Сид Лоу. «Страх и ненависть в Ла Лиге» 8. Подписание века
Примечание автора/Примечание о валюте и языке
***
Тысяча девятьсот пятьдесят третий год стал поворотным моментом, годом, который изменил все. Футбол можно разделить на «До Альфредо Ди Стефано» и «После Альфредо Ди Стефано». Бесчисленное множество игроков завоевали медали победителей, создали волшебные моменты, которые навсегда останутся в памяти, и даже привели команды к славе, но немногие могут по-настоящему заявить, что изменили историю. Пожалуй, никто не может утверждать, что изменил историю так, как человек, подписавший контракт с мадридским «Реалом» в сентябре 1953 года. «Ничто, - говорит Пако Хенто, единственный игрок, выигравший шесть Еврокубков, — не было бы таким же без него». Без Ди Стефано многое в футболе не имеет смысла. Он продвинул игру в современную эпоху и внес больший вклад, чем кто-либо другой, в то, чтобы сделать Кубок чемпионов самым престижным соревнованием, а «Мадрид» — крупнейшим клубом в истории.
Культура и самобытность мадридского «Реала» связаны с тем, что привнес Ди Стефано. Без него не было бы galácticos, не было бы переполненного стадиона, не было бы чувства величия или значимости, и мало что из того успеха, который делает их такими, какие они есть. Без него они не были бы самым популярным клубом в Испании и, возможно, в мире; с другой стороны, их не так бы ненавидели. «Барселона» тоже была бы другой, как и их отношения: трансфер Ди Стефано в «Мадрид» лежит в самом центре соперничества. Один-единственный игрок, возможно, никогда не символизировал так много. Можно даже привести доводы в пользу того, что без Ди Стефано сама Испания тоже была бы другой.
Совпадение, безусловно, поразительное. Тысяча девятьсот пятьдесят третий год — это год, когда «Мадрид» подписал Ди Стефано; это был также год, когда Франко подписал конкордат [прим.пер.: по канонической терминологии договор между папой римским как главой Римско-католической церкви и каким-либо государством, регулирующий правовое положение Римско-католической церкви в данном государстве и его отношения со Святым Престолом; договоры с другими странами называются конвенциями] с Ватиканом и соглашение о военных базах с США. Все это произошло всего за четыре дня. Конкордат был подписан 27 августа; Мадридский пакт с США был подписан днем ранее; а Ди Стефано дебютировал за «Мадрид» за три дня до этого. Газета государственной партии Arriba позже заявила, что страна стала «решающей осью мировой политики». Это было диким преувеличением, но Испания вот-вот должна была стать центром мирового футбола, и это был сдвиг, который имел бы и политическое значение, помогая изменить общество и проецируя «Испанию» на мир, который повернулся к ней спиной.
По словам бывшего нападающего Эмилио Бутрагеньо, ныне директора «Бернабеу», «история "Мадрида" начинается с Альфредо». Откровенная правда заключается в том, что, когда он приехал, «Мадрид» был не очень хорош. Мадридский «Атлетико» выигрывал чемпионские титулы с 1940 года, в то время как «Барселона» выиграла пять, включая последние два. После окончания гражданской войны «Атлетико Бильбао», «Атлетико Мадрид», «Валенсия» и «Севилья» выигрывали чемпионат, а «Мадрид» — нет. В общей сложности было проведено четырнадцать послевоенных соревнований. «Мадрид» выиграл два Кубка — в 1945/46 и 1946/47 годах, в то время как «Барселона» — девять. «Мадридцы уже много лет не выигрывали чемпионат, — вспоминает Ди Стефано, — но это был престижный столичный клуб с выдающимся стадионом и великолепными игроками. Это обязывало нас быть лучшими. Я пришел, чтобы сделать нечто великое. Я пришел не только за деньгами, я пришел, чтобы выигрывать».
И он сразу же выиграл. Мадридцы выиграли чемпионат в дебютном сезоне Ди Стефано — первом с 1933 года — и выиграли восемь из последующих одиннадцати сезонов. Импульс был смещен навсегда. За всю свою историю мадридцы выиграли всего два чемпионских титула до Ди Стефано, но со дня его прихода в 1953 году они выиграли тридцать. У них их даже больше, чем у «Барселоны», на двадцать три больше, чем у «Атлетико», на двадцать четыре больше, чем у «Атлетика», и на двадцать шесть больше, чем у «Валенсии». «Бетис» и «Севилья», отстававшие всего на один титул, когда он только приехал, теперь отстают на тридцать каждый. Мадридцы также выиграли первые пять еврокубков, а Ди Стефано забил в каждом финале и сыграл в семи из первых девяти финалов, создав непревзойденную династию. Ни одна команда никогда не была таким синонимом трофея, тем более величайшего клубного трофея из всех.
Неудивительно, что болельщики «Барселоны» не могут перестать задаваться вопросом, что могло бы произойти, если бы... В конце концов, они также подписали контракт с Ди Стефано.
Как выразился Эстанислао Басора, тогдашний капитан «Барселоны», пятьдесят лет спустя: «С Ди Стефано была бы огромная разница между "Барселоной" и остальными. Может быть, мы выиграли бы пять Еврокубков подряд, как это сделал "Мадрид"». Когда Ди Стефано сыграл за «Барселону» в благотворительном матче в январе 1956 года, играя вместе с Ласло Кубалой на «Камп Ноу», El Mundo Deportivo назвал их пару «вспышками тысячи цветов, освещающими небо». В этом замечании был намек на меланхолию, запретное желание: мы должны были видеть это каждую неделю. Им было отказано в этом шансе — «Мадридом» и, как утверждается, режимом Франко. Историк и бывший директор «Барселоны» Жауме Собрекес описывает подписание «Мадридом» Ди Стефано как «маневр паладинов франкизма». Тем временем в испанской столице разговоры о трансфере быстро замалчиваются или преподносятся просто как свидетельство каталонской паранойи.
