Эндрю Робертсон. «Роббо: Теперь-то уж поверь нам...» 1. Одна ночь в Мадриде
***
Когда наконец зажегся свет было шесть часов утра. Сначала я моргнул, пока мои глаза привыкали к яркому свету. Затем я моргнул еще пару раз для возврата фокусировки. Для игрока «Ливерпуля», пожизненного болельщика «Селтика» и сборной Шотландии не могло быть более крутого зрелища. Но туман в мозгу, вызванный сочетанием лагера, недосыпа и откровенного сюрреализма затруднял восприятие. Передо мной стоял сэр Кенни Далглиш, герой из всех героев. Но не только он, но и его очаровательная жена Марина, которая говорила ему, что нет, он не может продолжать вечеринку, потому что им нужно успеть на самолет, и если они не улетят прямо сейчас, то пропустят свой рейс.
Для парня из Кларкстона, выросшего на сказках о короле Кенни, которые мне снова и снова рассказывал мой боготворивший его отец, это было так хорошо — и так невероятно — как только это вообще может быть. Разве что, все это было не так. Семь часов назад я стоял на поле Ванда Метрополитано, ослепленный прожекторами, выбрасывая вверх в своих руках шестой трофей Лиги чемпионов «Ливерпуля» в ночное небо Мадрида. «Продолжай, Эндрю», - подумал я. «Как ты вообще можешь даже начать понимать все это?»
Если и я никогда не испытывал ничего подобного раньше, то держу пари, что мадридский отель Евростарс тоже не испытывал ничего подобного. Это была наша база на 48 незабываемых часов в том расписании, которое навсегда изменит всю нашу жизнь. Мы вернулись туда ранним утром, танцуя на эскалаторе, скандируя «Оле-Оле-Оле», а Алиссон Бекер внес трофей Лиги чемпионов в переполненный зал. Это была та самая вечеринка, которая затмит все остальные вечеринки. Не в смысле выпитого — хотя, честно говоря, это была одна из тех редких ночей, когда ребята могли позволить себе отпустить мысли обо всем, что мы сделали — а в смысле чистейшего ликования.
Для всех, кому посчастливилось быть там — игрокам, сотрудникам, семьям, болельщикам — чувство эйфории, которое все мы разделяли, было гораздо более пьянящим, чем то, что мы потребляли. Я не большой любитель выпить, но в тот вечер я побаловал себя, так и не дойдя до той стадии, когда ты начинаешь чувствовать себя на ногах немного неуверенно. Я просто не хотел, чтобы эта ночь заканчивалась. Я хотел, чтобы это продолжалось вечно. У руководства отеля на этот счет были другие идеи, поэтому они включили свет, отправив сэра Кенни и его семью к их самолету, а остальных оставили в поиске другого места для продолжения банкета.
Для меня это означало отправиться в свой номер с Адамом Лалланой. Мы вдвоем поднялись в том же лифте, что спустил нас вниз вчера вечером, но теперь мы были другими людьми. Наши личности не изменились, но изменился наш статус. Точно так же, как Король Кенни получил право называться «сэр» после посвящения в рыцари, мы теперь будем известны как обладатели трофея Лиги чемпионов. Это то, что тебе никогда не надоест слышать. «Победитель Лиги чемпионов — Энди Робертсон.» Вот это да! Я должен подчеркнуть, что сам я не называю себя таким образом, и я бы вполне себе ожидал пощечины от одного из моих товарищей, если бы я сам назвал себя так, но я не стыжусь сказать, что я кайфую, когда телевизионный комментатор так говорит или когда меня этими пятью замечательными словами объявляют гостем на мероприятии. Это не просто личная гордость, тем более что я знаю, что я всего лишь часть команды, и я лучше, чем кто-либо, знаю, что есть много других людей, кто помог мне на этом пути. Больше всего на свете я понимаю, что это значит для моей семьи и всех остальных, кто был частью моего путешествия. Но как футболист может не извлечь что-то из пребывания в компании Лиссабонских Львов, легендарных команд «Ливерпуля» и великих игроков «Реала», «Милана», «Баварии» и «Барселоны»? Неудивительно, что нам с Лалланой понадобилось выпить еще!
Проблема была в том, что мы в буквальном смысле не могли достать еще. Правила европейских выездов довольно просты — игроки не могут заказать алкоголь в свои номера, а наши мини-бары всегда опустошаются еще до того, как мы туда въедем. Что касается этих строго соблюдаемых правил, то наш новый статус ничего не значил. Не было никаких сделок, никаких переговоров в стиле Майкла Эдвардса, чтобы заполучить то, что мы хотели, правила есть правила, и никакое количество мольбы, просьб или переговоров не изменит этого. Я люблю Лаллану, он один из моих лучших друзей, но в тот момент он был, как и я, абсолютно бесполезен. Поэтому мы сделали то, что делают все футболисты, когда они не могут получить то, что хотят — обратились за помощью к сотрудникам. В данном случае нам повезло.
В нашей компании были Марк Лейланд и Харрисон Кингстон, члены аналитической команды клуба, которые помогли спланировать нашу победу над «Тоттенхэм Хотспур». Эти парни не только отлично справляются со своей повседневной работой, но и чрезвычайно изобретательны, поэтому мы поручили им добыть пиво, которое до этого момента ускользало от нас. Для них услуга обслуживание номеров работала, они сделали заказ, и как только он прибыл, они принесли его нам. Просто, но эффективно. Очевидно, что это было далеко не так важно, как их работа при подготовке к финалу или в предыдущие недели и месяцы, но в тот момент они ничего не могли сделать, что имело бы такое большое значение, и это дало нам еще один повод быть благодарными за усилия их команды, стоящей за нашей командой.
