Филипп Оклер. «Кантона» 16. «Селхерст Парк», часть 1
***
Вот-вот предстанет перед дисциплинарным комитетом ФА
***
В 1995 году спортивные фотографы не путешествовали налегке. До появления цифровых технологий и интернета они полагались на громоздкое перевозное оборудование, которое можно было привезти на стадион только в специально оборудованном фургоне. Стив Линдселл прибыл на «Селхерст Парк» в одном из таких, ожидая, что этот вечер в Премьер-лиге пройдет так же, как и другие подобные вечера: он прибыл на стадион пораньше, надел привычную манишку, установил камеры на место, сделал снимок, удалился в лабораторию, отправил свои фотографии по проводам и отправился домой. Но в ту ночь 25 января, ровно в девять часов вечера, его рутина была нарушена одной из самых необычных сцен, когда-либо виденных на английской спортивной арене: печально известным «кунг-фу ударом» (о-сото-гари или маваши-гари? [В оригинале у автора «машава», но это явная ошибка, прим.пер.] Этот вопрос до сих пор разделяет фанатов Кантона на интернет-форумах), что обеспечило Кантона место в пантеоне футбольных злодеев. На следующий день каждая газета страны поместила одну и ту же фотографию на первой полосе своего первого номера. Линдселл, сделавший её, понятия не имел, что фото станет такой мощной эмблемой — возможно, Эмблемой — беспокойной карьеры Кантона.
До этого момента игра была довольно спокойной. «Пэлас» намеревался нарушить привычный ритм «Юнайтед» и в значительной степени преуспел в этом. Защитнику Ричарду Шоу (который был признан Игроком года в «Пэлас» в конце сезона) было поручено следить за Кантона, и он хорошо себя зарекомендовал, к большому неудовольствию Эрика, поскольку судья матча, Алан Уилки, казалось, закрывал глаза на хитрые удары Шоу по голеням, будь Кантона с мячом или без него. «Значит, никаких желтых карточек?» — спросил он у арбитра, когда они возвращались в раздевалку в перерыве. В тоннеле, как раз в тот момент, когда игра должна была возобновиться, Уилки снова был задан тот же вопрос, казалось бы спокойным Кантона, а затем, в типично более жесткой форме, разгневанным Алексом Фергюсоном: «Почему ты не делаешь свою гребаную работу?» Арбитр их проигнорировал. На 61-й минуте матча Шоу воспользовался тем, что Уилки повернулся спиной и снова ударил Эрика. Фол остался незамеченным арбитром, но ответный удар Кантона — его собственный удар ногой — не ускользнул от внимания его помощника Эдди Уолша. Еще одна красная карточка была неизбежным следствием его вспыльчивости, которых было так много в предыдущие месяцы: это был пятый раз, когда Эрик был выдворен с поля за три года в Англии, удивительно высокий показатель для атакующего игрока, особенно если учесть, что ни одно из этих удалений не произошло, когда он играл за «Лидс Юнайтед» и что он также собрал шестнадцать желтых карточек за тот же период.
Долгая дорога обратно в раздевалку была ему знакома. Он почти не возражал. Он отошел, обернулся, сделав несколько шагов, посмотрел Уилки прямо в глаза и опустил воротник, что было самым верным средством показать, что его игра окончена, и что он не сомневается в правильности этого решения. Линдселл направил камеру на игрока, который покидал поле ровным шагом, и теперь проходил мимо скамейки запасных, где стоял Алекс Фергюсон, глядя в другую сторону.
«Я стоял на противоположной стороне площадки, — рассказывал мне Линдселл, — как раз следил за Кантона после его удаления. И вдруг он перепрыгнул через ограждение и пнул того парня! Я щелкнул и снова щелкнул. Я думал, что получил хорошую фотографию, но не мог себе представить, какое влияние она окажет. Я подошел к своему фургону возле «Селхерст Парк», распечатал рулон, что заняло у меня 15-20 минут, а затем отправил фотографии. Первой газетой, получившей их, стала Daily Mirror. Но только на следующий день разразился настоящий ад».
Кадры самого происшествия воспроизводились и повторялись так часто, что кажется почти бессмысленным описывать его само еще раз в деталях. Рычащий молодой человек бросился вниз по одиннадцати рядам трибуны, чтобы выкрикивать оскорбления в адрес Кантона. Позже он довольно смехотворно утверждал (в газете Sun, которая заплатила ему за рассказ о конфронтации), что сказал что-то вроде: «Уходи, Кантона, сегодня ты пораньше вымоешься!» По свидетельству многочисленных очевидцев, пользовавшихся бульварной славой после взрыва, слова, прозвучавшие из его искаженного рта, были ближе к: «Вали, чертов французский ублюдок!», — говорит Люк Бекли, которому в то время было восемь лет.
