Мой дебют в Серии А состоялся 27 сентября 1992 года в домашнем матче с «Дженоа», спустя 16 долгих месяцев после того, как я в последний раз сыграл в соревновательном матче. Его показывали в прямом эфире по телевидению, как в Великобритании, так и в Италии. Перед самым перерывом Марио Бортолацци ударил меня в колено, и я упал, как мешок с картошкой. Публика стихла, решив, что меня сильно травмировали, но я встал и пожал парню руку: «Спасибо, приятель», — сказал я. На итальянском, конечно. Игра закончилась вничью. Вторую половину я не доиграл, так как у меня затекла нога после очередного удара по ней, который задел нерв, но к тренировке во вторник я был в порядке.

Я вышел в стартовом составе на следующую игру, против «Пармы», обладателя Кубка Италии, и мы разгромили их со счетом 5:2. Мой новый партнер по команде Джузеппе Синьори записал на свой счет первый хет-трик в Серии А, и мне хочется думать, что я помог ему в этом. Я ушел с поля минут за 20 до конца, так как устал, но мне аплодировали стоя. Я чувствовал себя отлично, играл отлично и, что самое главное, мое колено чувствовало себя отлично.

В раздевалке Валерио Фьори, наш вратарь, хорошо говорил по-английски, как и Клаудио Склоза, который был моим соседом по комнате, когда мы играли на выезде. Маурицио Манцини, генеральный менеджер, очень хорошо владел языком и всегда был готов помочь. Дино Дзофф, однако, совсем не говорил по-английски, поэтому наши с ним разговоры приходилось переводить. Один из первых вопросов, который я ему задал, был о том, нормально ли время от времени выпивать пинту пива. Он сказал, что все в порядке, если я буду делать свое дело на поле. Он дал мне футболку с номером 10, что в Италии считается большой честью. Многие лучшие игроки Италии носили номер 10, включая Платини, Марадону и Роберто Баджо.

Далее мы играли в гостях с «Миланом» на «Сан-Сиро». Они были чемпионами лиги и имели за плечами сорокаматчевую беспроигрышную серию, а в их рядах были такие звезды, как Ван Бастен, Гуллит, Райкард, Мальдини и Барези. Эту игру показывали по телевизору повсюду. Мы забили в первые пять минут, но после этого ни разу не прикоснулись к мячу. Нас разгромили со счетом 1:5, а Ван Бастен сделал хет-трик. Возможно, это было отличное зрелище для просмотра по телевизору и хорошая реклама итальянского футбола, но я, конечно, не думал, что это было так уж потрясающе.

В раздевалке я разошелся. Наша команда была гребаным посмешищем, сказал я. Все они были бесполезны. О чем они думали? В Англии мы всегда боролись, сражались и убивались до конца, даже когда нас превосходили в силе. Дино Дзофф отчитал меня. «Stai zitto, — сказал он, что означает «заткнись». — Tu non capisci uncazzo del calcio Italiano». Ты вообще ни хрена не знаешь об итальянском футболе. Что, конечно же, было правдой.

Думаю, остальные игроки, вероятно, поняли, что я перевозбудился, и в глубине души они так же, как и я, понимали, что мы сами себя подвели. Никто из них не держал на меня зла. На самом деле, у меня никогда не было никаких проблем с партнерами по «Лацио», никаких ссор, драк или чего-то еще. Все они были очень хорошими, и мы отлично ладили.

Чем больше игр я проводил, тем больше убеждался, что игроки не настолько технически совершенны, как мне казалось вначале. Они просто делали некоторые вещи иначе. Защитники часами могли держали мяч, и ты думал: «Черт побери, надо двигаться дальше»; а потом вдруг оживали, когда доходили до последней трети. Именно тогда ты видел их скорость, мастерство и ловкость. Именно тогда они начинали делать настоящие дела.