Мы решили тусить всю ночь по двум причинам. Очевидным было то, что все мы были полны решимости наслаждаться каждой минутой. Но было также осознание того, что если бы мы легли спать на час или два перед вылетом домой, то проснулись бы ужасно себя чувствуя. Проблема была не в том, что это была не усталость от того, что ты не спал все это время, а усталость от игры, которая должна была в какой-то момент по тебе ударить. Я просто хотел оттянуть это чувство как можно дольше. Я не уверен, что разговор, состоявшийся в то утро, можно было бы считать прошедшим на самом высоком уровне. Было много непринужденных разговоров о том, что произошло накануне вечером и что ждет нас в Ливерпуле, но в основном мы просто смеялись.
В какой-то момент я сидел на кровати с Адсом [Адамом Лалланой], и мы оба начали смотреть на наши медали в одно и то же время. Мы просто посмотрели друг на друга и расхохотались, потому что ленточки на медалях не самые лучшие, и было видно, как они врезаются в наши шеи. Я не могу сказать вам, о чем думал Адс, но для меня это был момент размышления, по сравнению с тем, где мы были год назад со своими серебряными медалями. Теперь у нас были золотые, и единственная проблема заключалась в том, что они раздражали нас как сумасшедшие. Мы пытались почесать шею и обернуть ленты за толстовки, но так и не сняли их. Где уж там!
Одна только мысль об этой серебряной медали вызвала у меня неприятные воспоминания почти годичной давности. Разница между двумя нашими финалами Лиги чемпионов не могла быть больше, поэтому я так сочувствовал игрокам «Шпор», которых мы только что обыграли. Я точно знал, что они чувствуют. Как ни странно, у нас все еще было почти ощущение дежавю по поводу наших собственных переживаний с 2018 года, даже в разгар прилива экстаза, который давал нам 2019 год. Я странно говорю, но полагаю, что в некотором смысле это совершенно естественно, просто потому, что именно боль, которая была причинена нам, когда мы проиграли «Реалу» двенадцать месяцев назад, привела нас к этому успеху. Мы держали ее при себе, используя в качестве мотивации всякий раз, когда нам это было нужно, потому что мы все как один знали, что не хотим снова так себя чувствовать.
Насколько все было плохо? Это было не то поражение, которое можно быстро пережить, это уж точно.
Наверное, самое худшее в поражении в финале Лиги чемпионов — это то, что у тебя остается целое лето, чтобы с ним томиться. Это не похоже на серьезную игру в лиге, когда у тебя есть шанс все исправить в течение всего лишь нескольких дней. Проиграй серьезную игру в конце мая или в начале июня, и ты знаешь, что потребуется по крайней мере год, чтобы все исправить. Кроме того, когда ты идешь в поисках искупления на твоем пути стоят лучшие команды Европы.
Это была одна из причин, почему я так плохо воспринял, когда «Реал» взял над нами верх. Я уважал их как европейских гигантов, и в тот вечер они были достойными победителями, но я также знал, что по разным причинам мы не получили по заслугам и мы не были заинтересованы в том, чтобы быть командой, которая будет довольствоваться лишь аплодисментами за выход в финал. Если мы так далеко продвинулись в соревновании, то только одно имело значение — победа.
Не было никакого стыда в том, чтобы потерпеть неудачу, и, конечно, ты берешь положительные стороны от всего, чего мы достигли по дороге в Киев, но тупая боль, которую может вызвать только поражение, в ту ночь была запечатлена во всех наших душах, поэтому я вспомнил это ужасное чувство, когда сидел в номере Адса, хотя само это чувство теперь уже исчезло.
Больше всего мне запомнился полет домой. Киев находится далеко от Ливерпуля, поэтому мы просидели в самолете четыре часа, и все мы думали о том, что могло бы быть. Как и в Мадриде, я не сомкнул глаз. Как обычно, я сидел рядом с Джеймсом Милнером — наверное, потому, что никто другой не стал бы! В основном, Адс и Хендо [Джордан Хендерсон] должны были сидеть вместе, потому что они были неразлучны, а затем Милли [Джеймс Милнер] и я заняли следующие два места с Оксом [Алексом Окслейдом-Чемберленом] и Трентом [Александером-Арнолдом] сразу позади. Надо отдать должное Милли, он на самом деле идеальный попутчик. Независимо от ситуации и настроения, он точно знает, как себя вести.
Некоторые парни любят вздремнуть, Лаллана был одним из них. Он надевал наушники, засыпал и просыпался в другой стране. Я, Милли и Хендо не особо-то и не спим на рейсах, поэтому Милли достает свои крошечные колонки и включает музыку. Он пытается остаться с ребятками на одной волне, включая Криса Брауна, но я не уверен, что он ему действительно нравится. Мы все немного любим Westlife, а потом, чаще всего, мы будем играть в карты с Трентом, Джимбо и Мэттом Макканом, главой пресс-службы клуба. И вот мы вшестером играем в карты, мы всегда так делаем. Милли очень хорошо умеет оценивать ситуацию и окружающую обстановку.
На этот раз, однако, не было музыки, и никто не интересовался игрой в карты. Я сидел с Милли, и мы обсуждали финал и то, что пошло не так. Хендо тоже к нам присоединился. Я живо помню, как лежал на полу самолета, разговаривая с этими двумя об игре большую часть времени, пока мы были в воздухе. Ничего из этого не заставляло нас чувствовать себя лучше, но мы знали, что должны это сделать. Я предполагаю, что в некотором смысле это было началом процесса исцеления, хотя на этом этапе не было ощущения, что происходит какое-то исцеление. Наши раны были слишком свежи для этого.
