Интервью с Познером о неимоверной любви к спорту: пример Мохаммеда Али помог устоять перед КГБ, в школе зауважал бейсбол, в 86 лет без тенниса ноет тело
Вадим Кораблев наслаждался погружением.
Когда я впервые позвонил Познеру – это было еще в феврале – и сказал, что хочу поговорить с ним о спорте, он ответил, что есть люди, которые любят спорт сильнее и знают намного больше историй. Мы договорились не сразу, но все-таки спустя месяц созвонились по скайпу, и стало очевидно: возможно, и есть люди, у которых больше историй, но найти тех, кто в 86 лет пять раз в неделю занимается теннисом и фитнесом, создавал в СССР бейсбольную команду, а потом возил ее в Штаты и Австралию, кому бы дарил мяч король бейсбола Джо ди Маджо и жал руку Мохаммед Али, все-таки тяжеловато.
Отец создал баскетбольную команду из эмигрантов, которая выиграла чемпионат Франции. Познеру дарили мячи легендарные игроки
– Сколько вам было лет, когда вы поняли: да, спорт меня цепляет?
– Понял, что очень люблю спорт, лет в семь. В американской школе мы играли в софтбол и в европейский футбол. Я очень увлекся, правда, не задумывался, цепляет или нет. Но когда заглядываю в прошлое, понимаю, что примерно тогда любовь и случилась.
Потом я стал просить родителей, чтобы меня учили теннису, дальше очень активно играл в бейсбол, а в старшей школе, которая соответствует нашим 8-9-10 классам, серьезно занимался бегом.
– Родителям это было важно?
– Мама не следила, а папа в свое время был, можно сказать, полупрофессиональным спортсменом. Когда жил во Франции, он был одним из тех, кто создал баскетбольную команду, которая называлась «Русская баскетбольная команда». Она состояла из эмигрантов и прошла путь от четвертого дивизиона до чемпионства в главной лиге Франции. Это, конечно, 30-е годы, когда профессионального спорта не было, но тем не менее. Отец очень увлекался спортом. И всегда в этом поддерживал.
Меня сильно привлекали его медали – у него была целая коробка. И пара кубков.
– В Нью-Йорке вас в 10 лет отдали в теннис. Как я понимаю, в то время это был спорт для богатых.
– Это так, но меня учили теннису там, где это было не для богатых. Огромная бетонная площадь, нарисовано несколько кортов. Были и сетки, естественно. Учитель выходил с корзиной высотой примерно 1,30 м: сверху широкая, шла вниз на конус, нижняя часть была в виде небольшого круга. Корзина была набита старыми теннисными мячами. Урок длился до тех пор, пока все мячи не были использованы. Смысл такой: раз ты хочешь дольше играть, делай все возможное, чтобы вернуть мяч через сетку.
Когда начинаешь, ничего не получается, и урок заканчивается очень быстро. Но по мере того, как ты понимаешь технологию, занятие длится дольше. У нас не было специального тренера, который учил держать ракетку и объяснял детали. Это был суровый способ тренировки, но я его вспоминаю с удовольствием.
Владимир Познер
– А в бейсбол играли в школе?
– Ну да, это было не очень большое открытое помещение – такой прямоугольник метров 50 в длину и 30 в ширину. Слишком мало для бейсбола, но нормально для софтбола. Отличий, в принципе, не так много: в софтболе только мяч побольше и помягче, а игроки без ловушки. Алюминиевых бит тогда не было – только деревянные. Я полюбил эту игру совершенно страстно. И сейчас очень люблю. К сожалению, почти не могу играть в Москве – как-то негде. Но после поездки в Японию для съемок нового фильма у меня появился один знакомый, который скоро приедет работать сюда. Он отъявленный софтболист, сказал, что японцы часто играют, и могут меня позвать.
– В Японии ведь культ бейсбола.