Джонни и Аугусто, мои охранники, остались моими большими друзьями. Все телохранители «Лацио» работали на ведущую итальянскую охранную фирму «Мондиаполь», которая также присматривала за деньгами страны. Когда я узнал, что одна из их работ — охрана какого-то огромного банковского хранилища, я уговорил их протащить меня туда вместе с Джимми. Я сидел на огромной горе денег, около £50 млн. Я начал бросать пачки в воздух, что не входило в условия сделки — Джонни и Аугусто взяли с меня обещание не прикасаться к ним. У Джимми есть фотография, где я разбрасываю деньги, если только он ее не потерял, дремучий болван.

Клуб оплачивал мое проживание. Не успел я переехать на свою первую виллу, как обнаружил у бассейна почти трехметровую змею. Я сразу же настоял на переезде. На следующей вилле, встав однажды утром, чтобы собраться на тренировку, я обнаружил в спальне полуметровую змею. На этот раз мне было не так страшно, потому что она была не такой длинной, и я просто отхлестал ее метлой.

Я взял мертвую змею с собой на тренировку, а когда все остальные разделись и ушли, положил ее в карман куртки Ди Маттео. Да, Роберто Ди Маттео, того самого, который потом перешел в «Челси». Он приходит после тренировки, принимает душ, одевается и засовывает руку в карман. Он был в бешенстве. Это было уморительно. Но нет, он не слишком на меня рассердился. Он просто радовался, что она была не живая.

Однажды я отправился на тренировку на мотоцикле, этаком горном байке-скрэмблере, который оставил хозяин моей виллы. Я не собирался его использовать, но у моего «Мерседеса» спустило колесо, и я поссорился с Шел, которая уехала на своей машине, так что в отчаянии я просто запрыгнул на этот мотоцикл и в порыве гнева уехал. У меня не было страховки, шлема и я не знал, как на нем ездить. В клубе случилась истерика. Они заплатили за меня кучу денег, а я мог убить себя.

В конце первого сезона со мной произошел один неприятный инцидент за рулем. Болельщики, как обычно, облепили мою машину, и, пытаясь освободиться от них, я сбил одного из них. На его ноге остались следы от шин, и он сильно ушибся. В знак извинения я отдал ему свою футболку с номером 10, чтобы он замолчал, но он все равно рассказал прессе, и все на меня набросились, включая президента.

Позже я встретил в самолете репортера, который писал обо мне самые ужасные вещи. Я улыбнулся ему, а потом ударил его по яйцам. Я сказал ему, что это за то, что он пишет обо мне неправду, когда ничего обо мне не знает. Он сказал, что сообщит в полицию. Ничего такого не случилось, но это не помогло моим отношениям с прессой.

В другой раз я ходил по магазинам с Шел, и за нами повсюду следовал этот фотограф. Он уже сделал много фотографий, и я сказал ему, что достаточно. «Когда я выйду из магазина, — сказал я ему, — если ты еще будешь здесь, я тебе наваляю». Я вышел, а он все еще был там, улыбаясь глупой улыбкой, и я ударил его. Он позвонил в полицию, и нам с Шел пришлось дать показания. Я извинился и забыл об этом, но пресса, конечно же, не забыла. В целом можно сказать, что в Италии я не очень хорошо справлялся с прессой.

Во время первого сезона я заболел гриппом и был вынужден пропустить несколько дней тренировок, поэтому я не удивился, что меня не взяли на предстоящую игру чемпионата. Однако я был удивлен, когда через два дня оказался в составе на какой-то благотворительный матч с «Севильей», в котором должен был играть Марадона. Я не мог понять, почему меня сочли здоровым для одного, а не для другого. Я пришел к выводу, что они не хотели, чтобы я играл в матче лиги, чтобы не травмировался, но я был нужен им для феерии Марадоны, так как они зарабатывали на этом большие деньги. Поэтому я решил, что к черту все, и отправился на пару дней в ЕвроДисней в Париже, взяв с собой Шел и детей.