Когда мы приземлились в Ливерпуле около 6 утра, мы немного позавтракали, а затем я ждал, пока приземлиться самолет с моими мамой, папой и Рейчел, который взлетел вскоре после нашего. Очевидно, надежда была на то, что мы вернемся к героическому приему в Мерсисайде, но когда я ехал домой со своей семьей, я знал, что все, чего мы должны были ожидать — это день самоанализа с нулевым количеством сна. Оба, и «Реал» и мы достигли одной и той же стадии и играли в одной и той же игре, но с того момента, как прозвучал финальный свисток, мы мгновенно заняли совершенно полярные места. У них была слава и радость, у нас — боль и сожаление.
Я вернулся домой около семи часов, и мои дети только что встали. Все остальные отправились спать, потому что они прилетали в разное время в течение ночи. У меня не было настроения ложиться, поэтому я сделал то, что сделал бы любой другой в подобной ситуации: как только он открылся, я сразу же отправился в магазин Хоумбейс и купил барбекю, чтобы выместить свое разочарование на ничего не подозревающих сосисках и гамбургерах.
Другие покупатели, должно быть, задавались вопросом, что я делаю, потому что это, вероятно, не слишком распространенное явление, когда футболист появляется в своем местном магазине для дома и ремонта менее чем через двенадцать часов после проигрыша в главном финале года, но я знал, что должен с собой что-то сделать, иначе я просто весь день кипел бы на все, что попадалось под руку. Я также знал, что сезон 2017/18 был для меня большим годом.
Последние шесть месяцев кампании в некотором роде доказали, что я был игроком «Ливерпуля» и мог быть игроком «Ливерпуля», так что в этом отношении имело смысл немного подсобраться вместе, несмотря ни на что. Вечеринка была не слишком шумной, но в итоге получилась приличная ночь, потому что погода была хорошая, и это был шанс для меня и всей моей семьи насладиться обществом друг друга. Игроки «Реала» могли окрашивать испанскую столицу в красный цвет — и я бы все отдал, чтобы сделать то же самом в Ливерпуле за их же счет — но вокруг меня были люди, которые значат больше всего, и это вообще никогда не было плохим утешением.
Именно из-за того, что наши семьи переживают вместе с нами — то им приходится мириться с нашим плохим настроением, когда мы выдаем плохой результат, или заботиться о всяко-разном дома, когда мы отсутствуем в течение длительного времени — так важно делиться с ними особыми моментами. Не думаю, что у кого-то, кто был на Ванда Метрополитано примерно год спустя, 1 июня 2019 года, могли остаться какие-либо сомнения относительно того, что наши близкие значат для всех игроков «Ливерпуля».
В моем случае мне повезло, что моя семья была на стадионе, и мои мама и папа смогли выйти на поле после этого, в то время как моя невеста и сын тоже там были. Мне очень повезло, что я смог разделить это время с самыми близкими мне людьми, тем более что это было самое меньшее, чего они заслуживали. Моя младшая дочь вернулась в отель с бабушкой Рейчел, потому что ей тогда было всего четыре месяца, но я увидел ее позже, и это само по себе было особенным.
Я пыталась дозвониться домой, чтобы поговорить с дедушкой, но он не брал трубку. Позже я узнал, что он лежал в постели, потому что ему нездоровилось. Он посмотрел финал и сразу лег спать. Он должен был пойти на семейную вечеринку, но они не смогли пойти, поэтому я попыталась позвонить ему домой, но это тоже не сработало. Я много думал о них, пусть мы и не могли поговорить, потому что они были теми людьми, которые помогли мне стать тем, кто я есть, поэтому вполне естественно, что я чувствую, что многим им обязан.
Я также вспомнил об одной из моих тетушек, с которой я был очень близок, но которая умерла раньше своего времени. Я очень сомневаюсь, что был во всем этом один. Ты действительно начинаешь думать о каждом, кто сыграл свою роль, большую или малую, в том, чтобы привести тебя в в положение, в котором ты стоишь на поле в конце финала Лиги чемпионов, смирившись с тем, что ты обладатель титула Лиги чемпионов. Это невероятно эмоциональное время, и мне повезло, что со мной было так много особенных людей, как на стадионе, так и в моих мыслях.
Я никогда не плакал, но чуть не пролил несколько слезинок, когда мой отец вышел на поле, потому что он ревел, как ребенок, и я впервые видел его таким. Я видел его расстроенным, но больше на похоронах и в печальные времена, и то и другое совершенно нормально. У моей мамы эмоциональный характер, но мой папа больше похож на меня, поэтому, увидев его плачущим, я понял, как много это значило для него и всей моей семьи.
Когда Рейчел выбежала вместе с Рокко, увидев их я был взволнован, а не эмоционален. Мой маленький мальчик просто дрожал от возбуждения из-за того, что он был на поле, и ради этого момента я и стал отцом. Моим приоритетом, как обычно, было убедиться, что с ним все в порядке, когда он носился по той же игровой поверхности, на которой всего за несколько минут до этого голы Мо Салаха и Дивока Ориги сделали все наши мечты реальностью. Людей часто спрашивают, когда и где они были наиболее счастливы, и для меня это именно те драгоценные моменты на поле с родными после игры.
Еще один момент, который действительно поразил меня, наступил, когда мы все стояли на подиуме, ожидая, когда Джордан примет этот замечательный трофей, который должен был стать нашим по крайней мере на год. Я стоял с медалью на шее, обернулся и увидел Юргена. Первое, что я ему сказал, было: «Этот намного лучше, чем в прошлом году.» Я не мог не думать о контрасте, и я не сомневаюсь, что то же самое было и для босса и всех парней. Это был наш момент личного и коллективного искупления, и просто потому, что они были другого цвета, эти медали мгновенно стали олицетворять путешествие, в котором мы были все вместе.
