Автобиография Майкла Каррика «Между Линиями». Глава 11. «Уэмбли»: Часть 2
Лиза прекрасно знала, насколько всё печально. Во время Чемпионата мира 2010 года я почувствовал себя ещё хуже. Мне было очень плохо в Южной Африке: к уже привычной депрессии добавилось желание поскорее вернуться домой. Физически я был в идеальной форме, но эмоционально я был раздавлен. Я сказал Лизе: «Я возвращаюсь домой. Я так больше не могу». Она знала, как мне плохо, но и ей было не лучше. Она только родила Джесси, и из-за проблем во время родов её постоянно мучила боль в спине. Порой она напоминает о себе по сей день. Джесси только родился, сын был для меня благословением, но я был тенью себя самого. В 2010 году я дошёл до той точки, когда сказал себе: «Не знаю, хочу ли я и дальше этим заниматься». Я был так расстроен, пребывал в такой глубокой депрессии, что просто не хотел больше играть. Мое состояние негативно повлияло и на следующий сезон тоже. После возвращения с Чемпионата мира по дороге в «Каррингтон» я всё повторял про себя: «Я не хочу сегодня играть в футбол. Я не хочу ехать на тренировку. Хотел бы я делать что-то другое». Когда я стоял на светофоре в ожидании нужного сигнала, чтобы перестроиться на Каррингтон Лейн, переходящую в Ишервуд Лейн, я вдруг подумал: «Секундочку. Я играю в лучшем клубе в мире бок о бок с лучшими в мире же игроками под руководством лучшего в мире тренера. Я делаю то, о чем я мечтал. У меня жена и двое детей».
Дома я был настолько счастлив, насколько мог. Потом начинались самобичевания в стиле: «Что же тогда меня не устраивает? Откуда эта депрессия?» Но я больше не наслаждался игрой. Хотел бы я вернуть те невинные деньки, когда моя любовь к игре была чиста как стеклышко. Я хотел вернуться в те дни, когда играл в футбол в Хоутоне, потом в Boyza и на «Сент-Джеймс Парк». Теперь на месте пламени любви к футболу остался только пепел. Если бы моя карьера закончилась в 2010 году, меня бы это не особо волновало. Каждый день я задавал себе один и тот же вопрос, и каждый раз ответ был прежним. Я хотел вернуть себе свою жизнь. Я 15 лет прожил вдали от дома, постоянно в движении, постоянно под давлением. Только вот никогда ранее я не переживал столь глубокую депрессию.
Все ещё больше ухудшали ситуацию постоянные проблемы с ахиллом. Я никогда не забуду унижение, которое я испытал во время матча за резервную команду против «Сити» в Кубке Манчестера на «Ивн Филдс» в августе 2010 года. Сэр Алекс собрал вместе ребят, которые не играли против «Фулхэма» в Премьер-Лиге двумя днями ранее: к привычным игрокам резерва типа Магнуса Эйкрема, Уилла Кина, Бена Эймоса и Джо Даджона присоединились Уэс, Гиббо, Нев, я, Крис Смоллинг, Андо, Рафаэль, Том Клеверли и Кико Македа. Когда мы уходили с тренировки, сэр Алекс сказал мне об этом. Я был в бешенстве.
«Какого хрена я должен играть за резервистов?»
«Тебе нужен этот матч».
«Но это же бессмысленно. Я с таким же успехом могу просто потренироваться. Резерв это отстой. Что я буду там делать?»
«Слушай меня, бл***. Ты пойдёшь и будешь играть. Смирись с этим».
И всё. Сэр Алекс не оставил мне права на дальнейшие споры. А ведь он мог и запросто голову мне оторвать со словами: «Что ты, бл***, о себе возомнил?» Но он лишь сказал мне, что я буду играть, и ушёл. Одному Богу известно, почему я общался с ним в таком тоне. Я себе не позволял такого ни до, ни после этого разговора. Я был в шоке от самого себя. Важно то, что Босс сохранял спокойствие в той ситуации, хотя у него было полное право настучать мне по голове. Следующий день мог вполне стать концом моей привычной жизни. Возможно, он что-то знал.