Манцини позвонил мне в отель и сказал, что я должен вернуться на игру с «Севильей». Я сказал, что хочу получить £120 тыс. сверху, дабы я снизошел и сыграл в той игре, в противном случае я не поеду, и буду восстанавливаться после гриппа. Он согласился, и я улетел в Испанию. В самолете я выпил довольно много шампанского, так как боялся летать, и прилетел полутрезвым. Все ребята зааплодировали, когда я появился в раздевалке. Мы уступали в счете, когда я обыграл пятерых игроков и забил гол, хотя был еще наполовину пьян, и игра закончилась со счетом 1:1. После этого я не пожал руку Марадоне. Я все еще был в ярости из-за его гола в ворота сборной Англии на чемпионате мира 1986 года.

Я не получил свои £120 тыс. Вместо этого клуб заявил, что собирается оштрафовать меня на £20 тыс. за то, что я самовольно уехал в Париж. Я сказал Дино Дзоффу: «Отвали, и все тут. Тогда я отчаливаю». Вряд ли стоит говорить, что мое поведение вызвало у него отвращение. Он был одним из великих итальянцев всех времен: звезда чемпионата мира, рекордное количество игр за сборную, и все же ему пришлось мириться со всем этим. В основном я с ним хорошо ладил, и, думаю, я ему нравился. Он сказал мне, что по его плану я должен стать капитаном команды. Он купил бы мне скаковую лошадь, и я всегда мог бы иметь выходной. Но это было в первые дни моей работы в «Лацио», в период медового месяца.

Когда мы встречались с «Ювентусом», я снова был нездоров, но я был там, в своем пиджаке «Лацио», на ВИП-местах. И Дэвид Платт в блейзере «Ювентуса» — он тоже не играл в тот день. Когда мы шли к своим местам, к нам приставал этот парень, засовывая микрофон нам в рот и под задницу. В то время мы вообще не должны были общаться с прессой — произошла какая-то ссора или что-то в этом роде. Плэтти, конечно же, будучи милым, вежливым и воспитанным, ничего не сказал, а только улыбнулся. Я же решил угостить его большой отрыжкой. Джимми гордился бы мной.

Это была просто шутка, которую я мог бы сделать в Англии, и никто бы не стал переживать. Я и не подозревал, что моя отрыжка прозвучит в прямом эфире в прайм-тайм, когда вся страна сидела за ужином и ждала начала большого матча. Реакция была невероятной, просто невероятной. Об этом писали заголовки на первых полосах газет и рассказывали во всех выпусках теленовостей. Этот вопрос был даже поднят в итальянском парламенте, где его осудили как оскорбление итальянской нации. «Лацио» был в ярости из-за меня. Мое главное преступление заключалось в том, что я отрыгнул, официально представляя клуб, в их блейзере. Таким образом, я опозорил клуб, подвел его доброе имя.

Синьор Краньотти, владелец клуба, был в ярости. Он потратил на клуб огромные деньги и видел во мне важнейший элемент, способный принести ему успех в Италии и в Европе. Однажды я уже огорчил его на тренировочной площадке, когда он вместе с другими официальными лицами совершил один из своих торжественных выходов в свет. Я подошел к нему и сказал: «Tua figlia, grande tette». Твоя дочь, большие сиськи. По крайней мере, мне кажется, что именно так я и сказал. Кто-то из больших шишек смущенно хихикнул, но синьору Краньотти было не до шуток. Только потом я обнаружил, что перепутал дочерей. Я думал о дочери его брата, а не о его. Я даже никогда не видел ее. К счастью, этот инцидент не попал в газеты, но скандал с отрыжкой продолжался несколько недель. Итальянская пресса набросилась на меня с критикой, доказывая, что я — тупица, страдаю лишним весом, никогда не занимался спортом, трачу деньги впустую, позорю «Лацио» и Италию, и все такое прочее дерьмо. А вот болельщики «Лацио» были великолепны. Я никогда с ними не ссорился. На следующей игре, против «Торино», я слышал, как они пели на английском: «Газза, Газза, подари нам отрыжку».

