«Я протестовал, как Джон Леннон и Йоко Оно». Выйти из комы и вернуться в футбол
Денис Романцов – о Матиасе Альмейде.
«Я умираю! Клянусь, умираю. Нужен врач».
Матиас Альмейда принадлежал «Интеру», но не играл, мучился с костылями после перелома голени, а в декабре полетел домой, в Аргентину, отгулять тридцатилетие. Отец решил отмечать на территории любительского клуба «Сементо», где он тренировал, а Альмейда до пятнадцати лет играл. Набилось много старых друзей: барбекю, карты, воспоминания. Каждые десять минут его бокал наполняли дешевым вином из картонных коробок. Ему было хорошо: он забывал о треске в ноге, два месяца стоявшем в ушах, о меркнувшей карьере, об угоне машины в Парме и о том, что сидел на антидепрессантах и не должен был пить.
Вырубился в четыре утра, проснулся в половине восьмого, взял сенбернара и пошел на пробежку. Пробежка удалась только сенбернару, а Матиас волочился за ним, опустив голову. Дома упало давление, рвало. Нужен знакомый врач, обычный доложит прессе, а это скандал и штраф от «Интера», но знакомый – на конференции в пятидесяти километрах. Что делать – вызвали его, стали ждать, Альмейда впал в алкогольную кому, а через шесть часов очнулся и увидел у кровати жену, родителей, бабушку и сестер.
Разлепив губы, он прохрипел: «Пожалуйста, не уходите от меня».
Он уехал из дома в пятнадцать лет. Любой другой радовался бы, что свалил оттуда. На сто семей правительство выстроило тридцать домов: несколько лет ждали жеребьевки – и дождались: тридцать два квадратных метра, черно-белый телевизор, нет отопления, электрический водонагреватель, Матиас – последний в очереди в ванную, после родителей и двух старших сестер, так что плескался уже в холодной воде. Он собирал медь на улице, сдавал в металлолом, на эти деньги мотался с друзьями на турниры – играли на апельсины. Лопали их на обратном пути и домой возвращались сытые.
Через общего знакомого отец вышел на детского тренера «Ривер Плейта» Федерико Вайро. Матиас приехал на просмотр, не подошел, но разжился автографами вратаря Гойкочеа и полузащитника Боррелли. В год «Ривер Плейт» просматривал по десять тысяч детей. Матиасу разрешили вернуться через месяц, потом еще через через месяц, еще и еще. На десятый приезд тренер Вайро сказал: «Ладно, мы его берем, но мест в общежитии нет».
Дед Матиаса был полицейским, вышел на пенсию и устроился охранником кожгалантерейной фабрики. Из Асуля, где они жили, в Буэнос-Айрес ходили грузовики с фабричной продукцией. Дед договорился: Матиаса брали в один из них и высаживали в столичном районе Пуэрто-Мадеро. Но трястись каждую ночь по семь часов немыслимо, скинулись всей семьей – дяди, тети, дедушки, прабабушка: сняли Матиасу угол в отеле «Гуанами». Матиас был единственной звездой того отеля, да и то будущей: общие кухня и ванна, рядом с кроватью сервант, в нем – лапша и сухое молоко. Мама привозила телячьи котлеты, но сразу все не съешь, а холодильник – один на сорок человек. Матиас плакал по ночам, привык, что рядом сестры, а тут в пятнадцать лет остался один.
Через год «Ривер» заплатил сто песо, удалось снять жилье поприличней – на тренировки ездил зайцем, экономил, но ел все равно плохо. В 1991-м попал на тренировку основы и выглядел на фоне ее игроков как сирота-побирушка: «Сколько ты весишь?» – спросил тренер Пассарелла. – «64 килограмма». – «А раньше сколько?» – «70». – «Если хочешь остаться в «Ривере» – должен переехать в наше общежитие». Там Матиас узнал много нового: например, что некоторые его ровесники уже стали отцами. Увлеченный такой перспективой, он начал сбегать из общежития по ночам, но попался и разнообразил свой досуг: с двух до восьми стал драить коридоры стадиона «Монументаль».