С его коротко подстриженными волосами, мертвецки-бледной кожей и облегающим черным пиджаком, Мэттью Симмонс мог бы прийти прямо из центрального кастинга, архетипического белого бандита. Но жертвой Кантона стал не актер. Вскоре газета The Mirror сообщила, что «двадцатилетний Симмонс, проживающий на Кинастон Авеню, Торнтон-Хит, Южный Лондон, осужден за нападение с целью ограбления. В 1992 году он был оштрафован на £100 и приговорен к двум годам условно после того, как ударил кассира на автозаправочной станции. Кассиром, о котором идет речь, был молодой гражданин Шри-Ланки, который избежал серьезных травм головы, когда метровый гаечный ключ, которым владел Симмонс, скользнул и ударил его по плечу. Довольно забавно, что его агрессор был также квалифицированным судьей и, что менее забавно, симпатизировал БНП и Национальному фронту. Эрику, по крайней мере, посчастливилось найти кого-то, кто не мог рассчитывать на сочувствие со стороны общественного мнения или судов.
«Всегда бей первым! Это удивит другого», — наставлял сына Альбер Кантона. В «Осере» Эрик применил это учение на практике, когда столкнулся с целой командой, намеревающейся заставить его заплатить за нападение на одного из их игроков. Он сделал то же самое в матче с «Мартигом», когда его спровоцировала сквернословящая часть болельщиков, и Мишель дер Закарян на собственном опыте убедился, что Кантона может сделать то же самое и на поле.
Но то, что произошло на «Селхерст Парк» было другим. С момента первого фола и до того момента, когда в сопровождении Петера Шмейхеля, перепуганного стюарда «Кристал Пэлас» по имени Джим Пейдж и администратора по экипировке «Юнайтед» Нормана Дэвиса [Известен игрокам «Манчестер Юнайтед» как «Вазелин» после того, как его первая попытка заполучить Кантона провалилась. Дэвис позаботился о том, чтобы сохранить футболку с №7, которую Эрик носил в тот вечер, и передал ее куратору музея «Олд Траффорд»], Кантона наконец вошел в тоннель, прошло 88 секунд, секунд, которые казались вечностью. Кантона успел взять себя в руки. Он выглядел таким же непостижимым, как и всегда, когда покидал игровое поле, его грудь вздымалась, голова была высоко поднята, очевидно, он был глух к насмешкам толпы. Почему он вдруг бросился через рекламные щиты, он так и не смог объяснить. В 2004 году, в одном из лучших интервью, которые он когда-либо давал британской прессе, он сказал Даррену Таллетту из Observer, что, если бы не было ограждения, он бы просто «бросился на него с кулаками». «Знаете, — продолжал он, — тебе встречаются тысячи таких, как он. И то, как все обернется, может зависеть от того, в какой именно момент ты с ними столкнешься. Если бы я встретил этого парня в другой день, все могло бы произойти совсем иначе, даже если бы он сказал то же самое. Жизнь такая странная. Ты каждый день как на канате». Тогда Эрик неубедительно попытался оправдаться словами нераскаявшегося эгоиста. «Самое важное для меня то, что я был тем, кем я был. Я был самим собой. Даже если ты понял, почему ты что-то сделал, это не значит, что ты не пойдешь и не сделаешь то же самое завтра. Лучшее, что ты можешь сделать, это сделать шаг назад и посмеяться над собой. Немного самоиронии».
Кантона потребовалось некоторое время, чтобы взглянуть на вещи таким беззаботным образом. По словам Пейджа и Дэвиса, он был «чертовски зол». Настолько, что последнему пришлось расположиться у дверей раздевалки, чтобы избежать другой, еще более драматичной ссоры. «Он был в ярости. Он хотел снова выйти наружу... Я запер дверь и сказал ему: "Если хочешь вернуться на поле, тебе придется пройти через мое тело и выломать дверь"». Как только Кантона немного пришел в себя, Дэвис заварил для него чай. На этот раз английская панацея сработала. Кантона отхлебнул из своей чашки и направился в душ, не сказав ни слова. К тому времени, когда игра закончилась вничью 1:1, по воспоминаниям Райана Гиггза, «Эрик не был взволнован» ни в раздевалке, ни в самолете, который доставил команду обратно в Манчестер поздно вечером. «Ничего не было сказано, потому что никто из нас, включая босса, не осознавал всей серьезности происходящего. Слухи не доходили, а Эрик ничего не выдавал».
