Джонатан Уилсон. «Ангелы с грязными лицами» ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ: ВОЗРОЖДЕНИЕ И КОНФЛИКТ, 1973–1978, Главы 28-30
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РОЖДЕНИЕ НАЦИИ, 1863–1930
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗОЛОТОЙ ВЕК, 1930–1958
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ, 1958–1973
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВОЗРОЖДЕНИЕ И КОНФЛИКТ, 1973–1978
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. НОВАЯ НАДЕЖДА, 1978–1990
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ДОЛГ И РАЗОЧАРОВАНИЕ, 1990–2002
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. ЗА ОКЕАНОМ, 2002–2015
БлагодарностиПриложенияБиблиография
***
28. ИСПОРЧЕННЫЙ ТРИУМФ
Когда на трибунах стадиона «Эль-Монументаль» взвился лес бело-голубых флагов, Сесар Луис Менотти потуже затянул воротник на горле. Внешних признаков празднования не было: он сделал свою работу, и сделал ее великолепно, но он также должен был понимать, что победа на Кубке мира 1978 года имеет свои последствия. Его успех, успех сборной Аргентины, обязательно был и успехом хунты. На поле руководитель Аргентины генерал Хорхе Видела, ухмыляясь в усы, с масляными волосами, поблескивающими в свете прожекторов, вручил Кубок мира Даниэлю Пассарелле, капитану сборной Аргентины. Когда Пассарелла поднял его под рев патриотов, Видела повернулся боком и с ликованием поднял вверх оба больших пальца.
Из его автобиографии «Футбол без фокусов» ясно, что Менотти испытывал глубокий дискомфорт в связи с пропагандистским переворотом, который устроила хунте победа на чемпионате мира. В то время он заявил, что «наша победа — это дань уважения старому и славному аргентинскому футболу» — фраза, которая апеллировала как к консерватизму военных, так и к его собственному романтизму, но этого оказалось недостаточно, чтобы заслонить этические проблемы.
Видела умер в тюрьме в мае 2013 г. от внутреннего кровоизлияния, поскользнувшись в душе. Менее чем через год он был приговорен к пятидесяти годам лишения свободы за похищение людей: возможно, за время его правления у матерей в центрах содержания под стражей было отобрано до 400 младенцев, которые были переданы не имеющим детей семьям военных. И это был только последний приговор. В 1985 г. Видела был признан виновным в многочисленных убийствах, похищениях и пытках, а затем, будучи помилованным в 1990 г., вновь оказался в тюрьме в 2010 г. за нарушения прав человека, связанные с гибелью 31 гражданского лица, содержавшегося под стражей после переворота 1976 г., который привел его к власти. В общей сложности хунта несет ответственность за гибель от 15 000 до 30 000 собственных граждан. Трудно сказать, пал бы режим раньше, если бы сборная Аргентины не выиграла чемпионат мира по футболу, но верно то, что турнир был спланирован так, чтобы вызвать всплеск националистических чувств, на котором хунта могла бы заработать, и что она сделала это безжалостно, цинично и успешно.
Какой бы радостной ни казалась тогда сцена вручения Виделой Кубка мира Пассарелле, какой бы захватывающей и талантливой ни была та аргентинская сборная, невозможно не взглянуть на представление задним числом и не содрогнуться. Возможно, это несправедливо по отношению к Менотти или игрокам, но турнир и режим нельзя разделять. Выйдя из «Монументаль», поверните направо на Авенида дель Либертадор, пройдите десять минут, и вы окажетесь у Esma—la Escuela de Mecánica de la Armada — Школы механики военно-морского флота. Там, за аккуратными газонами, побеленными стенами и четырьмя гордыми колоннами входа, в 1976-1983 гг. содержались и подвергались пыткам 5 тыс. заключенных. Выжило только 150 человек. Это был самый оживленный и самый печально известный центр содержания под стражей времен «грязной войны».
Во время чемпионата мира по футболу, страшная символика которого была отражена в многочисленных романах и фильмах, заключенные могли слышать праздничный рев толпы, даже когда жертвы кричали в коридоре. Многим заключенным разрешалось слушать по радио комментарии к финалу, поддерживая свою страну, хотя они презирали правящий в ней режим. Антрополог Эдуардо Арчетти рассказывает о том, как заключенные кричали: «Мы победили! Мы победили!» в своих камерах, и к их празднованиям присоединился капитан Хорхе Акоста, «el Tigre», один из самых известных мучителей. Затем он вывез некоторых заключенных на своей машине, чтобы они увидели восторг на улицах и поняли, что народу в целом наплевать на протесты. Одна из заключенных попросила его откинуть крышу, чтобы ей было лучше видно. Когда он это сделал, она решила крикнуть, что она одна из исчезнувших. Но она не стала этого делать, решив, что ее просто посчитают безумно празднующей. Как сказал Карлос Фонтанарроса после победы «Расинга» над «Селтиком» десятью годами ранее, «в неспокойной стране самые большие радости приносит спорт».