А по ночам все равно убегал. Накануне игры с «Бока Хуниорс» в юниорской лиге гулял с подругой и наткнулся на своего тренера. Тот не поздоровался и грозно посмотрел. «Ну все, завтра я на лавке, – понял Альмейда. – В главной игре сезона!» Наутро тренер зачитал стартовый состав и последним назвал Матиаса. «Успокойся, мне тоже было восемнадцать», – сказал тренер юниоров «Ривера» Алехандро Сабелья. Через двадцать три года он вывел Аргентину в финал чемпионата мира.
Потом Альмейда дебютировал и во взрослой команде, а на следующий день вернулся на стадион с ведром и шваброй.
После дебюта Матиас сыграл шесть раз за два года. Пассарелла требовал постричься, но Альмейда отказался и загремел в четвертую команду, где подружился с защитником Густаво Инсаурральде. Тот дурачился, через день прогуливал тренировки, но Матиас научился у него другому – начал курить по десять сигарет в день. К двадцати годам Альмейда увяз в запасе и попросил Пассареллу отпустить его в «Сармьенто». «Они обещают три тысячи песо». – «Не спеши. Если продадим в Японию Густаво Сапату, возьму тебя в основу». Отпусти он его тогда, и Матиас сгинул бы, как его друг Инсаурральде, но Сапату продали, Альмейда заиграл, в 1994-м получил две красные карточки за четыре дня, в 1995-м промахнулся в серии пенальти полуфинала Кубка Либертадорес, зато через год был точен, выиграл титул и полетел с молодежной сборной на Олимпиаду.
Против Тарибо Уэста в финале Олимпиады
В четвертьфинале с Испанией Альмейда обвел четверых, бабахнул в перекладину, Креспо добил и закончили 4:0. В финале проиграли Нигерии, зато появилось одиннадцать предложений из Европы. Альмейда стал вторым клиентом агента Маркоса Франки после Марадоны. Франки докладывал: Альмейду хочет «Барселона», а «Реал» предлагает за него «Риверу» Фернандо Редондо, которого покупал за восемнадцать миллионов долларов. Но волне интереса к себе Матиас брякнул в интервью: поиграю еще года три и брошу футбол. «Эй, я тут ищу тебе вариант получше, а ты несешь черт-те что. Завтра в Буэнос-Айрес прилетают люди из «Реала». – «Нет, я не буду играть за «Реал». Я дал слово президенту «Севильи».
За Альмейду заплатили девять миллионов долларов, рекорд Аргентины. Он прилетел в Севилью на частном самолете президента клуба и узнал, что на стадионе «Санчес Писхуан» его презентации ждут двенадцать тысяч человек. Но прежде – обед. На столе – ветчина, сыр и креветки. Альмейда сказал, что сыт, хотя на самом деле впервые видел креветки и не знал, как их есть.
«А что мне делать на стадионе?» – «Почеканишь мяч и выбьешь его на трибуны. Все просто». На стадионе выяснилось, что Альмейда не захватил с собой бутсы. «Ничего-ничего, мы дадим другие». – «Но мне нужны Nike. Я подписал с ними контракт и, если на фото буду в других бутсах, меня оштрафуют». Nike нашли только сорок четвертого размера. Альмейда выглядел как лыжник на шипах. Отчеканил кое-как, ударил в сторону трибун, и мяч улетел на верхний ярус, где никого не было. Потом еще письмо от Федерико Вайро, первого тренера. Оказалось, среди документов, которые Альмейда подписал при зачислении в «Ривер», было обязательство заплатить Вайро процент от следующего трансфера. Так Альмейда потерял двести тысяч долларов.
В четырех первых играх – три поражения. Альмейда получал, как Роналдо в «Барселоне», в пять раз больше ветеранов «Севильи», в итоге косо смотрели и они, и болельщики, которые ждали, что новичок будет в каждой игре обводить четверых – как в четвертьфинале Олимпиады. А он-то опорный полузащитник, и привык отбирать мяч, но не тащить его вперед. «Севилья» бухнулась на последнее место, и Альмейда вышел со стадиона с одной целью: услышать от кого-то оскорбление и подраться. С детства любил бокс. Но зря он так: болельщики увидели, что самый дорогой игрок команды идет домой пешком и перестали свистеть ему на матчах. «Реал», куда Альмейда не пошел, стал в том сезоне чемпионом, а «Севилья» вылетела.
