Эдуард Кокшаров: «Не сравнивайте меня с Горлуковичем. Все-таки у нас игра интеллигентнее»
Он похож на героя из русских сказок. В былинных боях не жалел ни своих, ни чужих. Друзья и недруги называют его железным. Российский паспорт он не меняет. И твердо верен детским мечтам.
Но есть у олимпийского чемпиона 2000 года, чемпиона мира 1997-го года, чемпиона Европы 2000-го и победителя Лиги чемпионов 2004-го один недостаток. Эдуард Кокшаров не собирает свои фотографии. И со сменой телефонов целые этапы его насыщенной событиями карьеры уходят в небытие.
Хорошо, что они оставляют след в жизни других людей. И те хранят их как драгоценность в числе самых ярких впечатлений жизни.
— Довелось увидеть в соцсетях ролик о давней творческой встрече с чеховскими школьниками, где вы говорили о важности учебы. Замечу, что мало кто из больших спортсменов отличался особенным школьным прилежанием. В особенности представители сильной половины человечества.
— Я, кстати, окончил школу без троек. Причем не прилагал для этого чрезмерных усилий. Все дело в маме. Она пристально следила за моей учебой. Деваться было некуда — приходилось учиться хорошо.
Особенно легко давалась математика, ее мог практически не учить. Можно сказать, выполнял домашние задания на подоконнике — прямо перед уроками. А учителя говорили маме: "Вот если бы ваш сын еще и серьезно относился к предмету, у него была бы уверенная пятерка". Но я вполне обходился и четверками.
— Кто был кумиром для юного Эдика Кокшарова, выросшего в гандбольном городе Краснодаре?
— Может, это и неправильно для мальчишки, но кумиров у меня не было. Просто хотелось научиться играть так, чтобы попасть в сборную, поехать на Олимпиаду и выиграть ее.
Правда, когда мы занимались на открытых площадках, то тренироваться по соседству периодически подъезжал тот великий СКИФ, который побеждал в чемпионатах на закате СССР и завоевывал Кубок ИГФ. Главной звездой той команды был Андрей Лавров.
После победы на Олимпиаде-88 у него появилась очень крутая то тем временам машина — "Волга" ГАЗ-24 белого цвета. Он оставлял ее на пригорке, над площадкой. Тренируясь, я поглядывал на ту волшебную машину. И в подсознании сидело: если буду хорошо тренироваться, то добьюсь таких же успехов. Тогда я и не подозревал, что судьба сведет нас для победы на Олимпиаде в Сиднее.
В шестнадцать лет я начал тренироваться с основой СКИФа. Лавров уже уехал за рубеж, но оставались Дмитрий Филиппов, Дмитрий Карлов, Иван Левин — это были недосягаемые звезды. Я все время боялся их подвести и не забросить, когда меня выводили на бросок.
Отношение с их стороны было нормальным, хотя курс молодого бойца никто, конечно, не отменял. Понятно, что у новичка прав на ошибку всегда меньше, чем у старожила. Самое тяжелое — это заслужить уважение аксакалов. А добиться его можно было только предельной самоотдачей. Мы пришли в команду с Олегом Ходьковым и делали все, чтобы в ней остаться.
— Девяностые годы были непростыми…
— И потому все, кто мог уехать за рубеж, это сделали. А оставшиеся зарабатывали сущие копейки. Молодому игроку проследовать по пути старших товарищей было практически нереально — в российском гандболе действовал возрастной ценз до 25 лет. И все ждали этого рубежа.
Но я уехал уже в 23. Когда получил предложение от зарубежного клуба, целый год ходил следом за Владимиром Максимовым и упрашивал, пока он меня не отпустил.
— Какой приводили аргумент?
— Будучи рожденным в 1975 году, я всегда играл за сборные на год старше. И когда надо было идти в бой, никто не вспоминал о моих юных годах. Но это сразу же стало важным, как только появилась возможность уехать за границу. Максимов, надо отдать ему должное, мои аргументы все же принял и чинить препятствий не стал.
— Раз уж в нашем повествовании сразу появился Владимир Салманович, то не могу не вспомнить и его пламенную речь на той встрече с чеховскими школьниками. Он произвел эффект историей о том, как однажды во время охоты пуля случайно пробила ему легкое и прошла вблизи сердца. Но спортивная закваска оказалась настолько мощной, что через две недели легендарный тренер уже приступил к работе.
— За время общения с Максимовым слышал эту историю раз сто, если не больше. Драматичное начало и счастливая концовка оставались всегда неизменными, а общее содержание варьировалось в диапазоне процентов десяти. Так что не сомневаюсь — история достоверная.
Владимир Максимов
— То поколение советских гандболистов действительно было каким-то особенным? Или они, как все люди старшего поколения, не прочь окружить себя героическим ореолом?