Но это были гораздо более мрачные проблемы, чем в 1967 году. Как писал Бартоломе де Ведиа в газете La Nación в 2003 году, «в 1978 году были боль и смерть, но также футбол и радость. Жизнь всегда течет именно так, со светом и тенью... и именно так пишут свою историю народы, с душой, полной ликования, и в то же время с душой, разбитой в клочья... Давайте играть в футбол так, чтобы тень смерти не проскальзывала на стадионы через какую-нибудь щель. И давайте оплакивать погибших, не отвлекаясь ни на что».
Контраст был отчаянно болезненным и отчаянно трудным, предложенное им разделение, даже если оно и было желательным, не было универсально возможным. Когда стало известно о всех масштабах «грязной войны», как могли те, кто праздновал — по сути, вся страна, — не почувствовать, что они в какой-то мере, неосознанно, так же чествовали режим? Только во время турнира исчезли двадцать девять человек. Рикардо Вилья позже сказал, что если бы он знал, что происходит, то не стал бы играть. Защитник «Уракана» Хорхе Карраскоса, дважды игравший на чемпионате мира в Западной Германии в 1974 году, все же отказался быть выбранным в состав сборной, хотя и не объяснил, почему. Еще до того, как в 1986 году в газете Sunday Times появились (бездоказательные) обвинения в подтасовке результатов матчей, победа на Кубке мира была запятнана, и игрокам пришлось с этим смириться. «Критики связывают нас с диктатурой, а мы не имеем к ней никакого отношения, — заявил защитник Рубен Паньянини. — Я считаю, что журналисты не отдали должное нашей команде. А на простых людей очень сильно влияет то, что пишет пресса».
С футбольной точки зрения их разочарование понятно: в конце концов, что им было делать? «Мы пострадали от того, что в игре участвовала военная хунта, — сказал вратарь Убальдо Фийоль. — Для многих Кубок мира 1978 года — это 30 000 исчезнувших.. Но никто из нас никого не пытал и не убивал. Мы просто помогли нашей стране немного порадоваться, и мы храбро защищали цвета Аргентины. Я не могу этого стыдиться».
Дилемма, пожалуй, неразрешима: В какой степени государство является своим правительством? Какую ответственность за это несет народ, и в какой степени национальная спортивная сборная является проявлением страны? В конце концов, не только нелогично обвинять игроков в том, что они играли на максимуме своих возможностей, но и многие из тех, кто был против хунты, активно поддерживали selección.
В центре конфликта стоит Менотти, вальяжный и длинноволосый, бывший коммунист, который говорил о свободе и вел заметно либеральный образ жизни, но при этом был, пусть и вынужденно, агентом хунты. Слишком часто предполагается, что национальная футбольная идеология совпадает с идеологией государства. Иногда это так — например, в Италии Витторио Поццо 1930-х гг. четко прослеживается грубый милитаризм правительства Муссолини — но эта связь редко бывает простой. Поворот к антифутболу после 1958 г. можно рассматривать как отказ от идеализма, принятие (в некоторых случаях крайнего) прагматизма на фоне переворотов, экономического хаоса и участия военных в политике. Отказ от цинизма также шел параллельно с оптимизмом молодежного движения и убеждением в несостоятельности безрадостной технократии. Однако к тому времени, когда Менотти выиграл Кубок мира, его романтическое обращение к прошлому — даже в той скомпрометированной форме, которую оно в итоге приняло — было диаметрально противоположно убийственной целесообразности хунты.
29. ЦЫГАН, ПРОДАВЕЦ АВТОМОБИЛЕЙ И СТАРЫЕ ОБЫЧАИ
Кто-то возразит, что контрреволюция против антифутбола началась в «Расинге» при Пиццути в середине 60-х годов, но, как бы ни были они настроены на атаку, трудно соотнести жестокость и игровое мастерство их матчей против «Селтика» с идеей, что они возродили романтический идеал — разумеется, не потому, что золотой век был свободен от цинизма. «Ривер Плейт» продолжал играть в привлекательный футбол на протяжении всех шестидесятых годов, а идеалы la Máquina оставались незыблемыми. Но настоящее самосознательное возвращение la nuestra началось в Росарио с «Ньюэллс Олд Бойз» Мигеля Антонио Хуареса и Сезара Луиса Менотти.