«Nos lo robaron», — позже сказал Нарцис де Каррерас. Он был вице-президентом Барсы во время войны и президентом с 1968 по 1969 год. Слова просты и часто повторяются: его у нас украли. Теория гласит, что «Мадрид» ограбил их с Ди Стефано, а значит, и их славное будущее. Еврокубки мадридцев, их статус величайшего клуба двадцатого века, аура, которая их окружает, «по праву» принадлежат «Барселоне». Подписание Ди Стефано является символическим, окончательным «доказательством» того «факта», что «Барселона» была жертвой, а «Мадрид» — бенефициаром диктатуры Франко.
Переход Ди Стефано был сложной историей интриг, интереса и обвинений. Проще говоря, Ди Стефано играл за колумбийский «Мильонариос», но принадлежал «Ривер Плейту». «Барселона» заключила сделку с «Ривером», «Мадрид» — с «Мильонариос». А затем испанские футбольные власти и правительство вмешались, чтобы выйти из тупика, предложив ему чередовать два клуба — и в этот момент «Барселона» отказалась от своих прав. Это либо самая большая ошибка в их истории, либо самое крупное ограбление, в зависимости от вашей точки зрения. В любом случае, это большое событие. Это остается ключевым моментом в соперничестве, поворотным моментом, который продолжает оставаться навязчивой идеей, все еще обсуждается и оспаривается более полувека спустя.
Что касается Ди Стефано, человека, который значил все для мадридского «Реала», навсегда отождествляемого с его величайшей славой, он поразительно прямолинеен и обезоруживающе честен. «Я всегда говорил, что мне все равно, буду ли я играть за "Барселону" или за "Мадрид", — писал он в своих мемуарах. — Для меня это было все равно. Я просто хотел играть».
Альфредо ди Стефано сейчас восемьдесят семь. Он также восхитительно сварлив. Он не терпит дураков — никогда не терпел. Ностальгия пронизана жесткой гранью реализма, на которую не смотрят сквозь розовые очки, и все еще можно увидеть решимость, которая помогла ему стать тем, кем он был. В нем по-прежнему есть искра, колкость и щепотка юмора, иногда острого и по-настоящему забавного. Он гордый человек, к тому же колючий. Если в нем и мало сентиментальности, но присутствует настоящая теплота по отношению к своим товарищам по команде. Спустя шестьдесят лет после отъезда из Аргентины он все еще здесь. И так же, с удовлетворением говорит он, многие из них.
Ди Стефано сидит за столом в своем «кабинете» в недрах «Сантьяго Бернабеу», просматривая небольшую программку игрового дня: «Сток Сити» - «Реал Мадрид», матч столетия английского клуба в апреле 1963 года. «Стэнли Мэтьюз, — произносит он медленно, почти благоговейно, — а он ведь умел играть». Его трость прислонена к краю стола пока он нежно проводит руками по бумаге, поднимает очки, чтобы посмотреть на фотографии, просматривает команды, игрока за игроком, выбирая имена, которые значат для него больше всего. «¡Que barbariedad! [Какое варварство]» — говорит он, Вау!
Он машет рукой в направлении остальной части этого скрытого уголка стадиона, где находится ассоциация ветеранов, основанная по рекомендации Жозепа Марии Фусте, который сделал то же самое в «Барселоне». «Они все здесь, — с гордостью говорит он. — Эмилио... Пачин... Амансио... Соко... семья. Если у кого-то есть проблемы с деньгами, о них заботятся. Я знаю: я сам через это прошел».
Речь Ди Стефано порой беспорядочна, порой противоречива и часто бессвязна, в какой-то момент замолкает, готовая вернуться совсем в другое место, но она также проницательна, и некоторые воспоминания кристально чисты. То, как он говорит, просто, без эмоций, а его голос грубый и хриплый, аргентинский акцент не совсем утерян. Он рассказывает о своих товарищах по команде — «их, по крайней мере, сто двадцать один, и все они великие игроки» — и он говорит о выездах. Он говорит об играх, давлении и деньгах. Он рассказывает о «Мадриде» и «Барселоне», о президенте Сантьяго Бернабеу и о болельщиках. Он рассказывает об испанском обществе и о том, что двигало им и его товарищами по команде.
«Это должно было быть зрелищем; недостаточно было просто победить. Но мы должны были победить, — говорит он. — Ничто иное не было достаточным. Каждый раз, когда мы проигрывали, это было катастрофой, огромной проблемой в клубе. Наша миссия состояла в том, чтобы побеждать — и мы должны были побеждать. Мы все были хорошими игроками, но это было тяжело, да. У нас должно было быть единство и взаимная привязанность. Если ты не выиграешь здесь, ты будешь никем. В дождь, в снег... Люди всегда хотят побеждать, а когда они этого не делают... Что ж, это бывало горько. Мы хотели побеждать ради болельщиков, а игроки, конечно, хотели побеждать из-за финансового интереса, который был и у нас тоже. Наше хобби превратилось в работу, в обязанность. Но мы не устали от этого; футболом нужно наслаждаться, даже несмотря на то, что мы знали о своих обязанностях...»
«Ох, знали».
Можно почувствовать весомость его слов, а давление и плата, едва ли являющиеся основными элементами туманной ностальгии — это темы, к которым он часто возвращается. Но также можно ощутить и удовольствие. Его невозможно остановить, нахлынувшие воспоминания, эмоции и идеи, кадры, наталкивающиеся друг на друга, поток сознания. «Мы были атакующей командой: что мы делали, так это атаковали в течение семидесяти пяти минут, а затем, возможно, мы могли бы провести последние пятнадцать или двадцать, защищая результат, играясь...»