Главным событием каждого сезона для всех болельщиков, официальных лиц и игроков «Лацио» является местное дерби с «Ромой». Я очень волновался, когда играл в своем первом дерби, потому что уже понял, насколько оно важно. Всю неделю фанаты твердили об этом. В этот день собралось около 75 000 человек, все сходили с ума.

Мы проигрывали 0:1, когда заработали штрафной удар вблизи штрафной площади, ближе к концу игры. Я сказал Синьори, чтобы он залез в штрафную, а я навешу ему на голову. Он сказал, что у него не очень хорошо с головой, поэтому он навесит мне на голову. Я ответил, что у меня тоже не все в порядке с головой. В общем, он навесил, и каким-то образом мне удалось подставить под мяч голову, откинувшись назад, и он вошел в сетку ворот. Я упал на землю, просто рухнул. Это был самый большой эмоциональный кайф за всю мою карьеру до того момента. Весь клуб почувствовал огромное облегчение от того, что мы сыграли вничью в этом дерби. После этого президент прислал мне около £10 тыс. наличными и ящик Ньюкасл Браун. Бог знает, откуда он его взял.

«Сравнивать Гаскойна с Пеле — все равно что сравнивать Рольфа Харриса с Рембрандтом».

Родни Марш, бывший нападающий сборной Англии, 1990 год

«Он очень замечательный футболист. Он, возможно, величайший игрок, созданный Британией на сегодняшний день: Бест и Чарльтон в одном лице, игрок с захватывающим дух дриблингом и свирепым крученым ударом. Его футбольное видение просто феноменально».

Питер Барнард, Times, 27 августа 1994 год

«Газза напоминает мне Мэрилин Монро. Она не была величайшей актрисой в мире, но она была звездой, и ты не возражал, если она опаздывала».

Майкл Кейн, 1998 год

15.

НЕСКОЛЬКО СЕРЬЕЗНЫХ ПРОБЛЕМ

Жизнь с Шел в Италии не срослась. В течение двух месяцев мы только и делали, что спорили. Бьянка приехала на каникулы, но я не знал, как быть отцом, и был очень грубым, кричал на детей, чтобы они вели себя тихо. На меня давили, но при этом я вел себя как ужасный отец. Однажды ночью я отправил их в гараж, потому что они мешали мне спать, и я не мог сомкнуть глаз.

Мне не нравилось, что Шел куда-то ходит, даже просто гулять с другими мамочками. Однажды она поздно задержалась после встречи с матерями друзей Мэйсона, и я в сильном раздражении поехал ей навстречу, мчась по автостраде не по той стороне дороги, по встречке, чтобы «встретить» ее, когда она ехала ко мне. Это ужасно напугало ее, было очень глупо и опасно.

Что-то разъедало меня изнутри. Были все проблемы, связанные с обустройством, попытками общаться на новом языке, а если я получал травму, то мне становилось в десять раз хуже. Конечно, ей было тяжело, как и всем женам и подругам футболистов за границей: целый день взаперти, в отрыве от родных и близких, без знакомых. Но в основном это была моя вина. Я не дал ей достаточно пространства.

Примерно через полгода вместе с Мейсоном она вернулась домой. Я получил £80 тыс. за историю обо мне в Италии от News of the World, и мы купили на эти деньги дом в Хартфордшире, чтобы Шел жила в нем со своими детьми. Она часто приезжала в Италию, и мы проводили вместе все каникулы, но без ее присутствия мне было скучно и одиноко. Прилетели мои приятели: Джимми и Сирил из Ньюкасла, и мои мама с папой регулярно наезжали в Рим.