Сейчас я понимаю, что та игра помогла найти одну вещь в себе, о которой я забыл. Я думаю, что это была уснувшая гордость. С ней-то попрощаться я был не готов, поэтому вышел на поле, чтобы перед 1 569 людьми сыграть против молодёжной команды «Манчестер Сити». Гари Невилл начал матч с центра поля. Все его действия кричали о том, что он не из простого теста. К началу матча я успел уже воспроизвести про себя столько вариаций фразы «Я не хочу тут находиться», что вы и представить себе не можете. И вот в одном игровом моменте мяч оказался недалеко от меня. Игрок «Сити» скользнул в подкате по мокрому газону за ним, но не достал, и мяч спокойно укатился за боковую линию. Так как он и так выходил, я подумал, что падать за ним на мокрый газон вовсе не стоит. Сейчас мы выбросим аут и игра продолжится. Но Нев будто с ума сошёл. Он подбежал и начал орать: «Карра, твою мать, ты что забыл, как делать подкаты?»
«Оть**ись, Нев. Успокойся!»
Мы немного повздорили, но потом я понял, что Нев был охренеть как прав. Я должен был собрать себя в кулак и справиться с проблемами. Неву было 35 лет, но даже в матче за резерв он полностью отдавался игре. Он был примером профессионализма: 602 матча за «Манчестер Юнайтед», 85 за сборную Англии, и всё равно в этом матче он выкладывался так, будто это был финал Кубка Англии. Уважаю!
Босс также дал мне поиграть в матче Кубка Лиги 26 октября 2010 года против «Вулверхэмптона». Это была единственная игра, в которой я оказался на поле одновременно с Равелем Моррисоном. Равел был одним из тех ребят, которые, попадая в основную команду, заставляли «старичков» опасаться за свое место, особенно когда их с лёгкостью обыгрывали. Равел мог обходить защитников как стоящих, протискиваясь в малейшую щель. Он очень быстро завоевал авторитет в команде. Это было что-то вроде: «О, с этим парнишкой нужно быть осторожнее». Когда в команде появлялись новые молодые игроки, обычно мне было несложно отобрать у них мяч, просто отодвинув в сторону, но не в случае с Равелем. Сэр Алекс как-то сказал нам, что он лучший юный игрок, которого ему довелось видеть в жизни. К сожалению, карьера Равела закончилась ничем. Это обидно, ведь сэр Алекс перепробовал всё, чтобы он концентрировался на игре. Он угрожал выбросить его из клуба, выгонял из раздевалки, приказывал меняться. Он пытался найти и иной выход, контролируя его: он пригласил игрока молодежки в раздевалку основной команды и даже приказал ему тренироваться с нами. И это в 16-то лет. Но ничего не работало. Рио Фердинанд и Гари Невилл подолгу беседовали с Равелем, пытаясь выработать у него правильную ментальность. Какая бездарная трата таланта. А ведь Равел мог бы стать великим игроком.
Из-за того, что меня вновь беспокоил ахилл, в матче против «Вулверхэмптона» мне пришлось играть на обезболивающих, а потом я и вовсе выбыл из игры на пару недель. Когда же я вернулся к тренировкам, сэр Алекс подошёл ко мне и сказал: «Ты сейчас в лучшей форме за последнее время. Ты хорошо передвигаешься по полю». Боссу на самом деле не нужно было демонстрировать мне свою человеческую сторону. Я был не в лучшей форме, но его слова меня взбодрили. А ещё я понял, насколько меня всё-таки раньше мучали проблемы с ахиллом. Но теперь они отступили, и я вновь мог двигаться свободно. Внезапно во мне что-то переклинило, и я вновь стал собой. Я вернул себе прежнюю остроту. Мой ренессанс совпал с завершением переговоров, которые продлились с ноября до марта, а потом у финиша чуть не заглохли. И всё-таки «Манчестер Юнайтед» хотели меня, они верили в меня, да и я сам в себя верил. Болельщики смотрят на высокооплачиваемых игроков и не понимают, почему у них случается спад формы. Но мы такие же люди, и у нас тоже бывают страхи и депрессия. Футболисты — не роботы.