— Поставил бы вопрос иначе. И перевел бы в русло высказываний нашего президента. Владимир Владимирович Путин говорил: если мы забываем историю или вообще ее не знаем, то будущего у нас не будет. Так что это не ореол, это то прошлое, которое великие люди стараются оставить молодым игрокам. Ведь те, по большому счету, мало знают не то что о гандболе советском, но и о более позднем — суверенном российском.
— Еще советские звезды с удовольствием вспоминают время отдыха и выпитое ими в перерывах сражений. Объемы поглощенного в этих мемуарах впечатляют.
— За карьеру выслушал уйму подобных историй, но не стоит им удивляться. Тогда это было привычным образом жизни. В самолетах разрешали и курить, и пить. По телевизору шли фильмы, где герои, едва проснувшись, закуривали и весь день проводили на каких-то производственных совещаниях в клубах дыма. Да и засыпали с пачкой сигает на тумбочке. Слава богу, сегодня нормы жизни другие.
Я закурил, только уехав в Словению. Меня там к этому пристрастили. У балканцев вообще любимое времяпрепровождение — за чашкой кофе с сигаретой. Посмотрел, посмотрел — и тоже попробовал, так и привык.
Сын, который серьезно занялся спортом, как-то задал мне вопрос, какие лучше всего использовать протеины, витамины и разного рода энергетические добавки. На что я ему ответил просто: "Твой папа стал олимпийским чемпионом на воде и пиве".
— Но вначале вы со сборной России победили на чемпионате мира 1997 года. Подозреваю, именно этим достижением руководствовался Максимов, отпуская вас за рубеж до истечения лимита.
— Возможно. Мне, конечно, повезло — и попасть тогда в Японию, и немало там сыграть. Уже в первом матче получил травму Валера Гопин, и часть игр в середине турнира ему пришлось пропустить. А мне, молодому бойцу, предстояло заменить великого мастера.
— Нетрудно представить ваши первые чувства и мысли по этому поводу.
— Все было аналогично попаданию в СКИФ. Но, скажу нескромно, общей картины я тогда не испортил. То чемпионское выступление повлияло на мое будущее в сборной. Владимир Салманович увидел, что краснодарский парень не спасовал, и это ему понравилось.
— Команда конца 90-х впечатляла звездным составом: Александр Тучкин, Вячеслав Атавин, Василий Кудинов, Андрей Лавров, Олег Киселев… Какими они оказались вблизи?
— Обыкновенными людьми. Отношение к молодому игроку сильно меняется, если он наравне со стариками помогает команде и делает результат. Тебя перестают воспринимать как молодого, и ты становишься равным среди равных. Понятно, что ветераны, как более опытные что-то подсказывали, но отношение ко мне было замечательным.
В команде хватало людей незаурядных, непохожих друг на друга. Про Атавина говорили, что он никогда не улыбался. Но я застал редкие моменты, когда такое случалось.
Тучкин же, напротив, очень компанейский, любит пошутить. И умный — заполнению кроссвордов мы с ним посвятили не один вечер. Вася Кудинов — очень открытый и добрый человек, любил поговорить и рассказать истории из жизни…
— Вашего тренера тоже не назовешь молчуном.
— Сейчас многие спортсмены и тренеры говорят, что в наших командах не хватает психологов — для создания мотивационного фона. Мы же всегда над этой идеей смеялись. Потому что те, кто прошел школу Максимова, в психологах не нуждаются. Это люди заведомо стрессоустойчивые и целеустремленные.
Вы не представляете, под каким прессом тестировал игроков Владимир Салманович. Когда молодой кандидат попадал в команду, Максимов за ним, разумеется, наблюдал, но никак не давал это понять. Внешне просто не обращал на парня внимания.
Затем, если тот проходил какой-то путь, уже мог обратиться по имени и завести разговор — довольно короткий, впрочем. А если игрок достигал со сборной каких-то больших результатов, к нему проявлялось доверие. Максимов не то чтобы разговаривал на равных, но начинал прислушиваться к его мнению. Он мог поговорить о чем-то важном со всеми лидерами, но окончательное решение принимал сам, и повлиять на него уже никто не мог.
— Как поначалу тренер обращался к вам?
— Не стану перечислять варианты. Но это все они — из серии "эй, как там тебя зовут?".
— Обидно.
— Вот поэтому и говорю: после максимовской школы психолог не нужен. Если у тебя есть амбиции, такая манера обращения действительно вызывает обиду: как так, почему тренер меня не видит? Но теперь, с высоты прожитых лет, понимаю, что, возможно, на то время это было и правильно. Даже уверен в этом.
— Русскому человеку нельзя давать распускаться?
— Демократия здесь должна быть такой: все поговорили, и один принял решение.