С этого момента Киев стал предысторией нашего успеха; причиной того, чего мы достигли, а не игрой, которая определяла нас. Это было важно для всех нас, и я знаю, что точно так же было и для всех наших болельщиков, которые снова поддержали нас в невероятном количестве. Только ребятам на поле посчастливилось получить медаль, но и те, кто был на трибунах, были в равной степени достойны этого, потому что без них нас бы даже не было в Мадриде. Все это действительно так просто.
Вернувшись в раздевалку, те, кому не посчастливилось оказаться в Мадриде, засыпали меня сообщениями, и мой телефон трясся в возбуждении почти так же сильно, как и Рокко. Дома, в Глазго, я получал кучу писем от друзей, с которыми ходил в школу и которых знал с двухлетнего возраста. Обычно они хаяли меня или пытались высмеять фотографию трофея над моей головой, но все их сообщения были довольно эмоциональными. Если бы мама, папа или моя невеста прислали мне эмоциональное сообщение, что они и сделали, тебя это все равно пробирает, но ты вроде как наполовину ожидаешь этого. Но когда сообщение от одного из твоих приятелей, с которым ты просто привык валять дурака, тогда это, вероятно, влияет на тебя немного больше. Это показывало, как много это значит для нас и что мы значим друг для друга как друзья. Я просто никогда не скажу им этого!
Сцены в раздевалке будут жить со мной вечно. Мы все танцевали, распевая «Чемпионы», повсюду разбрызгивалось шампанское, некоторые парни красили свои волосы в красный цвет, и это была в основном просто сцена полного и абсолютного исступления. Время от времени ты видел, как кто-то из нас просто сидел, уставившись на свою медаль или фотографируя ее, просто пытаясь осознать все это. Потом принесли кубок, и все началось сызнова.
Хорошо, что многие кадры, снятые в раздевалке, вышли в широкий мир, так что люди смогли увидеть, как много это значит для нас. Без сомнения, по всему Мадриду и в Ливерпуле устраивались скаузерские вечеринки. Я просто надеюсь, что всем остальным это понравилось так же, как и нам. Судя по некоторым видео, которые тиражировались в последующие недели, я почти уверен, что все так и было. Казалось, что каждый день появляется все новое и новое видеодоказательство этого. Все ребята делились ими в WhatsApp, потому что сцены были настолько невероятными, что мы хотели увидеть их сами.
Я просто рад, что после этого никто не снимал в командном автобусе по пути в отель, потому что если бы это было так, видео с перебоями в работе ди-джея с участием вашего покорного слуги, вероятно, стало бы вирусным. Я хотел немного замиксовать музыку, чтобы каждый мог войти в ритм с песнями, которые все мы знали и могли подпевать, но у меня это не совсем получилось. «Sweet Caroline» Нила Даймонда была первой, и это было отличное начало, потому что все сразу же включились, запевая «О-О-О-О» и согласившись, что да, действительно, хорошие времена никогда не казались такими хорошими.
Проблема была в том, что хорошие времена так никогда и не закончились. Вместо того, чтобы заставить плейлист играть в случайном порядке, я поставил его на повтор, так что «Sweet Caroline» продолжала звучать снова и снова. В автобусе все громыхали, так что они, должно быть, были вполне довольны. Я подумал о том, чтобы добраться в начало автобуса, чтобы разобраться с этим, и я бы так и сделал, но там сидел босс, и я действительно не хотел подвергать себя такому давлению. Так что, скорее случайно, чем намеренно, «Sweet Caroline» была единственной песней, которую мы слышали всю дорогу до отеля, и это не изменилось, пока мы не спустились по эскалатору к стойке регистрации, и все парни не разразились «Оле-Оле-Оле», танцуя вниз по лестнице с идущим впереди Алиссоном, несущим трофей Лиги чемпионов. Здоровяк вытащил трофей из автобуса и выглядел так, будто никогда не захочет его отпустить, что было вполне справедливо, учитывая, что он не так уж много отпускал мячей за весь сезон.
Джейми Уэбстер выступал на сцене, что само по себе было блестяще, потому что он сыграл большую роль в создании той атмосферы, которая вдохновила нас выйти в финал, и все ребята прониклись его песнями. Мы все сидели на стульях и столах, когда он заиграл «Оле-Оле-Оле». К этому моменту мне удалось отобрать кубок у Алиссона, и я тряс его, пока все пели о том, что мы в шестой раз завоевываем всю Европу. Не уверен, что мои танцы были на высоте, но никто не мог усомниться в моей страсти. Любой, кто видел эти кадры, знал, что пьянка началась в раздевалке, но я бы не сказал, что кто-то был пьян. Я думаю, что все были просто счастливы жизнью, а почему бы нам и не быть счастливыми? С нами были наши друзья и семьи, и вокруг было много болельщиков, которые так или иначе пробрались сюда, так что жизнь казалась прекрасной.
Я думаю, что грандиозность того, что мы только что сделали, поразила меня быстрее, чем пару наших игроков. Я помню, как сидел с Хендо на той вечеринке, и нельзя было точно сказать, был ли он в команде победителей или играл за проигравшую команду, потому что он все еще был в процессе осмысления всего это.
Хендо обладает таким сильным чувством ответственности и он такой самоотверженный, но внезапно он присоединился к элитной группе капитанов, выигравших Лигу чемпионов. Для любого это слишком многое, с чем приходится смириться. Я был просто левым защитником, бэк-вокалистом в группе, поэтому я мог просто наслаждаться вечеринкой, зная, что я был частью чего-то действительно особенного. Не было никакого момента, когда я был в шоке, но я думаю, что некоторые из парней были в той же лодке, что и Хендо, что вполне понятно. Выставлять себя на посмешище, танцуя на диване с самым ценным европейским кубком, когда ты только что пережил величайший момент в своей карьере — это, в конце концов, не для всех. Этот диван стал моей опорой на большую часть ночи. Мне удалось посидеть там с отцом, братом, мамой и невестой. Мы пили за то, чтобы я стал чемпионом Европы.
