно в «Нью-Джерси».
Кстати, сейчас Брылина наконец-то подняли в НХЛ. Будет работать в «Девилс» – лет десять ждал этого шанса.
– Гонял он тебя?
– В первый год по-американски относился. Я думал, поддерживать будет, но услышал: «Первые два звена заняты. Пробивайся в четвертое». Я подумал: блин, вроде поиграл в КХЛ, а тут – четвертое звено в АХЛ.
К тому же до этого – в лагере «Нью-Джерси» – выходил во второй-третьей тройке и забросил шайбу, которую признали самой красивой в межсезонье. Генменеджер сказал: «Молодец. Так держать». А после следующей игры спустил в фарм-клуб.
– Как ты отреагировал?
– Удивился, что убрали посреди лагеря. Думал, до конца оставят.
А с Брылиным мы в итоге нормально работали в фарм-клубе – он специализировался на нападающих и после каждой игры подходил с компьютером, разбирал мои смены.
«На разминке Бучневич увидел нас с Шаранговичем без шлемов: «Вы чего, молодые, совсем охерели?»
– В прошлом году ты забил уже во второй игре за «Нью-Джерси». Что было перед этим?
– Я был в запасе, ждал шанса и вернулся на одну игру в АХЛ. [Тренер «Девилс»] Линди Рафф посмотрел ее и позвонил: «Я тебя в предсезонке не оценил, но сегодня ты мне понравился. Завтра – к нам».
Тренируюсь в Баффало с запасом, уже мокрый, а мне говорят: «Выходи со льда. Готовься к игре». С девяти утра я сидел на арене, а матч был в час или два.
Рафф спросил: «Готов?» – «Утром поделал «один в один». Немножко устал». – «Нормально – размялся. Цени этот шанс. Такие, как ты, еще два года должны в АХЛ играть». Рафф мне доверял, давал играть, и в феврале-апреле 2021-го я забросил 6 шайб.
Правда, я его однажды ударил.
– Как это?
– Нечаянно. У Раффа один глаз наполовину закрыт, еле видит. Перед каким-то матчем он стоял за моей спиной, заиграл гимн, я перевернул клюшку и заехал ему в другой глаз.
Думал: блин, сейчас вообще уберет меня с игры. Но Рафф только поугарал: «Я теперь вообще ничего не вижу». Второй тренер Марк Рекки тоже посмеялся.
– Чем еще запомнился дебют в НХЛ?
– Мне сказали первый круг перед разминкой сделать без шлема. И правда – крутые ощущения. А [игравшему за «Девилс» до апреля-2021] Диме Куликову это не нравилось: «Так только ветераны делают».
Потом мы с Егором Шаранговичем вышли без шлемов перед игрой с «Рейнджерс» – как опытные. Бучневич нас увидел: «Вы чего, молодые, совсем охерели?» В итоге мы с Егором забросили по шайбе.
«Панарин подъехал во время рекламной паузы: «Ты что, мою машину ########?»
– На одном из первых вбрасываний в НХЛ тебе противостоял Клод Жиру. Как это было?
– К тому моменту я выиграл три вбрасывания из трех, но, оказавшись перед Жиру, жестко напрягся. Суперигрок, к тому же праворукий, что для меня – дополнительная сложность.
Он подколол: «Чего напрягся? У тебя первое вбрасывание в карьере?» – «Да нет. Три уже выиграл. Сейчас у тебя четвертое выиграю». – «Ну давай».
Но я поторопился, и меня убрали с точки.
– Пи Кей Суббан забрал твои шлепки, потому что «понравились и подошли». Как еще веселил?
– Часто проигрывал в покер и говорил: «Слава богу, я богатый». Ему постоянно не везло. Там другой защитник – Сами Ватанен – все время побеждал.
Еще Суббан прикалывался над тем, что я пью «Ред Булл» после игры. В НХЛ это не принято (разве что перед матчем), но мне просто вкус нравится.
– В Нью-Джерси ты ездил на машине Панарина. Как так вышло?
– Там сложно: лизинг доступен только с 25 лет, а покупать я не хотел – без полноценного контракта. У Панарина машина была последний год в лизинге, и ему нужно было ее кому-то сдать. А я как раз рядом – к тому же у нас один агент.
