Интервью-переоткрытие Гунько: стал чемпионом Армении, получил паспорт – и глубоко размышляет о жизни
Вадим Кораблев с ним поговорил.
В 2020-м Дмитрия Гунько уволили из «Химок» после восьми туров, и через два месяца он улетел в Армению. Работал с «Ноа» и «Араратом», а в июне 2022-го принял ереванский «Урарту» и вынес всех: выиграл чемпионат, Кубок и стал лучшим тренером страны. А еще нашел родных по маминой линии и получил армянский паспорт.
Мы поговорили с Гунько, как не сломаться после двух очень странных назначений (конечно, вы помните и «Спартак»-2014) и перезапустить карьеру в другой стране.
Что вас ждет:
• Какой Гунько увидел Армению: красота, беспечность, свежие фрукты и овощи, долма и хинкали. А бедность?
• В «Урарту» не едут игроки из РПЛ из-за денег и уровня чемпионата. Там что, футбол настолько слабее?
• После автобиографии Фергюсона Гунько зовет местных тренеров на бокал вина после матчей. Вау!
• У Гунько четверо детей. В чем кайф?
• Что поразило Гунько на стажировке в «Атлетико» Симеоне?
Жизнь в Армении: местные обожают отдыхать и вкусно есть, но не любят работать. Гунько советует три завораживающих места недалеко от Еревана
– Вы уже три года в Армении. Главные впечатления о стране?
– Колоритная страна с жаркой летней погодой и сухой зимой. Открытые люди со своим менталитетом. Небольшие расстояния: можно запланировать на день много дел. В отличие от той же Москвы, где на день только одно дело.
– Какой у людей менталитет?
– Любят отдыхать. И отдыхать на широкую ногу. Как бы ни проходил их рабочий день или неделя, вечером все кафешки забиты до отказа в любое время года. Как мы здесь говорим: с питанием проблем нет – нужно только попасть в заведение.
Народ не очень любит работать. И любит работать не очень профессионально. Наверное, это такая черта. Допустим, банк закрывается в 16:15, все операции прекращаются в 17:00. Если я работаю до 15:00, попасть в банк невозможно. Если и попал в банк, надо отстоять большую очередь, потому что работает одна операционистка.
– Вам комфортно после Москвы?
– Мне очень комфортно, я достаточно спокойно отношусь к происходящему. Сосредоточен на работе. Перевез в Ереван семью – мы уже год вместе. Нам хорошо.
– Три преимущества Еревана.
– Повторюсь – логистика. Куда бы ты ни ехал, везде 15 минут. С учетом пробок – 20-25 минут. Почти все команды чемпионата находятся в Ереване: это облегчает подготовку, восстановление и все остальное.
Очень комфортная погода. Ну и когда мы не знаем, чем завлечь футболистов в нашу команду, последний аргумент: здесь натуральные овощи, сочные и свежие фрукты. Все с грядок и деревьев. В современном мире натуральные продукты дают очень многое. Пока многие не осознают, но со временем химия скажется на здоровье.
– Где вы живете?
– Я поменял кучу локаций. Когда приехала семья, понял, что нужен большой дом, благо здесь с этим проблем нет. Одним из моих пожеланий были кондиционеры, потому что за окном сейчас плюс 38. Мы живем на окраине, но опять-таки – до центра 15 минут, до работы – 20. Этот дом мы выбрали, потому что он рядом со школой, куда ходят трое наших детей – двое младших и старшая дочь.
До этого я жил в центре. Когда приехал, цены были очень низкие: пандемия, шел открытый конфликт в Арцахе.
– Чем отличаются местные и российские школы?
– Мне сложно сопоставлять, потому что младшие дети ходят в российскую школу, где обучают по российской программе. Жена говорит, что программа даже гораздо жестче, чем в России. Да, мы за все платим, но она очень довольна образованием.
– Как проводите свободное время?
– Все очень просто – с семьей. После двух лет работы я понял, что одному существовать бессмысленно. Приезды на выходные и редкие паузы на сборы не устраивали.
Сейчас можем поехать в парк. Когда приезжает старший сын, путешествуем по историческим местам Еревана, – это невероятно красиво. Армения для туриста – очень значимая страна. На машине мы объездили практически все места в радиусе двух-трех часов от Еревана.
– Посоветуйте два-три лучших места.
– Монастырь Нораванк. Все существующие фотографии не передадут красоты ущелья, где он расположен.
Озеро Севан. Это такая отдушина, особенно в летнее время. Там разница в температуре может достигать восьми градусов. Постоянно прохладная вода.
И меня очень потрясло место, которое, наверное, не пользуется особым интересом у туристов. На машине заехал на самую высокую точку Армении – гору Арагац, 3200 метров. Когда в Ереване температура под 30 градусов, там было всего 4, снег и лед. Трудно дышать. В тот день лил дождь, а во время часового подъема пошел сначала снег, затем град. Стало поспокойнее, только когда мы пересекли облака. Вид, который открывается с горы, – непередаваемый.
Да и вообще, погода в разных местах Еревана может быть разной – из-за высоты города. Есть район Аван, где гарантированно на три градуса прохладнее. Есть район Масив – там еще на два градуса меньше, чем в Аване. Между ними 10 минут езды.
– Почему важно смотреть новые места?
– Где-то я прочитал, что надо копить впечатления. Это то, чем мы питаемся. Мы ездим вместе с детьми, они охают и ахают. И вы сейчас задаете вопрос, а я вспоминаю, как моя машина, вопреки законам физики, поднималась в гору на нейтральной скорости. Я не могу это объяснить. И мне никто не может объяснить. Либо оптический обман, либо аномальное явление.