Но перед этим Альмейда слетал в сборную и поделился проблемами c другом (в «Севилье», помимо всего, и зарплату задерживали), с защитником «Лацио» Хосе Шамотом. «Вы должны купить его», – сообщил Шамот менеджерам «Лацио». В марте те прилетели в «Барселону» – посмотреть, как Альмейда справится с Роналдо, лучшим игроком мира. Он-то справился, но уже на шестидесятой минуте получил вторую желтую карточку, удалился и «Севилья» пропустила три мяча.
Через три месяца Альмейда впервые приехал в Формелло, где тренировался «Лацио», но увидел людей, одетых как на Венецианском кинофестивале, и решил, что ошибся адресом. Присмотрелся, а это Синьори, Казираги и Бокшич. «Э, нет, вечером купим тебе новую одежду, – сказал при встрече Шамот. – Даже стыдно идти с тобой в раздевалку». – «Но мои предки индейцы, я привык одеваться просто».
После долгих переговоров Альмейда согласился на новые ботинки и рубашку, но образ Гойко Митича сохранил. Журналисты признают его лучшим иностранцем серии А, болельщики – самым ценным игроком «Лацио», посвятят ему баннер Undici Almeyda (Одиннадцать Альмейд), дочь Марадоны Далма попросит его футболку, он добудет Кубок Кубков и Суперкубок УЕФА, но продолжит носить старые обрезанные джинсы, кольца, цепи и тряпку вместо ободка. «Ты не индеец, ты цыган», – услышит он в раздевалке. Альмейда не сдавался. В римском тату-салоне он набьет на плечо индейца – и не простого, а без перьев на голове, такие населяли его родной Асуль.
С Диего Симеоне и Аттилио Ломбардо (выше)
Тренер «Лацио» Эрикссон велел игрокам поменьше пинать мяч в середине. В идеале: Михайлович лупит вперед, а там Вьери и Салас – они разберутся. Если нет – Цыган должен вернуть мяч. Альмейда быстро понял: для такой рубки ему нужно подкачаться. Директором по безопасности «Лацио» работал бывший чемпион по боям без правил. Альмейда стал заниматься с ним боксом, укрепил ноги и спину, но перед чемпионатом мира 1998 года травмировал пах. Надеть штаны, чихнуть – все через боль. Врачи «Лацио» как только не изгалялись, делали инъекцию китового жира, но после игр боли возвращались.
Прилетел во Францию – слег с температурой. Ее-то до первой игры сбили, но что делать с пахом? Врач сборной Пепе Севесо подкинул идею: «Сделаем укол прямо туда». – «Черт! Я не выдержу». – «Да вот полотенце, закуси его». Он закусил, сыграл с Японией и Хорватией, увидел, как умирала надежда Ямайки, потом 120 минут в плей-офф с Англией и заменился только в середине второго тайма четвертьфинала с Голландией – за двадцать минут до великого гола Бергкампа. «Аргентина вылетела, но я покидаю Францию непобежденным», – шутил Альмейда.
На том турнире игроки Аргентины бойкотировали прессу за слух о положительной допинг-пробе Верона. Бывшей модели Лусиане Пене, работавшей репортером на чемпионате мира, поручили разговорить кого-то из игроков, и тогда она призналась в одной из программ, что с детства влюблена в Матиаса Альмейду. Лусиана занималась гимнастикой в зале, где он тренировался с «Ривером», но ей было десять, а ему пятнадцать – тогда она его не заинтересовала, но после чемпионата мира сблизились, и Матиас предложил: «Уходи с ТВ и переезжай в Рим. Есть только одна проблема – я женат». С Марией, первой женой, он встречался шесть лет, но после свадьбы она так лихо распоряжалась его банковским счетом, что через год пришлось разводиться.
Со второй женой Лусианой
В чемпионский год в «Лацио» скопилось четверо аргентинцев, Верон, Сенсини, Симеоне и Альмейда, на голубых майках возникли белые полосы, команда боролась за первое место с «Юве», и владельцу Серджо Краньотти не нравилось, что его лучшие игроки, пол-команды, каждые два-три месяца летали в Южную Америку на отборочные игры. Он предложил им по сто тысяч долларов: говорите, что у вас травма, и оставайтесь в Италии, не тратьте силы. Все отказались. Однажды Альмейда и правда получил травму, но прилетел в Буэнос-Айрес, показался доктору сборной и вернулся в Рим.