– Там это, наверное, самый популярный спорт наряду с гольфом. Они очень хорошо играют, немалое количество японских бейсболистов потом переходят в американскую MLB. На меня сильное впечатление произвело, что у них дети выглядят как профи – все в формах, очень все серьезно.
– У вас в школе с друзьями была игра – бейсбол на косточках. Объясните принцип.
– Ее придумал мальчик по имени Бобби Холландер. Его папа был хорошо знаком с владельцем «Янкиз» – самой богатой команды.
Каждый бросок косточек и комбинация, которая выпадала, обозначала бейсбольное действие, они у нас были прописаны. Мы создавали свои команды из литературных и исторических героев, создавали свои лиги. Вели тетради, это было целое дело.
– В России бейсбол не понимают. Можете объяснить, в чем кайф?
– Вы знаете, у нас играют в бейсбол, даже есть команды, которые участвуют в европейских чемпионатах. Бейсбол – очень специфический спорт, нужно разбираться, так просто этого не объяснить.
Мне кажется, спортом начинают увлекаться, если его пропагандируют. А у нас бейсбол не пропагандируют совсем. У нас нет стадионов, в Москве один более-менее приличный. Когда-то японцы построили неплохой в МГУ, но он пришел в полную негодность. То есть у нас не было попытки развить бейсбол.
А почему у нас вообще развивают какой-либо спорт? В cоветское время – чтобы выиграть очередные медали на Олимпиадах, чемпионатах мира и доказать, что советский строй и социализм – самые лучшие. Это была сугубо политическая задача. Сегодня, к счастью, этого уже нет. Хотя все равно победа российского спортсмена должна символизировать преимущество чего-то. Не знаю чего.
– А вы за какую команду болели?
– Железно за «Янкиз». Хотя по политическим воззрениям я должен был болеть за «Бруклин Доджерс», потому что она считалась не то что командой неимущих, но командой народа. Они первыми взяли в состав чернокожего американца Джеки Робинсона. Это было нечто очень прогрессивное и уникальное, так как весь спорт был белым. Но потом «Доджерс» перебрались в Лос-Анджелес, и началась уже совсем другая история.
И я бы болел за «Доджерс», но в «Янкиз» играл легендарный Джо ди Маджо – я был влюблен, он был для меня кумиром.
– Вы же с ним встречались.
– Да, но гораздо позже. Когда в 1991 году я поехал в турне по Штатам в связи с выходом книги, я оказался в Сан-Франциско – в городе, где родился и жил ди Маджо. Во второй половине дня мне позвонили и сказали: «Мистер Познер, мы вас очень просим прийти на ужин». Я ответил, что никак не могу, дико занят, да и вообще нет ни одной свободной минуты. Тут мне говорят: «Знаете, будет Джо ди Маджо». А я был настроен так: даже если там окажется президент, это не имеет никакого значения. Но Джо ди Маджо!
В общем, я пришел к восьми часам. Там были очень высокомерные люди, снобы, а никакого ди Маджо не было и в помине. Я подумал, что меня обманули, и стал лихорадочно придумывать повод поскорее уйти. Вдруг дверь открылась, и вошел Джо ди Маджо: невероятно красивый, грациозный, серебристые волосы. Как Федерер в теннисе. Он подошел ко мне, протянул руку и сказал: «Здравствуйте, я Джо ди Маджо». Я что-то проблеял в ответ, не было слов. Он полез в карман: «У меня для вас кое-что есть». Вытащил бейсбольный мяч и дал его мне.
На этом мяче написано: «Для Владимира, я очень хотел с вами познакомиться. С самыми добрыми пожеланиями. Всегда ваш, Джо ди Маджо». Он смотрел мои передачи. Невозможно передать, что это значит для американца.
Потом еще один мяч мне подарил тоже очень известный игрок того времени Фил Риззуто. Написал: «Владимиру, настоящему «Янки» в сердце своем. С приветом, Фил Риззуто». Ну, Риззуто – это, конечно, очень хорошо, он в зале славы бейсбола, но, конечно, это не ди Маджо. Я даже не знаю, с кем его можно сравнить. Это был символ джентльменства и порядочности. Он был вторым мужем Мэрилин Монро. И единственным человеком, который каждую неделю привозил цветы на ее могилу.