Мы наслаждаемся впечатлениями.
– Я не был в Армении, но представляю, что это очень красивая страна – и в то же время небогатая. Как это ощущается?
– Мы вчера со старшей дочкой ехали в машине, и она говорит: «Пап, смотри, справа такие красивые дома, а слева – нищета и разруха». Есть разброс в доходах. В свое время многие богатые люди уехали из Армении, и это, конечно, сказалось на государстве. Вообще все, кто мог забить гвоздь и зарабатывать деньги, уехали. Не мне судить, но это задача, которую государству предстоит решить.
– Что в Армении обязательно нужно попробовать из еды и что обязательно выпить?
– О, это моя любимая часть. В плане еды здесь вечные споры: чья долма – грузинская или армянская? Но долму я бы посоветовал обязательно. Другое великолепное блюдо, из-за которого спорят, – хинкали. Очень вкусно готовят шашлык.
К этим блюдам посоветовал бы местного вина. Я не специалист, но все-таки здесь свой виноград, свое виноделие. Вино качественное.
Как Гунько получил паспорт: найти родственников через архив не удалось – помогли легендарные армянские знакомства
– Это не миф, что в Армении очень развиты связи?
– Мы вылетали на игру квалификации Лиги чемпионов и очень долго простояли в аэропорту. Я беседовал с начальником команды и говорил: «Невозможно в Армении не найти знакомого, брата друга, сына друга брата, который не мог бы решить вопрос оперативного прохождения через турникеты».
У меня есть армянские корни, фамилия мамы – Геворкян. Она армянка на 50%. Я два года искал деда: было немного данных, и я не смог найти информацию через архив. Знал, что дед – из города Арарат. И после того, как сменил третью команду и пришел в «Урарту», спросил у ребят: «Есть кто-то из города Арарат?» – «Да, Степа, тренер вратарей». У меня было шесть имен родственников. Говорю: «Степа, знаешь кого-то из них?» – «Знаю. Это мой сосед, живем в одном доме».
Если в России говорят про семь рукопожатий, то здесь достаточно двух-трех.
– Вы сами ходили в архив?
– Да, подавал данные в архив в центре Еревана. Мы ходили туда со спортивным директором «Арарата».
– Это интересный процесс?
– Сам поиск не очень интересный. Но когда в телефонной трубке раздался голос родственников, это очень трогательный момент, хоть я с ними и общался впервые в жизни. Сейчас мы периодически встречаемся с двоюродным братом, он ходит на матчи. Мы почти ровесники – он сын маминой сводной сестры. Потом я приехал к ним в Арарат с тремя детьми, со всеми познакомились, погостили.
– Что нужно, чтобы получить армянский паспорт?
– Основанием для получения являются армянские корни. Достаточно бабушки или дедушки. Самой процедурой я не занимался – только отдал свидетельство о рождении мамы, паспорта, заполнил разные анкеты.
– Почему именно сейчас сделали паспорт?
– Я понимал, что мы займем с первого по четвертое место – а это еврокубки. Команде не хотелось передвигаться по другим странам без тренера, поэтому президент клуба помог чуть ускорить процесс. У российских игроков и тренера «Пюника» были проблемы с визами.
– Учитывая армянские корни, было ли в вашем воспитании что-то особенное?
– Ничего особенного. Но родители всегда с радостью рассказывали про Ереван: как пили Джермук, как ели вкусное мясо. Это были яркие истории. При этом я ни разу не был в Армении до 2020 года, пока не возглавил «Ноа».
Как «Урарту» стал чемпионом: тотальный контроль и моментальный возврат мяча. Гунько любит Гвардиолу, Нагельсманна, Бьелсу и «Аталанту» Гасперини
– Ваше главное впечатление от чемпионского сезона.
– Борьба, борьба и еще раз борьба. Эмоции были достаточно яркими, но сейчас уже поутихли. Мы сыграли три тура в новом сезоне и, к сожалению, закончили выступление в еврокубках. После последнего матча, который мы проиграли, я понял, что для многих футболистов триумф свеж – а это очень плохо. Так что чемпионство уже в прошлом.
– Вы стали увереннее в себе?
– Любой успех дает утверждение в правильности выбранных методов. Но нельзя думать, что все останется так же – следующий путь будет совершенно другим. Из прошлого надо вынимать то, что необходимо для преодоления трудностей и решения задач сейчас. Наверное, с этим аспектом будут связаны новые изменения во мне.
Стать чемпионом Армении – это длительный процесс. У нас четыре круга, мы четыре раза играем с одной и той же командой. Мы знаем каждого футболиста, каждого тренера – это изнуряет.
– Мурад Мусаев рассказывал нам, что его азербайджанский «Сабах» очень классно прессингует. А что вам удалось лучше других?
– Думаю, мы всех обхитрили. В сезоне-2021/22 наш «Арарат» играл очень сильно, мы ушли на зимнюю паузу с отрывом в 8 очков – и ничего не поменяли в игре. В итоге к нам нашли ключи. С «Урарту» мы адаптировали стиль и в нужные моменты гибко подходили к матчам.
– Какой у вас стиль?
– Мы всегда хотим играть с мячом. Мы контролируем мяч на маленьких пространствах. Мы создаем пространства в противоположной зоне от контроля. Мы прессингуем и хотим высоко отбирать мяч. Если мы сами не отдаем мяч, забрать его у нас не удавалось даже чемпионам Боснии и Румынии.