Тот сезон начинался матчем за Суперкубок с «МЮ». За два дня до него Альмейда узнал, что будет в запасе, сорвал с себя майку, покинул тренировку, примчал домой и лег в постель. «Как Джон Леннон и Йоко Оно, протестовавшие против войны во Вьетнаме», – сказал Матиас журналисту Диего Борински в книге Alma y vida. Через полчаса в спальню Альмейды вошли спортивный директор «Лацио» Нелло Говернато и Массимо Краньотти, сын владельца. «Продайте меня, не хочу здесь больше играть», – кипел Альмейда. Его уговорили объясниться с Эрикссоном. «Если хотите, убирайте меня после этой игры, но дайте мне шанс выиграть Суперкубок» – «Хорошо. Но ты должен измениться, если хочешь остаться в команде». Альмейда помог «Лацио» обыграть «МЮ», через месяц, во вторую годовщину смерти деда, отправлявшего его в грузовиках на тренировки, забил магический гол Буффону, но летом 2000-го его и Сержиу Консейсау послали в Парму как часть компенсации за Креспо.
С Эрнаном Креспо (в центре) и Аленом Богоссяном
Первую летнюю игру «Пармы» Альмейда смотрел с трибуны. Вечером ему позвонили с римского радио: «Матиас, мы заметили тебя в трансляции», – сказал ведущий. – «Да, жаль видеть тебя на трибуне», – добавил Массимо Краньотти, он тоже был на линии. – «Это тебе-то жаль? – завелся Альмейда. – это же ты выгнал меня из «Лацио», где мне было так хорошо». – «Ты выбрал не то время и не тот тон», – парировал Краньотти-младший. – «Не тот тон? Да я бы порвал тебя, если б ты был рядом».
На медосмотр в «Парме» поехал с женой. Пока он одевался, Лусиана услышала: «Он как будто инопланетянин, – сказал врач. – Его кровь окисляется быстрее, чем у обычных людей». Альмейда и в команде чувствовал себя чужим. Французы Богоссян, Мику и Лямуши пасовались между собой и не делились мячом. Клубный врач перед играми вводил какую-то сыворотку, после которой Альмейда мог прыгать до потолка. За два тура до конца «Парма» влипла в четвертое место, отдалившись на восемь очков от «Милана» и на десять отставая от «Лацио». В предпоследнем туре «Парма» проиграла команде своего бывшего директора Пасторелло, «Вероне», и та поднялась из зоны вылета, а на финише поехала к «Роме» Капелло, которой оставался последний шаг до чемпионства.
«Мои приятели в Парме назначили встречу и сказали: игроки «Ромы» хотят, чтобы мы дали им выиграть, потому что нам эта игра уже не важна, – рассказал Альмейда в своей книге. – Я отказался. Сенсини тоже. Во время игры я заметил, что некоторые наши игроки бегают не так, как всегда, и во втором тайме попросил замену». «Парма» уступила 1:3.
Лопес, Симеоне, Гальярдо, Верон, Альмейда и Креспо
За два года в Парме Альмейда пережил пять тренеров. В середине его первого сезона клуб подхватил Арриго Сакки. На первой тренировке он пришел в тренажерный зал и стал отжиматься вместе с игроками, но через три недели оставил пост «из-за стресса и болей в груди». В следующем сезоне плюхнулись на пятнадцатое место и тренером стал Пассарелла, десятью годами раньше не отпустивший Альмейду из «Ривера». В этот раз стричься он никого не просил, но покритиковал лидеров команды, Бенарриво и Каннаваро, и те ополчились против него. Феделе, агент Каннаваро, работал заодно и директором «Пармы», так что Пассареллу убрали через сорок дней.