Артемий сначала просил 1700 долларов, но у меня был контракт новичка, и 2000 уходило на жилье, так что сошлись на тысяче. Потом я поставил зимние шины в автоцентре, и пришло сообщение: «Сдуваются колеса». В автоцентре машину проверили, но снова высветилось: сдуваются. И так несколько раз.
– И в чем дело?
– В другом автоцентре сказали: «Вам колеса перепутали. Передние сзади, задние спереди». Все наладили, но Панаре позвонили из БМВ-сервиса: «У вас что-то с машиной».
В игре с «Рейнджерс» он подъехал ко мне во время рекламной паузы: «Ты что, мою машину ########?» – «Да нет, уже все нормально». – «Смотри, поаккуратней».
– Что на льду говорит Евгений Кузнецов?
– Егора Шаранговича называл «картошкой». Или: «Лукашенко, ты что, на льду стоять не умеешь?»
«Защитник схватил меня за шею и повалил: «При 10:1 так нельзя делать!»
– Удивился, встретив в АХЛ русского судью Ледовского?
– Я и не знал про него. В игре с фармом «Сан-Хосе» слышу – кто-то по-русски кричит: «Нормально, нормально». Думаю, с трибун, что ли. Или я сам себе это говорю?
Следующий матч – с фармом «Эдмонтона». Вбрасывание. Опять слышу русскую речь. Спрашиваю: «Вы русский, что ли?» – «Да». – «Что-то лед ужасный сегодня». – «Это называется – ###### под Саранском».
– Как ваш защитник Джастин Бэррон отреагировал на трейд во время тренировки?
– К нему подъехал кто-то из тренеров: «Собирай вещи – тебя обменяли». Ему постучали клюшками, пожелали удачи, но он все равно был в шоке. А потом обрадовался – узнав, что отправили в «Монреаль», почти домой.
– В телеграме ты писал, что тебе досталось за дерзкую игру в плей-офф АХЛ с «Онтарио».
– Мы громили их, и я забил шестой гол. Наш капитан сказал: «При таком счете лучше не радоваться». Хотя я праздновал как обычно – не катился, как Якупов, через всю площадку.
Ну, окей – своему второму голу я вообще не радовался. А в последней смене обыграл соперника под ногой и бросил. Защитник тут же схватил меня за шею и повалил: «При 10:1 так нельзя делать!» – «Почему?» Завязалась драка.
– Почему после матчей лучшему игроку фарма «Колорадо» вручают весло?
– Наш тренер Грег Кронин – психолог. Выписал каждому игроку цитаты – например: «Гребите, невзирая на боль». Весло – символ того, что мы в одной лодке и дружно гребем.
– За квартиру в Денвере ты платил 3 тысячи долларов – почти половину зарплаты в АХЛ. На жизнь-то хватало?
– Конечно. Во-первых, у меня с «Нью-Джерси» остались деньги. Во-вторых, я получил в «Колорадо» подписной бонус. В-третьих, когда поднимали в НХЛ, зарплата увеличивалась в десять раз.
«Пожар в нашей школе потушили, но крышу не проверили. И она обвалилась»
– Почему до 14 лет ты занимался именно в «СКА-Петергоф».
– Самая близкая школа – я жил в 30 минутах. Наша школа была сильнее основного СКА, всегда их обыгрывали. Шли на первых местах, опережая рижское «Динамо» и «Северсталь».
– А почему такие сильные были?
– В Петергофе правильная школа. Туда берут не по блату. И тренеры хорошие, честные. Говорили: «Из вас заиграет один-два игрока. Учитесь лучше». Так и получилось. Из нашей команды пробились Вова Барабанов («Витязь»), Никита Дыняк («Ак Барс») и я.
– Как в Петергофе сгорел ваш дворец?
– Это случилось в 2011-м, сразу после трагедии с «Локомотивом». Отец нашего вратаря точил коньки, иногда ночевал там и, похоже, оставил чайник включенным. Видимо, так и спалил. А пожарные потушили, но крышу не проверили. И она обвалилась.
У многих ребят сгорела форма, а мне повезло – моя осталась дома. Мы переехали в Колпино, в школу имени Дроздецкого. Я добирался туда еще быстрее, чем в Петергоф, а другим игрокам приходилось вставать в 5 утра.
– Часто к вам приезжал житель Петергофа Максим Сушинский?
– Один раз. Поиграл с нами и подарил мне клюшку как самому младшему. Она лет 7 стояла у меня на балконе. Ждал, когда будет подходить по росту.