– Какие тренеры вас вдохновляют?
– Понятно, что многие хотят играть, как Гвардиола. Мне тоже нравится его стиль – я вижу, как он меняется. Я очень много изучал Нагельсманна. Мне интересно смотреть за Бьелсой, за «Аталантой» Гасперини. Стараюсь брать по чуть-чуть, но скопировать их нельзя. Все-таки у каждого тренера есть набор футболистов. И этот набор определяется даже не идеями тренера, а возможностями клуба. И я свою идею основываю на игроках, на их лучших качествах. Конечно, есть нюансы – мы подстраиваемся под соперника, – но глобально стиль игры я не менял никогда. Мы выдерживаем стилистику всю дистанцию.
– Давайте сравним главную лигу Армении с РПЛ.
– С клубами РПЛ мы играем на сборах. Сейчас, на мой взгляд, их уровень упал. Но чемпионату Армении все равно сложно конкурировать с чемпионатом России. В отдельно взятых матчах команды верхней четверки Армении могут быть конкурентоспособны и выиграть какой-нибудь турнир из пяти участников с командами нижней восьмерки РПЛ. Но в длительной перспективе они боролись бы за выживание.
– В Армении футбол больше лихой или закрытый?
– Лихой. Игровая дисциплина, функциональное состояние, качество игроков – конечно, все ниже, чем в России.
– Вы здесь учитесь?
– Каждый день.
– Главные знания, которые вы получили за это время.
– Не надо бояться даже самых утопичных идей. Надо быть максимально уверенным в том, что делаешь, и передавать эту уверенность тренерскому штабу. Нести идею – и футболисты тебе поверят.
– В отборе ЛЧ вы вылетели от боснийского «Зриньски», в отборе ЛК – от румынского «Фарула». Что пошло не так?
– Матчи были абсолютно разные, могу рассказать про каждый.
Первый тайм дома со «Зриньски» мы провели плохо, во втором перестроились и могли выиграть. У нас было больше голевых возможностей, но мы не смогли противостоять в одном качестве – в стандартных положениях. Значительно уступали в антропометрии. И на последней минуте это сказалось: мы потеряли концентрацию, привезли угловой и пропустили. На ответную игру поехали с минус один. Ключевой момент серии.
Но в Боснии это нас не остановило – даже после пропущенного в первом тайме. Во втором мы забили два и, если бы считались гостевые мячи, прошли бы дальше. Но по новым правилам игра продолжилась: мы пропустили гол в начале дополнительного времени, забили еще, но нас выбили по пенальти.
Что касается «Фарула». На выезде был достаточно ровный матч. Не хочу сваливать на судей и какие-то заговоры, но судили нас крайне плохо. Не давали выйти игроку, который покинул поле, не давали сделать замену. Как итог – мы опять пропустили на добавленных минутах, находясь в меньшинстве. Проиграли 2:3. . А в Армении «Урарту» провел великолепный первый тайм, великолепно начал второй. «Фарул» не знал, как нам противодействовать. Но наши две подряд ошибки в обороне были несовместимы с уровнем европейских матчей.
Такой итог. Мы взяли этот неоценимый опыт, проанализировали ошибки.
– Про анализ. Сейчас в российском футболе дискуссия: Леонид Слуцкий разносит аналитиков, в то время как, например, Владимир Федотов считает их важной частью команды. Как вы к ним относитесь?
– Один маленький пример. В 1996-м я был игроком дубля «Спартака», и к Олегу Романцеву пришли футболисты: «Олег Иванович, у нас есть хороший тренер по физподготовке. Можно он будет работать с командой?» Олег Иванович посмотрел на всех и сказал: «А я кто?» Думаю, я ответил на ваш вопрос.
– Понятно, что они не определяют философию команды, но это один из инструментов, который помогает главному тренеру. Разве нет?
– Один из инструментов – да. Это как тренер по физподготовке, который снимает параметры с датчиков. Вы бы видели, сколько цифр может выдавать этот датчик – сотни разных параметров. Тренеру не нужны сотни – он выбирает для себя главные. То же самое аналитик: он может дать информацию тренеру, предложить что-то. Но не управлять игрой. Это будет делать главный тренер, понимая возможности футболистов.
Когда к Хиддинку пришел доктор и сказал, что два футболиста не могут играть против Голландии, он ответил: «Тогда ты будешь играть?» Поставил их в состав, и они провели лучший матч. Тренер должен чувствовать команду, понимать каждого. Он может донести какие-то вещи, надавить на психологию – и футболист побежит, достанет невообразимые ресурсы.
Подчеркну: аналитики ведут подсчет действий, которые необходимы тренеру. Одна команда считает передачи между линиями, вторая – передачи на третьего, третья – передачи вразрез в последней линии, четвертая – вообще не считает эти передачи. Другие считают xG.
– У вас есть аналитик?
– Да, у меня работает испанец.
– Какие для вас показатели важны?
– Мы считаем передачи на третьего. Передачи, которые вскрывают последнюю линию. Передачи, которые вскрывают одну или две линии. Количество мячей, которые мы доставляем в зону возможного удара.
Количество передач может говорить о контроле, но качество проникающих передач говорит о возможности создать голевой момент. И в обороне отталкиваемся от этого. Если много мячей находятся в зоне возможного удара у наших ворот, значит мы срабатываем плохо. Если нам наносят удары – еще хуже.
– Как вы относитесь к xG?