«Gitano» (цыган) Хуарес родился в Эль-Тале, деревне в провинции Сальта на северо-западе Анд в Аргентине. Хотя его футбольный талант был очевиден с самого раннего возраста, родители заставили его завершить образование, и он играл за ряд небольших северных команд, а затем перешел в «Бельграно де Кордова», а в 1956 г. — в «Росарио Сентраль». Он пробыл там восемь лет и в свой последний сезон помог команде занять третье место в лиге. Хуарес был достаточно талантлив, чтобы быть вызванным в национальную сборную: он был неиспользованным игроком состава на чемпионате Южной Америки 1957 г. и забил победный мяч в матче Копа Рока против Бразилии в следующем году. В 1966 г. он помог команде «Унион де Санта Фе» добиться повышения в классе и завершил карьеру в команде «Сентраль Кордова де Росарио», где в 1968 г. был назначен тренером. Несмотря на то, что они не смогли выйти из третьего дивизиона, Хуарес произвел достаточно сильное впечатление, чтобы быть назначенным в «Платенсе», который он привел к выходу в Насьональ. Несмотря на победу над «Ривером» со счетом 4:0 на стадионе «Эль-Монументаль», команда заняла 14-е место, а Хуарес покинул команду по окончании сезона 1969 года.
Но именно то, что случилось дальше, сделало Хуареса ключевой фигурой в развитии аргентинского футбола. Он играл с Менотти, в свое время высоким, угловатым центрфорвардом, в «Сентраль», а в 1970 г. был назначен в «Ньюэллс» — что, по мнению бывшего игрока «Ньюэллс» Марио Санабрии, сегодня было бы невозможно. Санабрия много и увлеченно говорит, постоянно вскакивает на ноги, чтобы самому показать ключевые моменты, и, что необычно для футболистов, обладает точной памятью на детали: кто забил, где забил, что этот гол значил. Как он говорил:
В то время не было такого понятия, как помощник менеджера, но поскольку он любил футбол и был на пенсии, Менотти приходил на тренировки, разговаривал с нами, сидел на мяче, давал советы. У него был автосалон на бульваре Ороньо, но он его совершенно не интересовал. Почти все время он был с нами. Через несколько месяцев я заболел гепатитом и не смог принять участие в товарищеском турнире в Росарио между командами «Сентраль», «Ньюэллс», «Ривер» и «Бока». У Хуареса было хроническое заболевание легких, так как он много курил. А во время турнира он заболел, и команду тренировал Менотти. «Ньюэллс» выиграл его, обыграв «Сентраль» и «Ривер». Он был исполняющим обязанности тренера, а Хуарес не годился для того, чтобы нас тренировать.
С этого момента они фактически являлись со-тренерами.
Хуарес и Менотти применили атакующий подход, и «Ньюэллс» занял пятое место в Метрополитано и впервые вышел в Насьональ. Той зимой они вместе ездили в Мексику на чемпионат мира по футболу. Менотти недолго играл в «Сантосе» и был знаком с Пеле, но все равно был потрясен тем, как выступила сборная Бразилии на том турнире, и их успех укрепил его в решимости играть в традиционном, по его мнению, аргентинском стиле.
30. МАЛЕНЬКИЙ ГОЛУБЬ
Черно-белые кадры настолько зернисты, что практически нераспознаваемы. Круг света постоянно движется по центру экрана, прокручиваясь снизу вверх, а затем снова возвращаясь в нижнюю часть. Присмотритесь, и вы почти сможете различить темную фигуру, входящую в кадр слева и приближающуюся к тени. На мгновение мелькает просветление, и можно увидеть, как футболист подрабатывает мяч под правую ногу и передает его на правый фланг за пределы кадра. Там, в мире, который живет только в памяти и воображении, Хорхе Гонсалес контролирует мяч и перекладывает его под правую ногу. Вы видите, как защитник на позиции левого защитника на мгновение замешкался, чуть пятясь назад. На пленке появляется темное пятно, которое проносится по призрачной бледности центрального кадра. Слева появляется размытое пятно, которое медленно расходится, как раскрывающиеся лезвия ножниц. Опускающаяся часть перехватывает пятно, и на долю секунды изображение снова становится четким. Виден каркас ворот. Видны несколько игроков, повернутых от камеры в сторону сетки. В кадре — вратарь, наклонившийся в сторону от камеры, правая рука опущена, сутулость плеч говорит об унынии. Мяч влетает в сетку. И вот, поднявшись с земли, раскинув руки в знак торжества еще до того, как его колени оторвались от газона, стоит Альдо Педро Пой, только что забивший самый важный гол в истории «Росарио».
