Игра на корову
Летом 1935-го года Алексей Стаханов в донбасской шахте вырубил 102 тонны угля за одну смену. Весной 1936-го года в СССР был разыгран первый всесоюзный футбольный чемпионат. И пусть подвиг Стаханова был частью специально подготовленной пропагандистской кампании, футболисты все равно вышли на поле не в последнюю очередь потому, что за год до этого будущий герой обложки журнала Time в 14 раз превысил рабочую норму, став самым первым и самым знаменитым в Советском Союзе ударником труда.
Футбол в новом советском государстве в 20-е годы оказался в парадоксальной ситуации: с одной стороны, «декрет о земле» аллегорическим образом коснулся и земли футбольной – спортивные площадки отдавались в пользование всем желающим, число команд и болельщиков многократно возросло. Так Николай Старостин со своими друзьями на Красной Пресне арендовали воровской пустырь и, заработав деньги на уличных представлениях и продав корову одного из игроков, отстроили себе собственное поле для игры. Старые правила о денежных взносах и официальной регистрации клубов (с обязательным предоставлением характеристики на каждого игрока) были упразднены. С другой – у новой власти не было четкого понимания того, зачем в зарождающемся обществе рабочих и крестьян, обществе абсолютного равенства нужна спортивная игра, отвлекающая от работы, культивирующая насилие, и порождающая неизбежную напряженность между победителями и проигравшими.
Последняя из этих идей имела особое значение – ведь равенство, как ничто другое, означало отсутствие проигравших. Разве не для того пролетариат победил, чтобы больше никогда не проигрывать? И более того – упразднить саму необходимость делить новый мир на два лагеря? «Победители» и «проигравшие» - герои другого, капиталистического мира, живущего, с точки зрения советских пропагандистов, по ницшеанскому принципу «падающего толкни». Нет, определенно, Вера Павловна видела во сне вовсе не это.
Идеологические споры вокруг спорта в 20-е годы ведут пролеткультовцы и гигиенисты.
Гигиенисты рассуждают о новом телесном воспитании – пробежках, гимнастических упражнениях, закалке – одним словом, индивидуальном самосовершенствовании, необходимом, естественно, для нужд всего коллектива (трудовых и военных). Чуть позже это логически продолжится введением норм ГТО.
Пролеткульт увлечен более масштабными идеями – он развивает концепцию спорта как массового мероприятия, существующего не для «зрителя», а для «участника». В регулярных парадах участвуют десятки тысяч человек – марширующих, скандирующих, показывающих «живые фигуры». Любой индивидуализм здесь рассматривается как буржуазный пережиток.
И только одно роднит оба направления – неприятие идеи соревнования.
Конечно, футбол как явление не был и не мог быть запрещен – он был слишком популярен и уже стал частью общественной и культурной жизни горожан (в значительно меньшей степени – деревни). Но проходящие год за годом футбольные турниры часто носили спонтанный характер, хаотичная формула розыгрыша призов между командами различных городов, кое-где возникшими клубами, а позже и спортивными обществами (по образцу «Динамо», учрежденного Феликсом Дзержинским) казалась неорганизованной, а государство скорее выполняло в ней роль внешней силы, толстого и неповоротливого футбольного арбитра, который никак не поспевает за происходящими на поле событиями.
Перемена, произошедшая, вероятно, на протяжении нескольких лет с конца 20-х по середину 30-х годов была фундаментальна и изменила эту систему до неузнаваемости. Установление личной власти Сталина, резкое завершение НЭПа, коллективизация и индустриализация, новая волна политического террора совпали с тем временем, когда «жить стало лучшее и веселее». Частью нового веселья стал официальный советский общесоюзный футбольный турнир – который, как и теория «революции в одной отдельно взятой стране» провозглашал установление новых правил внутри границ одного государства. Теперь можно и нужно было искать «лучшего среди равных» (а уж найти Самого Лучшего в СССР 30-х годов вообще не представляло никакого труда).
«Равенство было объявлено понятием мелкобуржуазным», - пишет об этом историк Михаил Геллер. О том же самом говорит историк культуры Владимир Паперный, в теории которого тягучая и «горизонтальная» (а значит, лежащая толстым и ровным слоем) Культура 1 сменяется строго иерархичной и вертикальной Культурой 2.
Героями нового советского времени становятся ударники труда. Они добывают уголь, доят коров, собирают рекордный урожай. Ударничество помогает создать новый, особый пантеон советских героев, вдохновляющих своих граждан на новые подвиги в деле индустриализации и выполнения рабочих пятилеток.
Совершенно неслучайно об ударниках, наравне с футболистами, пишут на страницах главной спортивной газеты страны – в «Красном спорте». Их появление заставляет по-новому взглянуть и на спортсменов – чья личная доблесть может теперь пониматься как «игра на благо коллектива». Среди футболистов, как и среди ударников труда, появляются первые лауреаты государственных орденов - герои трудового фронта притянули за собой тех, кого еще недавно ругали «профессионалами», «индивидуалистами» за стремление быть лучшими в своем деле. Так Алексей Стаханов и его друзья, походя и как бы случайно, наверняка незаметно для самих себя, открыли дорогу новому советскому футболу.
