В Петербурге – выставка соцреализма в виде матча: художники болели за «Спартак» и «Зенит», рядом с картинами – трибуны, газон и ворота
О культе тела в СССР 30-х годов и развитии живописи в эпоху госзаказа.
Уже больше недели главное культурное событие Петербурга – выставка «Дейнека/Самохвалов». Она посвящена двум, пожалуй, самым известным советским художникам 30-х-50-х годов – Александрам Дейнеке и Самохвалову. Обоих относят к жанру соцреализма: на картинах люди трудятся, занимаются спортом и мечтают очутиться в прекрасном будущем, которое вот-вот наступит.
Выставка проходит в пространстве «Манеж» и очень популярна: около трех тысяч посетителей по выходным и полторы тысячи – по будням. Это рекорд: как культурный центр «Манеж» работает с 1977 года, но еще никогда не принимал столько людей – многие стоят в очереди больше часа.
Почему этим заинтересовался Sports.ru? Дело в том, что выставка (300 работ из 37 музеев и 9 частных коллекций) структурирована по принципу футбольного матча: есть трибуны, разделы (война и мир, труд и спорт, герои и дети) подписаны как «сектора», на большом экране крутят отрывки игр советского чемпионата, в последней части экспозиции уложен газон и стоят ворота. Куратор выставки, ректор Академии художеств имени Репина Семен Михайловский, объяснял, что хотел создать противостояние Москвы и Ленинграда: Дейнека большую часть жизни работал в Москве и болел за «Спартак», а Самохвалов писал в Ленинграде и переживал за «Зенит».
Мы встретились с Михайловским, чтобы подробнее расспросить его об эпохе, где физкультура и спорт были важной частью искусства, и узнать, как он решился поставить ворота туда, где висят картины.
На выставке уже были Караваев и Ерохин. Скоро придут другие игроки «Зенита»
– Как вы себя чувствуете?
– Я счастлив. Мы, конечно, ожидали, что выставка вызовет интерес, но не предполагали, что настолько большой. Приходят очень приятные люди разных возрастов и социального положения с неподдельным интересом к искусству. Дело даже не только в масштабе замечательных художников, но и в том, что людям оказалась интересна эпоха, о которой мы рассказываем без напряжения и пафоса. В двух узких залах в самом начале выставки мы поместили тайм-лайн жизни художников и главных событий жизни страны. Так вот там толпы людей. Значит им интересны не только художественные образы.
– Вы не думали, что делать выставку в форме спортивного матча рискованно?
– У любой выставки должна быть драматургия. Мы не просто развешиваем работы по темам, по хронологии. У нашей выставки есть начало, прелюдия и достаточно эффектный конец. Нас занимала траектория движения, определенная последовательность.
Мы полагали, что Дейнека очевидный лидер. У него много знаковых работ, известных по школьным учебникам. А Самохвалов нам казался прекрасным художником, но не таким уж лидером. Были и другие сильные художники, которые рифмуются, сочетаются, но нам нужна была интрига, диалог Ленинграда и Москвы. А сейчас уже кажется, что это не соперничество: так вышло, что Дейнека и Самохвалов дополняют друг друга.
Нас, как людей из Петербурга, беспокоило, чтобы Самохвалов выглядел хорошо. Но давать кому-то преимущество мы не хотели.
– То есть совсем не боялись? Люди искусства часто ведь далеки от спорта.
– Не боялись. Даже видели в этом преимущество.
В юности я хотел стать спортивным журналистом. Как человека либеральных взглядов, меня не устраивал советский режим. Единственное пространство, где человек был относительно независим, – это спорт. Там вроде можно было писать, как ты считал нужным, спорт был свободен от партийной принадлежности. Но я не поступил в университет на факультет журналистики, а потом как-то шел по набережной мимо Академии художеств, решил, что есть смысл там учиться. В итоге занялся историей искусства.
– Как оформление с отсылками к спорту должно влиять на посетителей?
– Мы начинали с простой истории: выставки Дейнеки к 120-летию. Затем я подумал, что лучше сделать выставку, где будет противостояние Москвы и Питера – это ведь вечная драма. А если есть соревнование, то должны быть трибуны. Мы создавали атмосферу состязательности.
– На мой взгляд, одно из самых удачных решений – поставить скульптуру «Футболисты» на газон перед воротами.