— Что в сборной Максимова было запрещено?
— Все. Разрешалось только тренироваться и играть. Ну и карты, что является занятием довольно безобидным. Играли в основном в "дурака". Даже чемпионаты устраивали. Я настолько наловчился считать карты, что даже сейчас, когда зовут сыграть, говорю: дело бесперспективное, в выигрыше все равно останусь я. Голова считает все сама, автоматически. В картах мы тоже становились профессионалами, доводили умение до совершенства.
— Кто играл сильнее всех?
— Максимов. Мы часто отправлялись в коммерческие турне по Германии — на матчи с командами из разных лиг. Переездов хватало, и это время надо было чем-то занять. А немецкие автобусы хороши тем, что оснащены столиками между сидениями.
И, как только рассаживались, начинались баталии, в которых был активен и Владимир Салманович. Игрового опыта у него больше — копил еще со времен советской сборной. И не удивительно, что он был фаворитом.
— То есть ваш коллектив был закален не только играми, но и многочасовыми путешествиями. С таким хорошо играть на Олимпиаде.
— Согласен. К Играм 2000 года у нас действительно сложилась крепкая команда. Побеждает всегда коллектив, а не один-два, пусть и очень сильных лидера. Так и было в Сиднее.
— Давайте вспомним те славные дни.
— Летели на Игры с одним осознанным желанием — победить. Я, к примеру, был настолько сосредоточен на решении этой задачи, что ничего вокруг просто не замечал. Мы жили в своем мире. В город первый раз вышел только по окончании турнира. Хотя, казалось бы, когда еще побываешь в такой стране, как Австралия. Но мы ездили по одному маршруту: деревня — арена — деревня. Когда случался день отдыха, проводили его в номерах, чтобы не растрачивать силы на бесполезные занятия.
— Какие игры получились самыми наряженными?
— Больше всего отложились в памяти полуфинал против югославов и, понятно, финал против шведов. Ворота "югов" в то время защищал мой друг Деян Перич — мы вместе играли в Словении за "Целе". Было непросто из-за того, что он знал меня, а я — его.
С Деяном Перичем. Тренеры сборной России
— Предположу, что перед матчем Максимов должен был учесть, что в команде есть специалист по этому вратарю: "Расскажи-ка нам, Эдик…"
— Салманыч не занимался подобными глупостями. Перед нами стояли задачи, которые надо было решить. А как — это уже твои проблемы.
Да и игра ведь непредсказуема. Иной раз все делал правильно, практически идеально выходил на броски, но мяч упорно не шел в ворота — то штанга, то вратарь, то мимо. А бывало наоборот: состояние не лучшее, не ждал от игры ничего хорошего, а в итоге удавались практически все попытки. Как это объяснить — не знаю. Вот честно.
— В финале против шведов вы сыграли лучший матч в жизни?
— Ну не то чтобы самый-самый. Были у меня хорошие поединки и до этого. Но тогда сделал для команды ровно столько, сколько от меня требовалось.
Любой финал — игра специфическая. Мотивировать никого не надо, все знают, чего хотят. Мы понимали, что победить очень сильных скандинавов сможем, если вытащим из себя все сто процентов, а то и больше.
У команды был отличный сплав молодости и опыта. Лаврову было 38, Тучкину 36. Они был стрежнем, на котором строилась игра. И в финале оба подтвердили высокий класс. Саша забросил больше всех в команде — семь, а Андрей отбил все, что можно было отбить, и даже больше.
Олимпийский траверс. Сидней-2000. Лев Воронин: "Подойди к нам кто посторонний, он сгорел бы дотла"
— С олимпийской сборной 2004 года повторить успех вам не довелось. Золото заменила бронза. Тогда в первом матче вам снова противостоял клубный партнер — Сергей Рутенко, принявший к тому времени словенское гражданство.
— Там был не один Серега, но и другие ребята из "Целе". Это вообще интересные ощущения — выходить против сборной той страны, где играешь за клуб. По понятным причинам стараешься сыграть на максимуме — хотя бы для того, чтобы не услышать потом, что у тебя особенное отношение к этой стране.
— Вы стали лучшим бомбардиром той встречи — девять мячей. У Рутенко и группы товарищей-словенцев было по четыре.
— Я старался. Что до Сереги, то, зная о его бомбардирских умениях, мы решили поставить против него очень активную защиту. Он человек амбициозный, заряженный на победу, И когда что-то не получалось, начинал горячиться и мог принять неверные решения. Вот в такие моменты его и надо было отпускать…
В игре Сергей Рутенко
— Вы наверняка могли играть в тот день и в одной сборной.
— Да, словенцы и мне предлагали сменить гражданство. Но я даже не вступал в переговоры — знал, что всегда буду играть за одну сборную. Здесь без вариантов.