Честно говоря, мой первоначальный план состоял в том, чтобы взять трофей с собой в постель, но один из охранников, большой Дэйв, забрал его. Он защищал его, как будто это был его ребенок, но в этом нет ничего плохого, так как это означало, что кто-то, кто знал, что делает, присматривал за одним из самых драгоценных трофеев в мировом футболе. Большой Дэйв или я? Я-то знаю, кому доверяю.
Если бы я мог держать чашку в руках, то, вероятно, пронес бы ее в свою комнату и поспал бы несколько часов, но все обернулось к лучшему, потому что я оказался в компании сэра Кенни. Это был один из тех разговоров, которые я никогда бы не захотел заканчивать — вот почему мы все еще разговаривали, когда зажегся свет. В какой-то момент он сказал мне: «Через пару недель ты поймешь, что натворил», и это по-настоящему поразило меня из-за того, кто именно мне это сказал. Если и есть человек, который знает об успехе и о том, как он влияет на тебя, то это он.
Мы шутили по поводу того, что неудивительно, что именно шотландцы все еще идут до самого конца. Оглядываясь назад на тот момент, я понимаю, что это было немного сюрреалистично. В этом клубе у него есть трибуна, названная в его честь, теперь он «Сэр», и в Шотландии он является одной из самых больших, если не самой большой, футбольной иконой. Так что сидеть вместе с ним и говорить в шесть часов утра о том, что я стану чемпионом Европы — это то, что будет еще долго жить во мне. Для моего отца это, должно быть, было еще более особенным.
В тот день, когда я подписал контракт с «Ливерпулем», мой отец говорил о Кенни Далглише. Тот период 1970-х и 80-х годов, когда сэр Кенни был в расцвете сил, для моего отца был идеальной эпохой. Мой отец и мой дед каждую неделю ходили на игры «Селтика», и Кенни был героем моего отца. На самом деле мой отец в конце концов возненавидел «Ливерпуль» за то, что они украли Кенни у «Селтика», но эта неприязнь превратилась в любовь к ним, потому что он не мог устоять, наблюдая за его игрой. Тридцать с лишним лет спустя он стоял со своим героем и сыном, пока мы вдвоем обсуждали, что значит выиграть трофей Лиги чемпионов. Я, будучи сам отцом, не уверен, что может быть что-то намного лучше этого.
В последующие часы самым трудным делом для меня было радиоинтервью. Обычно я прекрасно справляюсь с обязанностями для СМИ, потому что в современной игре они почти такая же часть работы, как тренировочные квадраты и челночный бег. Я потерял счет тому, сколько дал интервью за свою карьеру до сих пор, но в тот раз впервые я делал это без сна и после нескольких бутылок пива, так что до идеала там было далеко.
Однако я был предан этому делу, и я сомневаюсь, что Би-Би-Си были бы впечатлены, если бы клуб связался с ними, чтобы сказать, что я не могу дать интервью, потому что нахожусь не в лучшем состоянии. Поэтому я запрыгнул в душ, чтобы освежиться, собрал свои вещи и с 29-го этажа спустился в утреннюю столовую, чтобы внести и свою лепту. Босс сидел за столом рядом со мной, раздумывая над своими планами на выезд из отеля, пока я готовился сделать предварительную запись с Джонатаном Оверендом для Радио 5 Лайв.
Я знаю, что интервью определенно было, потому что я живо помню, как смотрел на Мадрид, когда это происходило, но Бог знает, что я тогда говорил! Я никогда не слышал его в записи и не думаю, что хочу это сделать. Помню, что я разговаривал по телефону минут пятнадцать-двадцать. Я не был пьян, но когда кто-то не спал всю ночь это все равно становится понятно.
Я изо всех сил старался сосредоточиться, чтобы хотя бы звучать как профессионал. Прежде чем все началось я сказал себе: «Что бы ты ни делал, не говори так, будто не спал всю ночь.» Первый вопрос? «Ты ложился?» Мой ответ: «Нет!» По крайней мере, с этим вопросом мы прояснились, пусть ко мне это понятие и не относилось. Как я уже сказал, я не помню больше ни слова из этого интервью, но Джонатан — лучший интервьюэр, поэтому, без сомнения, он поддержал разговор. Во всяком случае, я на это надеюсь!
С тех пор была только одна главная тема для разговора — парад. Сам финал на этом этапе был второстепенным, просто из-за волнения по поводу того, что может быть впереди.
Как обычно, я сидел рядом с Милли в самолете по дороге домой, и мы немного поговорили об игре, в основном о том, как мы чувствовали, что выиграли ее в наших собственных умах во время подготовки, потому что мы были в таком позитивном психологическом состоянии и наша подготовка была такой хорошей, но мы не говорили о каком-то определенном шансе «Тоттенхэма» или определенном моменте, который у них был.
Мы, может быть, поговорили об ударе Милли и моем ударе — для протокола, мой был лучше и ближе, чем его — и мы подшучивали друг над другом, но в остальном мы не сидели и не говорили: «нам повезло» в той или иной ситуации или «в этом моменты мы должны были забить». Вскоре мы приземлились, и уже начались разговоры о том, каким будет парад. Разговоры сменились с того, что случилось прошлой ночью, на мысль «мы, вероятно, увидим здесь что-то по-настоящему особенное.»