Как он признался Эрику Билдерману много лет спустя, Алекс Фергюсон не смог осознать «серьезность» ситуации, потому что у него не было четкого представления о том, что произошло после фактического удаления. «Когда он уходил с поля, я на него не смотрел. Я сосредоточился на том, как тактически реорганизовать команду, десять против одиннадцати. Мне рассказали, что произошло, и, вернувшись домой, мой сын Джейсон спросил меня: "Хочешь посмотреть что там случилось? Я записал игру". Я отказался и лег спать. Сон не шел. Я встал около 3-4 часов утра и посмотрел. Шок был огромный...»
Как он записал в своем дневнике: «Моим первым чувством было уволить Эрика. Я чувствовал, что на этот раз доброе имя "Манчестер Юнайтед" требует решительных действий. Клуб больше, чем любой отдельный человек». Но Фергюсон понял, как много Кантона сделал для того, чтобы он снова стал «большим».
«Затем я подумал о звонке, который мне сделал друг, когда мы возвращались из Лондона [когда Фергюсон ехал домой из аэропорта Манчестера]. Мы думали о том, что мы можем сделать с шумихой в СМИ и наказанием, которое за ней последует. Он сказал мне: «Помнишь наш разговор о Джоне МакИнрое? Я объяснил тебе, что Эрик и он — одно и то же. Джон взрывался на корте, оскорблял арбитров, ругался на себя. Но за пределами корта он может быть обаятельным. Эрик такой же. Этот парень невероятен. Не сдавайся, Алекс!» Этим другом был пожизненный болельщик «Манчестер Юнайтед», сэр Ричард Гринбери, который занимал посты исполнительного директора и председателя совета директоров Marks & Spencer plc с 1988 по 1999 год. Фергюсон успокоил бизнесмена. Он не подвел Кантона.
«На следующий день, — рассказывал он журналу L'Équipe, — за завтраком я сказал всем: "Мы поддерживаем Эрика. Он наш игрок. ФА не получит его шкуру. Он допустил ошибку. Мы все совершаем ошибки". Эрик знал, что я на его стороне. Он знал, что может на меня рассчитывать. Ему нужен был кто-то, кто мог бы ему помочь, кто-то, кому он мог бы доверять, кто поддержал бы его. Я выполнил эту миссию».
Да еще как. Как позже сказал Рой Кин Имону Данфи: «Я не думаю, что какой-либо другой футбольный человек продемонстрировал бы такое мастерство, решимость и силу, как Алекс Фергюсон, управляясь с делом Кантона».
Фергюсон не сказал, что вскоре после финального свистка судья Уилки увидел, как в его раздевалку ворвался тренер «Манчестер Юнайтед». «Это все твоя гребаная вина! Если бы ты делал свою гребаную работу, этого бы не случилось!» По словам биографа Фергюсона Майкла Крика, пришлось вмешаться полицейскому, чтобы остановить поток оскорблений и вытащить разгневанного шотландца из судейской комнаты. Во многих случаях тирады Фергюсона, направленные на все, что представляет авторитет ФА, и особенно на судей, были не более чем то, что таблоиды любят называть «играми разума», попытками запугать официальных лиц, чтобы одержать верх в предстоящих матчах. Но не в этом случае. В течение предыдущих полутора сезонов его игроки переступали черту с пугающей регулярностью — и злобностью. «Манчестер Юнайтед», высокомерный «Манчестер Юнайтед», рисковал заработать репутацию оказывающего психологическое давление и жестокого игрока, который оттолкнул бы остальной футбольный мир. Другие команды (на ум приходит «Лидс Юнайтед» Дона Реви) заплатили высокую цену за такую репутацию; Фергюсон знал об этом и, несмотря на хорошо задокументированное разоблачение худших виновников годом ранее, не смог вылить достаточно воды в огонь, бушевавший в его раздевалке. Уилки принял на себя основную тяжесть его гнева, за неимением лучшей цели. Фергюсону еще только предстояло увидеть фотографию Линдселла, которая через несколько часов появится на каждой первой полосе. Но инстинктивно он знал. Это был бы кризис огромных, нелепых масштабов.