На поле, между тем, тот первый сезон за «Лацио» прошел довольно успешно. Я медленно восстанавливался после долгого перерыва и получил лишь несколько незначительных травм. Хуже всего было в апреле 1993 года, когда я играл за сборную Англии против Голландии на «Уэмбли». Я пошел в стык с Яном Воутерсом. Мы сильно столкнулись, и я почувствовал, как у меня свело челюсти. Я лежал на земле, не в силах открыть рот. Иан Райт и Пол Инс смеялись, думая, что я их подначиваю. Я и сам не думал, что все так серьезно. В перерыве меня спросили, могу ли я продолжать, и я ответил «да». Врач сборной Англии решил, что это просто ушиб.

Люди из «Лацио» смотрели игру по телевизору, не сводя с меня глаз. Они вообще не были в восторге, когда я играл за сборную Англии, особенно когда я попадал в такую вот передрягу. «Лацио» должен был вылететь в Японию — или, может быть, в Китай, не помню — а я не хотел лететь, поэтому решил остаться в Лондоне, чтобы врач осмотрел мою ушибленную челюсть и признал меня не годным к полету.

На самом деле я чувствовал себя не так уж плохо, хотя ел я с трудом, и я пошел с Шел в кино и ел попкорн, от которого у меня снова заклинило челюсть. Когда я пришел к врачу на прием, там, черт возьми, было два человека из «Лацио», присланных проверить, правду ли я говорю, и после этого отвезти меня обратно в Италию.

Но врач обнаружил, что у меня сломана скула. Я два дня ходил с переломом и даже не подозревал, что все настолько плохо. Это означало, что мне предстоит еще одна операция.

Когда я пришел в себя после операции, кто-то держал меня за руку. Мои глаза были закрыты, и я подумал, что это Шел, но когда поднял голову, то увидел, что это Джанни Зекирейя, мой монстр-телохранитель, которого я называл Джонни. Он приехал, чтобы отвезти меня в Китай. Я сказал: «У меня сломана скула. Я никуда не поеду, Джонни».

На следующий день мне стало немного лучше, и я пригласил Джонни выпить. Я дал ему немного очень крепкого пива, притворившись, что это помои, а потом повел его к китайцам и заставил выпить две банки пива, которое, как я сказал ему, было китайским безалкогольным напитком. Так что в Китай с «Лацио» я не полетел, но вместо этого у нас был хороший китайский ресторан в Ньюкасле.

Когда в конце концов я вернулся в «Лацио», то несколько матчей играл в маске, как в «Призраке оперы». Было немного неловко и я потел, но фотографии были хорошие. Эти снимки можно использовать для пугания малышни.

Несмотря на травму и несколько пропущенных матчей, в том первом сезоне я провел 26 матчей за «Лацио» и забил четыре гола. «Лацио» занял пятое место и попал в Кубок УЕФА, впервые за 16 лет оказавшись в Европе. Так что клуб и болельщики были довольны тем, чего они добились, и мной, как своей большой инвестицией. Все то время, что им пришлось ждать, похоже, окупилось.

Летом я отправился с Шел в отпуск, сначала в Италию, а потом во Флориду. В США я ел всякую дрянь, вроде мороженого и хот-догов, и мой вес взлетел до 89 кг — больше всего в моей жизни. Дино предупреждал меня, что нужно поддерживать себя в форме. За пять дней до того, как я должен был вернуться в Италию, он позвонил мне и напомнил об этом, сказав, что пора начать делать часовые ежедневные пробежки. Я сказал, что в форме, что все в порядке, хотя к тому времени я вставал с постели с таким же животом, как у Джимми. Но я надел свою форму и отправился на пробежку. По дороге я увидел коктейль-бар. Было очень жарко, и я подумал: «Чушь, начну заниматься спортом завтра», зашел в бар и выпил пина коладу. Было еще только девять утра. Дело в том, что я люблю сладкое — например, пина коладу — и, выпив ее, уже не могу остановиться.