И сломал на второй тренировке.
«Родителям говорили, что я окажусь в инвалидной коляске»
– Как ты травмировал спину?
– Первый год после школы. 15-16 лет. На летнем сборе мне дали слишком большой вес, и заболела поясница. Даже бегать не мог. В Питере сделали снимки и сказали: «Протрузии. Попей таблетки, и пройдет».
Но ничего не проходило. Хотя все перепробовали – иголки, банки, массажи. Спина все равно побаливала, и за сезон я провел только 4 игры. Потом приехал в юношескую сборную, и после двухчасовых тренировок стало еще хуже. Уже и ходить не мог.
– Что дальше?
– В Питере наконец-то попал к хорошему травматологу. Он выяснил: «У тебя стрессовый перелом». Мы обошли всех российских хирургов и ни от одного не услышали хорошего слова. Только: «Заканчивай».
– Как родители реагировали?
– Испугались. Им говорили, что я окажусь в инвалидной коляске. Мама спросила: «Что будешь делать?» – «Не знаю. Учиться. Что остается?» Решили, что я заканчиваю с хоккеем, и стали искать, где делать сложную операцию. Почитали отзывы про российские клиники (одному больному инфекцию занесли, другой не поднялся), и переключились на Европу.
– А там что?
– В Германии сказали: «Надо подождать месяца три». А я уже не могу – полгода болит. В итоге наткнулись в интернете на рекламу израильской клиники. Отправили туда снимки, и позвонил русский куратор: «Даже если бросаете спорт – срочно нужна операция».
– А СКА что?
– Советовали подождать. И не оплатили потом чеки за операцию. Но в итоге нормально поступили – после контракта новичка предлагали переподписаться на 5 лет, но приняли условия моего агента: один год и один из самых больших двусторонних контрактов.
– Операция дорогая?
– Около 40 тысяч долларов. Это с учетом перелета, проживания и отдельной палаты. К тому же папины родственники в Израиле добились скидки на операцию.
В Израиле доктор Пекарский, оперировавший Плющенко, осмотрел меня и сказал: «Через полгода будешь бегать. Не дай мне испортить статистику – у меня оперируются только чемпионы». Единственный, кто меня обнадежил. На следующий день после операции я еле встал и вскоре мог спускаться по лестнице. Через 5 дней вернулся в Россию.
– Как восстанавливался?
– Полтора месяца просто ходил по 15 минут в день. Через 3 месяца после операции пошел в зал, а через полгода – встал на коньки. Спина еще побаливала, и сначала я катался без клюшки.
Тогда как раз стартовал проект юношеской сборной, которая жила в Новогорске и играла в МХЛ. Ее тренер Виталий Прохоров постоянно звонил: «Как ты? Ждем тебя». Я приехал, поселился с третьим вратарем Егором Трифоновым и после месяца тренировок на льду сыграл первый матч за сборную.
«В Новогорске дружил с фигуристками. А гимнастки – высокомерные, не общались с нами»
– Как жилось в Новогорске?
– Сначала нормально – главное, что в хоккей вернулся. Нам устраивали развлечения (пейнтбол, йога, театр, курсы этикета, английского), а потом стало психологически сложно. Каждый день – одно и то же, две тренировки в день, родных рядом нет. Да и денег у проекта стало меньше.
Один парень не выдержал этой атмосферы и психанул. Швырял мебель и кричал: «Я больше не могу. Верните меня в мой клуб». И его отправили.
– Что за рекламу с вами снимали?
– Духов Montale. Хорошие, кстати – нам их четыре раза дарили. Однажды на фотосессию пришла Алеся Кафельникова. Такая звезда, с самооценкой.
Ей понравился один наш игрок, и она через агента взяла его номер. Позвала его на фотосессию Nikе, сели потом в машину, а там ее отец – говорит: «Ты хоккеист, я тебя знаю». А ему 17 лет, он в шоке был.
Я тогда жил с ним в одном номере и был у них вроде связного. Потом Алеся пришла к нам на закрытие сезона в «Чайхану», но вскоре они расстались.
– А ты с кем подружился в Новогорске?
– С фигуристками Леной Радионовой и Аделиной Сотниковой. Еще у нас кто-то встречался с девушкой из шорт-трека. А гимнастки – высокомерные, не общались с нами.