Я знаю, что люди задним числом в это не поверят, потому что теперь все знают, какое невероятное зрелище встретило нас по возвращении, но я не думаю, что мы были бы людьми, если бы часть из нас не думала: «А что, если там не так уж и много будет народу?» Я был на девяносто девять процентов уверен, что это будет массово, потому что видел кадры после того, как игроки «Ливерпуля» привезли трофей Лиги чемпионов из Стамбула в 2005 году, и я также прекрасно знаю, насколько страстны и преданны наши болельщики, но все же совершенно естественно удивляться, потому что никто из нас раньше не был в подобной ситуации. А что, если будет погода плохая? А что, если у всех похмелье? А что, если люди поступят по-современному и решат принять участие через социальные сети? А что, если...?
Перед началом парада нам пришлось вернуться в Мелвуд, чтобы поесть и надеть футболки с надписью «Чемпионы номер 6». Затем мы сели в автобус, который доставил нас в военную казарму на юге города.
К тому времени никто уже не соображал, мы все были измотаны. Мы ехали по каким-то довольно пустынным улицам, которые оставляли ощущение, что еще чуть-чуть и это может оказаться фиаско. Тот факт, что мы избегали самого маршрута парада, не приходил нам в голову, и было определенно беспокойство, что все может быть не так уж хорошо.
Чувствуя настроение, Милли сделал то, что он делал бесчисленное количество раз до этого, только обычно в раздевалке, а не на крыше автобуса с открытым верхом, и выдал для нас всех объединяющий клич. «Ладно, ребятки, давайте, мы должны выложиться по полной.» Зазвучали песни и кричалки, хотя дорога впереди выглядела мертвецки пустой. Мы собирались извлечь из этого максимум пользы, что бы нас ни ожидало.
Было три автобуса, первый автобус с нами, второй автобус для персонала и других людей, а третий автобус был для средств массовой информации, чтобы освещать это событие. Все просто набились в наш автобус. Я был впереди с Хендо, Милли, Адсом, Трентом, Стаджем [Дэниэлем Старриджем], а потом подошел Альберто [Морено]. Мы одна команда, но ты тяготеешь к определенным игрокам по национальности и тому подобному, и хотя мы и были в наших маленьких группах, мы все равно были все вместе.
Помню, перед нами стоял грузовик с конфетти. Он остановился, а мы проехали мимо. В следующий момент люди в автобусе СМИ закричали, потому что его оставили позади и, конечно же, он должен был ехать впереди. Мы стояли на этой ничем не примечательной стоянке, и там стояли три автобуса и два грузовика, которые двигались задним ходом и боролись за место. Был полный хаос, но это было именно то, что нужно, потому что все выглядело так сюрреалистично, и все, что мы могли сделать, это смеяться.
Кроме Трента, никто из нас не знал, где конкретно в Ливерпуле мы находимся. Так что мы не знали, куда едет автобус. Мы были далеко от центра города, мы были далеко от Энфилда, потому что мы никогда не видели эту часть города, и мы были далеко от Мелвуда. Наша продготовка к финалу не была связана с планированием парада.
Нам сказали, что мы направляемся по Куинс Драйв, одной из главных кольцевых дорог, разделяющих город, но опять же, кроме Трента, который вырос там, мы действительно не имели представления, какая длина у этой дороги, поэтому мы отправились в небольшое путешествие в неизвестность. Некоторое время мы ехали, прежде чем достигли начала маршрута, и в конце концов я сказал одному из сотрудников: «На что это будет похоже? Все измотаны.» Я был, наверное, одним из самых оптимистичных, но потом Милли начал стучать по корпусу автобуса, и все начало обретать для всех нас смысл.
Когда мы отправились я сделал снимок на свой телефон, и отправил его Тони Барретту из клуба. «Ты обещал нам что-то серьезное» - сказал я, потому что прошлой ночью именно это он и пообещал, и он ответил: «Подожди, пока не доберешься туда, где я сейчас нахожусь.» Помню, я повернулся к ребятам и сказал: «Не волнуйся, Тони Барретт где-то на этом параде, и он говорит, что там, где он, еще больше народу, просто надо дождаться, пока мы доедем до этого места.»
Только когда автобус повез нас по Аллертон Мэйз, стало ясно, что это будет чем-то масштабным. Толпа на тротуаре была от десяти до пятнадцати человек, люди в садах, на деревьях, на фонарных столбах, посреди самой кольцевой развязки, высовывались из окон. Трудность заключалась в том, что мы не знали, как долго пробудем в автобусе, поэтому в тот момент мы все думали: «Хорошо, мы сделаем здесь кружок, направимся в казармы, а затем вернемся.» Это было бы удивительно само по себе из-за количества болельщиков, которые вышли посмотреть на нас даже на этом коротком отрезке, но мы продолжили ехать, все в автобусе разошлись, пиво лилось в разные стороны, и вечеринка снова началась.
Может быть, потому, что у меня самый громкий голос, но каким-то образом я стал зачинщиком всех песен. В этом автобусе мы, должно быть, пели «Оле-Оле-Оле» около пятисот пятидесяти раз, но если бы я хотел изменить его на «Sí Señor» (прим.пер.: песня о Роберто Фирмино) или «Вирджил ван Дейк», то я бы сделал это, и все присоединились бы.
Когда я не пел, я просто сидел и думал: «Это серьезно.» Мы все это знали. Я думаю, что мы сели в автобус, думая, что собираемся воспользоваться этим на всю катушку, поэтому мы никогда по-настоящему не болтали друг с другом, и даже если бы мы хотели, то, вероятно, не смогли бы услышать друг друга. Это был скорее такой случай размышления, как: «Ух ты, ты только посмотри на это.»