Фотографии позволяют лучше понять, что произошло: Пой, одетый в сине-желтую футболку «Сентраль», опережает Рикардо Де Риенцо из «Ньюэллс Олд Бойз», бросается вперед и наносит удар головой в прыжке, после которого мяч отскакивает за линию ворот — победный гол в полуфинале Насьоналя 1971 года. В Аргентине все подобные «ныряющие» голы называют palomitas (маленькие голуби), но этот гол — La Palomita, гол, имеющий квазимистическое значение. В этом смысле кажется уместным, что так трудно различить на видео: вопросы веры, вероятно, не должны рассматриваться с излишней ясностью.
Футбол Росарио разделяется на до и после этого гола. Каждый год в годовщину этого события Пой воспроизводит гол: набегает на пущенный справа мяч, наклоняется вперед, поднимает ноги, направляет мяч в сетку, а затем поднимается, чтобы обнять болельщиков. «Через два месяца после того, как я забил гол, ко мне подошли люди, которые попросили меня воссоздать гол, — сказал Пой. — Мы сделали это возле бара. Это было забавно, но я никогда не думал, что это станет чем-то настолько важным. Но они позвали меня снова, чтобы отпраздновать первую его годовщину, в декабре 1972 года. Реконструкция обычно включает в себя ужин с друзьями, воспоминания и смех. Это воссоединение, с тем самым особенным моментом пикирующего удара головой. С тех пор мы воспроизводим один и тот же безумный поступок».
Паломита ознаменовала момент, когда абсолютное удушение клубов из федеральной столицы было сломлено. Они продолжают доминировать в аргентинском футболе, но именно тогда, в декабре 1971 года, Насьональ впервые выиграл клуб из провинции. Оглядываясь назад, можно заметить, что победа была одержана не в финале, а в полуфинале — дерби Росарио, состоявшемся на «Монументале» на следующий день после того, как «Сан-Лоренсо» вышел в финал, обыграв «Индепендьенте» в серии пенальти.
«Росарио — город, который любит футбол, и город разделен на две части», — говорит Cанабрия, в то время двадцатитрехлетний атакующий полузащитник команды «Ньюэллс».
В отличие от Буэнос-Айреса, где есть соперничество «Бока» и «Ривер», а также множество других клубов и дерби, в Росарио есть только эти два клуба. А пред- и послематчевая атмосфера заряжает совершенно иначе, чем в других местах. В Росарио, когда вы выигрываете дерби, тебе разрешают попраздновать. И под этим я подразумеваю шествия по улицам, выход из дома. Но если вы проиграли, то должны оставаться внутри. Выходить нельзя. Потому что ты идешь в супермаркет, в ресторан, на парковку, и кассир, официант или парковщик будут либо счастливы, либо огорчены тем, что произошло в игре. Удержаться от этого очень трудно, невозможно. В Буэнос-Айресе есть место для нейтралитета, и это место позволяет жить. В Росарио такого места нет. Как профессионал, ты знаешь, что дерби Росарио повлияет на твою жизнь. Ты участвуешь в дерби изо дня в день.
Все дерби в Росарио были особенными, но это было более особенное, чем любое другое. «Важно смотреть на вещи в перспективе», — сказал Пой.
До этого дня клубы из Росарио никогда не участвовали в плей-офф — прямых матчах, в которых один из них выходил в следующую стадию, а другой выбывал. В зависимости от результата их ждала трагедия или слава. Возникла массовая паника. Люди покидали город или запирали свои дома, делая вид, что уехали, лишь бы избежать того, что произойдет в случае поражения их команды, и насмешек, которым они подвергнутся. Но инстинкт подсказывал, что тот, кто выиграет эту игру, выиграет и финал и станет первым аргентинским чемпионом за пределами Буэнос-Айреса [«Эстудиантес», конечно, выиграл лигу четырьмя годами ранее, но Ла-Плата, расположенная в 56 км к юго-востоку от города Буэнос-Айрес, является столицей провинции Буэнос-Айрес]. Мы были двумя великими командами, игравшими этот матч в 280 км от дома.