Были ли какие-то смягчающие обстоятельства в моменте безумия Эрика? Возможно. Фергюсон был настолько озадачен, что проверил своего игрока на гипогликемию после того, как врач предположил, что низкий уровень глюкозы в крови мог спровоцировать взрыв. Тест не показал никаких доказательств того, что это было так. Более того, в то время никто не знал, что отец Эрика Альбер заболел очень серьезной вирусной инфекцией, которая, по словам Ги Ру, могла иметь серьезные последствия и, очевидно, вызвала огромное беспокойство в семье. В результате главу клана были вынуждены госпитализировать в Марселе на несколько недель во время инцидента. Эрик, однако, никогда не пытался оправдать это. «Я по-настоящему проанализировал ситуацию только на следующий день, — сказал он в 2007 году. — Я не знал, что случилось и что будет дальше. Я многого не знал. Одно можно было сказать наверняка: Я не гордился собой. Хулиган, который сказал мне: "Французский сын шлюхи", — я слышал это 50 миллиардов раз. В тот день я отреагировал не так, как в других случаях. Почему? Я сам никогда не находил ответа на этот вопрос».
Какими бы шокирующими ни были действия Кантона, никто не мог предсказать почти истерию, охватившую всю страну в течение нескольких часов после того, как BBC открыла свой выпуск новостей фотографиями врывающегося в толпу свихнувшегося Эрика. Каждое издание в Англии, казалось, пыталось превзойти другие в своем рвении осудить Кантона. То, что он сделал, было «скандальным», «непростительным», «беспрецедентным». Если бы главный суперинтендант Терри Коллинз, отвечавший за безопасность на матче, не сказал: «Я никогда не видел ничего подобного!», добавив, что «мог быть бунт» для пущей убедительности?
По правде говоря, Кантона был не первым спортсменом, который жестоко расправился с сквернословящим хулиганом. В начале 1930-х годов «Дикси» Дин избил болельщика, который оскорбил его — вероятно, из-за смуглого цвета лица, которому он был обязан своим прозвищем [Дикси, также известный как Диксиленд или Земля Дикси — это прозвище для всего или части Юга Соединенных Штатов, где, соответственно, жили преимущественно чернокожие, прим.пер.] — в конце матча Кубка между «Эвертоном» и Шпорами. Рядом стоял полицейский. Вместо того, чтобы проводить великого центрального нападающего в участок, он пожал ему руку и сказал: «Это было красиво, но я вообще ничего не видел». Игра до эпохи телевидения имела свои преимущества. Но, должно быть, там были камеры, когда в 1978 году Альберто Тарантини из «Бирмингем Сити» напал на своих болельщиков в конце игры против «Манчестер Юнайтед». Однако никто не придал этому большого значения, и никакого наказания не последовало. Точно так же не было предпринято никаких действий против регбиста по имени Джеральд Кордл, который, играя за «Кардифф» в 1987 году, подрался с болельщиком «Аберавон Куинс». Но у Дина, Тарантини и Кордла не было такого послужного списка, как у Эрика Кантона, и ни один из этих нарушителей не соответствовал критериям, необходимым для того, чтобы стать стереотипом, которым был марселец с тех пор, как он приехал в Англию; один из них играл в джентльменскую игру, регби, где к физическому насилию относятся благосклонно, и даже сейчас, по крайней мере, в умах некоторых, это извращенно возводят в ранг доказательства мужественности.
Через десять лет после катастрофы на «Эйзеле» английский футбол развил острую чувствительность ко всему, что могло запятнать его усилия по очищению игры от хулиганства. Внешний мир придерживался еще более суровых взглядов на периодические вспышки жестокости, которые все еще сопровождали футбольный сезон. Кантона не просто пнул хулигана; он пробудил демонов, которые еще не были усыплены, он засунул лезвие в кровоточащую рану.
Соперничая с иностранцем, английский футбол мог, по крайней мере, сделать вид, что он «поступает правильно», не бросая тень на новый имидж, который он создавал для себя. Гораздо труднее и болезненнее было бы рассмотреть два других инцидента, произошедших тем же вечером и остававшихся практически незамеченными в шумихе, произведенной Кантона. Менеджер «Уимблдона» Джо Киннер отделался простым предупреждением после словесного и физического оскорбления судьи Майка Рида во время поражения от «Ньюкасла» со счетом 1:2. Еще более серьезным является то, что вратарь «Астон Виллы» Марк Боснич совершил, на мой взгляд, одно из худших преднамеренных нападений на игрока соперника на футбольном поле с тех пор, как Харальд Шумахер чуть не обезглавил Патрика Баттистона в знаменитом полуфинале чемпионата мира между Францией и Германией тринадцать лет назад. Боснич, неосторожно покинувший ворота, вырубил Юргена Клинсманна из «Тоттенхэма» ужасным выпадом коленом, который попал немецкому нападающему прямо в голову. Клинсманна, находящегося без сознания, пришлось вынести на носилках и отвезти в больницу, где, к счастью, не было обнаружено никаких серьезных повреждений. Боснич должен был получить красную карточку и длительную дисквалификацию. Вместо этого ему разрешили продолжить игру, и даже не предупредили. Сразу после нападения английская пресса опубликовала несколько слегка возмущенных статей, а затем быстро забыла обо всем этом. У них была гораздо лучшая мишень, и не было недостатка в добровольцах, которые присоединились к публичной казни Эрика Кантона.