– Потом вы были в Сан-Франциско с командой «Московские чайники», которую создали в конце 80-х. Не выдержали без бейсбола?
– Да, хотелось. А «Чайники» – так мы играли как чайники, не очень здорово. Когда начали, всем было за сорок, всех надо было тренировать, учить. Но дошло до того, что я вывез команду в Америку, мы проиграли чемпионам Сан-Франциско – они тоже, конечно, были в возрасте – 5:7, что было очень неплохо. А потом мы поехали в Австралию на первенство мира среди любителей, заняли третье место.
Купить книгу Владимира Познера со скидкой
– А почему вас меньше цеплял баскетбол? Тем более, отец основал команду во Франции.
– Может быть, потому что я не очень хорошо играл. В бейсбол я играл шикарно, теннис мне очень удавался, а баскетбол как-то не так. Я вообще больше люблю не командные виды спорта. В теннисе очень не люблю парный разряд, всегда играю одиночку. Тут такой момент: если я проиграл, значит, я виноват. Если выиграл, значит, что-то получилось.
Бейсбол, конечно, командный вид спорта, но в гораздо меньшей степени, чем другие. Когда ты выходишь бить, то ты стоишь один. Если ты в поле, то поймал мяч сам. Конечно, есть моменты, когда тебе подсказывают, что ты должен пожертвовать собой или надо сделать бант (удар без замаха, при нем биту держат параллельно земле и гасят ей скорость полета мяча, опуская его на землю – Sports.ru), но это большая разница.
Может, это связано с характером. Я, например, никогда не играл в футбол, кроме школы.
В школе Познер постоянно дрался, его даже перевели к старшим, потому что они были крупнее. Его герой – Мохаммед Али, однажды они встречались
– Какое-то время вы занимались боксом. Где это было?
– В Америке, мне было 11-12 лет. Как-то летом меня определили в католический лагерь, хотя мои родители совсем не были католиками (отец Владимир работал звукорежиссером в кинокомпании Metro-Goldwyn-Mayer, а мама – француженка Жеральдин Люттен – монтажером в Paramount Pictures – Sports.ru). Но лагерь находился в удобном месте, там был какой-то знакомый. Надо сказать, что католики очень жестко воспитывают детей, бокс там был очень развит. Не дай бог тебе заплакать – это вообще невозможно. У меня довольно хорошо получалось, и тренер сказал, что надо продолжить.
Я занимался три года, но потом мама восстала: сказала, что она категорически против. Ну раз так, что я мог поделать?
– А были эпизоды, когда вам пригодились боксерские навыки?
– Даже неоднократно. Мне так кажется: если человек занимался боксом, достиг каких-то успехов, то он отдает себе отчет, что у него большое преимущество в физическом столкновении один на один. Боксер обладает оружием, холодным оружием. Удар ведь это не просто взять и размахнуться кулаком: ты знаешь как правильно бить, вкладываешься от пятки до кулака, просчитываешь скорость удара, умеешь сам от него уходить, уходить и одновременно бить.
В СССР я знал много боксеров и однажды, можно сказать, участвовал в драке в одном из ресторанов Москвы – мы были там с чемпионом страны. Фамилию называть не буду, но он укладывал людей одним ударом. При том, что их было больше, но вскоре стало меньше.
Человек, который владеет такими приемами, должен отдавать себе отчет, что может применять их только в самом крайнем случае. Можно ведь и изуродовать человека.
Владимир Познер
– А вы драться вообще любили?
– Я очень много дрался, даже не знаю почему. Видимо, у меня были какие-то проблемы, неудовлетворенность. Но я это не могу объяснить.