«Мы были профессионалами, работающими на клуб. Мы ездили в турне, много раз: Рио, Буэнос-Айрес, Аляска... Мы побывали везде, буквально объехали весь мир. И в разгар всех этих путешествий мы немного играли. Люди всегда были рады нас видеть. Клуб получал тридцать или сорок тысяч долларов за игру. Деньги. Буэнос-Айрес, Каракас, где бы то ни было, а затем бы отправляемся в Рио, может быть, тысяч за пятьдесят долларов. Они сказали, что дадут нам премию, prima. Тысяча песет за каждый забитый нами гол. И вот, в следующей игре мы забиваем шесть голов, и они сказали: prima suspendida [премия приостановлена]. Больше не будет. Nada más. Денег больше нет. Мы забили слишком много.
«Дома, — продолжает он, — Испания менялась: я не знаю, улучшили ли мы Испанию... Но мы улучшили испанский спорт».
И европейский тоже?
«Кубок чемпионов сильно изменился, — говорит он, снова начиная и снова возвращаясь к давлению, чувству самоутверждения и конкурентному преимуществу. — Сейчас это сорок с лишним команд; тогда в турнире принимали участие лишь чемпионы. Если ты не выигрывал, ты не играл. Матчей было не так много, но ты должен был выигрывать каждый раз, любым возможным способом. И в тот момент, когда вы проигрывали, вы выбывали. Это опасно, потому что, если у вас плохой день, всего один... на команду всегда оказывалось большое давление, но мы знали, что можем играть, и мы усердно работали. Нужно обладать силой характера, чтобы смириться с этим: смириться с давлением и всем, с чем нам приходилось мириться. Раньше мы летали на Европейские игры и...»
Теперь более длительная пауза, перерыв в монологе, намек на что-то более мрачное. Внезапно доходит. Вы боялись летать?!
«Еще как! — восклицает он. — Там, рядом с тобой, были горы. Мы чувствовали давление и страх. Мы не хотели летать. Но мы должны были».
Ди Стефано рассказывает обо всем этом — и даже больше. Но единственное, о чем он не хочет говорить — это то, о чем другие больше всего хотят говорить.
«Соперничество с "Барселоной"? — спрашивает он, едва делая паузу, чтобы поразмыслить. — Оно было в рамках спорта. У нас были друзья в их команде. Кубала был крутым и хорошим парнем, хорошим приятелем. Он был настоящим другом. А еще и отличным игроком. А у "Барселоны" тогда была хорошая команда: очень, очень хорошая. Но для меня в то время соперничество было с мадридским "Атлетико". Они были хорошей командой, и они были прямо здесь, рядом с нами. Когда они выиграли, они вдруг вырастали, как грибы, и начинали кричать. "Барселона"? Они были в шестистах километрах от нас — мы даже не чувствовали их запаха».
Однако они не воспринимали это так. Не в последнюю очередь потому, что в этом был политический аспект...
«Да, но это касается болельщиков, а не игроков. Ты футболист. Кто-то пинает тебя, ты, возможно, пинаешь его в ответ. Но ты не переживаешь. Мы футболисты, а не политические вояки».
«Барселона» считает себя чем-то большим, чем просто клубом, и некоторые болельщики обвинили «Мадрид» в том, что они — команда Франко.
«Каждый волен вести пропаганду так, как считает нужным... Это модное словечко, но в любом случае... Посмотрите на соревнования, которые мы выиграли».
Вы подписали контракт с «Мадридом». «Барселона» подумала...
На этот раз реакция более резкая. «Pero eso dejarlo». Да, но оставьте это.
Ди Стефано продолжает: «Я hasta las pelotas, мне это надоело. Что ж, вот и все. Они кричали мне всякие вещи на стадионах, но... nada [ничего]. У меня не было никаких проблем. Люди — трусы. Когда их много, они кричат, болтают и бросают бутылки. Когда они сами по себе, они все робкие и тихие. За пределами поля они больше не кричат. И если я его увижу, lo reviento! Я прибью его! В конце концов я посмеялся над всем этим. Сражения, войны, нападения. В конце концов, они дохнут, как мухи».
Одним солнечным весенним утром в мае 2012 года, а вот и оно. Правительственное досье, старое и выцветшее, немного пыльное, годами спрятанное и утерянное для истории. Оно датируется 1953 годом и находится в белом архивном ящике с номером 51/19035 в Алькала-де-Энарес, университетском городке к северо-востоку от Мадрида. Передняя часть досье украшена тиснением с изображением кокетки и стрел, символа партии Франкистского государства, Falange Española Tradicionalista y de las JONS и департамента: Генеральный Секретариат/Политический секретариат/Техническая секция. В правом верхнем углу написано «№ 519», а внизу — строка темы. Напечатанная по точкам, она гласит: «Ди Стефано».
В досье содержатся документы, которые проливают новый свет на переход Ди Стефано в «Мадрид», в том числе телеграмма, в которой генерал Хосе Москардо, глава Национальной делегации депортаций, просил режим ввести полный запрет на подписание контрактов с иностранными игроками, а также обмен письмами между президентом Федерации футбола Испании Санчо Давилой, генеральным секретарем государственной партии Раймундо Фернандесом Куэстой и Москардо. Документы дают долгожданное официальное представление о трансфере и подтверждают, что подписание Ди Стефано действительно достигло правительственного уровня и что окончательное решение было принято вопреки первоначальному решению Давилы, который отклонил согласие «Мадрида» подписать Ди Стефано как никчемное.