— В Афинах сборная России вышла в четвертьфинал лишь с четвертого места в группе…
— К тому времени у нас омолодился состав. Многие опытные игроки заканчивали карьеру. Сборная только нащупывала игру и, понятно, она не была идеальной.
— В четвертьфинале вас поджидали французы. Они прошли предварительный раунд без поражений и поэтому…
— …не предполагали, что в игре против россиян могут возникнуть какие-либо трудности. Подобных историй в гандболе хоть отбавляй. Легкой прогулки у французов не получилось, и победители двух следующих Олимпиад получили хороший урок — никогда нельзя недооценивать соперника.
— А вот полуфинал против немцев вам откровенно не удался…
— И это при том, что в наших воротах фантастически играл Лавров. Мы потом пересматривали то матч — его провалили полевые игроки. Андрей отбивал и отбивал, давал нам шансы, а мы их транжирили. Реализуй на два-три больше — и все, ход борьбы изменился бы.
Афины-2004. Андрей Лавров
— А что помешало?
— Ох… Можно долго рассуждать о хороших и плохих днях. Но тот, судя по всему, был просто не нашим. Даже у великих — возьмем тех же Месси, Надаля, Федерера — случаются неудачные матчи, и они ничего не могут с этим поделать. Вот и мы не смогли…
— Но отдадим должное: бронзу у венгров потом выиграли. Это был потолок той сборной?
— На Олимпиаду мы ехали за золотом, и поэтому в душе было разочарование. Да и в штабе делегации настроение было аналогичным: мол, как же так, мы ждали от вас другого результата.
Но, как показало время, те бронзовые награды тоже имели цену. Они пока последние у российского мужского гандбола.
Олимпийский траверс. Алексей Растворцев: "Не думали, что та медаль в Афинах-2004 станет последней"
— Согласно опросу Международной федерации гандбола, Андрей Лавров стал игроком номер три в двадцатом веке. Перед ним Магнус Висландер и Талант Дуйшебаев. Вы видели в игре всех троих — считаете выбор справедливым?
— Расставил бы эту тройку по-другому: Лавров, Висландер, Дуйшебаев.
— Таланту, уверен, не нравилось, когда вы играли против него передним защитником. Соперники называли вас весьма выразительно — Русским Бультерьером.
— Да, такое было. Я делал эту работу хорошо. И больно.
— Сергей Рутенко вспоминал, что играть против вас было неприятно даже на тренировках.
— Стас Кулинченко что-то подобное тоже говорил. Мол, меня лучше было обойти стороной, нежели вступать в борьбу. Ну, такой я человек: одинаковый и на тренировках, и в играх. Ребята порой обижались: "Эдик, ну что ты делаешь? Мы же просто тренируемся". А я вроде и не хотел играть жестко, но получалось так, как всегда.
— Напрашивается параллель с другим олимпийским чемпионом, футболистом Сергеем Горлуковичем.
— Его игру помню. И ваша аналогия мне неприятна. Там было так: в кость и на вынос, а потом разбирайтесь. "В кость" я принимаю, но не "на вынос". У нас все-таки более интеллигентный вид спорта, и в больницу друг друга мы стараемся не отправлять.
— Легионером вы стали в 1999-м, приехав в словенский "Целе". Это была резкая смена обстановки для молодого парня?
— Знаете, я не был избалован жизнью. Проводил ее в тренировках и играх. Так что место пребывания главенствующего значения не имело. Конечно, к новой стране надо было адаптироваться. Но это удалось довольно быстро.
— Одна из наших гандболисток вспоминала, как бесили ее бесконечные коллективные походы балканцев по кофейням…
— Ничего не поделаешь, таковы там традиции. Люди в бывшей Югославии по ментальности очень компанейские. Меня эти посиделки совершенно не напрягали. Наоборот, был им рад: хорошая разговорная практика и возможность лучше узнать партнеров. Да и напряжение после тренировок так тоже снималось: шутки и юмор никто не отменял.
В то время словенцев у нас в команде было немного. Играли и хорваты, и сербы, и боснийцы — сборная Югославии, можно считать.
— Это были интересные ментальные впечатления?
— Со временем стал примечать, что сербы немного отличаются от тех же словенцев и хорватов. Они очень общительны, любят поговорить и способны часами рассказывать истории. В их реальности, правда, часто приходилось сомневаться, уж больно много там эффектных подробностей.
Хорваты и словенцы не так многословны. Они и в общении холоднее, особенно тебя к себе не приближают. У них нет этой сербской души нараспашку.
Продолжение воспоминаний Эдуарда Кокшарова БЦ предложит вам на следующей неделе.
Сергей Щурко
Самые свежие гандбольные новости со всего мира всегда доступны на сайте "Быстрого центра": handballfast.com