Я дрался настолько часто, что в школе City & Country в Нью-Йорке, очень уважаемой школе, меня директор перевела через класс. Я учился сначала с семилетками, потом с восьмилетками, а вот с девятилетками своими уже нет. Чтобы я успокоился, меня сразу перекинули к десятилеткам: они были больше и сильнее. Я ужасно огорчался, плакал, просил этого не делать – не потому, что боялся старших, а потому, что привык к своим. Тогда учительница погладила меня по головке и сказала: ничего-ничего, все будет в порядке.
Даже не знаю, почему я так дрался. Мне до сих пор непонятно. Я ведь вообще не драчун, не люблю никого провоцировать. Нет, если надо, я могу. Но ничего хорошего в этом нет.
– Когда умер Мохаммед Али, вы так начали свою прощалку: «Ушел один из моих героев». Герой – это очень сильное слово. Можете расшифровать, почему так его назвали?
– Али – величайший тяжеловес в истории бокса, другого такого не было. Но для меня он больше чем боксер.
Его смелость – отказ идти воевать во Вьетнам при том, что его лишали титула. Его публичные слова о том, что ни один вьетконговец не называл его ниггером. Его готовность все потерять. Готовность придерживаться своих принципов. Это поражает до сих пор. А ведь потерял он очень многое – в лучшие годы его лишили возможности защитить титул. Да, через 5 лет он это сделал, но все-таки это был уже другой Али. Но он никогда не выражал сожаления по этому поводу.
Это был очень гордый, самостоятельный, невероятно остроумный и обаятельнейший человек. Он действительно был одним из моих героев: и спортивных, и человеческих.
– Вы общались с ним после передачи коллеги Фила Донахью.
– Один раз. Он уже сильно болел, у него был очень тяжелый Паркинсон. Еле-еле говорил, потому что Паркинсон влияет на голосовые связки.
Меня с ним познакомили, и я ему сказал, что он – один из моих кумиров. Человек, поступок которого меня лично вдохновил. Я бывал в тяжелых ситуациях, и когда надо было принять тяжелое решение, его поступок помог мне не прогнуться. Я ему об этом сказал – и ему было очень приятно.
– Он помог вам в каком-то конкретном случае?
– Я ведь был невыездным в течение почти 30 лет, меня не выпускали из Советского Союза, потому что я отказался сотрудничать с КГБ, отказался стучать на коллег по университету и после. Они довольно долго меня уговаривали, предлагали, говорили: если согласишься, получишь то и то. А когда я окончательно с ними разругался, и их представитель сказал мне, что, мол, ты нас попомнишь, я думал о Мохаммеде Али. Нет, не сравнивал себя с ним. Я все-таки рос во Франции и Америке, моя профессия связана с этими странами, и пока эти 30 лет я не мог выехать, то соблазн сделать так, чтобы выпустили, был велик. Но я никогда, даже ни на йоту не пошел по этому пути.
И отчасти в этом сыграл роль Мохаммед Али.
Познер говорит, что сейчас для наших спортсменов главное – деньги. Он за то, чтобы на Олимпиадах не было флагов стран, а спортсмены представляли себя
– Когда в 1952 году вы переехали в СССР, все оказалось не так, как вы себе представляли. А у вас были иллюзии по поводу советского спорта?
– Я очень хорошо помню первое участие СССР в Олимпиаде – это 1952 год. Я еще не был в Москве, жил в Германии, но страшно болел за СССР и радовался победам. И в дальнейшем, когда приехал, всегда очень болел за наших спортсменов. Конечно, я понимал, что наши любители – никакие не любители, а профессионалы. И они были величайшими спортсменами – хоккеисты, футболисты.