С тех пор я стал сильнее психологически и больше в себе так не сомневался. Но в некоторых ситуациях неуверенность порой напоминала о себе. Так сразу после ничейного матча против «Марселя» в феврале 2011 года меня вызвали в офис Босса. Тот матч был ужасным, а состояние поля ещё хуже. Игру просто хотелось забыть, но это желание разделяли не все. Когда я вернулся в «Каррингтон», сэр Алекс вызвал меня. Но это не был допрос, все было скорее в стиле: «Майкл, ну же, ты должен оживиться». Я сказал себе, что должен работать усерднее. Я вспомнил дедушку, который усердно работал, как и мои родители. Поэтому я начал приезжать в «Каррингтон» раньше и уезжал позже. Я больше времени начал проводить в спортзале, работая до последней капли пота, чтобы набрать лучшую форму.
Моё восстановление совпало с изменениями в центре поля, из-за которых у меня прибавилось ответственности. Скоулзи получил травму и выбыл из игры. Флетч мучался с колитом. Я не хотел его сильно беспокоить, поэтому просто поддерживал его смс-ками с пожеланиями скорейшего выздоровления. Он боролся с ним уже некоторое время, и при этом умудрялся утаивать всё от нас. Я очень его уважаю. Он смог вернуться в игру и выступать потом на очень высоком уровне. Итак, моим новым партнёром по центру поля стал Гиггз. Именно наша пара играла в обоих четвертьфинальных матчах Лиги Чемпионов против «Челси». Наши взаимодействия в паре отличались от тех, которые у меня сложились со Скоулзи. Скоулзи больше концентрировался на контроле и пасе, Гиггзи же был дриблером, что было редкостью для игрока центра поля. Он продумывал всё на очень много шагов вперед, все его действия были нацелены на атаку. Если он видел свободную зону, то либо забегал в неё сам, либо отдавал туда пас. Мне действительно нравилось играть в паре с Гиггзи эти несколько месяцев. Да, он не молодел, но вот 37 лет никто ему дать не мог. Он провел оба матча с «Челси» от звонка до звонка. Он был в отличной форме. Я действовал больше на оборону, чтобы ему было попроще. Я с удовольствием играл в паре с ним, да и со Скоулзи тоже. Для их комфорта я с радостью приносил в жертву свою игру. Я делал всё, чтобы они могли показывать высший класс. Мне всегда были важны интересы моего партнёра, уважая их, я мог помочь нам играть ещё лучше. При этом ради этого я мог отказаться от своей традиционной игры. Если это будет на пользу нашей паре, то почему бы так не сделать? Мне не нравится даже думать о том, чтобы ради своих интересов пожертвовать командной игрой и результатом. Это могло бы улучшить мою репутацию, но я выходил на поле, чтобы побеждать. Я был настроен только на то, чтобы помочь команде достигнуть этой цели.
Это проливает свет на то, как я вижу игру в целом. Мне действительно нравится продумывать всё на два или три шага вперёд, чтобы убрать соперника с потенциально опасных позиций. Это как партия в шахматы, когда ты пытаешься раскрыть ходы соперника. Например, пока весь стадион будет высоко оценивать пас полузащитника фланговому защитнику, я буду думать, что смысла в таком решении немного, ведь фланговый защитник следующим своим движением отправит мяч обратно полузащитникам. Я предпочитаю придержать мяч пока кто-то не откроется в атаке. Я пытаюсь контролировать соперника благодаря силе или скорости паса. Вместо быстрого паса в ноги я могу отправить мяч под углом, заставив партнёра немного сместиться, что собьет с толку соперника: нужно ли идти за ним или нет. Если защитник решает не идти за партнёром, он может спокойно бежать с мячом дальше; если же он решит пойти за ним, то я меняю траекторию мяча на изначальную, и защитник уже потеряет свою позицию. Важна не только техника, но и мышление.