Щепетильный Гари Линекер открыл сезон съемок в передаче Sportsnight на канале BBC попыткой «пошутить»: «Он совсем потерял рассудок, у него помутилось в голове». Микрофоны были выставлены под нос легендам «Манчестер Юнайтед» прошлого, таким как Алекс Степни («Мне абсолютно отвратительно, что человек такого масштаба опускается до такого. Он больше не должен играть за "Юнайтед"»), Билл Фоулкс («Идти в толпу — это вести себя как хулиган — это не имеет ничего общего со спортом. Он потерял контроль над собой, и это очень грустно видеть... но Эрик француз — они для нас другие, и он реагирует по-другому») и Шей Бреннан («Сэр Мэтт Басби возненавидел бы нечто подобное»). Одна и та же ханжеская мелодия пела почти в унисон. Справедливости ради, было и несколько более взвешенных комментариев, таких как замечание Пэта Креранда о том, что «было очень трудно оправдываться за Эрика, но фанат встал со своего места и попробовал его атаковать. Интересно, что все эти парни в желтых манишках делали на стадионе? Неужели они просто собрались на вечеринку?», — эту точку зрения поддержал Джимми Гривз, который совершенно справедливо задавался вопросом, как могло случиться, что за пару банкнот можно купить не только билет, но и лицензию на использование самого грязного языка, который только можно себе представить, и совершенно безнаказанно.
Диссонирующие ноты такого рода, однако, не часто можно было услышать, и еще реже они усиливались средствами массовой информации; огонь под историей нужно было разжечь, даже если для этого понадобились сомнительные трюки. Дрянная программа «Слово» на канале Channel 4 отправила дюжину подростков петь «песни мира» к подъездной дорожке Кантона. Молодая девушка, воодушевленная ведущим Терри Кристианом, подошла к его дому с букетом цветов. Дверь оставалась закрытой, но Channel 4 получил свою историю. Таблоиды разыскали зрителей, которые находились рядом с Симмонсом, когда тот произнес свой словесный залп, превратив одну из них, управляющую отелем Кэти Черчман (которая пришла на игру с двумя детьми), в своего рода знаменитость (в результате она отклонила приглашение стать гостьей прайм-тайм телешоу Килроя, а позже стала спонсором футбольного клуба «Кристал Пэлас»). В якобы более сдержанных газетах страницы за страницами посвящались новым «прозрениям» в отношении беспокойного характера Кантона, пространным и ошибочным рассказам о его прошлых проступках, перепечатанных из непроверенных источников. В течение нескольких недель, а то и месяцев, поток слов наводнял колонки мнений, а также первые и последние страницы всех без исключения газет в стране.
Даже газета Daily Telegraph поддалась лихорадке Кантона, причем удивительным образом. 28 января были опубликованы две редакционные статьи. Первая была посвящена пятидесятой годовщине освобождения Освенцима [27 января 1945 года войсками 59-й и 60-й армий 1-го Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза Ивана Конева, прим.пер.]; второй, со всей серьезностью, неприятностям Кантона. На самом деле, это было прекрасное чтиво, вывод из которого стоит процитировать: «Говорят, что если бы он [Кантона] пнул болельщика "Лидса" или "Ньюкасл Юнайтед" во время выездного матча, он бы не ушел со стадиона живым. Именно это, а не грубое поведение одного блестящего, но заблудшего игрока, указывает на глубоко укоренившуюся проблему футбола». Но если редакционная статья заслуживает похвалы за свою вдумчивость, то что можно сказать о самой идее противопоставления Холокоста «грубому поведению одного блестящего, но заблудшего игрока»? Впрочем, колючие читатели Telegraph не жаловались. Некоторые из них немедленно исключили Кантона из своих команд Фэнтези-футбольной лиги (история, которая попала на первую полосу ежедневной газеты), и на этом все закончилось. Моральное превосходство — это удобное место, и футбольные корреспонденты с легкостью развалились в своих креслах.