Оно начинается с письма Давилы Фернандесу Куэсте от 17 августа 1953 года, в котором он жалуется на «кампанию в прессе, которая полностью лишена оснований вокруг дела Ди Стефано», которое зашло в неловкий и уродливый тупик. В нем Давила писал: «Летом, поскольку новостей нет, им приходится придумывать их и использовать сенсационный тон, который сбивает читателей с толку и вызывает всеобщее беспокойство и гнев».
В письме генералу Москардо Давила был более откровенен, описав ситуацию, по крайней мере, на одном уровне, как простую: юридические претензии к Ди Стефано принадлежат «Барселоне». «Это была экстраординарная борьба, которая была даже более масштабной, чем за Кубалу, — сообщил Давила Москардо. — "Мильонариос" не может продать [Ди Стефано] без согласия "Ривер Плейт", который его не даст, а "Ривер" сейчас не может продать его "Барселоне". [Газета] La Hoja del Lunes даже опубликовала историю о том, что игрок "подписал контракт" с "Мадридом", как будто это был договор Испании с Соединенными Штатами. Но контракт не стоит бумаги, на которой он написан, потому что у них нет соглашения с "Ривером" или разрешения от Федерации».
«Это, — заключил он, — полный бардак».
И это, безусловно, было правдой. К тому времени Альфредо Ди Стефано застрял в Испании в подвешенном состоянии на три долгих месяца, не зная, за кого он собирается играть и сможет ли он вообще подписать контракт с кем-либо.
Эта эпопея началась более четырех лет назад с забастовки аргентинских игроков. Осужденный своим клубом «Ривер Плейт», Ди Стефано принял одностороннее решение перейти в «Мильонариос», колумбийскую команду, выступающую в пиратской лиге, не признанной ФИФА. Не было никакого официального трансфера, не было выплачено ни гонорара, ни сертификата, ни официальной регистрации, и «Ривер» резко возражал. Когда дело рассматривалось ФИФА, Пакт Лимы постановил, что на некоторое время игроки-отступники могут оставаться в Колумбии, но 15 октября 1954 года право собственности автоматически вернется к их первоначальным клубам. Чтобы еще больше усложнить ситуацию, на Рождество 1952/53 годов Ди Стефано вернулся в Буэнос-Айрес, ничего не сказав «Мильонариос», и сделал это с частью своей зарплаты в размере $4 тыс., которую они ему уже выплатили. Теперь, как и раньше «Ривер», уже «Мильонариос» осудил его. Уставший и разочарованный, Ди Стефано решил повесить бутсы на гвоздь.
Но если завершении карьеры манило, то и крупнейшие клубы Испании тоже. «Барселона» сделала первый шаг. Президент Энрик Марти Каррето поручил Жозепу Самитьеру организовать трансфер, и Самитьер отправил двух эмиссаров, чтобы убедить Ди Стефано дать футболу еще один шанс. Вскоре в дело вмешался и «Мадрид». Бернабеу все еще был в ярости из-за того, что упустил Кубалу, и жаждал мести. Согласно протоколу заседания совета директоров, состоявшегося в апреле 1953 года, он настаивал: «"Мадрид" не может позволить попирать свою территорию... [мы должны] сделать все необходимое, чтобы подписывать лучших игроков». Но к тому времени, когда «Мадрид» отреагировал, Ди Стефано, как он сам вспоминает, «уже дал слово каталонцам».
«Мадрид» так легко не сдастся, и в коммюнике Каталонской федерации футбола Барсе было рекомендовано воздержаться от подписания контракта с Ди Стефано, поскольку официальная жалоба «Мильонариос» может поставить их в «деликатное положение с ФИФА». Федерация предупредила, что «Барселона» не должна предпринимать никаких «тайных» попыток подписать его, отметив: «Ди Стефано исчез из [Боготы] в неизвестном направлении, хотя предполагается, что он в Барселоне».
Предположение оказалось верным, и вот-вот должно было начаться крупнейшее перетягивание каната в истории. Ди Стефано прибыл в мадридский аэропорт Барахас ранним вечером 22 мая 1953 года. Самитьер ждал, и машина отвезла аргентинца, его жену и дочь в Барселону, где его поселили в квартире на улице Бальмес. Синяя табличка могла бы висеть снаружи квартиры: «Здесь зародилось соперничество Барсы и "Мадрида"». «Барселона» согласилась на сумму в 4 млн. песет с «Ривером», но Ди Стефано не вернется к роли игрока «Ривера» еще в течение шестнадцати месяцев, поэтому «Барселоне» также необходимо было заключить сделку с «Мильонариос», если они хотели раньше протолкнуть этот трансфер. Ди Стефано вспоминает, как «Барселона» говорила ему, что ждет «третьего участника»: у них был игрок, у них был «Ривер», но им нужен был «Мильонариос». Вместо этого именно мадридцы заключили сделку с колумбийским клубом. Патовая ситуация была подготовлена.
Ди Стефано начал тренироваться с Кубалой и остальной командой «Барселоны», пока решение DND не помешало ему это делать. «Руководство "Барселоны" велело мне подождать, — вспоминает Ди Стефано. — Всегда было только "подожди, подожди, подожди"». Он также сыграл в трех товарищеских матчах в Масноу, Палафружеле и Ситжесе, но в тот момент первая команда «Барселоны» находилась в летнем турне по Каракасу в Венесуэле, и называть команду, которая играла в этих матчах «Барселоной» можно только с натяжкой — в одном из матчей в Маснове, объявленном как «летние туристы против жителей», команда Ди Стефано даже играла в белых футболках. «Когда мы вернулись из Венесуэлы, мы ожидали, что он станет игроком "Барселоны"», — вспоминает Жозеп Сегер. Но вот как это вспоминал Ди Стефано: «Прошел июнь, июль и... nada [ничего]».