– Да никак. Для меня это не очень информативная история. Если мяч пролетел по линии вратарской, но его никто не коснулся – это не считается ни опасным моментом, ни ударом. Хотя мяч туда доставили. А еще можно пять-шесть раз вскрыть линию, но не добраться до мяча в финальной стадии.
– Вы говорили, что в каждом матче прошлого сезона у вас выходило 5-6 воспитанников академии. Она такая хорошая?
– Она, наверное, единственная. Здесь не очень много академий, но наш президент вкладывается в детско-юношеский футбол. Его позиция понятна: дом строится с фундамента. Если нет академии, если нет детей, если нет дороги, которую мы как первая команда показываем, то нет и будущего. Этот путь указал право на жизнь, воспитанники внесли огромный вклад в чемпионство. Это не просто сказывается на развитии наших игроков, а на развитии футбола в Армении, ее сборной.
– Легионеров у вас тоже много. На каком языке общаетесь?
– У нас есть переводчик, который говорит на английском, испанском и португальском. Какие-то основы английского и испанского есть у меня. Но чаще все-таки [включается] переводчик.
– Вы учите языки?
– Я учил испанский и могу спокойно общаться на футбольные темы. Изначально моим языком был английский, было сложно переключиться. Но теперь я могу объясняться с игроками на двух языках.
– Пытаетесь совершенствовать? Чтобы говорить совсем уверенно.
– Это задача на ближайшее время.
– Можно ли тренировать за границей, даже в странах бывшего СНГ, не владея иностранным языком?
– В Армении, думаю, да. Потому что местные футболисты понимают русский. Старшие знают лучше, младшие – хуже. Но все равно понимают, потому что бабушки и дедушки точно разговаривают. К нам же в Россию приезжают иностранцы без знания русского. Работали, работают и будут работать.
Игроки РПЛ не едут в «Урарту» из-за маленьких сумм и уровня чемпионата. В этой главе узнаем, что у Гунько есть ипотека
– Вы говорили, что звали в «Урарту» нескольких игроков РПЛ, но они не хотят в Армению. Почему?
– Думаю, считают уровень чемпионата невысоким. Но это не так.
– Деньги имеют значение?
– Естественно. Деньги у них на первом месте, а все остальное идет дальше. Понятно, что уровень зарплат в Армении несопоставим с уровнем зарплат в РПЛ. Может, с нижней частью ФНЛ.
– Но Александр Мелихов из «Ахмата» к вам приехал.
– Он пошел на значительное понижение оклада, выбрал возможность играть и развиваться. На мой взгляд, он поступил правильно.
– Вы говорили, что премиальные за чемпионство – как за одну победу «Спартака».
– Это правда.
– Вы потеряли в деньгах в Армении? Не хочется брать короткий отрезок в «Химках» – давайте сравним с условиями в структуре «Спартака» (Гунько 10 лет работал в академии и со второй командой – Sports.ru).
– Это было адекватно. Когда я уезжал в «Ноа» – один в один. Только в Москве я был на месте спортивного директора и главного тренера академии, ходил на работу от дома 15 минут пешком – очень комфортные условия. После «Химок» понимал, что не хочу сидеть в кресле, еще рано. Хочу тренировать. И уехал.
– Вам сейчас комфортно финансово?
– Мне комфортно там, где есть моя семья и интересная работа.
– Семья у вас большая – четверо детей. На что готовы потратить хорошую сумму?
– Как раз на детей. На квартиру.
– Уже купили?
– Как и любому среднестатистическому человеку в России мне знакомо слово «ипотека», ха-ха.
«Мы хотим, чтобы дети говорили правду». Гунько познакомился с женой в автобусе, старший сын – в молодежке «Спартака»
– Узнал, что ваша жена – мастер спорта по прыжкам в воду. Как вы познакомились?
– Наверное, сейчас такая история двух людей покажется очень странной. Мы встретились на автобусной остановке. Я жил на Щелковской, она – на Бауманской. В автобусе она ела мороженое, я заиграл с ней, как тогда было в порядке вещей. Появилась симпатия, мы обменялись телефонами. Домашними! Тогда были очень модные телефоны с автоответчиками. Если его нет, можно звонить днями и не дозвониться, если человека нет дома. Но у нее уже был автоответчик – я в него что-то наговорил. Мы созвонились и на следующий день встретились.
Сейчас это сложно представить, потому что на людей не поднимают головы. Все смотрят на людей в телефонах.
– Сколько вам было лет?
– Это 1997-й. Ей было 17, мне – 20.
– Как сделали предложение?
– Мы поженились спустя пять лет, в 2002-м. Все было в старых русских традициях: я приехал к родителям будущей жены и попросил руку и сердце. Мне ответили положительно.
– Сколько лет вашим детям?
– Старший сын – 2004 года. Потом родилась дочь – в 2009-м. Потом еще дочь – в 2015-м. Второй сын – в 2016-м.
Две дочки и два сына – мое самое большое достояние.
– Вы сразу хотели так много детей?
– Сначала я хотел двух – сына и дочку. Потом жена настояла, что хочет еще. После четвертого я подумал: может, и пятого? Потому что с одним ребенком очень тяжело, с двумя – невыносимо. А потом уже все равно – три, четыре, пять. Они начинают воспитывать друг друга, ухаживать, помогать.
– В чем кайф, когда много детей?
– Ты испытываешь в четыре раза больше положительных эмоций, чем когда у тебя один ребенок. Негативные тоже иногда бывают, но это неотъемлемая часть. Да и негатива от детей не может быть, потому что они такие, какие есть. Отражение нас. Мы поняли, что они полностью наши копии. И когда они делают какие-то проступки, я вижу, что это или я, или жена. Мы меняем друг друга. Чтобы они стали лучше, меняем себя. И все это очень интересно.