Своими «я же говорил» напоминали своим читателям о том, как они предсказывали, что все закончится слезами. Суровый директор школы с оттенком меланхолии говорил о том, что необычайно одаренный француз обманул доверие, оказанное ему менеджера. Тем не менее, Алексу Фергюсону пришлось взять на себя часть ответственности за ужасный дисциплинарный послужной список своего любимого игрока. Он позволил Кантона избежать многочисленных нарушений кодекса поведения клуба, но не из-за слабости — определенно не из-за слабости — а потому, что он был справедливо убежден, что нет лучшего способа гарантировать преданность своего гения. «Открывашка» должен был сохранить свою остроту. Но это могло привести к противоположному результату, и Фергюсон, должно быть, знал об этом. Среди многих мотивов, лежащих в основе его решения поддержать Эрика в ближайшие месяцы, следует найти место для признания частичной вины и желания искупить ее. Другой, конечно, и гораздо более мощной силой, был простой эгоизм. Бывший менеджер клуба Томми Догерти утверждал, что «Кантона должен был быть уволен из клуба. Действия "Юнайтед" должны быть направлены на преступника, а не на преступление». Он с горечью вспоминал, как сам «был уволен Мартином Эдвардсом за то, что влюбился в прекрасную даму», на которой он все еще был женат, два десятилетия спустя, в то время как «они сомкнули ряды вокруг [Кантона]». Почему? «Потому что клуб видит деньги. Поезжайте в Манчестер — футболки с его фамилией на спине разлетаются из магазинов. Они сделали из него мученика».
Более того, «Манчестер Юнайтед», лишенный своей главной атакующей угрозы, имел гораздо меньше шансов догнать «Блэкберн Роверс», который по-прежнему лидировал в лиге. Фондовая биржа вынесла свой вердикт (£3 млн. были стерты со стоимости клуба на следующий день после инцидента, когда акции упали на 5 пенсов до £1,26), и букмекеры с ней согласились. Они уменьшили шансы на то, что команда Фергюсона сохранит свой титул, с 7/2 до 9/2, и теперь фаворитов стало двое. Через 36 часов после того, как Кантона был удален с поля, Грэм Шарп, пресс-секретарь букмекерской конторы William Hill, объявил, что с момента инцидента не было сделано ни одной ставки в размере £10 или более на победу «Юнайтед» в Кубке Англии или Премьер-лиге. В свете первого заявления ФА («Обвинения в неподобающем поведении и порочение репутации игры последуют неизбежно и быстро»), было очевидно, что следует ожидать длительной дисквалификации. Но насколько длительной?
«Манчестер Юнайтед» надеялся, что, действуя быстро, они смогут разрядить ситуацию настолько, чтобы ФА не поддалась искушению сделать из Кантона пример. Главный исполнительный директор Ланкастер Гейт Грэм Келли заставил их поверить в то, что так оно и будет, когда он выступил перед журналистами 26 января. «То, что произошло, было пятном на игре, — говорит он. — Если будет доказано какое-либо нарушение, соответствующий игрок обязательно понесет суровое наказание. Футбольная ассоциация Англии не имеет полномочий налагать немедленное отстранение от игры, но в течение всего дня мы были в контакте с "Манчестер Юнайтед" и уверены, что они отреагируют должным образом». Какое-то время он продолжал в том же духе, пока его слова не стали менее важными, чем его готовность повторять их до тошноты. За примирительным тоном его послания клубу скрывалась реальная угроза. «В начале дня я дал понять, что мы ожидаем от "Манчестер Юнайтед" сильного и однозначного наказания. Мы понимаем, что они собираются это сделать. Мы уверены, что "Манчестер Юнайтед" выполнит свои обязательства не только перед своим клубом, но и перед самыми широкими интересами футбола». К этому времени Футбольная ассоциация предъявила Эрику обвинение, и ему было дано четырнадцать дней на ответ. Более того, после того, как два болельщика выступили с официальными обвинениями в нападении, он также стал объектом расследования Скотланд-Ярда. Ситуация уже вышла из-под контроля «Юнайтед». Аварийной посадки избежать не удалось. Все, на что можно было надеяться, это на то, что Эрик выживет, когда его смогут вытащить из затонувшего судна.
День прошел с бесчисленными телефонными разговорами между Алексом Фергюсоном, Мартином Эдвардсом и другими членами совета директоров «Юнайтед». В тот же вечер было решено провести экстренное совещание в роскошном отеле в Чешире, на котором к Алексу Фергюсону присоединились все высшее руководство клуба. Проступок Эрика был достаточно серьезным, чтобы оправдать аннулирование его контракта, и некоторые из людей, присутствовавших в Alderley Edge, изначально чувствовали, что другого ответа предвидеть нельзя, в том числе и Алекс Фергюсон. Следует иметь в виду, что футбол тогда был менее щадящей средой, чем сейчас, когда осужденным головорезам, таким как Джоуи Бартон, предлагалось неограниченное количество «последних шансов», несмотря на то, что они нарушали правила игры и законы страны гораздо более позорным образом, чем это делал Эрик. Вскоре, однако, был достигнут консенсус по делу Кантона. Финансовые соображения, о которых говорил Догерти, возможно, сыграли свою роль, хотя в скандале было слишком рано гадать, что клуб действительно заработает миллионы на бедственном положении своего игрока и последующем «искуплении». «Манчестер Юнайтед» не станет радовать своих соперников, уволив Эрика, дабы заявить о своем моральном превосходстве.