– В чем польза того эксперимента Прохорова?
– Весь день заниматься хоккеем было сложно, но сейчас я понимаю – так и надо: в этом возрасте ты формируешься как игрок и не нужно ни на что отвлекаться.
К нам, например, приезжал Сергей Федоров – первый человек, который учил меня действовать на вбрасываниях. До сих пор пользуюсь его советами.
«В Новогорске объявили: «У вас всех нашли мельдоний. Это война между Америкой и Россией»
– Когда поняли, что пропустите ЮЧМ из-за мельдония?
– Нас стали проверять после истории с Шараповой. Где-то за месяц до ЮЧМ. Потом во время тренировки Прохоров выбежал на лед с очумелыми глазами: «Быстро все со льда!» Мы не поняли, в чем дело – тогда были теракты в Европе, и сначала думали в этом направлении.
Но нас свозили в кино, а потом устроили собрание. Объявили: «У вас всех нашли мельдоний. Это война между Америкой и Россией».
– Как выводили препарат?
– Никто не знал, как это делать, и начался цирк. Мы ходили в баню, пили какой-то русский протеин для сжигания жира и шиповник как мочегонное.
У одних мельдония становилось больше, у других – меньше. Оказалось, чем больше тренируешься – тем больше у тебя мельдония показывается.
– Чем все кончилось?
– За две недели до ЮЧМ примерили костюмы Henderson для поездки на турнир, а потом в Новогорск заехала сборная на год младше. Нам объявили: «Покупайте билеты домой. Вместо вас поедут они».
– Что было на прощальном ужине?
– Прохоров поблагодарил за работу и дал по 100 тысяч в конверте. Сказал мне: «Ты молодец, что вернулся после такой травмы. Доказал, что любишь хоккей».
Я сел в самолет на Питер, а в журнале – анонс нашего чемпионата мира. Тут, конечно, упала грустная слеза – все-таки год к этому шли.
«Широков достал омскую рыбу и пиво: «Держи. Будем тебя готовить»
– В «СКА-Неве» ты играл у Петра Воробьева. Как он тебе?
– Мы его любили за все, кроме тренировок – они длились 6 часов в день.
– На предсезонке?
– Нет, по ходу сезона. После игр увозил на сбор в Игоре, и начиналось: в 8 утра – подъем и работа со штангой. Потом – лед: один в один, борьба, баллоны. Вечером – большинство, раскаты. И опять тренажерный зал.
Я подошел: «У меня спина… Можно мне уменьшить нагрузки?» – «Понял, хорошо». Старшие игроки были в шоке, что я подошел к Петру Ильичу. Но молодых он любил больше ветеранов.
– А его за что любили?
– Он честный: кто сильнее – тот и играл. К тому же условия нам выбил: премии за победы, чартер (что редкость для ВХЛ) и хороший отель – Sokos: заселялись туда за 2-3 дня до игры. Там отлично кормили: рыба, салаты, креветки. Мы шиковали.
Когда Петр Ильич ушел, это все пропало. Кстати, он до сих пор мне иногда звонит. Правда, в этом году, когда появились слухи о моем возвращении в Россию, набрал в 4 утра.
– Играли с ним в тот же защитный хоккей, что и его «Лада» с Ярославлем?
– Да, он говорил: «Не хочу, чтоб мы пропускали. Лучше выиграть 1:0, чем 7:6».
А я до предпоследней игры в ВХЛ не забивал и слышал от него: «Ты хорошо играешь, но голы тоже нужны».
– Ты вспоминал, что в КХЛ Сергей Широков помогал «нарабатывать голы». Как?
– В СКА я тоже не мог забить – то штанга, то еще что-то. После игры с «Авангардом» Широков позвал меня в конец самолета, где все играли в покер и выпивали. Достал омскую рыбу, пиво: «Держи. Будем тебя готовить».
Дацюк выглядывает: «Не-не-не. Молодой – куда ему». Широков: «Павел Валерьевич, не волнуйтесь».
– Как прошла подготовка?
– Непросто – Дацюк говорил не пить, а Широков настаивал. Ну, я посидел, пообщался. А в следующей игре – с «Югрой» – отдал голевой пас. Первое очко в КХЛ.
«Плотников спросил Алтыбармакяна: «Хочешь с Дацюком кружками удариться?»
– Как на тебя воздействовал Ковальчук?