«Первый тайм закончился со счетом 0:0, — сказал Пой. — Во втором тайме был угловой удар, и я постарался заставить защитников понервничать. Перед навесом я крикнул фотографу: "Готовь камеру. Сейчас забью". Вратарь перехватил мяч и быстрым движением попытался организовать контратаку. Но мы вернули себе мяч, сыграли накоротке, затем открылись справа, откуда Гонсалес и прострелил. Мяч был слишком далеко от меня, чтобы пытаться пробить по нему. Единственным шансом для меня было попробовать забить головой».
К счастью, Пой хорошо это делал, благодаря теории, выдвинутой предшественником Лабруны на посту руководителя «Сентраль» Карлосом Григуолем. «С Григуолем в качестве менеджера мы отрабатывали подобную технику, — сказал Пой. — Есть определенный тип прострела, когда обычно стараешься использовать ноги, а проще и выгоднее использовать голову. Григуоль призвал нас делать паломиты. Не потому, что они были эффектными, а потому, что защитник практически ничего не может сделать для их предотвращения».
«Сентраль» вырвал победу и в финале, который состоялся в Ньюэллсе через три дня, обыграл «Сан-Лоренсо» со счетом 2:1. Но именно этот полуфинал остался в памяти. «Они будут помнить этот гол до конца своих дней», — сказал Пой в своем послематчевом интервью, и он был прав: почитание продолжается и продолжается. «Когда я говорю, что иногда теряю способность удивляться, я имею в виду такие вещи, которые происходят в Росарио, — сказал он. — От одного празднования у меня мурашки по коже. Я знал, что люди ждут меня у дома, но как только я открыл дверь, то увидел две тысячи радостно размахивающих руками "пойцев". Я не мог поверить, но все они были в масках, сделанных на заказ».
Маски с опущенными, немного меланхоличными резиновыми усами стали ключевой частью празднования, поскольку Пой, как бы к нему ни относились как к божеству, не вездесущ и не может быть с каждой группой болельщиков «Сентраль» каждый год на юбилее. «В разных частях света 19 декабря собирается группа людей, один надевает маску Поя, и они проводят реконструкцию», — сказал он. 19 декабря любой может сказать: «Hoy, soy Poy» — «Сегодня я — Пой».
Маски даже не самый странный мемориал. «Однажды Рикардо Де Риенцо, игрок, который опекал меня при том голе, почувствовал себя плохо и был доставлен в больницу, — сказал Пой. — У него был аппендицит, и он сразу попал в операционную. Хирурги мгновенно узнали его. А после операции аппендикс не выбросили, а сохранили в банке со спиртом. Он был передан в дар Ocal [Organización Canalla Anti-Lepra, основанная в сентябре 1966 года, является скрытной центральной фан-организацией, которая в шутку сравнивает себя с масонами] как самый близкий аппендикс к Альдо Педро Пою в день его паломиты против «Ньюэллс Олд Бойз», расстояние между которыми, по расчетам, составляло 20 см».
Пой настолько популярен в Росарио, что вынужден держать в секрете место проведения своих реконструкций, опасаясь, что на них придет слишком много людей, о чем его предупреждали сцены на его свадьбе в 1974 году. «Возле церкви меня ждали поклонники на протяжении полукилометра, — сказал он. — Если бы я не вышел через главный вход, думаю, они бы подожгли церковь. Священник сказал мне, что он все сделает за пять минут, потому что люди уже прыгают на исповедальни и крадут ангелов в качестве сувениров».
Однако он настаивает на том, что поклонение ему не надоедает, что он не чувствует себя футбольной версией Билла Мюррея из фильма «День сурка», обреченного проживать 19 декабря 1971 года снова и снова. «Нет, нет, я не попал во временную петлю», — сказал он.
Мне приятно вспоминать этот день, потому что мы действительно были фантастической командой с фантастическим тренером. На днях очень серьезный мужчина, который шел с семилетней девочкой, увидел меня и остановился. «Дочь моя, знаешь ли ты, кто этот человек?» — спросил он. Девочка выглядела испуганной, боясь сказать, что она не знает. Отец продолжал. «Этот человек — Альдо Педро Пой, и он...» Выражение лица девочки внезапно изменилось: «О да, тот, кто забил паломиту», — сказала она. Я не мог в это поверить. Но такое случается. Каждый божий день.
***
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