Советские легкоатлеты на Олимпиаде-1952
Меня это очень радовало. Но была и ложка дегтя – постепенно я понял, что в нашем спорте распространены запрещенные вещества, допинг. Я это понял довольно давно. И хотя говорили, что государство не имеет к нему никакого отношения, я в это не верил и не верю. Потому что в СССР государство имело отношение ко всему. Вообще ко всему, поскольку победа в спорте имела политическое значение. Когда на Олимпиаде наша сборная по футболу проиграла югославам, команду, по указанию Сталина, разогнали (сборная в основном состояла из игроков ЦДСА, после турнира команду расформировали на два года – Sports.ru). Это было очень неприятно.
– А советский спортсмен чем-то отличался от западного?
– Трудно сравнивать. Сегодня наши спортсмены, конечно, стали гораздо свободнее. Они лучше говорят, они не боятся. Все-таки советские спортсмены понимали, где они живут и что с ними могут делать все что угодно. Что они должны быть очень послушными. Сегодня не такая ситуация. Многие играют за рубежом, особенно в НХЛ.
Могу сказать, чем отличается советский спортсмен от российского. Сегодня для наших спортсменов главный стимул – это деньги. Для советского спортсмена блага, конечно, имели значения: автомобиль, квартира, повышение, если ты играл, например, за ЦДКА. Но все-таки материальный момент был менее важным, чем сегодня. Так мне кажется.
Я понимаю, профессиональный спортсмен должен зарабатывать. Желание заработать – абсолютно нормальное, но с другой стороны, когда выдающийся футболист получает миллионы, его покупают и продают за огромные деньги, это мне кажется неправильным. Потому что есть, например, хирург. Выдающийся хирург, который спасает жизни каждый день. И когда он не получает даже 10% зарплаты футболиста, это несправедливо. Мне ответят: да, но футболист же приносит огромные деньги, на него ходят тысячи людей. Это правда. Но тем не менее в этом что-то есть неправильное. Да, футболист меня развлекает, но если у меня будет инфаркт, то футболист мне не поможет. А хирург спасет.
Все-таки гигантские деньги развращают, приводят к тому, что родители отдают детей в секции, только чтобы заработать в будущем.
– В 60-е вы болели за футбольное «Торпедо». Почему?
– Я работал в Агентстве печати «Новости». Не имел к этому отношения, но почему-то агентство взяло шефство над командой, была группа людей, которая могла ездить и что-то рассказывать. Поскольку я был белой вороной с моим опытом жизни, меня попросили читать лекции. Я ездил в Мячково, где познакомился со всеми: Валентином Ивановым, Эдуардом Стрельцовым, Анзором Кавазашвлили, Валерием Ворониным.
Это как раз годы, когда «Торпедо» было очень сильно, даже стало чемпионом СССР. Я не дружил с футболистами, хотя у меня были товарищи, с которыми они вместе выпивали. Но я знал игроков, да.
«Торпедо»-1965
– Что это были за лекции?
– Я им рассказывал о международном положении, что происходит в Америке и так далее. Кто-то интересовался, кто-то не очень, кто-то тихо спал.
– Пару лет назад я писал текст про Валерия Воронина. Оказывается, вы ему возили джазовые пластинки.
– Это правда. Я очень увлекаюсь джазом, начал еще ребенком в Америке. У меня огромная коллекция.
Воронин любил джаз. Он мало чего знал, но то, что слышал, ему нравилось. Когда я узнал об этом, стал ему привозить пластинки.
– Каких исполнителей?
– Сейчас не могу вспомнить. Наверняка там были Элла Фицджеральд, Луи Армстронг, Дюк Эллингтон.
– В СССР у вас появились герои, сравнимые с Али и ди Маджо?
– Пожалуй, нет. Мне нравились некоторые спортсмены, но чтобы они еще занимали гражданскую позицию, – такого не было.
Фетисов, желая уехать в НХЛ, держал твердую позицию, не уступал – здорово, но это было для него же. То есть Фетисов защищал Фетисова. Это не то же самое, что, например, выступать против войны в Афганистане.
– Писатель Евгений Водолазкин мне сказал, что он не любил СССР и находил спасение в футболе: «Там все было настоящее, никто не симулировал выборы, собрания». А вам спорт помогал осваиваться?