– Помню, я вышел на смену и задохнулся: еле-еле вернулся на скамейку. Илья тянет кулачок: «Красава. Хорошо отработал». А у меня даже нет сил отбить.
Илья – один из лучших капитанов в моей жизни. Всегда устраивал командные посиделки – это вообще лучшее, что есть. В Америке их никогда не будет. Да и в России по ним уже скучают – после ухода Кови это пропало.
Думаю, «Авангард» во многом благодаря ему выиграл Кубок Гагарина-2021.
– Что устраивал Ковальчук?
– Каждый выходной на сборах мы куда-то шли. В мой первый год в СКА молодые ютились в другой раздевалке. Заходит Данила Квартальнов, а у него – три неотвеченных вызова с номера 017-17. Мы догадались, кто это, и говорим Дане: «Перезванивай».
Кови: «Сидим всей командой. Вы где? Записывайте адрес и быстрей приезжайте». Тогда Чудинов с Гусевым проставлялись за рождение детей. Закрыли весь ресторан. Мы, молодые, сидели до конца. Неудобно было раньше уходить. Это как на тренировке, где мы оставались и собирали шайбы.
– Что было в конце?
– Пришел мой черед говорить тост. Я уже чуток подвыпил и сказал от души: «Спасибо, что напоили и накормили». Кови: «Ты, по ходу, вообще так никогда не ел».
А Плотников спросил Алтыбармакяна: «Ну что, хочешь с Дацюком кружками удариться?» – «Я не против». – «Паш, чокнись».
Дацюк же легенда, с ним и поговорить честью считалось. Мы к нему по отчеству обращались.
– Он и в «СКА-Неву» приезжал на тренировку?
– Когда восстанавливался после травмы. Говорил: «Сейчас научу вас вбрасывания выигрывать».
И проиграл мне три из трех.
– Твои ощущения от Олега Знарка?
– Открытый и честный человек. Один из моих любимых тренеров.
Забавно, как его помощник Витолиньш называл меня с латышским акцентом: «Малэц».
«Думал, Федотова попугают недельку, максимум месяц – и все»
– Как тебя называют в «Колорадо»?
– Попкорн. Я проголодался перед игрой с «Далласом» на предсезонке, взял стаканчик, а Эрик Джонсон увидел: «О, будем тебя Попкорном называть». Другие тоже подхватили.
– В «Колорадо» тебе ставили в пример Ничушкина – намек на его безголевую серию в НХЛ?
– Нет, просто видят во мне второго Ничушкина. Сакик и Беднар говорят: «Следи за ним. Работай, как он». Валера же – главный трудоголик в команде. Раньше всех приходит в зал, позже всех уходит. Я тоже с ним занимался, когда поднимали в НХЛ.
– Правда, что на предсезонке Маккиннон предъявлял тебе, что не дорабатываешь на тренировках?
– Не напрямую. Нам тогда выдали новые коньки и форму – мне было неудобно: отдал пару неточных передач и упал. Валера подъехал: «29-й сказал, чтоб ты лучше работал».
В «Колорадо» с первых дней сезона все ребята были очень серьезно настроены. Это отметил даже приезжавший на просмотр Артем Анисимов, который и сам очень серьезный – напоминает моего батю, только младше в два раза.
В целом я чувствовал доверие Сакика. В конце прошлого года Ковальчук хотел позвонить ему и попросить вызвать меня из АХЛ, чтобы был шанс попасть на Олимпиаду (тогда еще думали, что сыграют энхаэловцы). Но Сакик прочувствовал момент и поднял меня без подсказки.
– Об олимпийцах. Твои эмоции, когда забрали Федотова – ты ведь тоже тогда был в Питере?
– Я сначала не поверил. Думал, попугают его недельку, максимум месяц – и все. Очень неприятно, конечно. Один наш энхаэловец перед приездом сюда в отпуск сильно нервничал: выяснял у знакомых, какая тут обстановка.
– А ты занервничал?
– Из-за армии? После операции на спине я не годен к службе.
Фото: instagram.com/m.maltsev31; vk.com/ska_nevainstagram.com/coloradoeagleshockey; Gettyimages.ru/Nicholas T. LoVerde; globallookpress.com/Maksim Konstantinov/Global Look Press; East News/AP Photo/David Zalubowski, Elsa/Pool Photo via AP; РИА Новости/Алексей Даничев