Был момент, когда Джини [Джорджиньо Вейналдум] снимал болельщиков на видео, но выронил свой телефон, и один из фанатов бросил его ему обратно. Если честно, то вероятно, это было сделано для хорошего видео. Каким-то образом у меня оказался огромный флаг на шесте, который я вывесил из автобуса. Я пытался им помахать, но ветер был такой сильный. В нас швыряли шарфы и мячи с ручками, чтобы мы могли их подписать, но в итоге нам пришлось отбросить большинство из них, потому что у нас не было времени что-то подписывать. Обычно парни великолепны, когда дело доходит до автографов и тому подобных вещей, но мы все хотели обмыть этот опыт, потому что он был таким невероятным.
В автобусе был один туалет — это было весело! Я слышал историю о том, как одному из игроков «Эвертона» однажды пришлось выйти из автобуса с открытым верхом, чтобы ответить на зов природы в одном из домов, мимо которых они проезжали, но, к счастью, с нами дело никогда не доходило до этой стадии, хотя, вероятно, несколько раз от этого было не так далеко.
Когда мы ехали по Лидс Стрит к Пирс Хед, я увидел всех своих приятелей возле большого гаража БМВ. Все они только что прилетели из Мадрида, семеро парней из Глазго, с которыми я ходил в школу и играл в футбол, и они стояли у светофора, где мне было легко их различить. Они три часа ехали из Мадрида, чтобы успеть на самолет, а потом, приземлившись в Манчестере, прилетели в Ливерпуль, так что боялись, что не успеют вовремя. Тот факт, что на улицах было так много людей оказал им услугу, потому что это замедлило парад.
Они смотрели на меня и смеялись, когда мы проезжали мимо. В этот момент моя рука покраснела от шлепания о корпус автобуса, и я был совершенно разбит из-за того, сколько энергии мы вкладывали в парад, но я также чувствовал, что он подходит к концу, так как на Лидс Cтрит было меньше людей, чем в других частях города. Было очень эмоционально видеть, как мои товарищи нам машут. Мы еще не видели наших семей, так как они ждали нас в баре на крыше.
Мы опаздывали на два часа, так как к тому времени мы, должно быть, просидели в автобусе четыре или пять часов. Но когда мы миновали светофор и свернули на Стрэнд, мы услышали этот рев. Это было так громко, что никто из нас никогда не слышал ничего подобного. Мы уже видели, вероятно, 500 тыс. человек в первые четыре или пять часов, поэтому заехать за угол и увидеть еще 300 тыс. на этой улице было совершенно невероятно. Там горели сигнальные ракеты, все размахивали флагами, все, может быть, приняли по глоточку, и шум стоял оглушительный. Этот момент тронул всех, и я думаю, что ребята, вероятно, прослезились, потому что это было так эмоционально.
Я представляю себе, как много людей, которые пришли на парад, и устроили вечеринку в ту ночь, и для нас все было то же самое, так как клуб устроил небольшой праздник для нас там, на Энфилде. Сначала мы должны были отправиться в Мелвуд. Все было в порядке, за исключением того, что я больше не мог говорить. Я попытался заговорить, но не смог. Все, что выходило, было глазговианским кваканьем. Вот что бывает, когда ты тот идиот, который заводит все песни в автобусе. Отсутствие сна с тех пор, как мой предпоследний сон закончился в четыре часа предыдущего дня, тоже не помогало. Это сочетание усталости и выпивки в одном лице буквально лишило меня дара речи.
Все ребята собирались встретиться со своими семьями на вечеринке, но ни одного члена моей семьи не было видно, как и никого из моих друзей, так что мне было интересно, что же случилось. Мы создали группу WhatsApp для всех в Мадриде, и я отправил им сообщение: «Что происходит, где все?» Пришли ответы, и оказалось, что моя семья отправилась домой, чтобы освежиться и подготовиться к вечеринке. И я такой: «Вам лучше бы поторопиться, потому что я тут уже измучился!» И я ведь не преувеличивал. В баке у меня ничего не осталось.
Как и в Мадриде, я забрался на диван, как только пришел на вечеринку, только на этот раз у меня не было ни малейшего шанса подпрыгнуть, как ребенок, который ел Скиттлс. Я сел и не мог быть единственным, кто был разбит, потому что некоторые парни начали уходить еще до того, как приехала моя семья. Честно говоря, меня это немного раздражало, потому что все остальные были со своими любимыми, которые пришли разодетыми, пока я сидел в своем собственном вонючем запахе тела и пива после того, как шесть часов в автобусе размахивал шарфом над головой.
Когда они наконец появились, я уже наполовину сполз с дивана и легко мог бы заснуть, если бы мне позволили. Я сразу же оживился, потому что впервые увидел своих приятелей после финала. Кроме того, я впервые после этого события увидел своих дядю и тетю. Все это было очень эмоционально.
Но я был измотан. Там играла группа, и мне было жаль их, потому что они, должно быть, ожидали увидеть зал, полный энергии, а получили совсем другое. Босс всегда жизнь и душа любой командной вечеринки, но даже он подошел ко мне и сказал: «Роббо, я не могу. Я все. Мне нужно домой.» Он ушел, и вскоре дошло до того, что я был последним человеком, стоящим на ногах вторую ночь подряд — хотя бы потому, что я не видел свою семью и хотел провести с ними некоторое время. Но потом и я достиг предела своих возможностей. Я повернулся к Рейч и сказал ей: «Вы все можете остаться, если хотите, но мне нужно домой.» Она поехала домой со мной и моими мамой, папой и братом, и я сразу же лег спать. Они привезли в дом воздушные шары и украсили его, но к этому моменту я даже не мог стоять из-за усталости.