Я ощущаю счастье, когда мы дома и рядом. В трудные минуты спортивной работы дети помогают понять, что главное в жизни. Мы все переживаем вместе. Приходим на спортивные соревнования друг друга. В Москве посещаем игры старшего сына. Когда моя дочь в Москве занималась синхронным плаванием, ходили на синхронное плавание. В Ереване она занимается плаванием. Младший сын занимается футболом, мы его поддерживаем.
– Как построить счастливую семью?
– Прежде всего – любовь. Если нет любви, то ничего не выстроить. Всегда будут сложности – это абсолютно точно. Важна реакция на эти сложности. Важно доверять, прощать и верить.
– Ваш сын в «Спартаке». Как у него дела?
– Ровно так же, как были у меня в его возрасте. Я не был одаренным футболистом, тоже играл в молодежной команде. И тоже был на пути поиска дальнейшего развития. Наверное, справедливо сказать, что добраться до первой команды именно в этот период его становления будет сложно. Но он трудолюбив и настойчив, это очень ценно. Жизнь показывает, что если ставить цели, работать и к ним идти, то они реализуемы.
У него зимой заканчивается контракт. Будем смотреть, какое будущее его устроит.
– Если он завтра вам скажет, что больше не хочет играть в футбол, что ответите?
– Я приму любое его решение, если оно будет осознанным. Скажу: «Окей, выбирай направление, где хочешь работать».
Есть интересная история. К одному футболисту молодежной команды «Терека» пришел папа и сказал: «Я тебя прошу закончить с футболом». – «Почему?» – «Посмотри на меня. Я талантливее, чем ты?» – «Да». – «Я закончил, не заиграв. А ты лучше заканчивай сейчас. Не трать время».
Сейчас этот футболист – президент нашего клуба [Джеван Челонянц].
– Допускаете, что у вас с сыном может быть такой же разговор?
– Да.
– Какие принципы вы обязательно должны донести до детей?
– Все достаточно банально. Мы хотим, чтобы дети говорили правду. Чтобы дети чувствовали ответственность за свои шаги и поступки. Нет 10 правил и заповедей семьи Гунько. Хотя в московской квартире мы повесили 10 вещей, которые мы должны делать.
– Какие там вещи?
– Улыбайся, говори правду, делай зарядку и так далее. Я раньше покупал грифельные доски, и мы часто на них писали, как хотим поменяться, что сделать, какие задачи ставим. Это понравилось старшему сыну, дочкам. Они забрали доски себе. Думаю, это тоже небольшой инструмент побудить детей управлять собой.
Что мне нравится: мы не говорим детям, как надо или не надо. Вот любишь так: делай, проверь, работает или не работает. Мы не говорим, что они обязаны что-то сделать. Мы хотим, чтобы у них было желание сделать, как они это видят.
– Откуда это в вас? Жизненный опыт, книги, фильмы?
– Я не могу сказать. Вы меня вывели на этот разговор, и я говорю, как чувствую, не более того. Наверное, жизненный опыт. Однажды старший сын сказал: «Пап, мне очень нравится, как ты сейчас общаешься с младшим. Со мной ты так не общался». Я говорю: «Ты же был первым. Я не знал. А сейчас это четвертый ребенок. Я поменялся».
«Порой нам нужно бояться своих желаний». Трогательная и поучительная история про сбежавшую собаку
– В вашем инстаграме пару недель назад была история про собаку. Хочется, чтобы она оказалась и в этом интервью.
– Невероятная история, которую мы в семье очень любим. Потому что она затронула нас всех.
Жена и дети уехали в Москву и оставили мне всех питомцев: собаку, двух хомяков, скорпиона и богомола. Собака – мальтийская болонка. Сейчас мы ей занимаемся, а раньше она была невоспитанной.
Когда я утром уходил из дома, она вырыла под забором очень глубокую яму и убежала. Все опасные места я забивал плитами, но она раскопала там, где это невообразимо. Когда я вернулся в девять вечера, понял, что собаки нет. Мы с моим помощником Колей Тюниным расклеили 30 объявлений, искали-искали, но безрезультатно.
Дочке не говорили: понимали, что это станет для нее ударом. Все-таки 12 лет. Когда узнала, плакала, очень переживала.
Настал момент встречать их в аэропорту. О случившемся уже знали все дети, поэтому семья летела в мрачном настроении. Но вдруг мне позвонил человек и сказал, что нашел собаку. Она пять дней скрывалась на заброшенном заводе. И с собакой в руках я приехал в аэропорт. Естественно, это очень трогательный момент, все счастливы. Только старший сын сказал: «Да папа просто новую собаку купил, наверное».
Эта история сделала еще одну зарубочку для нашей семьи: как относиться друг к другу, к животным, к словам. Думаю, порой нам нужно бояться своих желаний. Мы вспоминаем каждую фразу. Как я говорил, что если собака будет лаять, то я ее выкину. Как жена говорила, что если она убежит, то и хрен с ней. А когда она исчезла, мы все горько плакали друг другу в трубку.
Так мы воспитываемся.
– Один из выводов, который вы сделали в инстаграме: «Свободой надо правильно распоряжаться». Расшифруйте.
– Я периодически даю детям полную свободу. Они могут делать все что хотят. Но если свобода не своевременная, они не знают, что с этой свободой делать, набивают шишки. Потом подходят и говорят: «Я делал/делала неправильно». Я осознанно иду на это. И здесь я (уже неосознанно) дал свободу собаке, выпустил во двор, хотя мог запереть в комнате. Как распорядиться этой свободой, она не знала. И получила урок.