– Я понимаю, о чем говорит Водолазкин. Но, вы знаете, он намного меня моложе, рос совсем в другом Союзе. Я в начале очень верил, очень любил и только позже разочаровался.
Но да, футбол – это футбол. И это был реальный футбол. Там наверняка были свои шахер-махеры, но тем не менее: все были равные, ты пришел на стадион и чувствовал себя иначе. Кто-то выиграл, кто-то проиграл.
Хотя помню, в «Советском спорте», который я читал просто религиозно, была новость, что «Спартак» обыграл «Крылья Советов» со счетом 2:2.
– Что вы запомнили про Олимпиаду-80?
– Я работал на ней, только на иностранном языке. Комментировал для главной редакции вещания на США и Англию, потому что на иновещании не было никого, кто понимал спорт. Меня сразу взяли.
В основном я комментировал легкую атлетику, остались три ярких впечатления.
Первое. Я разговаривал с американским комментатором, который объяснил мне, что настоящий комментатор легкой атлетики должен суметь за 10 секунд назвать тройку, вырвавшуюся вперед, тройку лидеров на половине дистанции и тройку на финише. И это, конечно, очень трудно – надо быть большим профессионалом.
Второе. Когда был финал бега на 10 тысяч метров, среди финалистов оказался эфиоп Миртус Ифтер, невысокого росточка, он даже не знал, сколько ему лет. Он был явно немолодым (тогда ему было 36 лет – Sports.ru). И примерно за полтора круга до финиша появилось ощущение, что у него ноги превратились в колеса, он унесся со страшной силой и выиграл забег. У меня это до сих пор в памяти, ярчайшее впечатление.
Миртус Ифтер (№191) на Олимпиаде-1980
Третье. Очень трогательное закрытие. Вышибало слезы.
– Как вы отнеслись к бойкоту Олимпиады? С понимаем или негодованием?
– С негодованием. Со всех сторон причем. Недаром же де Кубертен говорил, что Олимпийские игры вне политики, вне войны. Но то, что происходило в Афганистане, это ужас.
– Вы уже говорили, что спорт в СССР был очень важен для политиков. Сейчас ведь так же?
– Да, я согласен. Это источник патриотизма, веры в себя: вот какие мы молодцы. Не только у нас, но у нас точно это имеется.
Я вообще сторонник идеи де Кубертена, который говорил, что Олимпийские игры – это торжество отдельно взятого спортсмена. Будь моя воля, не было бы никаких флагов, я бы праздновал победу отдельного спортсмена. Но тут уже ничего не изменишь. Это так и воспринимается в мире: слава Америке, России, Китаю и так далее.
– Россия – спортивная страна?
– На мой взгляд, да. Русские очень способные в спорте, есть целая плеяда блестящих советских спортсменов – причем в разных видах. Борьба, бокс, фехтование, тяжелая атлетика, волейбол, легкая атлетика, спортивная гимнастика, стрельба. У нас действительно много выдающихся спортсменов и результатов.
Познера очаровала Тутберидзе. Его раздражает, что спортсмены идут в Госдуму, потому что от них нет толка
– Интересно задать вам пару вопросов, которые уже задавал тому же Водолазкину. В Госдуме сейчас работают 17 спортсменов. Почему они так активно рвутся в политику?
– А куда им идти-то? Это большой вопрос.
Профессиональный спортсмен должен с утра до вечера заниматься спортом – как пианист, скрипач, балерина. Только тот же пианист может играть до конца своих дней, а у спортсмена наступает предел. То же самое у балерины, но они, как правило, уходят на пенсию. Спортсмены привлекательны для избирателя, потому что очень популярны. Партии с удовольствием их берут, они придают им дополнительный окрас.
Думаю, толку от спортсменов немного, хотя наверняка есть те, кто неплохо соображает. Но они не политики. Если бы они были политиками, то не занимались бы спортом. Они только придают определенную ауру: вот, смотрите, у нас есть Роднина, Исинбаева.