На следующее утро похмелья не было. Мое тело в значительной степени отключилось, поэтому я спал как младенец, и единственная боль, которую я испытывал, когда просыпался, была вызвана металлом, а не алкоголем. Я, очевидно, успел снять брюки, ботинки и носки, прежде чем опустил голову, но заснул в майке чемпионов Европы и с медалью на шее. Лента терлась о мою шею, пока я был в отключке, и как только проснулся я почувствовал боль. По крайней мере, ко мне вернулся мой голос, так что для меня это было большим облегчением, если уж больше ни для кого.
Рокко снял с меня медаль и надел ее вместе с моими бутсами, чтобы ходить по дому так, словно это он только что выиграл Лигу чемпионов. Эти моменты дома с Рейчел, Рокко и Арией были настолько хороши, насколько это возможно. Я знаю, что обычно это я ношу бутсы, но без их любви и поддержки я не думаю, что все шло бы так хорошо, как все шло с тех пор, как я присоединился к «Ливерпулю».
Тот понедельник был моим самым эмоциональным днем. Я не плакал, но просто чувствовал себя растроганным. Казалось, что мы месяцами катались на сумасшедших американских горках, и вдруг все остановилось. Теперь было время подумать и поразмыслить. Я думал о том, чтобы быть побежденным «Барселоной» со счетом 3:0, а затем повернуть все вспять на Энфилде в ночь, которая будет жить со мной вечно. Я вспомнил, что не спал всю ночь после того второго матча, потому что у меня была травма, и я боялся, что пропущу финал, поэтому о сне не могло быть и речи.
Именно в эти бессонные часы я написал Тренту, потому что, очевидно, это была его легендарная игра, и я сказал ему: «Ты лучший правый защитник в мире.» Между этими двумя матчами с «Барселоной» мы отправились на выезд против «Ньюкасла» и забили гол в самой концовке матча, сохраняя наши мечты о титуле. Бобби [Роберто Фирмино] пропустил ту игру из-за травмы, а потом получил травму и Мо [Мохамед Салах]. Затем, после «Барселоны», мы выиграли наш последний матч в чемпионате, но упустили титул и пошли дальше, чтобы выиграть Лигу Чемпионов. Такой забег, с таким количеством поворотов и завихрений, взлетов и падений, размотают твои эмоции, и я провел день, как бы выпуская все это наружу.
Большая часть этого процесса состояла в том, чтобы связаться с другими ребятами, главным образом, чтобы проверить как у них дела и узнать, как они себя чувствуют, но также и припомнить то, чего мы вместе достигли и что мы все еще надеялись достичь в будущем. Ли Нобс присоединился к нам в качестве главного физиотерапевта в ноябре прошлого года, но за этот короткий промежуток времени он отлично поработал, так легко войдя в работу, поэтому я и хотел дать ему понять, как сильно мы все его ценим. Я просто как очумелый отправлял всем сообщения. Я послал Милли сообщение о том, как это должно быть особенным для него, потому что он уже выиграл несколько больших трофеев, но Лига чемпионов, вероятно, самый серьезный из всех, так что это было идеально для него.
Самое важное мое послание было адресовано Хендо. Это было длинное сообщение, что никогда не является хорошим знаком, но, оглядываясь назад, это, вероятно, одно из лучших сообщений, которые я когда-либо отправлял. Я думаю, это было отчасти потому, что я был с ним в течение нескольких часов после того, как мы выиграли Лигу чемпионов, и мне казалось, что он не смог принять все это, но также потому, что я хотел, чтобы он знал, какой он великолепный капитан.
Одна из замечательных черт Хендо в том, что он относится к тому типу людей, которые ставят других на первое место, он ни разу не эгоистичен и не руководствуется собственным эго, он хочет лучшего для команды, вот и все. Иногда это означало, что за пределами Мелвуда его не ценили так высоко, как следовало бы, просто потому, что он не занимается саморекламой и вокруг него нет людей, которые обеспечат ему постоянное внимание. Я не думаю, что это само по себе является проблемой, потому что он пользуется абсолютным уважением своих товарищей по команде и всех остальных, кто вблизи способен видеть то, что он делает, но я всегда думал, что некоторые его оценки были несправедливыми, а в некоторых случаях и откровенно неуважительными.
Очевидно, он унаследовал капитанство от Стивена Джеррарда, что было самым трудным актом из всех, которым можно было бы следовать, учитывая то, чего он добился ради «Ливерпуля», и иногда сравнения с Джеррардом были несправедливы, учитывая, что они разные игроки и разные люди.
Так что я сидел с телефоном в руке и думал: «Знаешь что, отправь ему сообщение и скажи, что ты о нем думаешь.» Формулировка была довольно простой и по существу…
Ты знаешь, что я не очень серьезный парень, Хендо, но я надеюсь, ты понимаешь, что теперь ты легенда «Ливерпуля»! За всю историю этого клуба только пять капитанов подняли этот трофей, и ты один из них! Не может быть лучшего для этого человека, ты лидер как на поле, так и за его пределами и ведешь этих парней вперед, не отдавая себе должного за это! Я знаю, что с тех пор, как ты стал капитаном, тебе пришлось многое пережить, и я надеюсь, что теперь тебя ценят так же высоко, как и тех парней, которые имеют удовольствие играть рядом с тобой! Было очень эмоционально наблюдать, как ты поднимаешь этот трофей, так что не представляю, каково это было для твоих друзей и семьи! Ты просто красавчик, кэп
Хендо — есть Хендо и он ответил мне скромно и с несколькими добрыми словами в мой адрес, но я еще не закончил. «Спасибо, кэп», - набрал я. «А теперь пойдем-ка и выиграем трофей Премьер-лиги в следующем сезоне.»