Как живет тренер, которого не слышат. Тот самый «Спартак»-2014 – только через психологию
– Вас тысячу раз спрашивали о «Спартаке»-2014. Я хочу поговорить коротко – и только о психологии. Вы рассказывали, что опытные игроки вас не признали. Что вы чувствовали?
– Мне было очень тяжело. Ощущение, когда твоя работа и твои слова – в пустоту. Ты что-то говоришь – а тебя не слышат. Ты что-то пытаешься – а тебе не верят. Невозможно внедрять идеи. Невозможно управлять коллективом. Тогда я видел эту ситуацию так: из самолета выпрыгнули все пассажиры, пустая кабина пилота – и меня посадили за штурвал. Но тут и весь тренерский штаб повыскакивал с парашютами. Так мы и летели вниз.
Если бы я сейчас оказался в той роли, вел бы себя совершенно по-другому.
– Как?
– Пытался больше работать не с формированием игровых идей, а с психологией футболистов. Я тогда не прислушался к себе: может, надо было доверить молодым. Может, открыл бы пару талантов, дал им дорогу. Можно было дать больше времени Денису Давыдову, Володе Обухову, Сане Козлову.
Хуже бы не стало.
– Как вы себе объясняли, что вас не слушают?
– Я думал, что чем больше буду работать, чем больше посмотрю игр и проанализирую, чем больше попытаюсь донести, тем будет лучше. И я тем самым заглушал пустоту от того, что меня не слышат. Я хотел все больше и больше работать. Даже в машине с водителем я работал на заднем сидении.
– Это сказывалось на ваших отношениях с семьей?
– Ну да, в тот момент меня надо было потерпеть. Я неадекватно воспринимал окружающих. Жене, конечно, можно сказать огромное спасибо.
– Как она себя вела?
– Сдержанно, понимающе.
– Вы думали в тот момент поработать с психологом?
– Вообще таких мыслей не было.
– Почему?
– Не знаю. Может, и надо было.
– Что думаете о психологии? У нас мужчины часто стесняются прорабатывать свои переживания со специалистами.
– Я думаю, что психология для футболиста и команды очень важна. Есть физическое состояние, техническое, тактическое, а есть психологическое. Это даже идет в разделе теории и методики спортивной подготовки. Нужна ли тренеру психологическая поддержка – зависит от каждого. Если есть проблема, с которой человек не может справиться, ничего в этом такого не вижу. Я читал книги о психологии, о личностном росте.
– Какие выводы сделали?
– Что надо четко ставить задачи и к ним идти. Эргономично относиться к дню. Это банальные вещи, но когда ты о них читаешь, думаешь: «Ага, это ты правильно делаешь, что рано встаешь. Так организм лучше работает. А вот еще надо пораньше ложиться – точно, мама об этом говорила».
Раньше я думал, что попозже лягу, зато вечером подольше поработаю. Но сейчас я намного эффективнее, если рано встаю, работаю четыре часа, потом занимаюсь спортом и работаю еще, например, три часа.
Гунько поразила стажировка в «Атлетико». Там игроки забивают на ограничения (сейчас он все объяснит)
– Вы хорошо знаете юношеский и молодежный футбол. Как понять, что перед вами если и не будущая звезда, то игрок, который закрепится в хорошей команде?
– Я понял одну вещь. Понял не так давно, потому что здесь важен опыт. Когда работаешь пять лет, 15-летнему игроку исполняется 20. Когда работаешь 10 лет, видишь, что происходит с 15-летним игроком в 25. Так вот: важно его не упустить. Направить – и не упустить. Помочь ему относиться к себе профессионально. Сделать так, чтобы ему не снесло крышу и он не играл целыми ночами в PlayStation.
Мне было очень интересно наблюдать за разными футболистами, которые обладали незаурядными талантами. И я понял, что нет определенного рецепта. Но если у парня есть качества, если он выделяется на уровне 14-15-16 лет, то он будет играть минимум на уровне команд РПЛ.
– Самый талантливый парень, которого вы тренировали.
– Наверное, Жано Ананидзе. Его привезли, когда я еще был в молодежной команде, а потом он тренировался у меня в дубле. Это был очень яркий футболист. Но я уже тогда работал с датчиками и понял, что у него очень высокий пульс. Задавался вопросом: нормально ли, что пульс 210-215? В итоге травмы не дали ему раскрыться в полной мере.
– Дело только в здоровье?
– Думаю, да.
– Вы говорили, что нашим игрокам при переходе из юношеского футбола во взрослый мешает завышенная самооценка. Как с этим в Армении?
– Здесь эта проблема, может быть, и ярче. В России у людей чуть другая ментальность. У нас больше развита агентская среда, которая все-таки ставит футболиста на место. Потому что понимает, что это их заработок. И что если их изумруд превратится в глину, то ее никто не купит. И они постоянно должны его держать начищенным.
Здесь это не так развито. Когда футболисты получают первую зарплату, они считают, что дело сделано. Что они готовы играть везде – надо только их купить. Потом приезжают на просмотр в другую страну, им отказывают, и они не понимают, в чем дело. В трех командах я поработал практически со всеми топовыми армянскими футболистами. Выделять не буду, но чем сильнее характер, тем больше шансов, что он заиграет. Характер для Армении бывает главенствующим.
– То есть агенты – это не обязательно зло, как многие считают?