Убрать игроков сложнее. Компанию «Пармалат», владевшую клубом, сразил кризис, у Альмейды был огромный контракт, и его стали выживать из клуба. После нового поражения на выходе из раздевалки он столкнулся с двадцатью фанатами: «Во время игры ты послал болельщиков на хрен. Извинись перед ними». – «Я никого не посылал. Мне нужно идти. Меня ждут мои друзья регбисты». – «Нет. Ты извинишься». Через несколько дней Альмейда проснулся рано утром, чтобы ехать на тренировку, зашел в гараж и не увидел свою машину. До этого форварду «Пармы» Саво Милошевичу угрожали пистолетом, когда он подъезжал к дому, а потом угнали оба его «мерседеса». Еще через неделю Лусиана вернулась после прогулки с дочерью и увидела, что дверь в дом открыта.
Все на месте, только на окне след от ладони. В последней игре за «Парму» Альмейда травмировался, но приехал в сборную перед чемпионатом мира-2002 и сказал врачу: «Ничего не говори тренеру. Через пять дней я разбегаюсь». Разбегался к третьей игре, но Аргентина не попала в плей-офф. Новый сезон Альмейда начал в «Интере», два раза за год сломал ногу, сидел в инвалидной коляске, таскался на костылях и свалился в депрессию. Утром отвозил дочь в школу, возвращался домой, садился в кресло и вставал после обеда – чтобы съездить за дочерью. Когда ее отвозила Лусиана, он спал до четырех часов дня, не видя смысла вставать. Свободного времени было так много, что он стал заполнять его вином. Пил вино как кока-колу и не замечал, как пьянел. Чтобы остановить это, жена сняла его на видео и объяснила: «Есть четыре стадии опьянения: 1) веселье 2) ласка 3) агрессия 4) нокаут. Вот так ты выглядишь на последней стадии».
Альмейда чуть не заплакал от стыда. Это было видео с его тридцатого дня рождения, которое привело к алкогольной коме. Врач «Интера» посоветовал ему вернуться в Аргентину, он договорился с «Индепендьенте», но служба безопасности Буэнос-Айреса сообщила, что его отца хотят похитить, и он увез родителей в Италию. Давно звали в «Брешию» – к тому же там теперь его близкий друг, Даниэле Адани. Но в трех первых играх – 1:9 и ноль очков. На одну из тренировок вломились фанаты: «Эй ты, Альмейда! Какого черта ты сюда приперся? Почему ты не играешь, как раньше?» – «Молчи, пожалуйста, не открывай рот», – шептал Матиасу Адани. – «Если не исправитесь, поубиваем вас нафиг».
«Я больше не играю за «Брешию», – сказал Матиас руководству. – Мне тридцать лет, и я знаю, что ворота клубной базы не открываются сами по себе».
Зимой он съездил в «Вест Бромвич», договорился о контракте, но всплыл какой-то итальянский посредник, стал требовать долю и все сорвалось. Еще один друг, Нельсон Вивас, заманил в «Кильмес», Альмейда оттарабанил пять игр – и все. Провел в Асуле прощальный матч и стал бегать за ветеранов в команде с Марадоной.
В турне по Норвегии он свел несколько знакомств и стал возить туда на просмотр игроков из Аргентины, а потом тренер местного «Люна» Хеннинг Берг, защитник «МЮ» в Суперкубке-1999, предложил Альмейде сыграть пару матчей. Альмейда согласился, но Диего Симеоне позвал его вторым тренером в «Ривер Плейт». В сборной они всегда жили в одной комнате, хоть и были противоположностями: Симеоне ложился спать в девять вечера, а Альмейда курил и смотрел телевизор до утра. Стать помощником он отказался: «Знаешь, а я еще поиграю». Сначала – в любительском «Фениксе», а потом и в «Ривер Плейте», где Симеоне уже не работал. 30 августа 2009 года на 88-й минуте матча с «Чакаритой» Альмейда заменил Диего Буонанотте и вышел на поле стадиона «Монументаль», чьи коридоры он мыл в юности. Через четыре с половиной года после ухода из большого футбола. Пережив алкоголизм, депрессию и панические атаки. В то, что это возвращение случилось, было трудно поверить, но через полторы минуты Альмейда сбил Федерико Висмару и получил желтую карточку.
Да, точно вернулся.