– Мне тоже так кажется. Мы очень долго обсуждали, чем закончить, и решили сделать поле с 7-метровыми пустыми воротами. Юпитеры, которые светят прямо на тебя. Еще думали подвесить мяч, но не стали.
Когда выходишь на это поле и слышишь щемящую музыку, переполняют чувства. Ты остаешься наедине с собой. Ворота важны, но это только конструкция. Главные участники уже не Самохвалов или Дейнека.
– Этой выставкой вы подвинули Русский музей и Эрмитаж. Объясните, как такое возможно?
– У знаменитых музеев мало мотивации двигаться вперед, чем-то удивлять, рисковать. Русский музей делает замечательные выставки, но у них нет возможности развернуться, потому что площади ограничены и нет желания сменить ракурс. В Манеже всегда кураторские проекты. И нет никакого принуждения – кураторы сами выбирают, что показывать, на чем делать акцент.
В искусстве должно быть индивидуальное высказывание, личная ответственность. Сегодня за выставку отвечаю я, а завтра кто-то другой. Да, наверное, неизбежна ревность. Но когда нет личной ответственности, то нет конкуренции и желания чем-то удивить. Мы хотели сделать так, чтобы в каждом секторе были вещи, которые тронут человека. И нам приятно общаться с гостями. Они стоят в очереди, покупают билеты. Я им очень благодарен. Люди нуждаются во внимании как никогда раньше, потому что их с утра до ночи по телевизору заряжают чем-то агрессивным, морочат голову, кричат, орут. А на выставке люди возвращаются в нормальное состояние.
Надо внимательнее относиться к людям, им сейчас непросто. Мы общаемся, объясняем идею выставки, смысл каждой работы. Потому что кем бы ты ни был, ты должен чувствовать реальную жизнь.
– Сейчас следите за спортом?
– Общаюсь с футболистами «Зенита», их семьями. С Сашей Ерохиным и Славой Караваевым. У них очень эффектные цветные бутсы, высокохудожественные. Меня приглашают на матчи, я зову на выставки.
В последнее время хожу на все домашние игры: намного интереснее болеть за людей, которых лично знаешь. Например, теперь пристальнее слежу за тем, как пасует Караваев, испытываю совсем другие чувства, нежели раньше.
И мне нравится стадион «Газпром-Арена». Издали похож на скороварку, но все-таки очень удобный, просторный, комфортный.
– Последний матч, на котором вы были?
– Видел отличную победу «Зенита» над «Лионом». Смотрел игру сборной против Бельгии. Ну что делать, если соперник играет лучше. Я за то, чтобы наслаждаться игрой. Это главное.
– Кого-то из игроков удалось затащить на выставку?
– Были как раз Караваев и Ерохин, скоро придут другие ребята из «Зенита». На Культурном форуме видел Славу Малафеева, очень приятный человек.
Недавно, кстати, познакомился с Черчесовым в гостинице.
– Что скажете?
– Показался приятным и спокойным. Не заметил, чтобы у него закружилась голова от успехов.
– У него репутация самовлюбленного человека.
– Вот не знаю, пока так не показалось. Но если команда многого добивается, тяжело устоять от славы.
А вообще мне очень нравится Слуцкий, он удивительный – культурный, ироничный. Тренер ведь и не может быть с узкими взглядами.
Дейнека занимался боксом у великого тренера, который писал книги. В эпоху соцреализма нужно было изображать людей накачанными
– Самохвалов действительно болел за «Зенит», а Дейнека – за «Спартак»?
– Я, кстати, не знал. Но перед началом выставки это обнаружили критики.
Дейнека и Самохвалов правда очень любили футбол. Готовясь, мы нашли очень много больших работ, скульптур, простых зарисовок, посвященных спорту. Можно было сделать даже чисто спортивную выставку, но куда правильнее и интереснее было ее разбавить. Так намного живее.
– Дейнека на автопортрете – накачанный красавец. Это ведь не преувеличение?
– Нет, он занимался боксом. Причем у него был очень прославленный тренер – Александр Гетье, написавший пару книжек в том числе и об английском боксе.
Дейнека выглядел как богатырь, на портрете у него торс настоящего героя. Наверняка был драчуном, мог постоять за себя.