– Да. Это же финансовые вложения. Понятно, что есть агенты, которые не заботятся об игроках. Но если бы я был агентом, то заботился, потому что это влияло бы на мой заработок.
– Вы были на стажировках в «Расинге» и «Атлетико». Что вас там удивило?
– Я был в «Расинге» в 2010-м, когда учился в ВШТ на категорию B. «Расинг» тогда играл в Ла Лиге, занимал последние места. Помню, как я позвонил спортивному директору «Спартака» Дмитрию Попову: «Здесь есть молодой парень, очень хороший» – «Какой номер?» – «Седьмой» – «Да это же Каналес, его уже «Реал» купил». Думал, открою звезду и заберу в «Спартак», ха-ха.
Когда была та стажировка, я еще многого не понимал. Естественно, записал все упражнения, пытался применять. Но важны не сами упражнения, а то, для чего они применяются, какая у тренера философия. Если не применять их последовательно, не понимать, как они будут влиять на игровой день, в них нет смысла.
А в «Атлетико» мы поехали с тренером «Спартака» по физподготовке Рамилем Шариповым и переводчиком Дмитрием Крайтором. Посмотрели весь тренировочный процесс академии.
– «Атлетико» – другая планета. Там было для вас что-то совершенно новое?
– Несколько примеров. В любой игре есть правила – допустим, квадрат, очерченный с четырех сторон. Если мяч уходит за линию, наш игрок встанет, поднимет руку и скажет тренеру: «Ушел!». В «Атлетико» я понял, что линии – лишь условие, которое создает тренерский штаб. Там это не означает, что я заканчиваю играть, когда мяч укатывается. Нет, я продолжаю – меня просто чуть-чуть поджали в рамки. Тренер остановит упражнение, когда посчитает нужным. Для меня это был важнейший момент.
Следующее. Перед двусторонней игрой помощник Симеоне Бургас вставал в центр одной команды. А Симеоне – в центр другой. И каждый управлял своей командой: двусторонка оказалась невероятно интенсивной, потому что они противодействовали друг другу. Может, они что-то и моделировали – одна команда садилась низко, другая постоянно давила, – но это было очень мощно.
Еще удивил высочайший уровень единоборств. Там были и молодые футболисты, но ни один не упал, не убрал ноги, не схватился за ноги. Это все говорит о качестве тренировочной работы.
Президент «Урарту» (бывший вице-президент «Лукойла») предложил Гунько новый контракт за две недели до финала Кубка. Какие у них отношения?
– Президент «Урарту» – Джеван Челоянц, бывшее второе лицо «Спартака». Какие у вас отношения?
– Рабочие. Мы давно знаем друг друга по «Спартаку», по тому периоду, когда я был тренером молодежной и главной команды. После этого мы периодически созванивались, я поздравлял его с праздниками. Он мог пригласить меня посмотреть выездную игру.
Когда мне поступило предложение из «Ноа», я позвонил ему и сказал, что принял. Поставил в известность.
– Вы друзья?
– Ну нет, не друзья. Мы не можем быть друзьями – у нас достаточно большой разрыв в возрасте. Я очень уважаю этого человека, который столько отдает футболу. И российскому много отдал, и сейчас огромные силы уходят на развитие армянского.
Он очень требовательно ставит задачи, у нас бывают жесткие разговоры. Я всегда говорю ему правду и стараюсь давать адекватную оценку происходящего.
– Это он предложил назначить вас главным тренером «Спартака» после Карпина?
– Да. Это случилось после того, как отпал вариант со Станиславом Саламычем [Черчесовым]. Запасного не было, и Челоянц предложил Леониду Арнольдовичу [Федуну] меня. В здании «Лукойла» прошел экстренный совет директоров, на котором меня утвердили. Потом выводили подземными путями.
– Вы рассказывали, как он предложил вам новый контракт за две недели до финала Кубка. Мощный жест?
– Мне кажется, да. При подписании контракта он сказал: «Я буду первым президентом в Армении, который не уберет тебя за второе место». Мы тогда посмеялись, я ответил: «Ну, спасибо». При этом он сказал, что хочет выиграть чемпионат и Кубок, но есть условие: в составе должны играть шесть армян. Я согласился. А когда наступили решающие моменты, он меня вызвал и предложил продлить контракт на два года. Я чуть-чуть смутился и сказал, что подумаю. Потому что знал историю, при которой подписание контракта приводило к негативным последствиям. Почему-то в голове всплыл Абаскаль, который подписал контракт зимой, а потом у него все поплыло. Но подумал, что это никакого отношения к моим реалиям не имеет.
В итоге эффект был положительным.
– Почему Челоянц так проникся к вам?
– Я бы не сказал, что он проникся. Думаю, у любого руководителя есть круг людей, которых они хотят видеть на разных должностях в своих клубах. Он звал меня несколько раз – дважды я говорил «нет». В этот раз все совпало.
После автобиографии Фергюсона Гунько зовет тренеров на бокал вина после матчей. Хочет сделать это местной традицией
– После игровой карьеры вы немного поработали журналистом в «Советском спорте». Это повлияло на отношение к профессии?
– Иногда я пытаюсь понять, почему журналисты задают определенные вопросы: они что, совсем не готовятся? Вот я бы готовился. Старался делать так, чтобы моему собеседнику было интересно отвечать. А задавать вопрос ради вопроса…
В тот момент журналистика стала соломинкой, чтобы остаться в футболе. Я посчитал, что это может быть мне полезным: пока не играю, вовлекусь в эту сферу.
– Игрокам и тренерам надо быть медийными?