Когда я вернулся в Италию и приступил к предсезонной подготовке, то получил от Дзоффа хорошенькую взбучку. Он сказал, что хочет, чтобы я сбавил 13 килограммов в ближайший месяц, и если я не справлюсь с этим, то не попаду в команду.

Большинство менеджеров указывали мне вес, к которому я должен стремиться. Я дошел до 70 кг, но лично мне нравится быть около 76 кг. Приличный вес в верхней части тела всегда помогал мне летать в подкатах и отталкивать людей. Когда я был молод, это имело большое значение: быть достаточно сильным, чтобы сохранить свое место в составе, когда другие молодые игроки, зачастую такие же хорошие, еще не могли сравниться со мной в этом плане. Терри Венейблсу нравилось, что мой вес составляет 76 кг. С Грэмом Тейлором и сборной Англии я весил почти 80 кг, что ему не нравилось.

Когда мне ставят ультиматум, я люблю садиться на водную диету, и это обычно позволяет сбросить 3 кг. Это просто вода с лимоном, плюс немного кленового сиропа для энергии. Я добавляю в воду немного кайенского перца, чтобы придать ей хоть какой-то вкус. Я выпиваю четыре литровые бутылки в день, в течение всего дня, на протяжении четырех дней. На четвертый день я съдаю сэндвич с курицей. Да, я знаю, что это безумная диета, но именно так я и делаю. Я всегда и во всем бросаюсь из одной крайности в другую.

В те недели, когда я пытался привести себя в форму и достичь поставленной Дино Дзоффом цели, я также много бегал — в своих надежных черных пластиковых мешках для мусора, чтобы избавиться от лишнего веса, как и в детстве.

Когда месяц закончился, я пошел на взвешивание. Я знал, что сделал вес, но когда они проверили весы, оказалось, что я вешу чуть ли не на миллиграмм больше положенного. Мне сказали, что я провалил взвешивание. На следующий матч меня не взяли в состав. Я был в бешенстве. Но в конце концов они меня поставили.

Когда мой отец впервые приехал ко мне в Италию вместе с Джимми и Сирилом, я попросил его взять с собой английскую еду. Он привез несколько банок с фасолью, несколько пирогов с мясом и знаете что? Целую кучу пакетов со спагетти. Я не мог сдержать смех, когда увидел спагетти. «Папа, — сказал я, — у них тут есть спагетти. Они же отсюда к нам и приезжают». Но он ответил: «Сынок, они не приготовят спагетти болоньезе так, как это делаю я».

В первый же вечер мы съели все банки с фасолью и большую часть пирогов с мясом. Осталось где-то три пирога с мясом, и я убрал их в холодильник. Чуть позже я решил улучшить их вкус, добавив немного дерьмица. Я открыл пироги, положил немного в каждый, затем снова накрыл и убрал в холодильник. Никто не мог сказать, что к ним прикасались.

На следующий вечер, после того как мы все допоздна выпивали, мы возвращаемся домой, и ребята говорят, что умирают от голода, а что тут можно поесть? Я упомянул, что, возможно, осталось немного пирогов с мясом. Они идут к холодильнику, достают их и ставят в микроволновку разогреваться. Правда, от них исходил легкий запашок, но они были слишком пьяны, чтобы это заметить. Я подмигнул отцу, предупреждая, чтобы он не ел, но Джимми и Сирил умяли по одной штуке, а потом начали драться за последний. Когда я рассказал им о своем поступке, Джимми бросился в туалет, и его вырвало. Но Сирил сказал, что ему все равно — это был один из лучших пирогов с мясом, которые он когда-либо ел.

Я сделал несколько ужасных вещей с Джимми, когда он приехал погостить. Однажды на моей вилле он лежал на кровати, голый, после ночи, проведенной на вечеринке. В моем саду водилась дикая кошка, и я вышел ее поискать, соблазнив гамбургером. Когда я поймал ее, то бросил в открытое окно спальни Джимми, просто чтобы посмеяться и посмотреть на его реакцию. Она упала ему на лицо, он закричал как ужаленный, и, естественно, кошка его расцарапала. Да, это был плохой поступок, но мне было скучно. Поэтому я это и сделал.