Иногда я играю проще: пытаюсь стянуть соперника на себя, заставить его отдать пас на вингера на противоположный фланг. Я часто вижу как игроки отдают эти дальние диагональные пасы. Это красиво, это нравится всем, только вот это настолько предсказуемо. Адресант может оказаться на месте, да и пас может быть очень красивым, но все защитники соперника уже успеют к нему подготовиться, и, возможно, для этого им даже позицию менять не придётся. А ведь главная задача паса — сместить соперника с удобной позиции.
Защитники другой команды могут с легкостью справиться с таким невероятной красоты пасом на 60 метров. А вот пас метров на пять между двух полузащитников может стать большой неожиданностью для всей обороны соперника: они будут не готовы, им будет непонятно, почему полузащитники сплоховали. Передачи вперёд между линиями обороны всегда были моим коньком. Тут важно правильно выбрать время и сделать всё так, чтобы сопернику было непонятно. На это не обращают внимания, это не модно. Люди вряд ли часто думают «Какой невероятный был пас». Однако именно такой невзрачный пас может оказаться самым эффективным. А я никогда и не играл ради аплодисментов.
Сэр Алекс всегда говорил мне, чтобы я стремился получить мяч, то есть забрать его у центральных защитников, держать у себя. Даже если нам противостоял трудный для меня соперник. Другие тренеры редко так делают. Если бы мне противостоял кто-то неудобный, то от другого тренера я скорее всего услышал бы: «Такой пас слишком рискованный. Лучше так не делай». Но сэр Алекс доверял мне и Скоулзи. Он говорил нам: «Играйте, как чувствуете. Не бойтесь контакта с ними». Даже если я находился под давлением, я не собирался уступать сопернику. Я пытался играть с ним, намекая: «Ну, и чего же ты ждёшь?» Я просто видел куда большую картину происходящего: я находил свободное пространство или партнёра в максимально опасной позиции. Если внезапно Руни, Гиггз или Роналду врывались в это пространство, я отдавал пас на одного из них. Иногда он был коротким. Если мне не удавалось оттянуть на себя соперника, я разворачивался и искал другие варианты. Когда я играл в паре со Скоулзи, мы очень часто пасовали друг другу вместо того, чтобы подключать фланговых защитников. Если отдать пас на фланг обороны, то игрок, отвечающий за меня, может расслабиться с чувством выполненного долга, но при распасовке со Скоузли он просто не будет знать, что делать дальше: прикрывать меня или нет. Это играет не в его пользу. Хотя мы никогда этого не обсуждали, мы частенько разыгрывали двухходовки в центре поля. Мы отдавали два-три лишних паса просто для того, чтобы сбить их с толку. Маленькая партия в рамках большой. Возможно, мы и не получали от этого особого удовольствия, но уже через пять минут соперник начинал думать, что устал, или вообще переключался. Так физическая игра приобретала психологические нотки. Я постоянно испытывал их на прочность. Мы с Грэмом много об этом говорили. Тут важны мышление, техника и видение игры.
Утром перед матчем на «Стэмфорд Бридж» мы с Тони Страдвиком, Рио Фердинандом и Эриком Стилом ушли из отел «Corinthia», чтобы немного погулять в районе Лондонского Глаза и немного поболтать. У нас был такой ритуал перед выездными играми. Я был расслаблен. По дороге к стадиону я чувствовал уверенность и возбуждение. На разминке мне было легко, мысли были ясны, а движения быстры. Я услышал пару тёплых приветствий от болельщиков «Челси» в стиле «отвергнутый "Вест Хэмом"», «отброс "Тоттенхэма"», «грязный говнюк с севера». Они меня как обычно развеселили и ещё больше подняли настроение. Я был нацелен ответить им тем же, но уже на поле.