Самохвалов же был утонченной фигурой, более рефлексирующей.
– Главным заказчиком и потребителем искусства в то время было государство?
– Конечно. Социальный заказ был очень сильным. И оба художника жили за счет этого заказа: выполняли монументальные работы для общественных зданий, писали разные важные для партии сюжеты, получали хорошо оплачиваемые заказы, связанные с книгами. При всей чудовищной форме того государства, оно все-таки заботилось о благосостоянии художников.
Дейнека и Самохвалов – это советская элита. Я ожидаю критики, что мы воспеваем непростое время. Да, оно было непростое. Нам скажут, что мы не показываем трагедию. Но трагедия здесь есть. Когда смотришь, например, на картину «Перед спуском в шахту», становится жутко.
– Как художники переживали давление?
– Госзаказ ведь был у всех: и у Рубенса, и Ван Дейка, и у Тициана. Наши художники старались найти внутреннюю гармонию, обращались в прошлое. Например, когда Дейнека писал «Натурщицу», он думал о «Венере перед зеркалом» Веласкеса.
Такие реминисценции отвлекали, в диалоге с прошлым многие находили утешение. Утешение – что и при работе на заказ все-таки можно обращаться к чему-то великому.
– То есть они не думали: черт возьми, и почему я это делаю?
– Уверен, что «Черт возьми» они точно говорили. Конечно, было тяжело. Дейнека в 1944-м не получил Сталинскую премию за «Оборону Севастополя», которую безусловно заслужил. Есть стенограмма заседания, где коллеги обсуждают неправильные пропорции, неправильное положение тел. Но это ведь пронзительно гениальная картина.
– Работы Дейнеки и Самохвалова очень похожи. В чем разница?
– Они похожи, потому что оба работали в одно время и принадлежали к близким художественным группировкам – ОСТ и «Круг художников».
А разница, например, в лицах: у Самохвалова широкие скулы, особенные глаза, взгляд будто устремлен в вечность. У Дейнеки женщина доминирует, а у Самохвалова подчиняется. Дейнека много писал женщин, но у Самохвалова они более чувствительные.
– В чем задача культа тела в те годы? Чтобы показать, что наш народ все может и со всем справится?
– Мне кажется, да. После раздела «Спорт» у нас идет раздел «Труд». И там очевидно, что человека обязывали изображать накачанным. Советский человек ведь обязательно должен днем трудиться, а вечером бегать. А это такая щекотливая, даже опасная тема. Искусство тоталитарных режимов очень любило накачанные тела, там было важно физическое развитие человека, чтобы показать: мы сильные, для нас нет преград. Ненормальное развитие называлось дегенеративизмом, подлежащим уничтожению.
– То есть уместно сравнивать искусство сталинских времен с искусством фашистской Италии и гитлеровской Германии?
– В юности я этим очень увлекался, ездил в Германию и искал похожие сюжеты. Тогда мне казалось, что параллелей много. Сейчас думаю, что в наших картинках, где, например, пионеры выстраиваются в ряды, нет такой остервенелости.
Изучал архитектуру, ходил на стадионы в Нюрнберге, Берлине, Мюнхене – так вот в Германии были нечеловеческие циклопические сооружения. Все строилось из камня, на века, чтобы потом превратилось в величественные руины. У нас этого нет.
В искусстве гитлеровской Германии есть какая-то суровость, холод, веет преисподней. А в советском искусстве есть праздничность, излишняя декоративность. Мне кажется, это похоже даже больше на американцев.
– В Германии было «Дегенеративное искусство» – запрещали целые направления. У нас можно было рисовать, предположим, натюрморты?
– Тоже была своя система запретов.
Неправильно и опасно думать, что раз талантливых людей в те годы было много, значит, все у них было хорошо. Да, Шостакович получал премии, но это не значит, что ему позволяли легко жить.
– У вас выставка в форме матча. А кто победил-то?
– Искусство всегда побеждает. В любых соревнованиях.
Фото: instagram.com/manegebookshop; www.deineka.ru; a href=»http://manege.spb.ru/»>manege.spb.ru; ru.wikipedia.org; instagram.com/cluster_88
Быть может фанатам лучше на выставки ходить, чем тупым позёрством заниматься?!
хотя материал прекрасный побольше бы таких статей!! автору плюс!!!