В начале июля «Барселона» отправила каталонского адвоката по имени Рамон Триас Фаргас в Боготу, чтобы заключить сделку с «Мильонариос». Это должно было стать разочаровывающей поездкой. Президент «Мильонариос» Альфонсо Сеньор попросил $27 тыс., но «Барселона» отказалась. Другая сделка была устно согласована Триасом Фаргасом, но когда президент «Барселоны» Мурси прибыл в Боготу пять дней спустя, предложение было отозвано. Марти сообщил колумбийцам, что он не будет платить высокую цену и что, если потребуется, он оставит Ди Стефано вне футбола до октября 1954 года, когда тот автоматически вернется к роли игрока «Ривера» и без сопротивления будет продан в Барсу. Позже Сеньор сказал журналистам: «Мы давали "Барселоне" много шансов, даже возможность не платить никаких денег ["платить" вместо этого товарищескими матчами], и к нам всегда относились с неуважением. Теперь, когда они понимают, что у нас действительно есть права, уже слишком поздно. Я бы хотел, чтобы все закончилось хорошо, но руководство "Барселоны" сделало шаг назад, и именно тогда "Мильонариос" договорился с мадридским "Реалом". После этого мы сдержали свое слово, данное Бернабеу».
Замечания Сеньора могут быть неискренними. Сапорта был послан в Колумбию, чтобы сказать «Мильонариос», что «Мадрид» откажется от любого предложения «Барселоны», а Бернабеу позже хвастался, что победа над колумбийцами, пусть и дорогостоящая, была «легкой». И все же самодовольство и раскол «Барселоны» в этот ключевой момент поражают и, возможно, стали фатальными. Если бы Барса заплатила «Мильонариос» столько, сколько они хотели — а Триас Фаргас позже настаивал на том, что серия сделок, которые он подготовил для утверждения советом директоров, были дешевками — Ди Стефано был бы их. «Мы проиграли Ди Стефано как раз в тот момент, когда было проще всего подписать его», — отметил Самитьер.
Одно из возможных объяснений простое: что, несмотря на последующие и в значительной степени ретроспективные жалобы, как только «Мадрид» начал строить династию, реальность такова, что «Барселона» больше не особенно переживала и что, хотя они приостыли по поводу трансфера, вмешался «Мадрид». Кубала восстановился, и теперь не было острой необходимости подписывать контракт с Ди Стефано. Также высказывались предположения, что отчеты, подготовленные об аргентинце после товарищеских матчей, были не то чтобы положительными. В своей автобиографии сам Ди Стефано отмечает, демонстрируя поразительное отсутствие уверенности в себе: «У них была отличная команда. Кубала был настоящей машиной. Стадион, вместимостью 45 000 человек, был заполнен каждую неделю, и я подумал: "Если эти ребята чемпионы, зачем я им нужен?" Они сказали, что у Кубалы были проблемы с легкими, но я так не думал... Я всегда чувствовал, что они тогда немного охладели [после товарищеских матчей]».
Но никаких отчетов об этих играх найдено не было, и в этой теории есть изъян: если интерес «Барселоны» действительно ослаб, почему Триас Фаргас продолжал сопротивляться? Почему эта эпопея продолжилась и в сентябре? Отказ «Барселоны» заплатить «Мильонариос» был ужасной ошибкой, но его можно было понять — тактика ведения переговоров, которая провалилась, но которая, в свою очередь, была основана на определенной логике. С 15 октября 1954 года Ди Стефано в любом случае юридически был бы игроком «Барселоны». Каталонцев, по сути, попросили заплатить 1,35 млн. песет за чуть более года карьеры игрока, уже попросив за трансфер 4 млн. песет. «Реал» представлял угрозу, но без сделки с «Ривером» они могли подписать Ди Стефано максимум на шестнадцать месяцев. Более того, поскольку Ди Стефано отказался возвращаться в «Мильонариос» и пригрозил завершить карьеру, если ему не разрешат присоединиться к «Барселоне», позиция колумбийцев оказалась такой же слабой, как и у мадридцев.
Ответное коммюнике Марти совету директоров «Барселоны» говорило за себя: «Ди Стефано говорит, что не вернется в Боготу, так что рано или поздно им придется принять наше предложение».
Или нет? Время шло, и Триас Фаргас становился все более раздраженным. Каждый раз, когда он думал, что достиг соглашения с «Мильонариос», правление «Барселоны» отвергало его, и он приходил к ошеломляющему выводу, что они намеренно чинят препятствия. Триас Фаргас написал отчет после того, как Ди Стефано присоединился к «Мадриду», в котором он фактически обвинил Марти в подрыве сделки. Вопрос: Зачем? Самооправдание — это одна из причин — Триас Фаргас, конечно, не хотел нести ответственность за неудачу, а возможное охлаждение «Барселоны» к Ди Стефано — еще одна, но много лет спустя появилась очередная причина.
В 1980 году Луис Перманьер, чей отец был заместителем секретаря в «Барселоне» с 1948 по 1953 год, написал в La Vanguardia о «целом ряде давлений, оказываемых на "Барселону", чтобы заставить их отказаться от своих притязаний». Два года спустя в интервью El Pais Нарцис де Каррерас заявил, что на Марти оказали давление, чтобы он уступил права Ди Стефано, и настаивал на том, что за членами правления «Барселоны» следили детективы, а их помещения прослушивались. «Марти даже позвонил высокопоставленный государственный служащий из Министерства торговли, который сказал ему: "До сих пор у вас не было проблем с Институтом иностранной валюты, но если вы будете упорствовать с Ди Стефано, мы не знаем, что может случиться". И в 1997, директор "Барселоны" Жозе Мария Асорин рассказала Жорди Финестресу и Ксавье Луке, каталонским авторам впечатляюще проработанного отчета о подписании аргентинца: «У Марти не было другого выхода. Я не стал вдаваться в подробности [в то время], я не мог! Если бы я начал копать, то попал бы в тюрьму. Случилось бы нечто гораздо худшее».