Давление матча против английского клуба в Лиге Чемпионов было колоссальным. Мне было куда проще играть против «Реала» или «Милана», потому что мы не хотели уступать «Челси» даже миллиметра поля. Если «Реал» или «Милан» обыгрывал нас, а потом побеждал в Лиге Чемпионов, то ничего катастрофического бы не произошло, ведь мы бы не встречались потом некоторое время. Если бы такое случилось с «Челси», то это была бы катастрофа.
Я всё думал, что дальше должны пройти именно мы. Между нами царит здоровое соперничество. Кстати, история противостояний «Манчестер Юнайтед» с разными клубами складывалась по разному: «Ливерпуль» всегда был нашим заклятым врагом, с «Челси» мы начали активно соперничать уже после создания Премьер-Лиги, «Арсенал» недолго был нашим главным соперником — пару лет всего, а потом они немного отстали, с «Тоттенхэмом» у нас никогда не было ничего подобного, а уже потом на арену вышел «Сити». Мне нравилось наблюдать за сэром Алексом и подмечать интересные моменты. Например, он вступал в словесные перепалки только с теми тренерами, команды которых угрожали нашему лидерству, типа Бенитеса. Тренеры же тех команд, которые не представляли для нас опасности на поле, его не интересовали и вне него. Думаю, что он просто не видел смысла в пустой трате времени и энергии. Тот четвертьфинал на «Бридже» был очень важен для меня: именно там я окончательно попрощался со своей пост-римской депрессией. В моей голове события матча развивались медленнее. Я был спокоен. Меня не покидало ощущение, что именно это я и искал. Я контролировал абсолютно всё. Я отдал пас на Гиггзи, а он — на Руни, который отправил мяч в ворота «Челси». Наконец-то. Слава Богу. Я вернулся на свой прежний уровень, где ожидания столь высоки. Я не мог дождаться, когда мы вернёмся на «Олд Траффорд» и закончим начатое. Мы сыграли 2-1 и начали готовиться к выезду в гости к «Шальке».
Первый матч полуфинала Лиги Чемпионов против «Шальке» стал одним из лучших в моей карьере. Тогда за команду из Гельзенкирхена играл Рауль, но, к счастью для нас, у него практически не было моментов. Мы же могли забить пять или шесть голов, но Мануэль Нойер поймал кураж. Казалось, будто это вовсе не матч полуфинальной стадии Лиги Чемпионов. Я не хочу показаться неуважительным по отношению к «Шальке», но команда просто ужасала. Мы победили 2-0 на выезде. Сэр Алекс сказал мне, что ответный домашний матч я начну на лавке запасных. Мне было неприятно, ведь я любил футбол. И всё же я понимал его решение: после матча против «Шальке» мы должны были сыграть дома с «Челси» в рамках Премьер-Лиги.
Перед игрой Босс сказал всем нам, что он собирается внести в состав ряд изменений. Когда он вышел из раздевалки и игроки остались одни, мы начали переговариваться шепотом: «Что, черт возьми, Босс делает? Это же полуфинал Лиги Чемпионов! Если мы пропустим ранний гол, то приехали». Сэр Алекс Фергюсон возможно единственный тренер в истории Лиги Чемпионов, который решил дать своим игрокам возможность отдохнуть на матч полуфинала турнира. Но мы ему доверяли. В такие моменты я восхищался им ещё больше, ведь он был прирожденным игроком, не боящимся риска. Ведь так? Парни уверенно победили, а мы все подошли к матчу с «Челси» свеженькими и отдохнувшими. Мы обыграли «синих», так что ротация тренера была вновь оправдана. Только вот никто в решениях тренера и не думал сомневаться.