В другой раз я наехал на Джимми на своей машине со скоростью около 50 км/ч, просто чтобы напугать его. Что и произошло, особенно когда я ударил его. Я думал, что убил его, но он пришел в себя. У него была огромная шишка на голове, но я положил на нее пачку замороженного горошка, и в конце концов она сошла — где-то через год.

Когда я играл за «Лацио», то познакомился с Йоханом Кройффом, кумиром моего детства. У нас была игра против «Барселоны», и он был их менеджером. После этого я сказал ему, что он был моим героем, но я не помню, что он мне ответил. Полагаю, люди постоянно говорят ему об этом, так что, возможно, для него это не было чем-то необычным.

Я также — хотя я бы не отнес эти две встречи к одной категории — познакомился с сыном полковника Каддафи Саади. Он тренировался с нами некоторое время, и я, к счастью, был в его команде. Я ведь не хотел с ним ссориться, правда? Он был неплохим парнем — и неплохим игроком. Однажды после тренировки он пригласил меня выпить, но я не пошел. Я боялся этого, наслушавшись историй о его отце и о том, что случается, если ты попадаешь впросак с отцом или сыном или разыгрываешь их — из тех, что я разыгрывал с Джимми — и они могли не оценить шутку по достоинству. Позже я пожалел, что не сделал этого. Он немного потренировался в «Роме», и один из игроков первой команды подарил ему свою футболку. В ответ Каддафи подарил ему новый автомобиль.

Однажды, когда мы уже собирались приступить к тренировкам, Дино Дзофф отозвал меня в сторонку и сказал, что кто-то очень-очень важный звонил по телефону и хочет со мной встретиться. Он был настолько важен, что Дино никогда раньше не слышал, чтобы такое случалось.

— О, да. Кто же это?

— Папа, — сказал он.

— Римский?

Я думал, что это розыгрыш, но это оказалось правдой. Папа Иоанн Павел II действительно хотел со мной познакомиться.

В молодости Папа был вратарем и фанател от футбола, так что, думаю, раз я играл за одну из римских команд, не было ничего удивительного в том, что он следил за моими успехами. В конце концов, я видел его фотографию в шарфе «Лацио».

Дино сказал, что, конечно, я должен пойти и встретиться с ним, но только после того, как закончу тренировку. Я как раз успел позвонить маме и папе, которые в то время жили у меня, вместе с Анной. Я ответил: «Приведите свои задницы в порядок и отправляйтесь в Ватикан, как только сможете».

Тренировка длилась немного дольше обычного, и к тому времени, когда я прибыл в Ватикан, Папа уехал на другую встречу. Я буквально на пять минут с ним разминулся. Но мои мама, папа и сестра встречались с ним и он их благословил. Они стояли впереди кучки людей, которым он индивидуально вручил небольшой подарок. Мой папа получил золотой крест, а мама и Анна — специальные четки.

В Ватикане мне сказали, что меня хочет видеть правая рука Папы, так как Папа оставил для меня кое-что. Этот кардинал привел меня в большой кабинет, где по всему столу стояли специальные телефоны. По одному из них можно было позвонить прямо к королеве, а по другому — президенту США, так мне сказали. На столе стояла фотография Папы Римского, а в углу в рамке был изображен я в форме «Лацио». Не знаю, Папа ли ее туда поставил, или, может быть, кардинал. В общем, он сказал мне, что Папа хочет, чтобы у меня была специальная медаль, которую он вручает королеве, президенту США, Горбачеву и тому подобным людям. Это большая медаль из золота с изображением Папы Римского на одной стороне и герба Ватикана на другой. Она выглядела очень важной и очень ценной. Я не знал, что с ней делать. Я боялся, что потеряю ее или ее кто-то стырит.