По словам бывшего директора «Барселоны» Жозепа Марии Минеллы, друг, по-видимому, предупредил Марти: «Будь благоразумен; у тебя семья». И даже Ди Стефано вспоминал: «Я слышал, что Энрику Марти угрожали, потому что у него были деловые интересы в Марокко. Вот что они говорили: ходили разговоры о том, что они расследуют, откуда он брал свои деньги, о давлении со стороны Мадрида».
Невозможно проверить эти утверждения или установить, какую форму принимали угрозы, существовали ли они на самом деле или откуда именно они исходили. Если они пришли изнутри режима, то насколько свыше? И насколько они были серьезны? Также неясно, в какие моменты были сделаны угрозы — то ли во время неудачных попыток Триаса Фаргаса заставить правление «Барселоны» поддержать его предложения «Мильонариос», то ли позже, когда режим был вовлечен в попытки выйти из тупика. Если уместно спросить, почему потребовалось так много времени, чтобы кто-то высказался, следует помнить, что во время правления режима царило молчание, а циркуляр в октябре 1953 года запрещал средствам массовой информации говорить о Ди Стефано в каких-либо иных терминах, кроме строго спортивных.
Лето продолжалось. Бернабеу сказал Сапорте предложить Ди Стефано миллион песет только за то, чтобы он прогулялся по Кастеляне, а вице-президент отправился в Каталонию, чтобы убедить аргентинца, что «Барселона» недостаточно велика для двух суперзвезд: он и Кубала не могут играть в одной команде. Сначала Ди Стефано был в ярости от такой безрассудности, ругая Сапорту за то, что он еще больше усложнил ситуацию, и плевался: «Ты пытаешься разрушить мою карьеру, или что?»
Сапорта настаивал на том, что есть реальный шанс на переход, показывая Ди Стефано документы из Колумбии.
«И? — ответил игрок. — Я все еще здесь, не так ли?»
Он мало верил в «Мадрид» и все меньше верил в «Барселону». Он даже сказал совету директоров «Барселоны», что ему надоело ждать — он, сдавшись, возвращается в Буэнос-Айрес,.
«Барселона» предприняла последнюю попытку — вряд ли это был поступок клуба, который больше не переживал о подписании Ди Стефано — и Нарцис де Каррерас, вице-президент, встретился с Сеньором в Мадриде в надежде, что у него будут лучшие отношения с колумбийцем, чем у Марти, только для того, чтобы Сеньор сказал ему, что у него есть соглашение с «Мадридом». Давление сказалось на правлении Барсы, где были взаимные обвинения и расколы. Бернабеу радостно писал в августе о «чудовищном беспорядке в каталонском клубе и лютой ненависти между президентом и его друзьями, а также вице-президентом и его друзьями».
Конфликт обострился. В середине августа вице-президент «Мадрида» получил письмо от друга из «Барселоны», в котором говорилось: «Страсти и анти-мадридская фобия здесь достигли невероятного уровня, а теперь, с этим трансфером, они разгорелись еще больше. [Ди Стефано] без проблем объявляет в клубах болельщиков, по радио и в прессе, что он никогда не будет играть за "Мадрид", что он будет играть только за "Барселону" или вернется в Аргентину.... Каждое воскресенье они водят его по городу, как выставочный экспонат, как пропагандистский акт. Он ходит на городские fiestas [праздники] и играет в товарищеских матчах. Если мы не получим "Феномена", я буду очень разочарован».
Письмо отражает, насколько серьезной стала разыгравшаяся в прессе общественная борьба. Это был политический вопрос, в котором обе стороны охотились за поддержкой населения, стремясь оказать давление и представить подписание как свершившийся факт — то, что глубоко смутило режим, побудив власти вмешаться. 24 августа был объявлен запрет на весь иностранный импорт. В ходе своей переписки Давила справедливо отмечал: «Я предполагаю, что именно дело Ди Стефано послужило причиной запрета».
В Каталонии запрет рассматривался как часть долгосрочной, продолжающейся стратегии по организации переезда Ди Стефано в Мадрид. Но, судя по содержанию и тону обмена письмами, кажется очевидным, что режим решил, что лучший способ разрешить ситуацию, созданную не им — это сказать: ладно, забудьте об этом, ни один из вас не может его заполучить. В просьбе Москардо о запрете было прямо указано: «во избежание неловких ситуаций».
На этом все должно было закончиться. «Барселона», понимая, что другого решения нет, «уставшая от всего этого», по словам Ди Стефано, попыталась продать его права «Ювентусу». Но Ди Стефано все равно столкнулся бы с двойным правом на свое владение. Мадридцы тоже должны были согласиться отказаться от своих прав в пользу «Ювентуса», но они этого не сделали. Затем «Барселона» попыталась расторгнуть сделку с «Ривером» и вернуть свои деньги: в конце концов, они не собирались его заполучить, как, благодаря запрету, так и «Мадриду». Но «Ривер» отказался. Вернемся к исходной точке. «Мадрид» не двинется с места, «Барселона» не сможет сдвинуться с места. Запрет не стал решением ни для «Мадрида», ни для «Барселоны» и вызвал проблемы и у других клубов. В Федерацию и DND поступили письма от «Эспаньола» и «Вальядолида», которые сами готовили зарубежные трансферы, с просьбой отменить запрет.