В других странах, насколько мне известно, спортсменов в парламентах крайне мало, если они есть вообще.
– То есть вас не устраивает, что условный Валуев отвечает за решения, которые касаются всех нас?
– Меня это не устраивает совершенно. Я не хочу сказать ничего плохого о Валуеве, хотя боксер он был совершенно никакой. Мягко говоря, не Мохаммед Али.
У меня нет ощущения, что он владеет вопросом в той степени, в которой необходимо владеть.
– А почему спортсмены почти всегда поддерживают действующую власть?
– Это их надо спросить. Я думаю, что если человек хочет делать карьеру и дальше продвигаться, то один из способов добиваться этого – поддерживать сильных мира сего. Показать свою преданность, патриотизм и так далее.
Кстати, когда какой-нибудь спортсмен начинает критически говорить о власти, обычно это не кончается уж очень хорошо.
– А были спортсмены, которые вас удивили в хорошем смысле? Эрудицией, воспитанием и так далее.
– Вы знаете, меня удивила Тутберидзе. Умница, очень естественная, ни во что не играет. Говорит как есть. Произвела просто прекрасное впечатление. Лучше многих-многих-многих других. Но она не спортсменка, а тренер. Это все-таки чуть-чуть другое.
Я не сомневаюсь, что среди спортсменов немало умных людей, но насчет эрудиции у меня есть сомнения. Этим людям некогда читать книги, ходить в театр, смотреть кино.
– К вам в программу приходили спортивные чиновники. Сложился общий портрет?
– Я их приглашал по определенному поводу – скандала с допингом. Последним был новый министр спорта Олег Матыцин. Он мне понравился, говорил прямо и откровенно, без всяких намеков на заговор: какое решение будет у суда – мы должны его принять.
Все остальные абсолютно похожи на советских чиновников, которые ничего не признают и употребляют тот же набор набивших оскомину слов.
– Вы смотрите спорт по российским каналам?
– По «Матч ТВ» смотрю хороший футбол. Всегда смотрю теннис, но на «Евроспорте». Иногда удается посмотреть бейсбол, люблю хороший бокс.
ESPN, к сожалению, в России смотреть не получается, хотя с удовольствием бы это делал – они шикарно показывают. И англичане тоже: когда бываю в Лондоне, смотрю Sky News. Их футбольные трансляции – обалдеть можно. И комментируют великолепно, мне даже немножко обидно, потому что есть чему учиться: очень профессиональная оценка происходящего, грамотно обозначены детали – ничего лишнего. У них самый рядовой комментатор – ну очень хороший.
– Что нравится в «Матч ТВ»?
– Мне нравится, что хотя бы существует канал, где есть спортивные трансляции. А так, очень много рекламы, много букмекеров. Я считаю, что это лишнее, но, конечно, они должны зарабатывать деньги.
– У вас есть любимые спортивные комментаторы в России?
– Мне очень понравилось, как Сафин комментировал теннис. Чувствуется, что человек досконально понимает игру. Очень интересный стиль, он как бы подсказывал игроку: ну же, иди вперед, чего стоишь!? Я получил колоссальное удовольствие, потому что очень люблю теннис и понимаю его. А то иногда рассказывают бог знает о чем: в 1932 году случилось... А в это время идет игра. Да лучше расскажите мне, что происходит.
Познер занимается спортом 5 раз в неделю. Делает упражнения для пресса и бицепса
– Вам исполнилось 86 лет, и вы в отличной форме. Как поддерживаете ее во время карантина?
– Три раза в неделю занимаюсь фитнесом – как следует, до пота. А обычно занимаюсь 5 раз в неделю: трижды играю в теннис и дважды хожу на фитнес. Теннис пока закрылся, а своего корта у меня, к сожалению, нет.
– Фитнес – это что?
– В основном силовые упражнения: для бицепса, трицепса, мышц пресса, спины, ног. Есть упражнения на гибкость и равновесие.