– Закрытыми быть не надо. Хорошо, когда люди видят человека, который управляет командой. Они вправе знать, что у него внутри. Но уже тренер выбирает, что ему рассказывать или не рассказывать. Романцев никогда не любил общаться с прессой, Семин – очень открытый. Если Олег Иванович был одним в команде, а при прессе надевал маску, то Семин был настоящим везде. Бердыев надевал маску – очень тихо и лаконично отвечал на пресс-конференциях. Современные тренеры – например, Талалаев и Григорян – могут эпатировать, разрывать медийное пространство. Слуцкий и Дзюба тоже медийны, но в другом качестве.
– Что думаете про Дзюбу и Слуцкого?
– Если это кем-то востребовано, оно имеет право на существование. Спрос рождает предложение – это закон. Как только спроса не будет, появится другой тип предложения. Кому нравится – они смотрят.
– Вам нравится?
– Я посмотрел несколько выпусков [«Ну так нельзя, ###»]. Вот там никаких масок: они такие, какие есть. Артем-то точно. Один выпуск поржал вместе с ними, понял, что попал в раздевалку. Но потом уже такого эффекта нет. В принципе, одно и то же.
– Последняя книга, которая на вас произвела впечатление?
– Сейчас я стараюсь читать спортивную литературу. Бумажные книги реже, чаще на айпаде. Сейчас открыта «Тактическая периодизация» – очень интересный взгляд на тренировочный процесс.
Из художественной литературы очень понравился «Парфюмер» Патрика Зюскинда. Большое впечатление произвел «Алхимик» Паоло Коэльо и отчасти даже помог что-то понять в себе. Слово «путь» я, наверное, оттуда почерпнул.
– Тренерские биографии?
– Пока еще не добрался, но обязательно надо. Я читал только Фергюсона и оттуда почерпнул традицию, которую мы с Челоянцем пытаемся ввести на нашем стадионе. Я подхожу перед играми к тренерам и независимо от результата приглашаю в кабинет выпить по бокалу вина, снять напряжение. Обсудить перипетии матча, если есть желание.
В Армении немного отсутствует уважение к тренерской профессии. Армянский народ очень горячий, вспыльчивый. Порой может быть и драка. Я пытаюсь сказать тренерам, что мы соревнуемся – да. Эмоции – да. Но после игры мы можем как нормальные люди посидеть и пообщаться. Необязательно выдавать секреты, но можно выдохнуть, пожать руки и посмотреть друг другу в глаза.
– Как здорово. Сколько тренеров согласились?
– Пока четверо, но у нас всего десять команд. Помню, когда играли с «Шираком», их тренер не зашел. Может, опасался, потому что через тур у нас был финал Кубка, подумал про меня что-то плохое. Что я хочу что-то предложить, ха-ха.
– В «Спартаке» вы цитировали игрокам Достоевского. Что именно?
– Есть известная фраза, которая с седьмого класса запала в душу. Когда Раскольников сам себе задает вопрос: «Тварь я дрожащая или право имею?» Могу иногда применить.
– И сейчас тоже?
– Сейчас много иностранцев. И даже те, кто понимает русский, могут не понять смысл высказывания, не зная произведения. А рассказывать, что Раскольников снимал квартиру у злой женщины, пошел ее убивать и потом всю жизнь мучился, смысла, наверное, нет. Молодым пацанам, которые читали или, если не читали, могли бы потом прочитать, эту фразу я пару раз говорил.
– Что будете делать, если зимой позовут в РПЛ?
– Это рассуждать о том, чего нет. Если будет интересное предложение, если я пойму, для чего это надо клубу и мне, то я обсужу ситуацию с президентом «Урарту».
– Вы готовы пойти в клуб, который может вылететь?
– Надо понять задачу. Что было до этого. Почему они оказались внизу. Смогу ли я им помочь. Все надо детально взвешивать.
– В целом вы не против после двух титулов в Армении поработать с аутсайдером в России?
– Мне нравится ваш посыл. Можно подумать, что после двух титулов будут предложения из верхней части таблицы. Давайте пока подождем.
***
– Вы счастливый человек?
– Когда выигрываю – счастливый. Когда проигрываю – несчастный. Но хочу уйти от этого восприятия действительности. Моя семья здесь, мы живы-здоровы и наслаждаемся каждым днем, воспитываем детей. Иногда работа приносит чуть больше счастья, иногда чуть забирает. Но счастье не в том, что нас окружает. А в том, что у нас внутри.
Я счастлив.
– Какая у вас мечта?
– Построить большой дом, где каждые выходные собиралась бы наша большая семья. Дети привозили бы внуков. Мечтаю, чтобы их было много.
– Где вы должны оказаться через 10 лет, чтобы быть довольным собой?
– Думаю, это невозможно. Что бы ни происходило. Я всегда ощущаю, что что-то не доделал. Это ощущение не покидает меня на протяжении всей жизни. И не покинет через 10 лет.
Главная проблема Леонида Слуцкого
«Почему я должен кому-то оставлять свою страну?» Как сейчас живет и работает Алексей Андронов
Фото: instagram.com/dmgunko; fcurartu.am; Gettyimages.ru/Catherine Ivill; РИА Новости/Александр Вильф, Владимир Песня, Арам Нерсесян; Egmont Strigl/Global Look Press
— Нет.
— Это потому, что у вас не умеют готовить долма.
У меня мама так готовит долма - пальчики оближешь."
Упоминаемый в статье клуб "Арарат" на самом деле "Арарат-Армения", а не тот самый "Арарат".