Столкнувшись с продолжающимся тупиком, у «Мадрида» и «Барселоны» не было другого выбора, кроме как принять предложение Армандо Муньоса Калеро, человека, который помог «Барселоне» подписать Кубалу. Член Исполнительного комитета ФИФА и бывший президент RFEF [Королевской испанской футбольной федерации] Муньос Калеро также поддерживал постоянный контакт с Москардо. Вместе «Мадрид» и «Барселона» написали Москардо с просьбой отменить запрет в рамках подготовки к посредническому урегулированию, утверждая, что приезд Ди Стефано будет «чрезвычайно полезен для испанского футбола, учитывая исключительные качества игрока и как источник образования». Он укрепил бы национальную сборную и принес бы финансовое вознаграждение за счет увеличения доходов и престижа.
Письмо заканчивалось следующим: «Зная ваше чувство справедливости и человечности, мы верим, что вы окажете эту услугу испанскому футболу, поскольку вы оказали так много услуг нации, за что мы уже благодарны». Если оно и было искренним, то подобное доверие было неуместным.
В конце концов двум клубам было навязано другое решение — прямо противоположное запрету и в то же время схожее по своей концепции. От «ни у одного из клубов не будет Ди Стефано», до «у обоих клубов будет Ди Стефано». Вместо того, чтобы принять решение в пользу того или иного клуба; вместо того, чтобы вынести решение о законности их соответствующих сделок; вместо того, чтобы даже сделать Ди Стефано игроком «Мадрида» до 15 октября 1954 года, а затем игроком «Барселоны», что, по крайней мере, могло отвечать верности двум заключенным сделкам, Муньос Калеро предложил свой выход. Ди Стефано будет выступать за «Реал Мадрид» в 1953/54 годах, за «Барселону» в 1954/55 годах, снова за «Реал Мадрид» в 1955/56 годах, а затем за «Барселону» в 1956/57 годах. Расходы будут разделены поровну, и после этого клубы придут к соглашению о его будущем — как будто это будет легко. Выступая по каталонскому телевидению в 1999 году, Ди Стефано настаивал: «Тот, кто это предложил, ничего не смыслит в футболе: как я мог забивать голы за одну команду в один день, а на следующий — за другую?»
Заключительный пункт соглашения (e) читается либо как предельный акт цинизма, либо как предельный акт глупости. В нем говорилось: «Оба президента обещают приложить максимум усилий для укрепления дружеских спортивных отношений, которые всегда существовали и должны существовать между их соответствующими клубами, клубами со столь глубокими корнями среди футбольных болельщиков в Барселоне и Мадриде». Сделка была заключена: Энрик Марти, Сантьяго Бернабеу, Ана Муньос Калеро, 15 сентября 1953 года. За этим последовало решение DND отменить запрет на подписание иностранных контрактов для таких игроков, как Ди Стефано, которые начали трансферный процесс до 22 августа.
Это было нелепое решение, но, приняв посредничество, у клубов не было другого выбора, кроме как проглотить его. Однако окончательного, долгосрочного решения все еще не было, и «Барселона» была в ярости: Они чувствовали, что просчитались и, что более важно, что ими поиграли. Подозрения Триаса Фаргаса, связанные с Марти, так по-настоящему и не исчезли. 22 сентября Марти подал в отставку, и временная комиссия взяла на себя управление «Барселоной» до проведения выборов. Франсеск Миро-Санс стал президентом 22 декабря 1953 года, к тому времени «Барселона» проиграла то, что стало самым важным сражением в ее истории.
Хотя подавляющее большинство деталей было неизбежно опущено, а истинная причина так и не была раскрыта, если таковая и была, в заявлении Марти об отставке кратко изложено то, что произошло за предыдущие шесть месяцев — от первоначального запрета ФИФА/RFEF до соглашения с «Ривером», от «превратностей» в отношениях с «Мильонариос» к запрету DND на иностранных игроков, «который мы с уважением приняли», и обсуждениям трансфера Ди Стефано за границу. Учитывая, что для этого также требовалось согласие «Мадрида», объяснил Марти, он отправился в испанскую столицу, чтобы столкнуться с другим потенциальным решением: вмешательство Муньоса Калеро и план ротации Ди Стефано.
«Сразу же после того, как я сообщил совету директоров клуба и узнал, что многие партнеры предпочли бы, чтобы все было иначе, я подал в отставку по собственному желанию, которая была принята Королевской федерацией футбола Испании, — написал Марти. — Поскольку я не смог воплотить в жизнь все, что хотел, на благо нашего клуба, у меня нет никаких причин чувствовать себя удовлетворенным».
Выбор слов Марти интригует. Его заявление о том, что решение об отставке было принято «по моей собственной воле», было публичным обязательством, но оно также могло просто намекать на обратное, подразумевая, что в конечном счете решение — или решения — были не только его. Это чувство усиливается при упоминании его собственного недовольства, и, как он справедливо предположил, многие члены «Барселоны» предпочли бы, чтобы все было иначе. Прежде всего, они предпочли бы, чтобы все закончилось иначе.
«Барселона» не была безупречна. Если бы они были более решительными и менее самодовольными, если бы они иначе общались с «Мильонариос», они, вероятно, подписали бы Ди Стефано. Если бы им удалось договориться с обоими клубами, трудно поверить, что этот шаг был бы заблокирован. И все же давление было сильным, и они имели право думать, что с юридической точки зрения они ступают на твердую почву.