– Как вы все это успеваете?
– Сейчас ко мне приходит тренер, мы занимаемся с 9 до 10:30. Потом день свободный, делай что хочешь. Особенно сейчас, когда никуда не нужно идти, никаких встреч нет. Можно заняться вещами, до которых не доходили руки: привожу в порядок документы, фотографии, выкинул пять мешков ненужных бумаг.
А в обычное время я играю в теннис в 8 утра. Потом весь день впереди, ничего не мешает.
– Есть соперник, которого вы обыграли в теннис, и этим гордитесь?
– Конечно. Я не буду называть имена, потому что они не громкие, но я играл с людьми, которые явно сильнее меня, и выигрывал. Это самое приятное.
Теннис – это ведь такая игра, где очень многое в голове. Когда ты понимаешь, что у соперника в голове непорядок, этим можно очень хорошо пользоваться.
– А вы вообще умеете проигрывать?
– Я очень не любил. Когда был пацаном, сильно плакал, говорил, что виноват не я, а ветер не в ту сторону дул. Я довольно долго не умел проигрывать и вообще стыдно об этом вспоминать. Но сейчас проигрывать научился.
Я очень злюсь на себя. Но не когда меня обыгрывают, а когда я сам плохо играю, ничего не получается. Вообще важно уметь проигрывать: улыбнуться, поздравить соперника.
– Вы говорили, что когда не играете в теннис, вам становится не по себе. Что вы чувствуете?
– Тело скучает, прямо ноет. Вот прямо очень хочется пойти на корт, ударить ракеткой по мячу.
– Лучший матч, который вы когда-либо видели?
– Да, хороший вопрос (Познер сказал это после 10 секунд молчания – Sports.ru). Это очень трудно, я помню много прекрасных матчей. Не могу вспомнить точные годы, но мне нравится пара финалов Федерера на «Уимблдоне».
В боксе – бой за титул чемпиона мира в среднем весе между Шугаром Рэй Робинсоном и Рокки Грациано 1952 года. И еще бой Мохаммеда Али и Джорджа Формана в Африке.
– Представьте, что у вас есть возможность провести целый день с любым спортсменом. Кто бы это был?
– Одного не назову. Думаю, Мохаммед Али. Может, Эмиль Затопек – единственный человек, который за одну Олимпиаду выиграл 5 тысяч, 10 тысяч и марафон. Может, Пааво Нурми – величайший бегун на длинные дистанции. Может быть, Федерер – он мне кажется очень интересным человеком.
Кто знает, может, я бы потом разочаровался, потому что ни с кем из них не разговаривал. Но хотелось бы.
– Слова Льва Толстого: «Надо непременно встряхивать себя физически, чтобы быть здоровым нравственно». Вы согласны?
– Еще древние римляне говорили Mens sana in corpore sano, то есть «в здоровом теле – здоровый дух». Это, конечно, не закон, но, наверное, вещи связанные. Я склоняюсь к тому, что если тело не здорово, с духом сложнее.
Другие интервью Вадима Кораблева:
Набутов: «Бессмысленные горы денег и жертв – вот наши победы»
Смертин: стихи Бродского, поездки на «Харлее» из Франции в Испанию, знакомство с Моуринью на яхте
Водолазкин: футбол не религия, но делал жизнь в СССР светлее и интереснее
Фото: East News/PRESTON STROUP; globallookpress.com/Yohei Osada/AFLO, Bai Xue/Xinhua; РИА Новости/А.Починин, Анатолий Гаранин, Олег Ласточкин, Евгений Одиноков, Алексей Дружинин, Кирилл Каллиников; pozneronline.ru; commons.wikimedia.org/Valeriy Shustov
Назови еще хотя бы 3 человек у нас, кто смог это сделать?
"Вовремя предать — это не предать, это предвидеть! "
Сейчас он уже рассказывает о пользе капиталистического общества.