Внутреннее судебное разбирательство по делу Эрика Кантона стало упражнением по ограничению ущерба. «Юнайтед» пришлось пересмотреть намерения ФА и придумать наказание, которое было бы достаточно суровым, чтобы заслужить уважение руководящего органа, чтобы выйти из этой нечестивой неразберихи с улучшенной репутацией клуба. С Ланкастер Гейт была получена частная поддержка: если клуб будет действовать достаточно решительно, ФА санкционирует его решение, и дело будет закрыто с наименьшей суетой. Это, по крайней мере, то, что понимали в «Юнайтед». Сам Эрик совершенно не знал, что происходит в 240 км от него, и вел себя так, как будто ничего не произошло. В то время как Изабель и Рафаэль были заперты в своем двухквартирном доме в Бутстауне, осажденные газетчиками и фотографами, открывая дверь только для того, чтобы принять букет цветов, присланный анонимным поклонником, он вышел через взрыв вспышек, одетый в невероятный джемпер, украшенный, среди прочего, черепами и костями, сел в свою Audi, не сказав ни слова, и отправился на тренировочную базу «Юнайтед». Несколько часов спустя, не веря своим глазам, продавцы в мегамаркете клуба увидели, как он покупает копию своей собственной футболки со своим именем на спине для своего сына. «Он ходил так, как будто ему нет дела до всего на свете», — сказал один из сбитых с толку прохожих. Это, конечно, был способ Кантона показать миру, что он, сын Альбера и Элеоноры, был выше всей этой чепухи. Это проявление расчетливого хладнокровия под огнем едва не привело его к серьезным неприятностям вечером, когда, прогуливаясь по центру Манчестера, выйдя из бара центра искусств «Корнерхаус» в компании неизвестного друга, он наткнулся на шестерых молодых людей в костюмах, которые начали словесно и довольно бурно оскорблять его на улице в течение нескольких минут. Кантона не дрогнул, пожал плечами и пошел обратно в тот же бар, где выпил еще несколько напитков, раздавая автографы другим клиентам со своей обычной любезностью. «Что бы вы ни думали, я могу сохранить самообладание, когда захочу», — таково было не слишком тонкое послание, которое он намеревался донести до других. Однако в глубине души он полностью осознавал всю серьезность своего положения, и его беспечное поведение вполне могло быть средством убедить себя в том, что жизнь каким-то образом будет продолжаться по-прежнему. Конечно, не будет.
Его судьба была обнародована на следующее утро, когда СМИ собрались, чтобы послушать Мартина Эдвардса (сам Кантона получил официальное подтверждение своего наказания от судебного пристава). Опальный футболист больше не сыграет никакой роли в сезоне «Юнайтед». Он пропустит минимум шестнадцать игр, и максимум двадцать, если его команда дойдет до финала Кубка Англии, и клуб оштрафовал его на двухнедельную зарплату (£10,8 тыс., а не £20 тыс., как сообщалось тогда). Эдвардс обосновал решения клуба высокопарными формулировками, которых и следовало ожидать в таких обстоятельствах: «Футбол больше, чем "Манчестер Юнайтед", а "Манчестер Юнайтед" больше, чем Эрик Кантона. [...] Здесь мы доказали, что репутация "Манчестер Юнайтед" выше трофеев». Тем не менее, в послании его председателя содержалось плохо замаскированное обещание Эрику: «На каком-то этапе мы, возможно, захотим включить его в тренировочные матчи, чтобы поддерживать его физическую и психологическую форму, но этого не случится в течение нескольких недель».
«Юнайтед» играл в рискованную игру. С одной стороны, они выполнили свое обещание, данное Футбольной ассоциации Англии, и ударили по своей главной звезде так сильно, как и обещали: в новейшей истории футбола не было прецедента наказания такого масштаба. Также была надежда, что скорость и жесткость, с которой клуб расправился с Кантона, смогут убедить систему уголовного правосудия проявить снисходительность в отношениях с игроком и, возможно, даже избежать появления в суде. С другой стороны, предполагая, что Кантона будет разрешено продолжать тренироваться со своими товарищами по команде и даже принимать участие в играх неопределенного характера, совет директоров «Юнайтед», вольно или нет, вынудил ФА пойти на уступки, открыв дверь для дисциплинарной комиссии, чтобы распространить запрет на все матчи. Если они это сделают, негодование Кантона может переключиться с его работодателей на руководящий орган, что, по мнению «Юнайтед», является аккуратным перераспределением ответственности.