Президент Федерации недвусмысленно отклонил сделку «Мадрида» с Ди Стефано как papel mojado — буквально «мокрую бумагу», соглашение, которое ничего не стоило. Он также признал, что сделка «с дележом игрока» неосуществима. Однако месяц спустя эти соображения уже не имели значения. «Мадрид» получил своего игрока, а «Барселона» ушла с пустыми руками. Федерация, DND и государственная партия — все они принимали участие в обсуждениях. Режим сыграл центральную роль в том, чтобы это случилось, и без его участия, вполне вероятно, что эпопея закончилась бы переходом Ди Стефано в «Барселону». Но это не то же самое, что сказать, что режим систематически подстраивал подписание контракта Ди Стефано с «Мадридом»; даже предположения о том, что на «Барселону», и особенно на Марти, оказывалось давление, не обязательно означают это — по крайней мере, для начала, не как часть заранее продуманного плана.
Режим столкнулся с неудобной и неловкой проблемой; как предполагалось в циркуляре Каталонской федерации с самого начала, они, вероятно, предпочли бы, чтобы Ди Стефано вообще никогда не приезжал, и «Барселону» предупредили, чтобы она воздержалась даже тогда (сказали ли бы «Мадриду» то же самое — спорный вопрос). Столкнувшись с тупиком и отсутствием последующего вмешательства ФИФА, власти начали действовать. Режим был более благосклонно настроен к «Мадриду», и влияние, которое «Мадрид» мог оказывать на власти, вероятно, было больше, чем у «Барселоны», в то время как Сапорта и Бернабеу казались более решительными, более безжалостными и лучше подготовленными к сопротивлению. Не было никаких предположений о том, что режим оказал давление на «Мадрид», чтобы тот отказался от своих претензий на Ди Стефано, как это якобы было сделано с «Барселоной».
Однако, несмотря на все подоплеки махинаций, можно принять запрет и «чередующееся владение» за чистую монету. Эти решения соответствовали тому, как режим Франко действовал по ряду вопросов, и соответствовали преобладающему военному мышлению: Соломоново «равенство» наказания и обращения были типичными; характерным было желание не быть замеченным в пользу той или иной стороны, даже если при этом именно это и было достигнуто. Даже поддержка «Мадрида», возможно, была воспринята режимом в тех же терминах после того, как «Барселона» сумела заполучить Кубалу. По словам Карлоса Торраса, Марти рассказал своему внуку, как однажды Бернабеу сказал ему: «Ты отнял у меня Кубалу, я отнял у тебя Ди Стефано, вот и все. 1:1». Когда запрет был введен в действие, он почти наверняка был задуман как способ снять проблему с Испании: если ни одна из команд не подпишет Ди Стефано, ни одна из них не сможет пожаловаться. Когда было предложено разделение владения игроком, вполне возможно, что Москардо, Фернандес Куэста и другие деятели диктатуры сочли ее осуществимой или, по крайней мере, предпочтительной по сравнению с альтернативой. «Тот, кто это предложил, ничего не смыслит в футболе», — сказал Ди Стефано. Это довольно точное суждение многих людей внутри режима.
На следующий день после подписания контракта Ди Стефано прибыл в Мадрид. Это был первый год его сделки по совместному владению; второго он так и не дождется. Новый совет директоров «Барселоны» согласился полностью передать игрока «Мадриду», отказавшись от всех претензий на него — решение, которое Сапорта довольно цинично назвал «довольно неожиданным». Последний шанс «Барселоны» устоять был упущен. Соглашение было достигнуто сразу же, а затем официально оформлено 23 октября. Позже Миро-Санс сказал Сапорте, что «Барселона» все еще может наполнить стадион с Кубалой в команде. «Мадрид» заплатил «Барселоне» 4,405 млн. песет плюс проценты, покрывая их расходы на тот момент. 1,225 млн. песет были выплачены чеком немедленно; 1,5 млн. 31 июля 1954 года; 750 тыс. 1 января 1955 года; и 930 тыс. 31 июля 1955 года.
В общей сложности «Мадрид» заплатил «Барселоне», «Ривер Плейту» и «Мильонариос» 5,75 млн. песет (около $148 тыс.), а также 1,35 млн. самому Ди Стефано в качестве подписного бонуса, 650 тыс. базовой зарплаты в год и 16 тыс. в месяц. Ему также пообещали двойной бонус, который зарабатывали все его товарищи по команде: 250 песет за домашнюю победу, 500 за выездную. В общей сложности более восьми миллионов песет. Никому никогда не платили так много: никому не позволяли платить так много. Испанская федерация футбола установила лимит в размере 150 тыс. в год плюс 3 тыс. в месяц. Сапорта описал сделку как «дешевую», написав: «Мы добились сенсационной победы над "Барселоной" после всех махинаций с Кубалой».
Ди Стефано прибыл на мадридский вокзал Аточа ночным поездом из Барселоны месяцем ранее, в 10:30 утра 23 сентября. Это случилось на следующее утро после отставки Марти. Он прошел медосмотр, поел и был на стадионе в 15:30. «Мадрид» поспешно организовал матч против «Нанси», который начался сразу после четырех часов дня и принес мадридцам полмиллиона песет. Ди Стефано был не в форме, он должным образом не тренировался, и у него было почти пять килограммов лишнего веса — 78,9 килограмма по сравнению с его обычным игровым весом 73 или 74 килограмма. Он нервничал. Но все равно он забил. «Veni, vidi, vici [с лат. — «Пришёл, увидел, победил»]... мать моя женщина!», как он выразился в своих мемуарах. Через два дня после того, как была согласована окончательная сделка, в тот самый день, когда были улажены оставшиеся детали и аргентинец на постоянной основе прописался на «Чамартине», мадридский «Реал» обыграл «Барселону» со счетом 5:0.
Ди Стефано забил дважды.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе.