Я позвонил Джимми в Ньюкасл и попросил его немедленно вылететь: я хотел, чтобы он приехал, забрал мою папскую медаль, отвез ее обратно и положил в банк. Конечно, он мне не поверил. Он подумал, что это был один из моих трюков. «Это правда, — настаивал я. — Прилетай скорее. Я попрошу кого-нибудь организовать все для тебя, перелеты и прочее. Все, что тебе нужно сделать — это приехать в аэропорт Ньюкасла и забрать билеты».

Я все уладил, как и обещал — хотя, когда он добрался до аэропорта, то обнаружил, что ему придется лететь сначала в Хитроу, а потом в Копенгаген, Лиссабон, Париж, во всевозможные места. Он не знал, где окажется в следующий раз, пока не брал в руки каждый следующий билет. Это заняло у него около двух дней. Все билеты первого класса, между прочим Но однажды ему пришлось ночевать в зале ожидания аэропорта, потому что у него закончились деньги, а он выехал, думая, что через пару часов будет у меня. Это было сделано для того, чтобы проучить его как мне не верить.

В конце концов он приехал и положил медаль в банк, где она находится и по сей день, вместе с несколькими другими украшениями, медалями и вещами, которые я получил за эти годы.

Мне так понравился этот трюк с полетами, что позже я повторил его со своим братом. На этот раз я был немного более амбициозен: приехав в аэропорт, он узнал, что его первый рейс доставит его в Камбоджу...

В Италии судьи были добры ко мне. Я постоянно с ними разговаривал, и они не возражали — за исключением одного раза, когда я много болтал с ним, судья сказал: «Вот, возьми это». Это был кусочек жевательной резинки. «Засунь в рот, — сказал он, — и заткнись».

Помню, как я сказал другому судье, когда чувствовал себя измотанным: «Мне каюк, судья. Давай ты, у тебя получится лучше, чем у меня».

— А ты будешь судить? — спросил он меня.

— Ни за что. У меня нет сил дуть в свисток...

Вскоре после этого меня заменили.

Итальянская футбольная газета Gazetta dello Sport провела опрос по поводу игроков, опросив судей. Все они говорили, что со мной нет никаких проблем: всегда джентльмен, никакого тебе коварства или гадостей. Так что это было здорово. В одном из матчей, когда я играл ну очень хорошо, судья сказал, что я играю как чемпион. Я сказал ему, что он лучший рефери в мире.

Меня удалили один раз, против «Дженоа», команды, с которой мы играли во время моего дебюта в лиге в Италии, когда тот парень Бортолацци чуть не оторвал мне ногу. Против той же команды в следующем сезоне я плохо отреагировал на столкновение с тем же игроком и получил красную карточку.

Перед тем как покинуть поле, я улыбнулся, пожал руки судье и нескольким игрокам с каждой стороны и удалился под овации. Думаю, именно такое хорошее поведение позволило мне отделаться одноматчевой дисквалификацией. Иногда полезно заставить людей улыбаться.

«Он толстый, невоспитанный джорди, который обмочил своим великолепным, дарованным Богом талантом множество стен. Он кусает все руки, которые пытаются его сдержать, и издевается над теми, кто спасает его от самого себя. Со времен гибели принцессы Дианы ни одна трагическая фигура не занимала столь важное место в эфире».

Иан Вулдридж, Daily Mail, 3 июня 1998 года

«Он подвергается большему давлению со стороны СМИ, чем кто-либо в Англии, за исключением принцессы Ди. Можно утверждать, что они оба пострадали от плохих советов».

Питер Барнард, The Times, 27 августа 1994 года

«Ты занял место в наших сердцах, и мы всегда будем любить тебя. Никто не может быть столь великим, как вы. Всегда рядом с тобой».

Амарандо Сестили, секретарь фан-клуба «Лацио», в письме к Полу, 3 марта 1992 года

Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где переводы книг о футболе, спорте и не только.