В столь тщательно проработанной стратегии прослеживается логика. После того, как было принято решение оставить Кантона на балансе «Юнайтед» (решение, с которым согласились 82% болельщиков клуба, согласно опросу, проведенному по заказу Manchester Evening News), умиротворение печально известной своей нестабильностью личности было не менее приоритетом, чем удовлетворение общественного мнения и жажды ФА к «справедливости». По его собственному признанию, Эрик был особенно трудным человеком, когда его лишали футбола, будь то дисквалификация или травма. Вот как он описал свое душевное состояние, когда был вынужден пропустить два месяца сезона после инцидента с бросанием мяча, который положил конец его карьере в «Ниме»:
Мое тело и голова полностью привыкли к физическим упражнениям, которые приходят от тренировок и усилий на футбольном поле. Я был лишен той мотивации и жажды, которые заставляют тебя превзойти самого себя. Я был лишен необходимости работать и той энергии, которую ты берешь с собой на стадион. Мне не хватало всего: запахов и атмосферы раздевалки, ощущения принадлежности к группе, совместной победы. Мне нужен был воздух, пространство... и мне нужен был мяч.
Независимо от того, играл он или нет, Эрик все равно нуждался в управлении. Если «Юнайтед» не позаботится о нем и, что более важно, не убедит его в том, что они по-настоящему заботятся о нем как о человеке, так и о футболисте, вмешаются другие. Уже ходили слухи об отъезде из Англии в «Барселону», откуда только что уехал Ромарио, чтобы вернуться в Бразилию. Более того, все в футболе знали, что «Интернационале» кружит в воде, ожидая, когда игрок будет выброшен за борт, чтобы наброситься на него, когда через несколько недель вновь откроется итальянский трансферный рынок. За исключением отдельных действий со стороны международного органа, дисквалификация ФА будет иметь силу только в Англии, и Кантона сможет свободно играть за интеристи, как только будет достигнута сделка. Мартин Эдвардс позже подтвердил, что за несколько часов до игры на «Селхерст Парк» два эмиссара нерадзурри (молодой Массимо Моратти, который вскоре станет председателем миланского клуба, должность, которую он занимает до сих пор, и его советник Паоло Таведжа) встретились с ним, чтобы обсудить переход Кантона на «Сан-Сиро». Позже они наблюдали за игрой из относительно комфортной директорской ложи «Селхерст Парк», сидя рядом с Эдвардсом и адвокатом Эрика Жан-Жаком Бертраном. «Мы выпили чашечку кофе и немного мило поболтали, — сказал председатель "Юнайтед", — но это было только из вежливости. Я сказал им, что ни один из игроков, в которых они заинтересованы, не продается». Речь шла о Поле Инсе, который действительно присоединился к «Интеру» шесть месяцев спустя, и Кантона, который тогда оценивался в £5 млн. Эрик знал об интересе Моратти и был готов выслушать его предложения, чем не преминул воспользоваться, когда его будущее на «Олд Траффорд» было обеспечено. Как уверяли меня несколько членов его ближайшего окружения, неоднократные неудачи «Юнайтед» в Европе заставили Кантона задуматься о том, что могло бы быть, если бы шесть с половиной лет назад он поручил своим агентам начать переговоры с «Миланом» вместо того, чтобы подписывать контракт с «Марселем». «Интер» не мог претендовать на то, чтобы стать силой наравне с командой Сильвио Берлускони, но в его распоряжении были огромные ресурсы, и Кантона явно рассматривался как потенциальный катализатор преобразований в клубе. Для «Юнайтед» вспышка насилия Эрика была почти катастрофой; для «Интера» это была скорее возможность, и Алекс Фергюсон знал об этом. Но тренер «Юнайтед» также знал, что, если он безоговорочно поддержит Эрика, суррогатный сын никогда не сможет найти в себе силы (или, в его глазах, слабости), чтобы предать суррогатного отца. К тому времени Кантона передал своему старшему товарищу столько любви, что игнорирование предложенной ему руки и побег — в Италию или куда-то еще — превратили бы Эрика снова в беззащитного ребенка, одинокого в пугающей дикой местности.
продолжение следует...
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