На базе тот же ковер, та же кухня, что и тринадцать лет назад, когда он оставил «Ривер». Одно отличие: теперь ему тридцать пять, и после тренировок он должен полминуты стоять по пояс в ледяной воде, иначе – жуткие боли. Наутро после игр он чувствовал себя восьмидесятилетним дедом: еле доползал до душа и грел сухожилия, только потом мог нормально ходить. Со временем Альмейда стал капитаном клуба, 68 процентов болельщиков назвали его лучшим игроком, а президент, все тот же Пассарелла, пообещал: домучаем сезон и станешь главным тренером. В Катаре давали полтора миллиона евро, но «Ривер» тонул, Альмейда не мог сбежать и сезон доигрывал с трещиной в ребре. В игре с «Бокой» Альмейду удалили, и по пути в раздевалку он от отчаяния поцеловал клубную эмблему: ему стало ясно, что «Ривер» – это Воронья слободка, которую подожгли с разных сторон. В десяти последних матчах «Ривер» победил в одном, вылетел во вторую лигу, а Альмейда стал его главным тренером.
Окажись он в такой ситуации в тридцать лет – сбежал бы в спальню с ящиком вина. В двадцать пять – подрался бы с фанатами. В 2007 году он играл за ветеранов, крепко сидел на антидепрессантах, был нелюдим, редко общался с близкими, терзался надуманными тревогами. Когда старшая сестра, Сильвина, узнала, что ее дочь родится с синдромом Дауна, Матиас был с ней до, во время и после родов. Он смотрел на новорожденную Клариту, и сердце взрывалось от радости и чувства несправедливости. В 2011-м он пережил с «Ривер Плейтом» самый позорный момент за сто десять лет жизни клуба и должен был вытаскивать команду из пропасти. После рождения Клариты он не пропускал благотворительных аукционов, получил за это премию от мэрии Буэнос-Айреса, а после вылета «Ривера» на новом аукционе к нему подошел мальчик с синдромом Дауна и сказал: «Почему ты грустный? Давай я помогу тебе, и вместе мы вернем «Ривер Плейт» в примеру».
С Давидом Трезеге
Альмейда посмотрел в глаза мальчика и почему-то вспомнил, сколько времени и сил он тратил раньше на агрессию, ненависть и обиды. Он позвонил Фернандо Кавенаги, Алехандро Домингесу и Давиду Трезеге: «Помогите вернуть «Ривер Плейт» в примеру». Тренерами позвал Хосе Шамота, Габриэля Амато и Карлоса Роа. В конце девяностых Роа был одним из лучших вратарей мира, его хотели «Челси» и «МЮ», но в 1999 году он попал под влияние адвентистов седьмого дня и ушел из футбола, чтобы подготовиться к концу света. Он и тренером стал своеобразным: после первого полугодия принес Альмейде доклад: кто из вратарей сколько пропустил на тренировках, в какие углы чаще прыгал и с какого расстояния залетали мячи. Все пересчитал вручную – хорошо не столбиком. «Нам нужно программное обеспечение, чтобы анализировать каждую тренировку», – просил руководство Альмейда, но в итоге купил сам за сорок тысяч долларов.
Альмейда вернет «Ривер» в элиту, через полгода Пассарелла уволит его, Марадона скажет: «То, как они убрали Матиаса – отвратительно», Альмейда примет «Банфилд», поднимет в примеру и его, а потом уедет в Мексику и выиграет Кубок с «Гвадалахарой», но тот сезон, когда он вытаскивал родной клуб из беды, останется самым нервным в его жизни. Казалось, на него давила вся Аргентина. Антидепрессанты уже не пересиливали стресс, он вскакивал по ночам, изможденный бессонницей, брал весла и шел плавать на лодке. Когда и это перестало расслаблять, он стал в выходной по три-четыре часа работать на сенокосилке с Джимом Моррисоном в наушниках. А посреди того сезона старшая дочь спросила: «А почему не играет Чори (Домингес)?» – «У него маленькая проблема. Но я знаю, как ее решить и помогу ему». – «Что с ним?» – «Он слишком часто грустит».
«Я буду спать в майке Шевченко». Футболист, которого нельзя не любить
Фото: REUTERS/Enrique Marcarian, Marcos Brindicci, Sue Ogrocki, Giampiero Sposito
Теперь я жду пятницу, чтобы почитать Романцова.
Спасибо. Просто луч света.
Романцов - знак качества.
Из за вложенного под этими строками фото, сложилось впечатление что этим мальчиком был Давид Трезеге :D